ЗАХВАТНИЧЕСКИЙ ПОХОД В ЗЕМЛИ АВАРОВ

Уверенность Карла в своей правоте, проявившаяся в самом характере его послания святейшему отцу, вероятно, была связана с тем, что годом раньше один из аварских князей, по имени Тудун, заявил о готовности покориться королю франков и принять христианство, что и произошло зимой 795–796 годов.

Тудун прибыл с многочисленной свитой в Ахен, где его крестил сам король Карл. Такую честь духовного родства Карл уже оказывал в 785 году вождю саксов Видукинду. Осыпанный богатыми подарками и почестями как союзник франков, аварский князь вместе со свитой покинул резиденцию короля франков и вернулся в свои родные Карпаты. Правда, отступничество от монарха и Евангелия, как сразу же отметили хронисты, не заставило себя долго ждать, ибо в родных местах окрещенный вождь столкнулся с обстановкой, противоречившей его новой политической: и религиозной ориентации. Тем не менее сам обряд крещения и обращения гуннов в новую веру произвел на современников глубокое впечатление. Так, безусловно, самый даровитый поэт в монаршем окружении — Теодульф отметил успех Карла возвышенными стихами, вызывающими огромный интерес в культурно-историческом плане: «И вот пришли авары, арабы и кочевники, низко склонившись перед королем. Ко Христу обратился гунн с заплетенными в косы волосами. Совсем недавно еще буйный и дикий, он предстает смиренным и покорным».

Распад вызывавшей всеобщий страх империи аваров шел полным ходом: военное преимущество, которое «гражданская войнта», как имперские хроники именуют противостояние между Каганом, Югурром и другими вождями кланов, давало противникам большие возможности. Вспомним, герцог Эрик Фриульский с помощью славянина, хорошо знакомого с местностью, достиг безлюдного «кольца» в долине рек Тиса и Дунай, где захватил гигантские трофеи для короля Карла, которые после распределения на территории формирующегося Запада от Англии до Рима ярко продемонстрировали щедрость короля и харизматический настрой монарха, проявившиеся в материальной поддержке собора Апостола Петра.

Между тем в пределах «кольца» оставались еще неизъятые сокровища. Завладеть ими и доставить в Ахен Карл поручил своему сыну Пипину, королю Италийскому, в то время как он сам в сопровождении Карла юного и Людовика Аквитанского вновь пошел войной на мятежных саксов. При поддержке немногочисленных алеманских и баварских отрядов Пипин через Фриуль вышел к Дунаю, где контингента соединились. В военном лагере на территории Саксонии до Карла дошли два радостных сообщения из юго-восточных регионов. В одном из них говорилось, что новоизбранный Каган провел Пипина вдоль Дуная и заявил о своем подчинении франкам. Как говорилось в достаточно бездарном произведении «Ритм о победе Пипина над аварами», Каган воскликнул: «Приветствую тебя, наш господин, я в руки передам тебе империю свою. Вместе с последним комком земли и листочком с дерева, лесами, горами и холмами, со всем, что растет… и дети наши будут в подчинении твоем». Впрочем, Каган ничего не сказал о военных действиях, отдав предпочтение мирному урегулированию. По-видимому, часть его народа переправлялась на другой берег Тисы, чтобы таким образом избежать франко-италийского вторжения. Вторая дошедшая до Карла весть содержала данные о том, что его сын форсировал Дунай и достиг «кольца». Пипин словно подбирал остатки трофеев за Эриком Фриульским и в конце года доставил их в Ахен к отцу, «который с радостью ожидал его прибытия».

