ЕДИНОВЛАСТИЕ КАРЛА В 771 ГОДУ

В контексте истории восхождения мажордомов Пипинидов основополагающим моментом Эйнхард считает начало единовластия Карла в 771 году. Определяющую роль в этом отношении опять-таки играет биография Августа в литературной подаче Светония, который восемь начальных глав своего повествования о правлении заканчивает предложением: «Сорок четыре года он (Август) владел res publica[20]».

Непосредственная связь его предпосланного утверждения с единовластием Карла начиная с 771 года позволила Эйнхарду дать изложение военной активности своего героя без античного экскурса в его рождение, детство и юность, о чем, как нас заверяет автор, из-за отсутствия надежных данных любое суждение представляется неуместным.

Глава о военных подвигах Августа на полях сражений гражданских войн и внешних военных акций была неприложима к биографии Карла, ибо такой подход в VII веке представлялся откровенно устаревшим. Вместо принципиальной мотивации войн, с которой Светоний начинает соответствующую главу, Эйнхард предпочитает в основном хронологическое конкретное нанизывание военных походов своего героя.

Поход в Аквитанию, считавшуюся долей отцовского наследства, открывает серию военных действий, которые еще раз позволяют указать на проблемный характер отношений Карла с братом и вместе с тем на стойкость и выдержку старшего сына Пипина. По сути дела, в этой самой обширной главе биографии Карла дается тематически фиксированный очерк в привязке к временным вехам и разным местам действия. Он недостаточно четко описывает многочисленные кризисные политические моменты, тем более в начальной их стадии, при занятости короля сразу на нескольких фронтах (здесь в буквальном смысле слова), но придает поступкам Карла убедительность, которая априори в такой мере была ему несвойственна. Биография Эйнхарда как наиболее раннее обобщающее свидетельство о Карле Великом представляет собой произведение, сконструированное с учетом определенных познавательных, интеллектуально ориентированных интересов, но вовсе не отображение или даже выстраивание фактов. Так, Эйнхард ничтоже сумняшеся увязывает войну за обладание Аквитанией с завоеванием Лангобардии. При этом он умалчивает о том, что Пипин, отец Карла, только из-за решительного сопротивления знати в защиту папы и отказа от франко-лангобардского статус-кво пошел на активное военно-политическое вмешательство в Италии. Новый состав альянса под эгидой матери Карла Берт-рады даже не упоминается.

Фактически, по свидетельству так называемых имперских хроник, поначалу Карл ставил перед собой иную военную цель — не столь далеко идущую, как завоевание Лангобардии; его планы никак не были связаны с запутанной ситуацией на Апеннинском полуострове. На первом месте для него были саксы. В эту канву событий вписывается соглашение (наш источник говорит даже о договоре о дружбе), которое доверенное лицо Карла, баварец по происхождению, настоятель аббатства Фульда — Стурм заключил с герцогом Тассилоном, чтобы таким образом воспрепятствовать еще более тесному сотрудничеству баварского герцога с псевдо-королем лангобардов. В тот год Тассилон удостоился особой папской милости. Новоизбранный Адриан I предположительно на Троицу 772 года совершил крещение и помазание Теодора, сына Тассилона. Таким образом новый папа учредил духовное родство с Агилольфингами, как до него — Стефан III (IV) с Пипинидами. В результате баварские герцоги также восприняли сакральную ауру, обеспечив дополнительную легитимность рода в пределах баварского герцогства.

К дипломатическому успеху Тассилон добавил военный триумф, укрепивший его положение на юго-востоке: он подавил опасное возможными последствиями восстание карантанов, герцог которых Гейтмар в союзе с зальцбургским епископом Вергилием весьма успешно занимался миссионерством на приграничных славянских землях, что после смерти герцога (по выражению Иоахима Яна) вызвало языческую реакцию против этой «привязки к Западу». Успехи Тассилона в военной области, усмирение восставших дали основание зальцбургским и регенсбургским хроникам поставить их на одну доску с военными успехами короля франков в Аквитании. Укрепив свое влияние благодаря тесным связям с преемником апостола Петра и «религиозной войне» на юго-востоке, баварский герцог почти приблизился по званию и значимости к именитому франкскому родственнику. Это ярко проявилось и в его функции законодателя, а также председателя баварских церковных собраний, несмотря на то что, к примеру, на последующем соборе в Дингольфинге он был вынужден пойти на значительные уступки местной аристократии.

