СОБОР 809 ГОДА

Значительное явление 809 года хронист отмечает настолько лаконично, что из его записи нельзя составить глубокого представления о самом событии: после своей осенней охотничьей прогулки в Арденнах император вернулся в Ахен и там «провел собор об исходе Святого Духа — что есть весьма спорный вопрос, первый импульс которому дал некий монах из Иерусалима по имени Иоанн. Чтобы сформулировать вероучительный взгляд на сей вопрос, к папе Льву в Рим были направлены епископ Вормский Бернар и Адалард, аббат монастыря Корби. Кроме того, на этом соборе обсуждался вопрос о состоянии церквей и происходящих в них переменах, о которых утверждают, что в храмах служат Богу, но об этом ничего не было, решено по причине масштабности вопроса». Так, в ноябре в Ахене произошло церковное собрание, которое, с одной стороны, взялось дебатировать об исходе Святого Духа, а с другой — вознамерилось обсуждать общие темы церковного устройства и образа жизни клириков, монахов и монахинь. Учитывая необъятные рамки ожидаемого урегулирования, усилия оказались безрезультатными, ибо времени оставалось слишком мало — зима была уже на пороге.

В богословском плане речь шла о догмате веры как комплексной проблеме проистекания Святого Духа — только ли от Отца или же от Отца и Сына. Споры вокруг так называемой формулы филиокве уже на Франкском соборе 767 года под председательством короля Пипина привели к столкновению местных епископов с греческими представителями. Символ веры II Вселенского собора в Константинополе содержал следующую формулу символа веры, которая еще потому была обязательной, что III Вселенский собор 431 года в Эфесе, а вслед за ним и Халкидонский собор 451 года, категорически запретил вносить какие-либо поправки в Symbolum Niceanum-Constantinopoliyanum[86] «[Я верую] во Святой Дух, Господа и Подателя жизни, исходящий от Отца. Вместе с Отцом и Сыном почитаю и поклоняюсь Духу Святому, изреченному устами пророков». Отец церкви Амвросий и некоторые другие в IV–V веках дали богословское предвосхищение последующей католической формулы филиокве, которая впервые получила свое законченное обоснование на третьем соборе в Толедо 589 года: «Святой Дух равным образом требует от нас почитания, причем следует научать, что он проистекает от Отца и Сына».

Символ веры Ошгщие конца VI столетия доказывает, что это учение почти одновременно укоренилось в галльской церкви. Свидетельства включения этого добавления в символ веры встречаются также в англосаксонских текстах последней четверти VII века. На упоминавшемся Франкском соборе в Жантии 767 года возникли споры между «римлянами и греками» о Святой Троице, формуле филиокве и о почитании икон. В источнике Libri Carolini, который прежде всего преследовал цель непринятия решений второго Никейского собора 787 года и выражения критического отношения к соборным положениям о почитании икон, основной удар направлялся против патриарха Константинопольского Тарасия и его мыслей о том, что Святой Дух через Сына проистекает из Отца. Это утверждение подверглось осуждению как лжеучение, бросающее вызов истине.

Для отцов Регенсбургского (792 год) и главным образом Франкфуртского (794 год) соборов, увлекшихся опровержением и осуждением так называемого адоптианства, то есть учения, согласно которому Христос как человек может быть лишь приемным сыном Бога-Отца, именно формула филиокве имела решающее значение как доказательство безграничной божественности Христа в Святой Троице[87], которая одновременно опровергла его расщепление на две сущности и, таким образом, отвергла адоптианство как таковое. Советчик Карла Алкуин по желанию своего господина составил трактат на эту тему, который в живой и ученой манере отстаивал франкский символ веры. В том же ключе аргументировал свои взгляды на Сивидальском соборе 796–797 годов епископ Аквилейский Павлин, который даже потребовал от каждого выучить наизусть обогащенный тем самым символ веры во имя собственного спасения души. В отношениях с Римом этот важный вопрос в любом случае не вызвал особых разногласий, хотя в качестве символа веры матери всех церквей только апробированный соборами символ, а именно без добавки о филиокве, пробивал себе дорогу.

