Дина Аманжолова. «Действовать в пользу народа». Петр Гермогенович Смидович

Меня всегда интересовало — что это за человек. Почему дворянин, профессиональный инженер-электрик, получивший высшее образование в Париже, ушел в революцию, прошел через все злоключения и стал одним из первых руководителей города в советский период?

Ю. М. Лужков

Петр Гермогенович Смидович.

7(19).05.1874 — 16.04.1935.

На вершине московской власти с 29.03. по 16.10.1918

Судьба Петра Гермогеновича Смидовича очень интересна. Он прошел путь от романтического увлечения идеей действовать в пользу народа и честно бороться за социальную революцию к ее реализации и драматической трансформации через дела и поступки в разных политических ипостасях. П.Г. Смидович относился к числу большевиков, которые стояли на позициях корректного политического партнерства российских марксистов с их оппонентами. Даже в рамках тоталитарного режима они безуспешно пытались сохранить элементы демократии.

Органически присущие Смидовичу интеллигентность, широкую эрудицию, порядочность и искренность (при всей его сдержанности, особенно в зрелые годы), удивительное личное обаяние не раз отмечали его современники. И эти качества не изменяли ему никогда. Но чудовищное предательство и перерождение дела, которому П.Г. Смидович, как многие другие российские интеллигенты, посвятил жизнь, стало его глубокой личной драмой.

Биография Петра Гермогеновича Смидовича — прекрасный пример разнородного характера большевизма как до, так и после 1917 года. С одной стороны, он прочно впитал западные политические и культурные традиции во время обучения во Франции и нескольких лет эмиграции, с другой — участвовал в руководстве подпольной борьбой в России до революции, играл одну из ключевых ролей в борьбе большевиков за власть в Москве в 1917 году, став заместителем председателя, а в 1918 году — председателем Моссовета. И впоследствии он занимал важные государственные посты, в частности — заместителя председателя ВЦИК и ЦИК СССР.

* * *

Петр Гермогенович родился 7 мая 1874 года в городе Рогачев Могилевской губернии. Детство его прошло в родовом имении потомственных дворян Смидовичей — Зыбино Тульской губернии. Отец — Гермоген Викентьевич, надворный советник, был акцизным служащим, в 1876 году вышел в отставку. Первую скрипку в семье играла мать — Мария Тимофеевна (урожденная Барановская).

В 1892 году Петр Смидович поступил на естественное отделение физико-математического факультета Московского университета, и с тех пор (с небольшими перерывами) его судьба прочно связана с Москвой. Выдающийся физиолог И.М. Сеченов был одним из самых чтимых и любимых его наставников и высоко оценивал научные способности Петра. Любовь к ботанике на всю жизнь привил ему К.А. Тимирязев. Революционно настроенная студенческая среда, в которой он вращался, усилила его тягу к активному участию в политической борьбе. В нее включились также Инна, учившаяся в Петербурге (после исключения она продолжила образование в Швейцарии), Ольга и Николай Смидовичи.

Приход П.Г. Смидовича в революцию был совсем не случайным. Стремление к власти, социальная и личная месть, скука, желание войти в привлекательную группу и т. п. мотивы были ему глубоко чужды. Главным мотивом, диктовавшим переход к революционной деятельности для таких личностей, как П.Г. Смидович, были чувство долга перед народом и несовпадение собственного статуса до начала этой деятельности с внутренним мироощущением.

В 1895 году по делу об антиправительственной деятельности Совета объединенных землячеств студентов Москвы Петр был исключен из университета и с помощью сокурсников отправился самым дешевым тарифом в Париж «в очень оборванном виде, который удивлял заграницу», но самого его это нисколько не смущало. Осенью 1898 года с паспортом монтера-электрика Этьена Бюссера Петр Смидович вернулся в Россию и включился в революционную нелегальную деятельность, под другим именем — Эдуарда Куртуа. В 1900 году был арестован и целый год провел в одиночке. За это время он многое переосмыслил, прочел большое количество научной и другой литературы. Особенное значение имело чтение Библии, что послужило перевороту в его отношении к религии и Богу. Вспомнив изучавшиеся в студенчестве труды психиатров и посещения клиник, он стал изображать психическое заболевание, изъясняясь только на французском, и в конце концов был выдворен за границу.

В 1900 году в Лондоне Смидович вместе с В.И. Лениным, Ю.О. Мартовым, В.И. Засулич, Н.К. Крупской и другими участвует в работе «Искры» (обязанности секретаря редакции исполняла его сестра Инна, а когда у нее родился сын, ее заменила Крупская. Сама же Инна вскоре примкнула к меньшевикам). В это же время Смидович, владея всеми основными европейскими языками, много занимался самообразованием — всемирной историей, философией, политической экономией, физиологией, медициной, биологией, искусством и литературой.