В самом Риме в том 772 году папская политика начала обретать былое величие, почти утраченное из-за союза между лангобардами, франками и баварцами, в результате чего преемник апостола Петра оказался зажатым между Дезидерием, Карломаном и Карлом.

Стефан III (IV) скончался в Вечном городе в конце января 772 года. Представлявший интересы лангобардов агент короля Дезидерия — Павел Афиарта хотя и сумел нейтрализовать главных противников, представлявших франкскую партию еще при жизни прежнего папы, однако не смог обеспечить новые выборы в интересах своего хозяина. Вместо пролангобардского кандидата понтификом был избран, а 9 февраля 772 года взошел на папский трон Адриан, независимый знатный римлянин из городской аристократии Виа Лата, успевший, однако, сделать духовную карьеру в соборе Апостола Петра и поэтому пришедший, так сказать, «изнутри». Одним из первых шагов новоизбранного папы стало освобождение из темницы противников Павла Афиарты или их возвращение из изгнания. К представителям Дезидерия, искавшим мира и дружеского отношения, папа обратился с настоятельным пожеланием наконец-то выполнить старое обещание о реституции римского церковного имущества. Вести переговоры по этому деликатному делу новый понтифик не без юмора поручил Павлу Афиарте. Кроме того, папа повелел расследовать обстоятельства убийства обоих чиновников, считавшихся сторонниками франкской партии.

Как и ожидалось, Дезидерий попытался усилить давление на новоизбранного папу. Он занял Фаенцу, Феррару и Комачо, а также начал осаду Равенны. Дезидерий потребовал от Адриана I (Герберга, королева-вдова Карломана, между тем вместе с детьми появилась при дворе в Павии), чтобы он совершил помазание племянников Карла на королевское правление. Согласно жизнеописанию Адриана I в книге папств, он намеревался «отделить благословеннейшего папу от симпатии и любви замечательнейшего короля франков Карла и «патриция римлян», подчинить град Рим и всю Италию власти королевства лангобардов. Но с помощью Божьей «ему не удалось достичь этой цели. Адриан с «сердцем из алмаза», с «сердцем крепким и сильным» решительно отверг это дерзкое требование, бросив юридический вызов пособникам Дезидерия. В результате разрыв для всех стал очевидным.

По своей сути Адриан мало чем отличался от Карла, поэтому их высокая обоюдная оценка могла, видимо, основываться на похожести характеров. Так папа избавился от Павла Афиарта, чья вина в смерти высоких сановников не вызывала сомнения. Для этого Адриан велел Льву, архиепископу Равенны, арестовать отправленного в этот город Павла, а потом сослать его в Византию. Главный пастырь Равенны, которого лангобарды в 769–770 годах сместили с местной кафедры, решил не церемониться с Павлом Афиартом и повелел его казнить: правда, тем самым папа, что касается его отношения с королем Дезидерием, оказался в неприятной ситуации. Ведь войска Дезидерия разорили окрестности Рима, над Вечным городом и в первую очередь над собором Апостола Петра нависла реальная угроза. Когда переговоры ни к чему не привели, король потребовал устроить ему встречу; папа, в свою очередь, настаивал на возвращении отобранных владений.

Скорее всего в апреле 773 года Адриан I под воздействием необходимости решил обратиться к старой защитной власти. Это был крик о помощи, адресованный королю франков Карлу. Папскому легату пришлось везти настоятельную просьбу понтифика путем через Марсель, поскольку Альпийские перевалы были для него закрыты.

Возможно, памятуя о трудностях, которые в преддверии военных походов его отец обратил в пользу собора Святого Петра, или еще не осознав свое призвание как военачальника, способного гарантировать получение добычи, Карл между тем избрал в качестве противника пограничного соседа к востоку от Рейна. Мы можем снова процитировать общее высказывание Якоба Бурхарда как главный мотив для такого рода деятельности: «Потребность в саморасширении и вообще в телодвижениях свойственна всем нелегитимным». Только расчет на приращение в перспективе позволял удерживать ведущие аристократические кланы на стороне короля и его преемников: материальные вливания в виде значительных экономических благ, светские и духовные приобретения (графства, аббатства и епископства) и не в последнюю очередь богатые военные трофеи помогали укреплять лояльность и расширять личные связи. На этом сложном переплетении, дополнявшемся, но никак не подменявшемся подачками и авансами, зиждилось королевское правление в эпоху раннего средневекоья. Неудержимое стремление к экспансии стало причиной расширения королевства франков при Карле Великом. Из этого же проистекает, однако, кризисная ситуация в империи, отбрасывавшая тени уже на последнее десятилетие стареющего монарха, когда миновала экспансия застоя и обращенные вовне политические и военные силы разрушительным образом повернулись внутрь, вызвав тем самым столь четко сформулированную Франсуа Луи Гансхофом «decomposition» (размягчение) государства, которое суждено было принять на свои плечи наследнику — Людовику Благочестивому.