Чрезвычайно актуальный вопрос вновь занял свое место в сознании богословов и самого Карла, толчок этому дала сфера, в которой непосредственно столкнулись греческое вероучение и его франкское толкование. В Иерусалиме разгорелся ожесточенный спор, о деталях которого мы достаточно хорошо информированы из нескольких посланий, адресованных папе и императору, из сборников материалов, например из характерного для римских нравов составлявшегося по памяти протокола, а также из жизнеописания грека Михаила Синкеллоса. Эти документы помогают пролить свет на сомнительное решение Ахейского собора 809 года.

Спор вокруг формулы филиокве был инспирирован гневными обвинениями священника и монаха Иоанна из греческого монастыря Святого Саввы близ Иерусалима. Иоанн упрекнул франкскую конгрегацию монастыря на Элеонской горе именно в этом добавлении к символу веры как составной части божественной литургии, квалифицировав данный факт как откровенную ересь. Кроме того, обличитель назвал всех франков без исключения еретиками, скорее всего из-за того, что они бросили вызов второму Никейскому собору как общеобязательному Вселенскому церковному собранию. После наступившего было кажущегося мира спор разгорелся с новой силой, причем патриарху Иерусалимскому не удалось примирить конфликтующие стороны. Иоанн ссылался на Symbolum Niceanum-Constantinopoliyanum, в то время как конгрегация Элеонской горы обращалась к высшему вероучительному авторитету папы римского, чтобы опереться на него в столь деликатном вопросе. В послании папе Льву III монашествующие напоминают о том, что один из них, однажды сидя у ног Льва и монарха в капелле, то есть в Ахене, в произно-.симом нараспев символе веры услышал следующие слова: «…исходивший от Отца и Сына» (то есть Святой Дух). То же самое произносилось в толкующей Священное Писание проповеди и в диалогах Григория Великого, а также в приписываемом святому Афанасию символе и в уставе ордена бенедиктинцев, текст которого вручил им сам император.

Этот запрос поставил Святейший престол между двух огней, поскольку сам Рим в противоположность империи франков, Англии и Испании продолжал использовать старый неизменный соборный символ, и даже после 787 года формулировку патриарха Константинопольского Тарасия, подвергавшуюся резким нападкам в Libri Carolini, о том, что Святой Дух через Сына проистекает от Отца, следовало для успокоения страстей воспринимать толковательно, но ни в коем случае как добавление к первооснове. В своем ответе Лев III настаивал на римском статус-кво, переправив вопрошавшим в Иерусалиме правоверный символ веры без вызвавшего столько споров добавления. Гонцы из Иерусалима, скорее всего представители монастыря на Элеонской горе, после этого прибыли в Рим с ответным посланием патриарха Фомы[88]. Заручившись подробным письмом понтифика, они отправились к Карлу. Лев III, чье положение было несравнимо с влиянием его предшественника, не рискнул занять однозначную позицию, которая, с одной стороны, резко противопоставила бы его франкской церкви и ее хранителю императору Карлу, а с другой признание формулы филиокве повлекло бы за собой отказ от римской традиции и, кроме того, осложнило бы, если вообще не перечеркнуло бы возможное сближение с Восточной церковью. Даже Адриан I предпочитал осторожно воздерживаться от богословских толкований Libri Carolini с отказом от решений второго Никейского собора.

Таким образом, данная проблема переместилась на другую сторону от Альп — в Ахен. Карл не стал уклоняться от брошенного ему вызова и в ноябре 809 года созвал тот самый собор, которому было суждено заняться прежде всего вопросом проистечения Святого Духа. Карл вновь обратился к окружавшим его сведущим носителям учености. Хотя Алкуин скончался в 804 году, его место заняли архиепископ Зальцбургский Арн, аббат монастыря Сен-Мишель Смарагд, епископы Орманский Теодульф, Базельский — Хейте и Регенсбургский — Адальвин, которые в более или менее компактном виде собрали воедино соответствующие библейские цитаты, соборные декреты, но прежде всего свидетельства отцов церкви, главным образом Иеронима и Августина, чтобы продемонстрировать богословскую несостоятельность формулы филиокве. Особенно тщательно отредактированное и хронологически выстроенное обширное собрание доказательных аргументов епископа Арна составило текстовую основу так называемого Ахейского декрета о проистечении Святого Духа от Отца и Сына.