Петр Гермогенович организовывал нелегальный транспорт «Искры» из Франции в Россию, затем работал в эмигрантских социал-демократических организациях в Германии. В 1903 году нелегально вернулся в Россию и развернул работу по созданию партийных организаций и типографий на Севере, в Баку и Туле, на время выезжая вновь в Германию.

Революция 1905–1907 годов застала его в Москве. В 1906 году он стал членом Московского окружного комитета партии, от которого участвовал в работе IV съезда РСДРП под псевдонимом Шурин, выступив по всем основным вопросам в поддержку большевиков. Нравственное кредо порядочного человека, коим с юных лет руководствовался Смидович, в конкретной ситуации реализовалось в полных риска и лишений буднях профессионального революционера. Он руководил стачечной борьбой московских трамвайщиков и коммунальных рабочих, возглавлял Центральное бюро профсоюзов Москвы и приобрел огромный авторитет и популярность среди рабочих и в партийных кругах большевиков. В ноябре 1908 года он был арестован и сослан на два года в Вологодскую губернию.

До возвращения в 1914 году в Москву Смидович с женой Софьей Николаевной и сыном Глебом жил в Тульской области и в Калуге.

* * *

Фигура П.Г. Смидовича, непоколебимо убежденного в исторической правоте курса на переустройство общества на началах социальной справедливости, пожалуй, ярче многих других олицетворяла сохранившийся в партии большевиков в 1917 году (и позже) скромный, но реальный потенциал «мягких», с опорой на консенсус революционно-демократических сил, альтернатив хода и исхода событий.

Именно в Москве в 1917-м этот потенциал удалось частично реализовать. Политические баталии в Моссовете между ним и буржуазно-демократическими органами власти города дают зримые, но, увы, почти не востребованные уроки одного из оптимальных способов разрешения конфликтов. Многие их участники с обеих сторон в ситуации острейшего противоборства демонстрировали качества, непреходящая ценность которых в политике и сегодня с трудом воспринимается нашим обществом. П.Г. Смидович участвовал в решающих событиях борьбы за власть в Москве и во многом влиял на развитие и итоги этой борьбы.

На первом организованном заседании Моссовета рабочих депутатов 1 марта 1917 года, по его свидетельству, присутствовало «сотни три депутатов» от 52 предприятий. Председателем был избран меньшевик А. М. Никитин. Тут же прошли выборы исполкома и его главы — Смидовича, организованы комиссии. «И работа закипела». (Большевики попытались тогда провести в председатели Моссовета Смидовича, но имевшие перевес голосов меньшевики решили вопрос в свою пользу. Вскоре Никитин вошел в состав Временного правительства, и его сменил меньшевик Л.М. Хинчук. Смидович же на протяжении всего 1917 года занимал ведущее место в большевистском руководстве Моссовета).

В исполком Комитета общественных организаций (КОО), претендовавшего на полновластие в Москве входили В.П. Ногин, П.Г. Смидович, И.Г. Батышев, С.С. Белоруссов, М.И. Гаротин и другие большевики. КОО в течение марта взял в свои руки ключевые позиции управления городом: финансы, милиция, продовольствие, городское самоуправление, гарнизон. Пожалуй, именно в Москве наиболее отчетливо в течение всего 1917 года проявлялась тенденция к сохранению единства социалистических партий, большевиков и меньшевиков.

После Февраля Моссовет заседал в здании городской думы. 2 марта 1917 года он обсудил вопросы о тактике по отношению к КОО, о забастовке, доклады с мест, об организации районов и др. Смидович сделал доклад от исполкома, в котором, анализируя первые дни революции, отметил, что новая власть не связана и, очевидно, не стремится быть связанной с народной массой. Революцию нельзя считать оконченной, пока не удовлетворены требования пролетариата, ни слова не сказано о новом порядке, об Учредительном собрании, об амнистии и других животрепещущих проблемах. От имени большевиков Смидович призвал рабочих теснее сплотиться и твердо добиваться выполнения программы демократических преобразований.

Именно П.Г. Смидович в течение всего 1917 года оставался единственным постоянным участником всех переговоров Московского совета рабочих депутатов (МСРД), а затем Военно-революционного комитета (ВРК) с их оппонентами и противниками в борьбе за власть. Ему доверяли обе стороны и признавали возможности компромисса.

