ЧЕТВЕРТЫЙ ПОХОД КАРЛА В ИТАЛИЮ И ОЧЕРЕДНОЕ ПОСЕЩЕНИЕ РИМА

По случаю имперского собрания Карл провел длительное время в Вормсе, расположенном на одной из главных водных магистралей государства франков и неподалеку от важных королевских землевладений.

Кроме того, совмещение пфальца и собора создавало наилучшие предпосылки для королевских представительских целей и концентрации монаршей власти в одном месте. Здесь король со своими советниками обстоятельно выяснял политические императивы по другую сторону Альп. Имперские хроники высказываются следующим образом: «Во имя повсеместного спокойствия он принял решение, совершив молитвенное единение у могил апостолов, разобраться с итальянскими делами и провести официальные разговоры с эмиссарами императора по вопросу об их договоренностях. Так оно и произошло». Вместо абстрактном программы из трех пунктов подкорректированная версия хроник поставила на первое место в рамках четвертого военного похода и Италию именно споры с герцогом Беневенто, что Карл и осуществил, «дабы покорить остаток империи, главу которой в лице плененного Дезидерия и львиную долю которой на территории Ломбардии он имел под своей властью».

Итак, Карл объявил о воинском призыве, чтобы, несмотря на суровую зиму, преодолеть Альпийский гребень, хотя в более ранней версии целями экспедиции названы только молитвенное общение, политика и дипломатия как главная мотивация похода. Правда, в официозных документах опять нет ни слова о папе Адриане I и его вновь настоятельно выражаемом желании об ис полнении сделанных святому апостолу Петру обещаний. Учитывая наступившее время года и связанные с этим ограниченные возможности для воинского призыва, дипломатические цели экспедиции, видимо, оказались в центре внимания, а не сугубо индивидуальное желание помолиться на могилах высокочтимых апостолов, а также иметь доверительное общение со святым отцом, чтобы таким образом выразить благочестивое отношение к духовному покровителю королевства франков, духовному отцу ко ролей и престолонаследников.

Утверждение, что только временная последовательность споров с герцогом Беневенто Арихизом и с герцогом Баварии Тассилоном, зятьями смещенного короля Лангобардии Дезидерия, позволяет однозначно судить о строгой политической концепции «исключения еще остающихся последних повелителей собственного права» (по высказыванию Рудольфа Шиффера), вызывает серьезные сомнения, тем более в южной части Рима короля поджидал мощный контингент, которому было что противопоставить в военном отношении. Вплоть до своего вырождения во второй четверти XI века династия Пандульфа Беневентского герцогства сумела продержаться и остаться на плаву, маневрируя между притязаниями церкви и восточноримскими стремлениями к выжииванию. В любом случае тактика военного захвата находилась за пределами возможного для политики франков. По-другому обстояло дело с Баварией, где географическое соседство, коллаборационизм местной знати и церковное переплетение значительно облегчали воздействие извне.

Что касается отношения Карла к Беневентскому герцогству, здесь исход дела могли решить действенность угроз и дипломатическое искусство короля. Все зависело от того, удастся ли подчисть южную часть Апеннинского полуострова (в том числе и политически) планам франков. В начале столь деликатного предприятия необходимо было провести рекогносцировку этого неизвестного Карлу региона, чтобы из полученных данных сделать соответствующие выводы. Карл не мог себе больше позволить опрометчивость, приведшую к катастрофе в Пиренеях. Поэтому особое значение в той ситуации приобретали оценки его приближенных, а также взгляды людей из окружения римского понтифика.

Надо сказать, что положение в Италии было запутанным. После 781 года папа Адриан 1 так и не вступил в столь желанное обещанное ему владение Сабиной. Новая миссия нотариуса Магинария, с которым мы уже знакомились в составе нескольких посольств и который стал преемником Фулрада в качестве аббата монастыря Сен-Дени, также ничего не смогла изменить в столь печальном деле. Сравнить это можно с тем, как в Равенне реагировали на приказы папы, что побудило Адриана I потребовать от короля доставить в Рим местных строптивых сановников. Следовательно, утверждение наших влиятельных хроник о том, что король собирался навести порядок в итальянских делах, вполне соответствует действительности.