Тем самым решающим оказалось слово, прозвучавшее из Ахена, а не бесспорный авторитет Рима в вопросах вероучения, на главенствующее положение в котором Карл никогда не претендовал, несмотря на глубоко укоренившееся в нем чувство ответственности за судьбы церкви. Как аббат монастыря Сен-Рикье Ангильбер в 792 году повез в Рим решения Регенсбургского собора, так теперь досточтимые посланники отправились в Вечный город, чтобы подтолкнуть папу к принятию окончательного решения насчет формулы филиокве. Упоминаются в этой связи епископ Вормский Бернар, аббат монастыря Корби Адалард, в ту пору наиболее влиятельный деятель при дворе, а также эксперт по отношениям с Востоком епископ Амьенский Иессе.

Видимо, в первые месяцы 810 года в ризнице старого собора Святого Петра в присутствии папы и посланников состоялся «коллоквиум», продолжавшийся два дня. Предание отразило его своеобразным образом. Представители императора положили в основу своей аргументации текстовые свидетельства архиепископа Зальцбургского Арна, в духе которых понтифик и открыл этот диалог. Надо сказать, что данное мероприятие не принесло франкским представителям желаемого результата. Хотя римский понтифик дал понять, что разделяет точку зрения императора относительно проистекания Святого Духа от Отца и Сына, тем не менее он не проявил готовности к расширительному вторжению в достопочтенный текст символа. Чисто софистически он считал, что не все относящееся к вере следует непременно включать в текст. Однако папа не привел в подтверждение своего взгляда никакого аргумента и пообещал собеседникам вернуться к затронутой теме на следующий день. Решение столь важных для государства франков проблем понтифик переложил на плечи императора, который, следуя примеру Римской церкви, должен был проследить за тем, чтобы отныне во время мессы в пфальце символ больше не пропевали. «Если вы изымете символ из службы, то вслед за вами и все это отменят». На том и заканчивается столь своеобразное свидетельство.

Судя по всему, святой отец с облегчением воспринял отъезд неугодных посетителей. В доказательство своей правоверности, по свидетельству книги папств, понтифик велел отчеканить текст символа веры, разумеется, без добавления формулы филиокве, на трех серебряных пластинах, закрепленных на деревянных досках. Они были установлены по обе стороны склепа апостола Петра, а также в месте захоронения апостола Павла. Обе пластины в соборе Святого Петра содержали текст символа веры на греческом (!) и латинском языках, а экземпляр в соборе Святого Павла — только на латинском. Итак, франкская экзегетика споткнулась о преемника апостола Петра!

Несмотря на сдержанность Рима в вопросах веры в середине IX столетия, патриарх Константинопольский Фотий подхватил распространенную на Западе формулу филиокве как существенный элемент обвинения против Западной церкви. С тех пор данная субстанция остается одним из главных элементов схизмы между обеими христианскими церквами. В заключение отметим, что эта расширительная формула была включена в Римский символ веры лишь в 1014 году по настоянию императора Генриха II.

Ахенское собрание в ноябре 809 года целиком и полностью было посвящено обсуждению этого сложного богословского вопроса, так что из-за нехватки времени и напряженности повестки дня до обсуждения общих проблем церковного устройства и образа жизни клириков и монашествующих дело не дошло. Однако новейшие исследования, в особенности Арно Борста, позволяют утверждать, что, несмотря на нехватку времени, отцы собора интенсивно обсуждали вопрос о концепции и построении энциклопедии, основы которой, по-видимому, заложил еще аббат и друг Карла Алкуин, скончавшийся в 804 году. Эта так называемая энциклопедия представляла собой, насколько подтверждают рукописные описания, главным образом собрание материалов по летосчислению, то есть Venerabilis, в то время как средневековые энциклопедии в соответствии со своим названием действительно охватывали всю полноту или претендовали на полноту накопленного знания. В этой связи можно напомнить об Исидоре Севильском или об ученом Рабане Мавре.

Конечно, после того широко известного солнечного затмения 1 апреля 740 года, которое внесло немалую путаницу в точность датирования пасхальных праздников на основе расчетов, проделанных Бедой и Викторием Аквитанским, повсеместно возрос интерес к астрономическим наблюдениям и летосчислению. Однако пока рано было говорить о появлении принципиально новых моделей, сводивших бы в единую научную систему, так сказать, культовые данные и небесные явления.

