ПОЛИТИКА КАРЛА В ОТНОШЕНИИ ИТАЛИИ И ТРЕБОВАНИЯ АДРИАНА I

Грамота для крайне важного монастыря Нонатула близ Модены, составленная по просьбе его аббата Ансельма во время военного похода против саксов, свидетельствует о серьезной вовлеченности Карла в политику, связанную с Италией. Уже в скором времени она поглотила весь его интерес.

Карл вернулся домой на землю франков в конце лета 780 года. О масштабных военных действиях речи не шло. Он в который уже раз останавливается в Вормсе, откуда вместе с супругой Гильдегардой, сыновьями Карломаном и Людовиком (Лотарь к тому времени уже скончался) отправляется в Италию для моления. В путешествии не участвуют первенцы короля — Пипин Горбун и Карл. Рождественские праздники монарх вместе со свитой отмечает в столице своего второго королевства — Павии.

15 марта 781 года епископ портового города Комачо, главного конкурента Венеции, получил для своих граждан торговую и таможенную привилегию. Не случайно жители жаловались, по их разумению, на ограниченные возможности товарооборота, особенно в Мантуе, где недавно в порту они были вынуждены платить пошлину размером 45 фунтов вместо обычных 30. Специально отправленные королем гонцы разобрались в сути дела, после чего «из сочувствия» снизили пошлину с 45 до прежних 30, к тому же определив сроки рассмотрения в суде поданных в этой связи исков. Франкский монарх проявлял все больший интерес к прогрессивному денежному хозяйству, а также к разветвленным торговым связям между разными зонами средиземноморского бассейна. Эти торговые отношения приносили королевству при были, значительно превосходившие доходы, которые севернее Альп давало преимущественно сельское хозяйство. Было бы правильно не упускать из виду этот преимущественно фискально-экономический фактор при рассмотрении затяжки исполнения королем данных церкви территориальных обещаний.

Отношение Карла к Адриану I оставалось не совсем ясным. Если после очередного и не раз торжественно повторенного и официально подтвержденного обещания Карла в крипте апостола Петра на Пасху 774 года Адриан надеялся не только на реституцию папских патримоний, но и делал ставку на заключенный двадатью годами раньше договор в Керси о реализации «максимальной программы» вдоль линии Люни — Монселиче, что вдобавок ко всему обеспечивало приращение земельной собственности и властного влияния в Сполето и Беневенто, то этим надеждам не суждено было исполниться.

И во время своего следующего пребывания в Италии (776 год), когда Карл был занят подавлением восстания герцога Фриуля Ротгауда, он так и не счел нужным заехать в Рим. Его эмиссары тогда вели с герцогом Гильдебрандом прямые переговоры в Сполето. Подчинение герцога франко-лангобардскому монарху было воспринято как успех дипломатии, закрепленный упомянутым последующим визитом герцога в земли по другую сторону Альп. В Равенне, кроме всего прочего, имели место споры с архиепископом Львом. Он считал принадлежащей ему территорию вместе с Пентаполем как преемник византийского правления, экзарха, и решительно изгонял с нее папских чиновников. Вместо того чтобы фиксировать территориальные приращения и расширение своих владений, папа был вынужден бороться с интригами герцога Беневентского Арихиза, который как князь воплощал осколки лангобардской власти и автономии (а в лице своего зятя, сына Дезидерия — Адальхиза, еще был удостоен в Византии титула патриция), в общем, оставаясь очагом потенциальной опасности. Поэтому Адальхиз и не собирался добровольно отказываться от владений в своем дукате, на которые упорно претендовала Римская церковь. Но не только Беневентское герцогство досаждало понтифика. Святого отца терзали и другие соседи к югу от Рима. Неаполь считался резиденцией герцога Стефана, который мало того что избран епископом, он еще обеспечил преемство своему герцогскому достоинству. Так вот, Стефан вступил в союз с греческим наместником Сицилии, выбравшим в качестве своей резиденции Гаэту, откуда стал угрожать патриониуму церкви в Южной Кампании. Как и Карл, человек огромной энергии и силы, Адриан I нанес ответный удар противникам — «абсолютно безбожным неаполитанцам и «извращенным» грекам. В результате он быстро приумножил свои землевладения, что означало опять таки отмену прежних договорных отношений с неаполитанцами