Одной из важнейших задач было налаживание работы самого Совета. Исполнительная комиссия, выполнявшая роль технического аппарата с помощью «девиц из Земсоюза», не устраивала рабочих. 16 марта Смидович сделал доклад о новом проекте: предлагалось избрать в исполком 60 человек из состава пленума и еще по 2 от фракций большевиков, меньшевиков и эсеров, а также по 1 от менее крупных организаций. Исполкому давалось также право кооптации 10 человек. Этот проект был принят. Для содержания Совета устанавливались процентные отчисления с жалования рабочих, определяемые через фабзавкомы общими собраниями. 10 рублей выделялось членам совета за каждое заседание, члены исполкома получали 300 рублей в месяц. Однако предприниматели всячески сопротивлялись проведению отчислений.

Между тем организация нормальной жизнедеятельности сложного городского организма с самого начала, очевидно, составляла одну из основных слабостей МСРД. Его структура отражала в основном социально-политическую направленность работы этого органа: были созданы агитаторская, военная, конфликтная (для разбора конфликтов между рабочими и предпринимателями) и другие комиссии, отделы содействия профстроительству, агитационно-пропагандистский, районных организаций. Хозяйственная и финансовая комиссии были озабочены прежде всего поиском средств, а делегирование членов совета в КОО, продовольственный комитет и военный совет при КОО должно было несколько упрочить его влияние на решение городских проблем.

Для большевиков этого периода был характерен «романтический идеализм». Наиболее откровенно его психологию выразил один из депутатов И.С. Вегер 21 марта на пленуме совета, когда обсуждался вопрос «О демократизации городского самоуправления». Он говорил: «Нам предлагается заняться ведением городского хозяйства, т. е. заняться богадельнями, мостовыми, санитарией и т. д. Все это — вещи прекрасные, но с революцией имеют весьма мало общего… Все городские революционные комитеты превратятся в городские думы, займутся богадельнями, мостовыми и прочим. Тогда точка революции». Все дело организации городского хозяйства совет передал в руки КОО.

П.Г. Смидович вместе с В.П. Ногиным был инициатором компромиссного решения о тактике советов в самом начале апрельского кризиса правительства 21 апреля 1917 г. Он присоединился к предложению Ногина не мешать рабочим реагировать на события, но самостоятельно не выступать, как решил уже исполком Петросовета.

Великолепное знание жизни города, социальных настроений разных его слоев, экономической ситуации, расстановки политических сил и лиц, их персонифицировавших, вкупе с высокой культурой делали Петра Гермогеновича одним из незаменимых лидеров Москвы. Он руководил заседаниями Моссовета, принимавшего решения по ключевым вопросам, выступал на них, на партийных форумах большевиков города и области по важнейшим проблемам политической жизни, неизменно возглавлял переговорный процесс в ситуациях крайнего противостояния сторон в 1917-м. Во многом благодаря усилиям Смидовича, а также его единомышленников удавалось контролировать ситуацию в Москве в критические моменты.

Эсеро-меньшевистское руководство Моссовета не только не противилось предпринятым правительством мерам по дискредитации и репрессированию радикалов, но и помогло ему в этом. (Смидович, например, оставаясь членом президиума Моссовета, подвергся аресту за беседу с солдатами у госпиталя, мимо которого шел домой, возвращаясь из бани). 10 июля исполком МСРД выступил против травли большевиков, но меньшевики обвинили их в заговорщической тактике и анархистских методах действий. Им возражал Смидович: «Если революция гибнет, то потому только, что пролетариат в своей борьбе оказался изолированным». Он подчеркнул, что большевики никогда не обещали немедленного уничтожения разрухи в случае утверждения власти Советов, а лишь видели в этом лучшую возможность для решения проблемы. Смидович и другие большевики доказывали, что не потеряли доверие масс. Но исполком выступил против перехода власти к Советам и осудил действия РСДРП(б), как гибельные для революции.

1 сентября была создана согласительная комиссия из равного числа представителей фракций. От РСДРП(б) в нее вошли П.Г. Смидович и В.А. Аванесов. В принятой ею резолюции о структуре власти, предложенной меньшевиками, содержался призыв к участию в правительстве «революционной трудовой демократии» и примыкающих к ней слоев населения при решительном отмежевании от корниловщины. В тот же день П.Г. Смидович был избран и представителем Московской городской думы в областном военном совете.

После подавления выступления Л.Г. Корнилова борьба разворачивалась вокруг двух вариантов дальнейшего развития революции: на основе широкой коалиции реформистских демократических сил или путем решительной смены формы и существа государственной власти, которую отстаивали большевики.

После новых выборов в Моссовет 18–19 сентября большевики усилили свои позиции. В исполкоме они имели 32 места, меньшевики — 16, эсеры — 9, объединенцы — 3. Председателем президиума, как известно, был избран В. П. Ногин, в него вошли также большевики П.Г. Смидович, А.И. Рыков, В.А. Аванесов, Е.Н. Игнатов, меньшевики Л.М. Хинчук, И.Б. Кибрик, эсер В.Ф. Зитта и объединенец Л.Е. Гальперин.