Предполагаемый ответный удар аваров в 791 году, возможно, вызванный строительством Фосса Каролина с целью соединения речных систем Рейна, Майна и Дуная и не позволивший Карлу более масштабно использовать военную мощь против саксов, на деле оказался блефом. Франки вместе с союзниками сами осуществили грабительские походы на земли противника, а соперничавшие друг с другом князья были не в состоянии оказать ни политическое, ни военное сопротивление. Исчезновение аваров с исторической арены наметилось уже в этом распаде власти, хотя экспансия франков не достигла старой пограничной зоны между рекой Энс и Венским лесом и не перешла гребень Венского леса. В Паннонии, на территории которой возникла нынешняя Венгрия, правил Тудун. Он сначала формально покорился франкам, и то время как часть его народа (об этом уже говорилось выше) переместилась на восток и осела на противоположном берегу Тисы, открывшись с фланга болгарам.

Хотя в биографии короля Карла Эйнхард в значительной стс пени ориентируется на житие античных императоров и их взгля ды, уделяя церковной тематике весьма скромное место, бросает ся в глаза, что захвату трофеев на аварских землях он посвящает взволнованные строки, в то же время ни словом не обмолвившись о миссионерских усилиях на этих землях. В том же духе фиксируют исторические события и имперские хроники. Конечно, произошедшее в 798 году возвышение Зальцбурга до уровня архиепископии усилиями приближенного к Карлу Арна, в результате чего одновременно возникла баварская церковная провинция, объяснялось и миссионерской деятельностью в юго-восточном регионе, эффективность которой, на мой взгляд, справедливо была поставлена под сомнение более поздними исследованиями. Ничего изменить в этом деле не мог и обращенный к Арну призыв Карла, отмеченный в одном более позднем источнике, — «идти в земли славян, проявлять заботу о всей территории, налаживать церковную жизнь в епископском духе, укреплять народы в вере и в христианстве путем проповедничества». Освящать храмы, назначать священнослужителей, проповедовать народу- со всем этим Арн вроде бы справлялся наилучшим образом.

Вообще впечатление о серьезной и тщательной евангелизации связано, очевидно, с отдельными священнослужителями — участниками военных походов 795–796 годов во главе как раз с Арном Зальцбургским и высокочтимым Павлином Аквилейским.

Именно они представляли территории, граничившие с поселениями языческих гуннов. Отмечался также резонанс на оценки и планы этих влиятельных личностей, прежде всего в посланиях Алкуина. Именно он с появлением новой сферы миссионерства подверг прежние методы обращения саксов в христианство смелой и уничтожающей критике.

Впрочем, уже тогда наметился продолжительный конфликт между церквами Зальцбурга и Аквилеи в сфере ответственности за миссионерство в юго-восточном регионе, которому положил наконец Карл в 811 году. Монарх повелел считать приток Дуная Управу «мокрой границей» сфер влияния. До того, по крайней мере до 803 года, процесс евангелизации на противоположном берегу реки Энс складывался крайне сложно, перемежаясь частыми бунтами.

Когда сопровождавшее Пипина духовенство достигло берега Дуная, состоялось импровизированное заседание собора под председательством епископа Аквилейского. В откровенно прагматическом ключе было достигнуто взаимопонимание относительно некоторых аспектов целенаправленной миссионерской деятельности среди аваров. Его участники единодушно решили, что весьма трудно вводить «этот грубый и неразумный народ, невежествен- ный и безграмотный» в тайны христианской веры. Здесь нельзя использовать принуждение или откровенное насилие.

Несмотря на устоявшиеся привычки и заповеди, крещение может совершаться по субботам, за исключением крещения детей, для чего, как правило, отводятся праздники Пасхи и Троицы. В этом допущенном исключении косвенно проявляется серьезная проблема миссионерства и связанного с ним умиротворения: нехватка священнослужителей стала существенным препятствием при распространении Евангелия уже среди саксов.