В послании папа призвал Карла начать крестовый поход против Беневенто и взять штурмом Террачину, которую следует подчинить папскому и королевскому праву; кроме того, необходим занять Гаэту и Неаполь, изъяв местный патримоний в пользу папы, а все прочее подчинить совместным высшим властям. Как извстно, этот поход не имел успеха. Папе оставалось только ждать при бытия короля и его ответных шагов, растянувшихся из-за неудачной испанской авантюры на годы. Можно представить нетерпе ние Адриана I. И тем не менее общение двух высоких партнеров по договору, как следует из переписки в духе одностороннего предания, из проявлений благожелательности и благоговения, преисполнено уважения, дружеского отношения и неколебимости. Папа просит о помощи, неизменно подчеркивая нерушимосц уз, связывающих короля с князем апостолов и его преемниками, в то время как Карл держит себя скорее сдержанно, политически сбалансирование, и тем не менее относится к римскому понтифику в благожелательно-благочестивой манере, как к гаранту Божией милости и хранителю своих владений, почитая в его лиио прежде всего апостола Петра.

Трудности, вытекающие из искомой реализации «максимальной программы», из все возрастающей компетентности короля, но прежде всего из аннексии королевства лангобардов, в лучшем случае выделяют характерный для источников того времени фактор умолчания. Так, автор жития Адриана, между прочим, его современник, вообще обходит стороной 781 и 788 годы, когда Карл посещал Рим. А ведь тогда обсуждались важные вопроси территориальной компенсации. Причем политическую канву своей биографии автор замыкает депортацией свергнутого Дезидерия в 774 году. Поэтому только грамота Людовика Благочестиво 817 года, полученная Римской церковью и не вызывающая сомнений в подлинности своих основных пассажей, дает косвенное представление о соглашениях 781 и 788 годов.

Что эти вопросы в немалой степени волновали папу — об этом свидетельствует одно содержательное послание 778 года. Чтобы должным образом настроить монарха, папа именует его «любимейшим сыном и известнейшим королем». Небесполешп вслушаться в текстовую интонацию этого исторического свидетельства: «Об этом мы просим Ваше превосходительство… чтобы из любви к Господу и к его ключевому носителю небесного царя, который уступил Вам королевскую резиденцию Вашего отца, чтобы Вы согласно Вашему обещанию, поклявшись во имя собственного душевного спасения и стабильности Вашего правления повелевать всяческое исполнение уже в наши дни, то есть поклявшись апостолу Петру, дабы церковь всемогущего Бога, то есть апостола Петра, которому вручены ключи от царствия небесного для соединения уз и их распоряжения, всем и все больше возвышалась, и все исполнялось согласно Вашей клятве. И это пусть ниспошлет Вам и небесному своду вознаграждение и благую славу во всем мире. И как во времена римского папы Сильвестра блаженной памяти благочестивейший великий император Константин своим пожертвованием возвысил и вознес святую католическую и апостольскую Римскую церковь, возложив на нее власть (роtestas) над этими частями Запада, так и в Ваши и наши благостные времена церковь Божия, это значит, блаженный апостол Петр, должна множиться, все более возвышаться, дабы все слышащие это народы могли воскликнуть: «Господи! Спаси царя и услышь нас, когда будем взывать к Тебе» (Пс. 19.10). Ибо нам в эти дни явился новый христианнейший император Константин, через которого Бог сподобил обратить все во благо князю апостолов и его Святой церкви. Однако все, что разные императоры, патриции и прочие благочестивые даровали для своего душевного спасения и для прощения своих прегрешений на землях Тусции, в Сполето или Беневенто и Корсике, включая патримоний Сабины, переданный блаженному апостолу Петру и Святой церкви Божией и Римской церкви, и что на протяжении многих лет разворовывалось и расхищалось безбожными лангобардами — все это подлежит возвращению в Ваши времена. Об этом и о других дарениях мы храним грамоты в священной Латеранской гробнице. И тем не менее к удовлетворению Вашего христианнейшего королевства мы посылаем Вам эти грамоты для ознакомления указанными мужами. Поэтому мы просим Ваше Высочайшее превосходительство распорядиться о безостаточной реституции упомянутых патримоний блаженному апостолу Петру и нам».