23 октября исполком МСРД под председательством Смидовича принял декрет № 1 об экономической борьбе, означавший передачу управления производством фабзавкомам. Он был единственным декретом, изданным Моссоветом. Это решение было продиктовано объективными обстоятельствами. Нарастала угроза голода. Было организовано распределение продуктов по карточкам через домовые комитеты. Хлебный паек доходил до 1/4 фунта. Развал экономики и системы управления народным хозяйством, безудержный рост спекуляции, дефицитов, разгул бандитизма и проституции свидетельствовали о неспособности правительства овладеть ситуацией.

Смидович, Игнатов и др. уже принадлежали к той части партийного и советского руководства Москвы, которая стремилась любой ценой избежать вооруженного столкновения и строила свою тактику на поисках мирных путей революции. Вечером 26 октября после доклада возвратившегося в Москву В.П. Ногина о восстании в Петрограде исполком совместно с представителями райкомов обсуждал ситуацию в Москве. Ногин говорил: «…Если в Петрограде победа пролетариата и армии совершилась легко и если есть надежда на воссоздание власти, признаваемой всеми партиями, входящими в Советы, то в Москве нужно принять все меры, чтобы это произошло без кровопролития. Поэтому я предложил партийной группе и ВРК выяснить положение во враждебном лагере и возможность кончить миром».

Ногина поддержали Рыков и Смидович, и ВРК пошел на переговоры. 26 и 27 октября велись переговоры с командующим войсками Московского округа К.И. Рябцевым и председателем Комитета общественной безопасности (КОБ) В.В. Рудневым. В то же время обе стороны разрабатывают планы боевых действий. К 28 октября напряженность усилилась. Еще 27-го утром меньшевики и эсеры распространили слухи о падении Совета Народных Комиссаров (СНК) и победе Керенского. ВРК поручил Смидовичу и Пятницкому установить с Петроградом связь и выяснить действительное положение вещей. Смидовичу, как уже отмечалось, на протяжении всех октябрьских событий, удавалось добиваться снятия излишне категоричных формулировок, не учитывающих реальности и интересов дела. Так, к условиям ВРК, предъявленным 28 октября в ответ на ультиматум Рябцева о создании революционно-демократического комитета с участием разных органов, он добавил приписку о возможности утвердить его состав «и другими организациями».

Кульминация наступила 28 октября: комендант Кремля Берзин сдает Кремль, начинается расстрел революционных солдат, все предприятия города останавливаются, солдаты гарнизона объявляют исполком своего совета, состоявший из эсеров и меньшевиков, изменником делу революции. Окруженный юнкерами Моссовет к вечеру 28-го с помощью районов добился перелома в свою пользу. ВРК согласился на переговоры и, откликнувшись на предложение Рябцева о перемирии, отдал приказ о прекращении боевых действий. В комиссии по выработке условий перемирия, организованной Всероссийским исполнительным комитетом железнодорожного профсоюза (Викжел в дни октябрьской революции — один из контрреволюционных центров) были направлены П.Г. Смидович и П.И. Кушнер.

Переговоры в согласительной комиссии проходили 30 октября до вечера в помещении бывшего царского павильона Николаевского вокзала. Партийный центр и ВРК отвергли соглашение и предложение о перемирии. Большевики ехали на переговоры после перемирия, как вспоминал Петр Гермогенович, с условиями победителей и с предписанием на уступки не идти. Требование распустить Красную гвардию, арестовать ВРК и другие окончательно сорвали обсуждение. «Бой — так бой, до конца, а там увидим. Все встали. Послышались громкие рыдания, истерики». Предоставив противникам место в автомобиле (переговоры шли в царском павильоне Николаевского вокзала), Муралов, Смидович и Кушнер довезли их до здания совета, а затем отправили на санитарной карете в белогвардейский штаб.

«Сдерживаемая 24 часа стихия развернулась с утра с новою силою. Гремели артиллерией районы, пылали дома, быстро стягивалось вокруг белых стальное кольцо революции».

Во время переговоров военные действия не прекращались. Были заняты гостиница «Метрополь», Городская дума и Исторический музей, штаб Московского военного округа (МВО). К исходу 2 ноября у белых оставались только Кремль, Александровское военное училище и 5-я школа прапорщиков у Смоленского рынка. В 5 часов вечера был пописан договор о капитуляции КОБ. При этом участники переговоров от ВРК П.Г. Смидович и В.М. Смирнов пошли на сохранение в юнкерских училищах оружия, необходимого для обучения, в комиссию по разоружению включили представителей командного состава и согласились на немедленное освобождение пленных после подписания соглашения.