Неплохо устроившись аббатом монастыря Святого Мартина в далеком Туре, Алкуин, как обычно, не скупился на добрые советы своим корреспондентам, которые, правда, отдавали должное его безграничному прямодушию и взвешенной оценке прежней миссионерской деятельности. Между тем прижившийся на континенте англосакс еще годом раньше установил контакт с герцогом Эриком Фриульским и поэтому обладал всей информацией, связанной с аварами. Не в последнюю очередь из-за территориальной близости с покоренными племенами он вскоре обратился к епископу Аквилейскому Павлину с просьбой подсказать, что тот собирается предпринять в миссионерском плане, тем более что аварские эмиссары направились к королю и обещали признать его королевское достоинство, а также принять христианскую веру. Он также просит совета у епископа Арна Зальцбургского, очевидно, сопровождавшего отряды Пипина, направлявшиеся к Дунаю. Одновременно он успокаивает его в раздумьях о мощи противника: «Та империя была крепкой и сильной, но крепче тот, кто ее одолел: в его руке вся мощь королей и королевств».

Этим посланием Алкуин открывает также интеллектуальную кампанию против прежней миссионерской деятельности, на его взгляд, в основном оказавшейся неудачной. Основную причину этого он видит во взыскании церковной десятины: «Провозвестник благочестия, но не мытарь, ибо новая душа должна быть вскормлена молоком апостольской веры, пока она растет и крепнет, обретая способность воспринимать жесткую пищу. Но десятина, как говорят, подрывает веру саксогё». Резкая критика бесчувственных действий переплетается у него с детальным выделением собственных недостатков: «Как мы можем набрасывать ярмо на шею невежественных, непосильное ни для нас, ни для наших братьев?» Совершенно естественную поэтому мысль о необходимости отказаться от требования взыскивать с аваров десятину Алкуин повторяет и в своем настоятельном обращении к королю. Поэтому стоит взвесить, пишет он, «могли ли апостолы, наученные тем Богом Христом и посланные на проповедь по всему миру, потребовать всюду уплату десятины», и далее продолжает: «Мы знаем, взимание десятины с нашего владения — дело правильное. Но лучше потерять десятину, нежели веру. Мы же, рожденные, воспитанные и наставленные в соборной вере, едва ли согласимся, чтобы все наше владение облагалось десятиной; насколько упорнее тогда нежная вера, детский разум и скупые чувства будут противиться этому пожертвованию?»

Со ссылкой на отцов церкви Иеронима и Августина Алкуин намечает верное направление миссионерства среди язычников, которое еще до совершения крещения требует просвещения в новных аспектах веры: «Укрепившийся таким образом в вере человек становится подготовленным к крещению. Он должен знать о бессмертии души, о будущей жизни и о Страшном суде, о дьяволе и Иисусе Христе, а также о Святой Троице, о возвращении Господа Христа, Его страстях и Его Воскресении, Вознесении и телесном возрождении, а также о вечных адских муках во имя совершивших прегрешения и похвалы праведникам».

Понравилось ли королю столь откровенное высказывание, нам известно. Ведь оно содержало принципиальную и целенаправленную критику его проповеди «железным языком». Алкуин затрагивает еще один отрицательный аспект миссионерской деятельности, а именно уже неоднократно отмечавшуюся нехватку способных священнослужителей: «Пусть Ваше мудрейшее и Богоугодное смирение породит благочестивых проповедников для нового народа: честных и нравственных, воспринявших науку Святой веры, проникнутых значимостью евангельских предписаний и побуждаемых образцами Святых апостолов в деле распространения Слова Божия».

Сам факт наличия неподходящих миссионеров резко контрастировал с этой идеальной картиной праведного проповедника. Тем не менее Алкуин в те месяцы неустанно доводил свои требования и оценки в виде многостраничных посланий до членов королевского двора. Цель этих обращений заключалась в том, чтобы соответственно воздействовать на короля. Эти оценки дошли и до Арна Зальцбургского, которому Алкуин старался помочь избежать катастрофы в миссионерской деятельности среди саксов в юго-восточном регионе, «потому что эти [саксы| никогда не сознавали сердцем основы веры».