Это послание с сознательным упоминанием папы Сильвестра и императора Константина представляет собой однозначное свидетельство процесса возникновения известного Constitutum Constantini в последние десятилетия VIII века. Не только указание на Латеранскую гробницу и наличное собрание грамот, которое четко аргументирование с исторически-юридической точки зрения включает и документы великодушных преемников Кот стантина как дарителей. В том же духе воспринимается географический охват папских патримоний. Вот искаженное упоминание Константина в связи с целым рядом стран, которые первый христианский император уступил Римской церкви, — Иудея, Греция, Азия, Фракия, Африка, Италия, а также «разные острова». Но в другой части текста «ditio» и «роtestas»[36] ограничиваются городом Римом, провинциями, селениями и городами Италии, также западными регионами. Широкое понятие «передача западной части Римской империи» под пером осмотрительного фальсификатора сужается до сферы, соответствовавшей политическим порядкам в последней четверти VIII века и характеризующейся заимствованным из греческого языка понятием «часть Запада». Это неоднозначное понятие «часть Запада», видимо, включает в себя конкретные дарения отдельных императоров, патрициев и прочих благочестивых, которые в противоположность глобально-нереалистическим дарениям Константина подтверждаются в домашнем архиве собора Святого Петра письменно правооформленными патримониями.

Папа не упускает случая вспомнить о Тусции, Сполето, Беневенто, Корсике и Сабине, но в этом списке отсутствуют Венеция и Истрия, поскольку по крайней мере в тот момент это было неактуально. Возвращение к вопросу о линии Люни — Монселиче, очевидно, и подкреплялось главной оговоркой о неправомерности изъятия лангобардами территорий у Римской церкви. Следовательно, возвращение требуемых территорий и владений есть акт реституции, а вовсе не новое дарение. Из этого следует, что в глазах Адриана I и его советников клятвенно подтвержденное согласие Пипина в Керси, равно как и согласие Карла в крипте апостола Петра, фактически представляет обещание вернуть соответствующие территории. Так или иначе обещание Пипина относительно реституции получило конкретизацию лишь в результате новой клятвы его сына в 774 году, в то время как обильная фальсификация данного вопроса в связи с Константином I хон, и воспроизводит масштаб обширного акта дарения, но, по сути дела, выдвигает существенные притязания на Италию и «разные» острова.

Этим юридически оправданным и вымышленным папским притязаниям в семидесятые годы Карл не мог противопоставить 164 хотя бы до некоторой степени цельную концепцию своей будущей политики в отношении Италии, которая определила ы его взгляд на герцогства Центральной и Южной Италии, но прежде всего на Византию. Король решил обогатить свои представления и опыт, положившись на умение собственных эмиссаров и сторонников на местах, впрочем, не без участия папской дипломатии. В конце концов ему пришлось учесть настойчивые и неизменно льстивые просьбы союзника и духовного отца Адриана, чтобы попытаться найти баланс между необходимой целостностью королевства лангобардов, потребностями и притязаниями римского понтифика, с одной стороны и «неполитическими» соображениями в отношении Беневенто и Византии, с другой.

Основной консенсус между папой и королем как объединенных клятвой союзников не могли серьезно омрачить территориальные проблемы. Ведь оба в политическом контексте были тесно связаны друг с другом, независимо от духовно-сакрального родства, притягивавшего юного монарха к князю апостолов и его преемнику, а также от властно-политических реалий, неизбежно приближавших римского папу к франкам. Оба проявляли готовность к компромиссу, например, когда папа указывал на общие и частные интересы в южном регионе, а король заверял князя апостолов в своей верности и любви.