2 и 3 ноября контрреволюционные силы прекратили сопротивление. «Из центра к нам прибыл П.Г. Смидович. Он приказал всех пленных отпустить. Ревком и штаб после допроса отпускали юнкеров и офицеров по домам, несмотря на то, что красногвардейцы были возмущены их зверствами: революционно настроенных солдат и рабочих они расстреливали безжалостно», — писал один из районных руководителей большевиков. Безусловная заслуга в удержании ситуации под контролем и сохранении города от возможного разгула стихии в дни ожесточенного противостояния принадлежит «примиренческой» части большевистского руководства. Одну из ключевых ролей в ней играл П.Г. Смидович.

«Победивший пролетариат не поднял руки на обезоруженных, не мстил за расстрелянных в Кремле товарищей. Он доверил слову взятых: не поднимать руки на Советскую власть. Многие ли сдержали слово? Один сдержал… Рябцев, расстрелянный недавно белыми», — писал Смидович.

После взятия власти Моссовету и его ВРК пришлось сразу столкнуться с массовым саботажем со стороны служащих. Поскольку городская дума была распущена, а новые выборы назначены на 26 ноября, управление оказалось в руках районных дум. С большим трудом удалось пустить трамваи, необходимо было наладить электроснабжение, работу водопровода, городских учреждений. ВРК назначил 5 комиссаров и с помощью профсоюза 7 ноября удалось решить вопрос о выплате жалования из Госбанка городским рабочим и милиционерам, хотя все учреждения самоуправления, банковские и хозяйственные были разгромлены, со всех сторон надвигалась опасность саботажа и бойкота. Большевики могли рассчитывать только на собственные силы и средства и должны были показать всем и всякому, что у них силы имеются, что они эту работу могут вынести на своих плечах.

10 ноября состоялись похороны жертв октябрьских боев в Москве…

14 ноября 1917 года был избран единый исполком Моссовета рабочих и солдатских депутатов. В него вошли 90 человек, в том числе 63 большевика. Председателем президиума был избран большевик М.Н. Покровский. П.Г. Смидович вошел в состав президиума.

П.Г. Смидович досконально знал политическую и экономическую ситуацию в Москве, расстановку сил и возможности депутатского корпуса Моссовета. Принятая по его докладу Моссовету 25 ноября (8 декабря) 1917 года инструкция экономического отдела Моссовета по рабочему контролю направляла энергию специально созданных комиссий на организацию учета рабочей силы, материалов, оборудования, наведение элементарного порядка на предприятиях. В отличие от декрета СНК в инструкции предусматривалось положение о финансовом контроле, о необходимости связи между контролем над производством и распределением, что отражало, очевидно, нежелание руководства города формировать «красногвардейскую атаку на капитал» и разрушать прежние механизмы до основания.

* * *

11 марта 1918 года в Москву переехали советское правительство и ВЦИК. Организация размещения СНК и ВЦИК была поручена П.Г. Смидовичу и гражданскому комиссару Кремля П.П. Малиновскому. Ответственная работа была проведена организованно. Уже на следующий день, 12 марта 1918 года, Моссовет принимал главу правительства. На заседании обсуждался продовольственный вопрос. Сам Моссовет в это время был для руководства страны олицетворением власти трудящихся, трибуной для обсуждения важнейших проблем внутренней и внешней политики. Здесь постоянно выступали лидеры партии и государства, международные деятели.

По итогам выборов в Моссовет в апреле 1918 года прошли 605 большевиков. 42 из 60 членов Исполкома были членами РСДРП(б). В целом, большевики имели 67 % мест в Совете, левые эсеры — 5 %, меньшевики — 11,5 %. Было избрано также 45 беспартийных. Председателем Президиума Совета стал П.Г. Смидович. В противовес выдвинутой большевиками кандидатуре П.Г. Смидовича, ни одна фракция не смогла найти подходящих альтернатив. Он был избран значительным большинством голосов, что свидетельствовало о его высоком и устойчивом авторитете. В руководящие органы вошли большевики А.А. Алешин, М.Ф. Владимирский, В.А.Обух, М.И. Рогов, Н.А. Семашко, А.М. Цихон и другие.

Смидовичу предстояло наладить продуктивную работу органов управления столицы и способствовать согласованной деятельности фракций. Однако это было непросто. Меньшевики и правые эсеры резко протестовали против практически всех предложений большевиков и поддерживающих их левых эсеров. Все заседания сопровождались криками, протестами, выступавшие прерывались шумом и аплодисментами с обеих сторон. Меньшевики обвиняли П.Г. Смидовича как председателя Президиума в нарушении регламента и прав членов Совета. Однако он, призывая депутатов к спокойствию и уважению воли большинства, последовательно добивался перевода обсуждения в конструктивное русло, предоставляя возможность высказаться всем фракциям.