В такую духовную атмосферу вписывается, наконец, и просьба Алкуина к королю пощадить пленных, уведенных Пипином из «кольца». Уже в 791 году Карл оставил за собой раво единолично определять судьбу захваченных аварцев. Просьба Алкуина, который в щадящем отношении к противнику справедливо видел существенную предпосылку успеха миссионерских усилий, была исполнена. В любом случае он выразил Пипину свою благодарность за то, что тот велел освободить пленных. Среди них, как свидетельствуют более поздние источники 799, 809 и 816 годов, оказался и знатный лангобард по имени Айон из Фриуля, бежавший к аварам и взятый в плен Пипином в 796 году. Через три года Карл помиловал бывшего мятежника, вернув ему владение во Фриуле (в области Виченца и Верона) в расчете на безупречную верность.

Новый военный, а вернее сказать, разбойничий набег на аварские земли вовсе не стал единственной акцией в 796 году. Во главе войска и в сопровождении сыновей Карла и Людовика монарх вторгся во внутренние районы Саксонии, «где скопились мятежники, все сжигая и разоряя на своем пути». Карл захватил немалые трофеи, а севернее притока Рейна Липпс и округе Драйн получил заложников. В местечке Алисни, что на ольденбургском наречии произносится как «Алее», на некотором удалении от селения Элсфлет скорее всего с помощью понтонов Карл форсировал Везер. Вновь подвергся разорению округ Вихмодия как центр мятежа, причем франки забрали с со бой «несметное количество» пленных мужчин, женщин и детей. Здесь осенью король встретился со своим сыном Пипином, вернувшимся в ахейскую резиденцию с остатком аварских трофеем. Военные успехи этого года вновь укрепили харизматический! авторитет короля франков.

О другой военной экспедиции свидетельствуют обычно хорошо информированные хроники Лорша. Они внимательно отслеживали этот поход из южногалльского Муассака. Операция были направлена против сарацинов и осуществлялась в южных пограничных регионах королевства франков. Однако кроме как о рачо «рениях, которым в результате подвергся этот регион, ничего по сообщается. Тем не менее придворный поэт Теодульф увидел и такой активности основание для надежды на скорое подчинение Кордовы франкам. Однако эта цель осталась не более чем утони ей. Не случайно наши основные источники обходят данные события молчанием.

Сам Карл вновь отметил Рождество 796 года и Пасху 797 года в своем зимнем пфальце в Ахене, превращенном в главную резиденцию. Кстати сказать, на Карла впервые свалилось достаточно продолжительное заболевание, причинившее ему «душевные и физические страдания».

Видимо, как далекое эхо на военные столкновения в пограничном регионе из мусульманской Испании до двора дошли радостные вести, свидетельствовавшие также о нестабильности эмира Кордовы, возникшей в результате смерти энергичного и опасного Хишама. Его преемник аль-Хаким I столкнулся с мощной внутренней оппозицией, в отличие от происков семидесятых годов искавшей сближения с королем франков. Выразителем этих настроений был, к примеру, командующий гарнизоном Барселоны Санд, заявивший о подчинении Карлу в самом Ахене. В противоположность пиренейской авантюре 778 года, закончившейся катастрофой в Ронсевале, король франков ограничился тем, что направил в Уэску Людовика Аквитанского. Между тем осада города явно не удалась. Параллельно с этой экспедицией король Пипин по воле отца отправился из Италии в поход против славян, предположительно против южнославянских народов, поскольку к его лангобардским отрядам присоединились и баварские контингенты. Детали этой операции нам также неизвестны. То, что повременно в Паннонии находился франко-лангобардский отряд под командованием Эрика Фриульского, можно было бы расценивать как быстро произошедший отход едва обращенного в христианство Тудуна от королевства франков. И здесь источники безмолвствуют. Хотя известно, что имело место столкновение, закончившееся победно для Эрика, в результате которого был значительно ослаблен еще не совсем иссякший военный потенциал аваров.