Тесное партнерство между «троном» и «алтарем» демонстрировало устойчивость и в деталях. Так, когда Адриан I в послании просит Карла о направлении «мастера», умеющего рубить бревна и доски из определенного сорта деревьев (в лесах Сполето такие не росли), чтобы обновить кровлю собора Святого Петра, сообщение об этом содержится и в книге папств. Податель просьбы диакон Ато, имевший родственные связи с монаршим домом, ставший в 794 году аббатом монастыря Сен-Илер (Пуатье), по некоторым данным, желал получить взамен святые мощи. Так, однажды папа Павел I обещал священнику по имени Ацильф мощи одного римского святого, которые теперь «на сохранении» у франкского митрополита, архиепископа Вильшера. Испуганный увиденным во сне, папа Адриан не рискнул расставаться с мощами других святых в Риме, и это несмотря на то что просьбу поддержали аббат Фулрад и доверенное лицо короля. Тем самым был затронут щепетильный вопрос, который, если проследить свидетельства IX века о перемещении святых мощей, перерос в серьезную проблему в отношениях между ранними центрами христианства — Римом, Италией и Галлией и новообращенными регионами на другом берегу Рейна и Везера.

На заре возникновения церкви как института для соответствующего оснащения новых храмов, и прежде всего церковных алтарей, отсутствовали святые мощи мучеников и адептов, которых в основном хоронили в Риме. Поэтому скоро наладился оживленный «экспорт-импорт» этих чудодейственных святынь, импонировавших не только народной вере. Такое положение вещей вызывало все большее раздражение и римлян и неримлян. Что касается епископов и даже пап, то они проявляли осмотрительность, выступая с ограничительными конституциями. Запрещение и искусственная нехватка, как известно, повсеместно порождают явления «черного рынка» — даже в такой сакральной сфере. Поэтому, например, повествуя о перемещении мощей римских святых в Штейнбах, Эйнхард упоминает одного надменного римского торговца мощами, раскрутившего свой бизнес в регионе Рейн — Майн и рассказам которого сначала поверил даже сам Эйнхард. Другие, по свидетельству внука Видукинда — Вильдебера, приобретали рекомендательные письма своих покровителей и монаршем звании и таким образом становились обладателями святых мощей, например Александра Македонского. Находясь на хранении с 850 года в Вильделсхаузене, они породили немало трудностей для Бременского собора, который не мог похвастать наличием чьих-либо святых мощей.

Осуществляя обновление империи, император Отгон I в 962 году подарил яркое, духовное событие землям Саксонии, делавшей первые шаги на пути церковного становления. Так, например, Бременский архиепископ Адальдаг, вернувшись в свою епархию из Рима, украсил собор и храмы нетленными останками.

Такие эмоционально-духовные узы между Севером и Югом получили поддержку духовного союза короля франков с преемником апостола Петра. Внутренняя логика подобных отношении не поддается привычному восприятию реальной политики, поскольку реалии этих отношений скрыты в мифическо-мистическом мраке, который до сих пор окутывает служение понтифики как монарха, и более того. Не случайно в каждом послании Адриана I, равно как и в посланиях его предшественников и преемников, подчеркивается эта договорно-эмоциональная привязанность королей франков к князю апостолов и его викарию, причем иг главным образом и не исключительно из тактических соображений, как может подумать современный читатель, а именно из глубокой внутренней убежденности.

Глубинная убежденность в духовном измерении франко-папского союза вовсе не исключала наличие конкретных противоречий и попыток прагматических решений. Подходы Карла почти всегда отличаются (испанская авантюра — один из немногих противоположных примеров) военно-политической рациональностью. Но и Адриан I при всем его ревностном отношении к государству святого апостола Петра не был ни мечтателем, ни даже одержимым. Каждый из них стремился измерять расстояние между их не всегда одинаковыми интересами в рамках пакта о дружеских отношениях и воплощать их в практической политике.

К сожалению, римское предание не проливает достаточно света на детали, ибо книга папств обрывает хронологическую нить годом, когда произошло подтверждение обещания в Керси. Хотя папа Адриан I скончался лишь в 795 году, о чем глубоко скорбел король франков. Поэтому наше знание о событиях тех лет зависит от не очень-то информированных франкских хроник, случайно сохранившихся грамот и прочих источников, придающих происходившему в Риме и Италии сравнительно достоверные черты.