Между тем наметилось определенное примирение между Византией и папством. Это было равноценно решительному размежеванию противников. Императрица Ирина и ее сын Константин пригласили папу на Вселенский собор в Константинополь, чтобы в обстановке согласия решить богословско-религиозно-политические проблемы так называемого спора об иконоборчестве, считавшегося главным препятствием сближения Востока и Запада. Одновременно в пригласительном послании признавался духовный приоритет Рима перед другими патриархами. Это должно было подвигнуть папу к взаимности. 27 октября 785 года Адриан I ответил вежливым и корректным образом. В традиционной дипломатической форме он признал императоров своими господами, обосновал почитание икон с богословской точки зрения, похвалил императоров за возврат к «праведной вере», объявил об участии своих легатов в предстоящем соборе, отверг равенство с папой патриарха Константинопольского, поставил вопрос о реституции патримоний в Южной Италии и на Сицилии, а также потребовал признания за престолом апостола Петра права на рукоположение в Иллирийских провинциях. Папа не упустил случая настоятельно указать в послании на пример подобающего отношения к преемнику князя апостолов со стороны короля франков и лангобардов, а также «патриция римлян». Последний как раз проявляет смирение к преемнику апостола Петра, подчинив себе «все нации Востока и Запада». Он объединил их со своей империей, вернул Римской церкви захваченные лангобардами провинции, города, крепости и патримонии, присовокупив к ним прочие дарения.

Когда в 781 году стал намечаться союз между государством франков и Византией, который вскоре предполагалось закрепить браком Константина с дочерью Карла Ротрудой, папа тоже решил сделать осторожный шаг в направлении Босфора. Тем самым предполагалось покончить с отчуждением между Востоком и Западом, возникшим более двух поколений назад, а также га рантировать церковно-политическое положение папского престола, его претензии на владения и правопритязания в южной части полуострова, который, находясь под властью герцогов и одноврс меино неаполитанских епископов, лангобардских герцогов Бенс-венто, а также сицилийско-византийских патрициев в Гаэте, бро сал вызов интересам папской церкви. Папа Адриан I, обладая политическим чутьем, особо отмечал мощь франков как гарантом его положения и представил модель общения с преемником апо стола Петра в качестве образцовой для других императоров.

Из-за влиятельной внутрицерковной оппозиции в отношении использования икон Вселенский собор в августе 786 года в Константинополе не состоялся. Поэтому императрица Ирина перенесла его открытие в провинцию, а именно в Никею. Там уже однажды заседал первый Вселенский собор. Это было в 325 году. Собор сформулировал и ввел во всеобщую практику до сих пор действующий символ веры.

Второй Вселенский собор заседал здесь в сентябре и октябре 787 года.

Сближение папы с византийским двором трудно было представить начиная с 785 года, хотя Адриан I благоразумно щадил своего фактического гаранта Карла и его двойное королевство франков и лангобардов, чтобы не поставить под удар собственные территориальные интересы в Италии.

В течение нескольких месяцев до четвертого похода в Италию и третьего по счету посещения Рима Карла представлял в Константинополе эмиссар Вибольд, предположительно зондировавший судьбу согласованного в 781 году матримониального проекта. Этой скорее внешней договоренности между Восточным Римом, преемником апостола Петра и Карлом не суждено было сбыться. Вскоре все рухнуло, что означало новые сложности прежде всего для понтифика.