Чтобы крепко и надолго привязать к себе собственных сторонников, а также привлечь на свою сторону новых партнеров из представителей знати, требовалось расширение масштабов правления, пополнение королевских сокровищ с тем, чтобы приумножить ежегодные дары знати еще большими подношениями, короче говоря, зримым проявлением харизмы и королевской милости посредством воинственной активности и расточительной щедрости. Традиционные задачи королевского правления, а именно защита слабых и церкви, обеспечение права п мира, за пределами общедекларативной сферы ограничивались исключительно отдельными случаями, требовавшими вмешательства короля. В любом случае не существовало порядка рассмотрения дел, который предусматривал бы прохождение по инстанциям целиком снизу доверху. Существенным элементом правления было и оставалось, как и во времена Меровингов, королевское председательство на имперском собрании — «соnventus generalis», на котором высшая знать (светские и духовные сановники, принадлежавшие к именитой аристократии, рядом с ними лица собственного права и не в последнюю очередь фор мирующийся слой королевских вассалов) обсуждала самые разные темы и принимала соответствующие решения. Сюда же относилось известное Мэрц, или Маифельд, служившее подготовке предстоящих военных походов. За этими терминами, несмотря на случавшееся непонимание их даже современниками в середине VIII века, скрывались не временные обозначения этих собраний или военных кампаний, а античное Марсово поле (Марс как бог войны в эпоху античности) или соответственно «maius» и «magis campus» — огромное поле для боевого построения с целью инспекции, как об этом ярко свидетельствуют некоторые источники.

Уже в 770 году Карл провел в Вормсе, расположенном в среднем течении Рейна, где в непосредственной близости друг от друга находились собор и королевский пфальц, «собор» и «общее собрание». Здесь, судя по всему, был принят первый его капитулярий. Капитулярии — официальные документы, предназначенные играть нормативную роль в разных делах или содержавшие специальные указания, например, для королевских эмиссаров. Достаточно часто при обсуждении правовых вопросов не делалось различия между духовной и светской областями, важные тексты сплошь и рядом уподобляются даже извлечениям из сборников папских декреталий или решений соборов. В их обсуждении и принятии участвовали, как правило, представители знати, хотя это и не следует из всех дошедших до нас свидетельств. Ведь их участие считалось главной предпосылкой успешного претворения капитулярий в практическую политику.

В этих решениях авторитет короля, с одной стороны, и знати, с другой, проявлялся в далеко не одинаковой мере. Чем дольше длилось правление Карла, связанное с усилением его авторитета и власти, тем очевиднее он доминировал на этих собраниях. Никто не мог перечить его желанию и волеизъявлению и при составлении капитулярий.

На первом имперском собрании в Вормсе сторонники Карла ограничились подтверждением решений собора его дяди Карломана 742 года, чтобы тем самым внушить особенно духовенству определенные нормы поведения, а именно запрет на ношение оружия, на участие в военных кампаниях (это не распространялось на епископов!) и в охоте. Таким образом, были отвергнуты утвердившиеся для указанного круга лиц правила поведения знати, которые в существенной степени определяли также бытовую культуру по меньшей мере высшего духовенства; к бытовой культуре имела отношение и проблема многоженства (!). Снова дается описание задач, возлагаемых на епископов. Вместе с тем подчеркивается обязательный характер молитвы за здравие короля, а также участие каждого в присутственный день в суде. Но прежде всего бросается в глаза, в сколь малой степени франкское духовенство в то время было причастно к процессу реформ, связанному в первую очередь с активностью Винфрида-Бонифация. Здесь открывалось широкое поле деятельности как для синода, так и короля с целью повышения уровня образованности, эффективности служения и формирования личной жизни.