Конфликт вспыхивал по каждому вопросу. Столичная модель должна была служить образцом для рождавшегося в ходе грандиозного социального эксперимента нового механизма власти, олицетворять подлинное народовластие, обеспечивать жизнедеятельность сложного организма в чрезвычайных условиях гражданской войны.

П.Г. Смидович стал одним из непосредственных создателей этой модели. 19 апреля 1918 года исполком Моссовета определил численный состав руководящих органов, избираемых на пленарном заседании (Исполком — 60 человек, Президиум — 25 человек). Они должны были осуществлять управление столицей через соответствующие отделы, а депутаты — контроль и учет работы советских учреждений через возглавляемые членами Президиума контрольные ревизионные и другие временные и постоянные комиссии. В составе Моссовета было создано 17 отделов, обеспечивающих организацию всех сторон жизни города и губернии.

Моссовет стал зачинателем первого в истории новой России общегосударственного праздника, и проведение его имело особый смысл в обстановке нараставшего гражданского противостояния в обществе. Специально созданная комиссия предложила объявить день 1 Мая нерабочим, в том числе и для домашней прислуги, за исключением предприятий и учреждений, обеспечивающих жизнедеятельность города. В празднике должны были принять участие артисты, хоровые и оркестровые коллективы. Напряженная работа предстояла милиции, военнослужащим и шоферам. Домкомам и общественным учреждениям предлагалось запастись красными национальными флагами.

Праздничное настроение должно было создаваться новой символикой, полным освещением до полуночи всего города, специальным репертуаром увеселительных заведений (они показывали по 2 представления в день, распространяя билеты по сниженным вдвое ценам). Продовольственный отдел обеспечивал выдачу удвоенного хлебного пайка. Сборы от зрелищных мероприятий направлялись в комитет общепита. Проводился также кружечный сбор средств на создание памятника жертвам пролетарской революции на Красной площади.

Смидович предложил утвердить порядок празднования Первомая и подробно обосновал его политический смысл. Несмотря на скептицизм части членов Исполкома, ссылавшихся на непраздничное настроение рабочих масс, большинство высказалось за его проведение, как это делается рабочими Европы. «В первый раз в стране развертывается в день 1 мая красное знамя, которое является в то же самое время знаменем официального большинства государства», — подчеркнул председатель Моссовета. Этот праздник молодой советской республики олицетворял, по его мнению, свободу революционного класса. Главными лозунгами теперь должны стать: «Да здравствует социализм!», «Да здравствует свобода рабочего класса, его строительство!». Зачитав план празднования, глава Моссовета передал слово депутату Малиновскому, который был настроен более радикально. Он предложил установить продолжительный срок для обсуждения проекта памятника павшим, похороненным у Кремлевской стены, и привлечь к обсуждению литераторов, художников, рабочих. Затем провести конкурс и «общий суд плебисцита», но не всего населения столицы, а только пролетариата.

Более трезвые ноты попытался внести в обсуждение Исув, выступивший с декларацией фракции меньшевиков. Председатель Смидович прав в одном, указал он, — что нужно говорить не о прекрасном положении, а «о тучах». Пролетариат любит правду, и мы должны взвесить, как за год приблизились к его идеалам. «Не обольщайтесь силой правды», — предупреждал Исув, предлагая обеспечить 1 Мая полную свободу лозунгов и агитации с охраной мирных шествий красноармейцами. В поддержку большевиков выступили только левые эсеры.

Смидович был вынужден уточнить, что проект комиссии предусматривает не вооруженные демонстрации, а праздничное шествие с музыкой под охраной гвардии и красноармейцев: «Нет, товарищи, в этот день не будет допущено то, что было 9-го января», — заверил он.

Как один из лидеров Моссовета Смидович был организатором и других первых советских праздников. Он возглавил Октябрьский комитет и подготовку к 1-й годовщине Октября считал особо ответственной задачей. Именно это празднование должно было показать значение революции «как момент перехода всего человеческого строя и начала развития истории, как начала действительного устройства человеческой жизни, руководимой по назначению людей, и как, наконец, господство стихийных законов социализма. Мы решили эти законы, поняли весь механизм их развития, и эти законы поворачиваем в свою пользу, мы заставили всю природу жить для себя», — так объяснил он объективный характер «стихийных законов» переустройства общества по принципам социальной справедливости. В те дни он был твердо убежден в способности новой власти обеспечить ее.