В конце 786 года король франков перешел Альпы. Его точный маршрут нам неизвестен. Рождество он отмечал во Флорен-щии и оттуда направился в Рим, где был с почестями встречен «апостольским преемником Адрианом». Правда, никакие подробности протокольного характера нам также неизвестны. Главным предметом разговоров было скорее всего герцогство Беневентское, на которое Адриан I снова заявил притязания. Герцог Арихиз, как и Тассилон Баварский, именовавший себя князем, по убеждению нашего биографа (если только он не очень фантазирует), был помазан епископами по королевскому чину, даже возложил на себя корону и зафиксировал свои грамоты «из главного дворца». На слухи о прибытии Карла герцог реагировал довольно своеобразно. Он спешно заключил мир с неаполитанцами, с которыми конфликтовал из-за Амалфиза, и одновременно попытался путем переговоров с королем франков предотвратить военную атаку на Беневенто, на чем давно настаивал папа. Арихиз отправил старшего сына с большими подарками к королю в Вечный город с просьбой не входить на территорию герцогства и уладить все проблемы в духе доброжелательства.

Адриан I воспринял все это с подозрением и стал убеждать короля, чья свита в ожидании трофея и без того внимательно выслушивала папу, двинуть отряды на Капуа и покорить герцога, даже если тот пожелает избежать кровопролития. Через Монтекассино, главное аббатство бенедиктинцев и оплот их монашеского мышления, Карл направил войско в Капуа, самый южный пункт за время всех его походов, и разбил там свой лагерь. Но Арихиз, видимо, огорчив этим святого отца и франкскую знать, снова сел за стол переговоров.

Неуверенный в исходе этих переговоров, князь из Беневенто отправился в расположенный вблизи побережья укрепленный пункт Салерно, откуда в обмен на отказ от военных действий предложил королю своих обоих сыновей — Ромуальда и Гримоальда, а также других многочисленных заложников в качестве гарантов благополучия.

Реально оценив собственный военный потенциал, открытые и скрытые притязания папы на земли Беневенто, трудно преодолимые расстояния между основными регионами по другую сторону Альп и потенциальным очагом напряженности на крайней периферии, Карл принял сделанное ему предложение. При этом он трезво взвесил, что Беневентское герцогство расположено на стыке византийских, папских и франкских интересов и наступление франкских отрядов привело бы к разрушению церковных владений и тем самым к косвенному подрыву его в общем-то высокого авторитета среди разных церковных деятелей Беневенто. Так, главный храм Беневенто 22 марта получил подтверждение на свое владение и обретение иммунитета. А два дня спустя подобной же привилегии удостоилось самое крупное аббатство герцогства — монастырь Сан-Винченцо-ин-Волтурно, за которым еще было признано право на свободное избрание аббата.

Вскоре Карл принял младшего сына Арихиза — Гримоальда и двенадцать других представителей аристократии (цифра 12 в этом контексте приобретает мистический смысл) в качестве заложников и гарантов договора о подчинении. Король через своих эмиссаров велел герцогу, его сыну и всем жителям Беневенто принести присягу верности. Весьма вероятно, что также была достигнута договоренность о ежегодной дани в размере 7000 римских золотых монет. Она была выплачена еще в 811 году, Тем самым Арихиз заявил о подчинении королю франков. Он и его нарол принесли присягу верности, исключавшую какие-либо действия, наносящие ущерб франко-королевским интересам.

В ходе переговоров с герцогом Арихизом, потребовавших с обеих сторон немалой доли благоразумия и гибкости, Карл, по крайней мере частично, сумел удовлетворить и территориальные притязания папы в регионах, находящихся южнее Рима. Так, папа получил Капуа, а также целый ряд городов в приграничном Лиритале, завоеванных герцогом Беневенто Гизульфом в 702 году. Таким образом, за те недели произошло нечто вроде уточнения границ с Беневентским герцогством, как в 781 году с Сабиной и Сполето, в пользу Римской церкви. Учитывая реальное соотношение сил, большего король добиться не смог. Как вскоре выяснилось, Капуа и другие города фактически оставались неотъемлемой частью Беневенто. Если в 817 году выданная Римской церкви грамота Людовика Благочестивого посвящена реституции многочисленных патримоний в регионе Неаполя или даже в Калабрии, отошедших к папе якобы в порядке компенсации за «потерю» Беневенто, то в 787 году скорее всего родилось соответствующее заявление о намерениях его отца, благодаря которому в дальнейшем стала возможной реальная передача территорий.