Карл и Алкуин в своей переписке с трудом находили общий язык по элементарным проблемам, а в сохранившемся протоколе 809 года об ответах экспертов по проблематике летосчисления обсуждаются общеизвестные аспекты фаз Луны в марте и апреле и их значение для датирования праздника Пасхи. При этом содержится указание на лекцию, «составленную достопочтенным аббатом Адалардом». В рукописях того времени, местом происхождения которых был монастырь Корби, прослеживаются фактические изображения разных фаз Луны. Но эти усилия не породили должного энциклопедического импульса. Собирание известного материала по проблематике летосчисления напоминает скорее свидетельства церковных авторитетов в связи с преодолением актуальных догматических проблем. «Имперский календарь» из монастыря Лорш, с большим апломбом представленный недавно Арно Борстом, не заслуживает такого претенциозного наименования, ибо скорее всего оно объясняется близостью Карла к этому королевскому монастырю, а также тем, что в календаре отмечен день рождения императора.

Еще более примечательными, нежели эти усилия связать все культурные проявления эпохи с центральной личностью Карла и его двором, является то, что в этом календаре, как, впрочем, и во всех других, просматривается попытка обогатить древнее деление года на двенадцать месяцев главными христианскими праздниками, днями конкретных святых, астрономическими наблюдениями, данными летосчисления и впечатлениями от прочитанных произведений античных авторов, к примеру Naturalis historia[89] Плиния-старшего, а также осознать и понять как бы уже ставшие библейскими числа, меры веса и длины как проявление заданного божественного порядка на основе ученого знания и автопсии. Сюда же относятся наблюдения за небесными явлениями. Поводом для такого заключения стал главным образом 807 год, но вместе с тем конец 809-го и начало 810 года. Этот интерес, безусловно, разделяли король и император. У Карла был серебряный стол «изумительной красоты и размера, на котором независимо друг от друга были нанесены три изображения — карта мира, картина звездного неба и заключенные в окружности орбиты планет». А Алкуин в своей монастырской школе в Туре специально для обучения юных клириков велел нарисовать красками своеобразное подобие небесного свода. Но изо всего этого делать вывод о законченной концепции «имперских календарей» или даже энциклопедий в связи с собором 809 года означало бы выдавать желаемое за действительное.

Сколько бы ни пытались «дистиллировать» поэтические старания панегиристов в ахенском дворце или переписку интеллектуалов со своим господином и хозяином в академию, своего рода «новые Афины», сколько бы ни говорили, что кодексы, которые можно привязать к Карлу и его двору, породили придворную школу как постоянно действующую структуру, и, наконец, сколько бы ни доказывали, что архитектурные реликты или даже награбленные памятники этой эпохи позволяют говорить о существовании придворного искусства, первоисходные ахенские инициативы при всем желании не дают основания для составления из них всеобъемлющей энциклопедии. Видимо, прав Эйнхард, когда он пишет лишь о том, что во всех своих многообразных усилиях Карл, собственно говоря, не вышел за рамки «франкизации» и «христианизации» языческо-латинского календаря, называя по англосаксонскому образцу месяцы соответственно событиям церковной жизни или основным выполняемым сельскохозяйственным работам. Так, апрель стал месяцем Пасхи, а декабрь перекрестили в рождественский месяц. Кроме того, Карл присвоил ветрам франкские названия. Но даже эта минимальная программа, связанная с переименованием месяцев, споткнулась о традицию. Даже сборники, содержащие принципы летосчисления, не смогли заменить центральное произведение Беды по проблематике времясчисления. Более чем спорным представляется вопрос о том, появились ли ученые труды Дикуила, и прежде всего его инновативная космография, еще при жизни Карла и можно ли вообще связывать их со всем происходившим при дворе.

На протяжении осени и зимы в Ахене, несмотря на нехватку времени, появилось несколько капитуляриев, нацеленных на то, чтобы вплотную заняться проблемами церковной реформы. И вновь основное место в предписаниях занимает осуществление правосудия. На этот раз в центре внимания — правовой статус приговоренных к смертной казни, но затем помилованных. Им разрешается вести судебную тяжбу, но запрещается выступать в качестве свидетелей или даже в роли шеффенов. Учреждение института шеффенов по праву считается важным нововведением в системе правосудия, которое связывают с именем Карла. Шеффены впрямую причастны к вынесению вердикта в качестве постоянных судебных заседателей; на фоне прежних, постоянно менявшихся обстоятельств в суде свежеиспеченные служители Фемиды действительно творят право. Этот институт делает ставку на личную преемственность (и опыт) в процессе. В отношении получившего помилование выносится постановление, что в случае совершения новых преступлений он должен предстать перед судом, причем ему не дозволено ссылаться на то, что (говоря юридически) он уже умер и поэтому не может быть привлечен к судебной ответственности. За это он должен подвергнуться соответствующему наказанию.