6 ноября в 12 часов дня по гудку всех московских предприятий начались митинги. Демонстрации объединенных по профессиям рабочих собирались к зданию Моссовета. Шествия завершались на Красной площади, где после приветствий состоялся спектакль и открытие мемориальной доски в память погибших за революцию. Праздничные специальные митинги организовывались для детей. По распоряжению Моссовета работали все культурно-просветительные заведения, были обеспечены 2-х дневное полное уличное освещение и работа основного вида общественного транспорта — трамвая с 5 до 23 часов. Движение извозчиков и автомобилей прекращено. В праздничные дни были открыты столовые общепита, как и 1 Мая, выделен двойной хлебный паек, а также продукты для обслуживания по карточкам. Для детей в приютах выдавался ситец или теплая одежда, в некоторых районах сумели организовать бесплатные подарки. «Беднейшее население нуждается в том, чтобы оно было одето и обуто, и если не к празднику, то после праздника: все это должно сплотить всех», — подчеркивал Смидович.

Перед новой властью встало множество острейших проблем. Одной из них был затяжной топливный кризис. Почти вся Россия в 1917 году испытывала острый недостаток топлива всех видов. Москве зимой необходимо было ежедневно 475 тыс. пудов дров, 100 тысяч пудов каменного угля и столько же нефтяных остатков, 15 тыс. пудов торфа. Такого количества топлива в Москву не поступало уже с января 1917 года. Температура в квартирах редко понималась выше 10–12 градусов. Останавливалось все больше предприятий, росла заболеваемость населения. Топливный кризис не был разрешен и в 1918–1919 годах.

Снабдить продовольствием, теплом и энергией столицу можно было, только обеспечив политическую стабильность в стране, возродив ее экономику, создав мощную индустриальную и энергетическую базу. 26 марта 1918 года СНК рассмотрел вопрос об электрификации Московского района. Доклад был направлен в ВСНХ, в первый состав бюро которого входил П.Г. Смидович. В это время он возглавлял также Управление электротехническими сооружениями Комитета госсооружений и вплотную занимался делом электрификации региона. Смидовичу приходилось «выбивать» экстренную отправку составов с углем в Москву из Рязани, Владимира, Курска, Мурома и других городов, чтобы предотвратить остановку ГЭС, газового завода и других предприятий столицы. Являясь комиссаром первой национализированной электростанции на торфе «Электропередача» в Богородском уезде, Смидович занимался также организацией бесперебойной доставки на станцию продовольствия и других грузов.

В марте 1918 года МГЭС была единственным предприятием, обеспечивающим столицу электроэнергией. Под контролем Смидовича здесь было создано товарищество «Электротоп». Смидович принимал непосредственное участие в определении основных направлений преобразования столичной жизни, в решении наиболее важных ее проблем. Он являлся инициатором, организатором и руководителем многих начинаний Моссовета, говорил о его задачах на пленумах, заседаниях Исполкома и Президиума.

П.Г. Смидович активно участвовал в подавлении левоэсеровского мятежа в Москве 6 июля 1918 года, после которого произошел окончательный разрыв между большевиками и другими социалистическими партиями. Обстоятельства, связанные с мятежом, известны. Смидовичу, как председателю Моссовета, арестованному тогда одновременно с Ф.Э. Дзержинским и М.Я. Лацисом — руководителями ВЧК в 1919 году, довелось участвовать в одном из процессов над лидером мятежников М.А. Спиридоновой. Выступление Смидовича на процессе достаточно показательно для выяснения его позиции в сложной обстановке политического изоляционизма РКП(б).

Заседание Мосревтрибунала по делу Спиридоновой состоялось 24 февраля 1919 года. В качестве свидетеля выступал Н.И. Бухарин, П.Г. Смидович являлся обвинителем. В обвинительной речи он призвал трибунал совершенно спокойно и беспристрастно проанализировать «человеческий материал» и политическую сторону дела, руководствуясь прежде всего интересами революции и рабоче-крестьянской социалистической республики. Однако именно с этой позиции было «в высшей степени нелегко разобраться». Особенно сложно потому, что в суде не были представлены защитник и свидетели со стороны подсудимой. В этом процессе требовался осторожный подход, чтобы, как говорил Смидович, отчетливо выяснить, что именно нам нужно сделать в интересах углубления и дальнейшего развития революции».

Смидович доказывал, что позиция левых эсеров была во многом вызвана конкретными действиями «комиссаров державия» в деревнях, которые дискредитировали партию и советы, а также «наивной детской расчетливостью», приведшей к авантюрному выступлению в Москве с опорой на ничтожные контрреволюционные силы. Именно поэтому «опасности для Советской власти здесь нет и не может быть».

Он потребовал для подсудимой «8 месяцев такого удаления, которое бы соответствовало тюремному удалению». Трибунал, как известно, признал М. А. Спиридонову виновной в клевете на Советскую власть и отдельных ее представителей, в дискредитации власти и оказании помощи контрреволюции. «Не желая причинить ей излишних страданий», трибунал приговорил Спиридонову к изоляции и вынес решение о помещении ее на год в санаторий «с предоставлением возможности здорового физического и умственного труда». Столь мягкое решение во многом было обеспечено грамотной позицией обвинителя, придерживавшегося принципов права и демократии.