Правда, о практической реализации территориального приращения во имя увеличения и расширения папского влияния речи не шло. С одной стороны, ни Арихиз ничего не предпринял для отказа от согласованных с королем объектов, городов и патримоний, ни посольство Карла не сообщило о каком-либо прогрессе в этом деле, которое, как принято, в результате опроса «местных старост» (boni homines) собиралось зафиксировать папские притязания.

Основанием для такой тактики с целью затяжки времени герцогом Арихизом стали, по-видимому, новые элементы в отношениях между Восточным Римом и государством франков. Дело в том, что неподалеку от Капуа Карл принял греческое посольство, очевидно, по окончании переговоров с Вибольдом в Константинополе оно теперь потребовало передачи королевской дочери Ротруды, просватанной за императора Константина. Карл это требование отверг. В отношении событий 788 года наш хронист замечает, что греки, разгневанные отказом, призвали среди прочих патриция Сицилии сровнять Беневенто с землей. Между тем Константин некоторое время спустя нашел супругу в другом месте. Правда, византийский хронист пытается доказать, что императрица Ирина, к неудовольствию сына, сама расстроила помолвку и сразу же отправила Сацеллария Адальхиза, сосланного в Византию сына Дезидерия, в Южную Италию с целью спровоцировать Карла и нанести ущерб его репутации. Поэтому фактическая причина конфликта заключается в несостоявшемся браке Ротруды с юным императором.

Почему дело дошло до афронта, нам неизвестно. Может быть, в душе Карла взял верх скепсис в связи с вероятными опасностями, исходившими для его правления в Италии от потенциального зятя Константина. Вхождение в императорскую семью, возможно, приводило к выводу о подчинении Запада Востоку, тем более папа из религиозно-политических соображений явно шел на сближение с Византией. Эйнхард обосновывает неприязнь Карла к зятьям как потенциальным соперникам просто эмоционально окрашенным нежеланием отца расстаться с дочерьми, «коронованными голубками» будущего ахенского дворца. Потребовалось еще почти двести лет, прежде чем брак Оттона II с византийской принцессой Феофано сделал возможным хотя бы на несколько лет союз Востока с Западом.

По возвращении из Капуа Карл 28 марта со свитой опять оказывается в Риме, где подтверждает монастырю Монтекассино владения в Беневенто одновременно с предоставлением иммунитета и права на свободное избрание аббата. Уже в третий раз Карл отмечает святой праздник Пасхи вместе с папой в главных храмах христианства.

В эти дни в Рим прибыло также посольство от герцога Тассилона во главе с новым зальцбургским епископом Арном и аббатом Гунфридом из монастыря Мондзее. При поддержке папы они собирались договориться о заключении мира между королем и герцогом. Странное действо, которое само по себе не вписывается в канву договоренностей 781 года между Карлом и Тассило-ном, уже обеспечивших баланс интересов обеих сторон. Выбор Арна в качестве посредника в намечающейся дуэли кузенов был продуманным ходом Тассилона. Арн, уроженец Баварии, с 782 года аббат фландрского монастыря Святого Аманда, был близок к королю благодаря давним связям с двором. В 785 году он стал преемником приближенного к Тассилону епископа Зальцбургского Вергилия, что предопределило его посредническую роль в отношениях франков и баварцев друг с другом.

Между тем положение настолько обострилось, что, по свидетельству баварских летописей, в Больцано дело дошло до военных столкновений между Баварией и одним франкским графом. Поначалу король принял мирные усилия папы и Арна, заявим: «Он этого хотел и долгое время пытался этого добиться, но ничего не получалось. Поэтому решил добиться поставленной цели и поступил решительно». Наш источник добавляет: «Тогда назван ный король решил в присутствии папы заключить мир с эмиссп рами, но они отказались, так как не посмели дать такое заверение». Дело в том, что мандата на ведение переговоров от имени Гассилона было недостаточно для заключения обширных согла-иений, явно невыгодных герцогу.