Прежде чем отправиться в повторяющийся почти что ежегодный поход против саксов, Карл раздал грамоты своим самым лояльным и верным подданным. В них ярко отражается понимание Карлом правовой специфики в контексте имперского и королевского владения. Как сказано в дипломе, выданном аббатству Прюм, аббату после выяснения сути дела и возвращения подтвердительных грамот поначалу пришлось отказаться от двух хозяйственных дворов (виллы) в далеком Анжу. На них он претендовал в качестве наследника матери и бабушки для себя и потом для своего монастыря, владение которым ему «в доброй вере» подтвердил сам король. Дело в том, что епископ Нанта и некоторые другие «истинные свидетели» смогли представить доказательство, что эти дворы действительно были частью королевского владения После выяснения правового положения и реституции отчужден-ного владения Карл снова передал одну некогда принадлежавшую его отцу виллу (для духовной медитации) аббату Прюма, а другую закрепил за ним же после соответствующей юридической проверки в качестве независимого наследственного имущества от своей бабушки. Данная ситуация, по-видимому, не давала покоя местному графу в Анжу, в свою очередь выставившему свидете лей: последние, вооружившись документами, сумели доказать, что это владение действительно было передано указанной бабушкой аббата отцу Карла Пипину. Король разрубил гордиев узел про блем и передал монастырю Прюм и «человеку Божию» обе виллы с обязательством «испрашивать милость Божию для нас и наших чад, а также во имя стабильности королевства и душеспасения родителей».

Суть дела, что является предметом данной грамоты, демонстрирует строгую законность исполнения королевского правления, непреходящую ценность письменных свидетельств и их актуальность в королевском и графском суде, по крайней мере в регионах королевства южнее реки Луары, а также вновь доказывает, сколь щепетилен был король при реституции и распределении имперских и королевских владений. Не случайно еще современники клеймили отношение преемника Карла- Людовика к королевским владениям во имя приобретения новых сторонником как зло для королевского правления, хотя следует признать, что и отличие от своего отца Людовик не обладал никакими ресурсами в связи с завоевательными походами или трофеями наподобие аварских сокровищ для приумножения своей щедрости.

Не меньший интерес вызывает грамота Карла для графа Тео бальда, которую, если верить приложенным древнеримским стенографическим текстам на пергаменте, камерарий Мегинард мог получить лишь на основе одолжения за одолжение. Вскоре после этого Теобальду было предъявлено обвинение в том, что, «отри нув Бога», вместе с королевским сыном Пипииом он «по науще нию дьявола» замышлял заговор против короля и «его богоугодного правления». С помощью Иисуса Христа это коварство ока залось раскрыто, и Теобальд Божиим судом очистился от своей вины. Тем не менее тогда его лишили не только звания, но и владений, которые возвращаются ему за новое служение и новые заслуги, ибо в пользу этого говорят порядок наследования и соответствующие грамоты. Данная реституция получаст объяснение в акте от 20 декабря того же года, ведь скорее всего не имевший наследников Теобальд тогда передал свое владение королевскому монастырю Сен-Дени.

Другим получателем королевской милости в первой половине 797 года был доверенное лицо короля и его эмиссар — аббат и 'поэт Ангильбер, принявший в дар «сеllа»[60] Форестмотье для монастыря Сен-Рикье, где святой — заступник Рихарий «вел (духовную) борьбу», а также для монастыря Нонатула, еще в начале семидесятых годов выступавшего важным оплотом интересов франков в Северной Италии. Так называемый камерарий занимался также правовыми вопросами; наряду с утверждением владений, предоставленных лангобардом по имени Ардоин монастырю в области Виченца и Верона, король передал примыкавшей Модене духовной обители для собственного душеспасения хозяйства на территории Болоньи, уступленные королем Лиутпрандом по арендному договору своему греческому шуту и его сыновьям. Впоследствии они законным образом стали владением короля.