Смертная казнь, во многом чуждая так называемому народному праву (за исключением «оккупационного права» саксов), внедрилась в судопроизводство и в систему назначения меры наказания через королевское право. Смертная казнь считалась карой за оскорбление величества, например за «herisliz», то есть за дезертирство, ограбление церкви, убийство в церкви или неоднократное ограбление. Другие параграфы касаются отношения к разбойникам, которым никто не вправе предоставлять свой кров, если они объявляются вне закона графским судом. Также затрагивается суть процессуального порядка. Графам не дозволяется привлекать к суду свободных, за исключением шеффенов и их вассалов, если рассматриваются дела, к которым они не причастны. Свидетели должны давать показания или приносить присягу в трезвом состоянии, тщательно взвешивая характер показания по конкретному делу. По вопросу коррупции предусматривается косвенное порицание королевских эмиссаров, графов и шеффенов за отказ от возложенных на него обязанностей.

Две главы посвящаются юридическому урегулированию экономических отношений. По воскресным дням запрещается рыночная торговля, лишенная древней традиции. Недопустимо принуждение при переправе через реку по мосту с уплатой мостового сбора, если перевоз можно осуществить в другом месте. Равным образом, согласно обновленной версии Нимвегенского капитулярия, нельзя взимать дорожную пошлину в «чистом поле». В заключение излагается предписание касательно священнослужителей, которые откупаются освященным миро, чтобы избежать приговора суда. За это им отрубается правая рука.

Встречаются и «смиренные» пожелания, к примеру, прошения за благочестивых судей, фогтов, благочинных и шеффенов, исполняющих свое служение в духе справедливости, а не из корыстолюбия, увеличить отчисляемую им долю от взимаемых денежных штрафов до одной трети от допустимой торговой стоимости; нередко попадается предписание подводить под крышу помещение суда, чтобы заседания проходили и зимой и весной. Принесение присяги надлежит совершать в пфальце, тех же, кто отказывается от присяги, следует доставлять в королевский суд вместе с другими отступниками согласно скрепленному печатью; письменному приказу монарха.

Этот капитулярий общего свойства был дополнен двумя служебными инструкциями специально для королевских эмиссаров. В двенадцати или тринадцати отдельных параграфах лишь в общем виде излагаются неустройства того времени в юриспруденции, в церковном благочинии, хозяйстве и политике в твердой уверенности, что королевским эмиссарам, которым положено проявлять «достойную мужественность во всем», уже давно из собственного опыта знакомы преступные деяния. Еще раз указывается на ордалию, «суд Божий», главным образом в виде испы-?тания крестом как средства обнаружения истины. По-видимому, это диктуется небеспочвенным недоверием к распространенной традиции принесения присяги, что нередко оборачивалось клятвопреступлением.

Из второго предписания следует отметить прежде всего три его отдельных раздела, выходящих за рамки вновь упоминаемых жалоб: в связи с решением Франкфуртского собора 794 года отказ от денежных расчетов карается именем короля штрафом в шестьдесят шиллингов или телесным наказанием, а епископам, графам и аббатам, в сфере власти которых обнаруживается этот деликт, грозит отстранение от должности, если с их стороны не выражается желание противодействовать такой практике. Второе предписание требует оказания всестороннего содействия королевским эмиссарам и прочим «добрым людям» по поручению монарха. И наконец, последняя глава посвящается процессуальным моментам поведения иудеев и христиан в суде, причем христианам для доказательства достоверности их сведений, согласно салическому праву, достаточно трех свидетелей, а иудеям — четырех, восьми или семи ходатаев по собственному усмотрению. Кроме того, в этом разделе иудеям воспрещается заставлять христианина работать на себя в воскресный день. При невыполнении этого требования иудей лишается оплаты, а христианин подвергается наказанию, чтобы не подавал дурной пример другим. Откровенно антииудейский акцент в этом предписании отсутствует. Два десятилетия спустя архиепископ Лионский Агобард не раз имел повод проявлять свое несогласие в связи с проиудейской политикой Людовика Благочестивого и агитировать против нее, к неудовольствию двора и всех умеренно настроенных сил.