И вот, согласно цитируемым нами имперским хроникам, в центре которых во все большей степени оказывается наказуемое, с точки зрения франков, поведение Тассилона, из-за кулис появляется фигура самого Адриана I. Он выступает сторонником политических интересов короля: «Убедившись в ненадежности и лживости герцога и его сторонников, папа немедленно пригрозил им церковным проклятием, если они нарушат клятву верности, данную королю Пипину и господину королю Карлу. Он решительно дал понять эмиссарам, чтобы те внушили Тассилону, то он, папа, будет действовать именно таким образом и не иначе, если герцог откажет в верности королю Карлу, его сыновьям и всем франкам, а это может обернуться кровопролитием и разорением земли. И если названный герцог с его загрубевшим сердцем не желает подчиняться словам названного папы, то король Карл и франкское войско избавлены от опасности греха, а происходящие в стране поджоги, убийства и прочие проявления зла должны обрушиться на головы Тассилона и его сторонников, в то время как король Карл и франки к этому непричастны. После сказанного эмиссары Тассилона были отпущены».

В обостряющемся конфликте бросается в глаза пристрастное отношение Адриана I к королю Карлу. Здесь не могло обойтись без назидательных посланий папы к герцогу. Но такие обращения с осуждением Тассилона и его страны, видимо, не отвечали ни политическим целям понтифика, ни религиозному взгляду преемника апостола Петра на собственную роль и духовное положение. Вместе с тем Римская церковь поддерживала тесные и добрые отношения с Баварией еще со времен Винфрида-Бонифация — в 772 году папа совершил обряд крещения сына Тассилона — Теодора, таким образом взяв его под свое духовное покровительство.

Свидетельство хроник служит исключительно одной цели — после возвращения Карла в Вормс начать подготовку к противостоянию с Тассилоном, представив папу как высшую нравственную инстанцию, которая безо всяких колебаний встанет на сторону короля в противоборстве с баварским герцогом во имя того, чтобы похоронить в том числе и его церковный авторитет.

По завершении беседы с эмиссарами баварского герцога Карл покинул Вечный город. Согласно более позднему источнику, в его свите были «римские певцы, опытные грамматики и математики», что вполне созвучно культурно-объединительной роли Карла. Сопровождавшие короля люди были призваны насаждать по другую сторону Альп римские стандарты как причастные к Каролингскому Ренессансу.

В первой половине 787 года маршрут Карла проходил, види мо, через Равенну. Из контакта с позднеантичными произведениями зодчества и искусства этого последнего византийского плацдарма в итальянской Адриатике проистекала, очевидно, просьба короля разрешить ему снять с полов и стен экзаршего дворца в Равенне мозаичные панно и мраморные инкрустации и перевезти их в государство франков. Нам известно, что впоследствии мраморные колонны из Равенны и Трира были установле ны в ахейском храме. Для этого требовалось папское согласие. И ответ понтифик попросил короля прислать ему породистых лошадей. В Рим прибыла только одна лошадь, впрочем, она оказа лась всего лишь «пригодной» и не более того, а вот вторая сдохла в дороге. Однако из этой просьбы нетрудно понять, что франк ское коневодство было на хорошем счету даже в Риме. О значимости этой породы убедительно свидетельствует и так называемый реестр качества Саpitulare de villis[45] вместе с соответствующими параграфами и, конечно, в основном победоносные кавале рийские атаки франков. Впрочем, можно напомнить о том, что папа обратился к королю с просьбой обеспечить его строитель ными материалами (пиломатериалы и олово) для производства ремонтных работ в соборе Святого Петра и тем самым и в этой сугубо материальной сфере предопределил дружеский контакт по принципу «брать-давать» между королем и папой.

Карл снова направился в Вормс (в среднем течении Рейна) и сопровождении супруги Фастрады, сыновей и дочерей. Надо сказать, что в семейном кругу король смотрелся как настоящий патриарх.