* * *

Август 1918 года был одним из самых критических моментов в истории гражданской войны. Чехословаки и другие силы белых захватили Казань. Молодая Красная Армия не была готова противопоставить им сколько-нибудь значительные силы, что ставило под угрозу судьбу столицы. Крайне острая ситуация на Восточном фронте заставила руководство страны мобилизовать на фронт все наличные силы, прежде всего «старую гвардию». Смидович практически сразу после подавления левоэсеровского выступления в Москве был направлен на Восточный фронт. Он оставил пост главы столичного Совета, хотя еще много раз избирался его депутатом и членом руководящих органов. С августа по октябрь 1918 года был начальником снабжения Свияжского участка фронта и председателем Ревтрибунала в 5-й армии.

Выступая в начале ноября 1918 года на пленуме Моссовета, Смидович подробно рассказал о событиях на Восточном фронте в августе, о личном мужестве Троцкого и Раскольникова во время боев Волжской флотилии у Казани. Смидович регулярно докладывал в Моссовет о состоянии дел на Свияжском фронте. Наряду с организацией снабжения фронта он возглавлял гражданский комитет Казани и организовал обеспечение населения города и красноармейцев жильем, питанием, обмундированием и т. д.

О поездке в прифронтовую полосу П.Г.Смидович сделал доклад в Моссовете 29 апреля 1919 года. Рассказывая о положении в Симбирской и Самарской губерниях, он откровенно признавал, что «наши представители на местах вызывали у населения далеко не лучшие чувства» насильственными реквизициями, репрессиями против недовольных военно-коммунистической политикой крестьян и пр. Комиссия участвовала в организации новых воинских частей на местах, их отправке на фронт. В Сенгилевском уезде комиссия провела публичное заседание ревтрибунала, осудившего некоторых местных деятелей ЧК за злоупотребления.

В выступлении он подчеркивал, что простые указания в резолюции на недопустимость насилия по отношению к деревне ничего не дадут. Необходимо принять специальные конкретные меры, проявить решительность и сплоченность в борьбе за крестьянство, особенно на главном и для Колчака, и для советской власти в этот момент рубеже, которым стала Волга.

Петру Гермогеновичу, искушенному в искусстве компромисса, этой неотъемлемой части политики, не раз удавалось налаживать взаимопонимание властных структур с трудящимися, добиваться разрешения острых конфликтов. Редкий дар завоевывать доверие силой убеждения, нравственного и политического авторитета, а не штыка и пули, он успешно использовал и в гражданскую войну, и находясь на самых разных ответственных постах в последующие годы.

Стойкий иммунитет против поразившего многих партийных функционеров бюрократизма и чиновного кодекса поведения, характерный для подлинной интеллигентности, поддерживался умением сохранять достоинство и чувство юмора в любой ситуации, разрядить напряжение и усталость доброй шуткой. Г.П.Смидович вспоминал об отце: говорил Старец всегда так, что трудно было понять: серьезно это он или «изволит шутить?» И только по игре его смеющихся, в легкой прищурке за стеклами очков, глаз можно безошибочно определить — нужно ли всерьез принимать его». (Глеб Петрович называет отца в своих воспоминаниях «старцем», «стариком», но в 1919 году Смидовичу исполнилось лишь 45 лет, он был на четыре года младше Ленина).

Смидович был делегатом состоявшегося в марте 1919 года VIII съезда партии, избирался в его президиум, работал в организационной и военной секциях, а также в программной комиссии по доработке Программы РКП(б), принятой съездом. «Как-то он рассказывал, как на VIII съезде в комиссии по выработке новой Программы, когда шло обсуждение проекта программы, написанной Лениным, он взял слово по пункту женского равноправия и начал с самым серьезным видом возражать — надо, мол, со всей осторожностью подойти к вопросу о возможности предоставления равноправия женщине. Вот ему, например, как же тогда прикажете управляться с женой — Софьей Николаевной? Она и без программы забрала себе волю и не желает признавать его авторитета главы семьи, а после принятия этого пункта и совсем сладу с ней никакого не будет и т. д., и в том же духе. (Общий хохот). Ильич, в первую минуту не осознав еще шутовского характера выступления, прислушивался очень внимательно, может быть, полагая уловить что-нибудь новое и любопытное в этом, таком, видимо, очевидном вопросе. Поняв же, что это не более как благодушное стариковское озорство, махнул на «Гермогеныча» рукой — «понес», — и больше не вводил его в созыв съездовских комиссий».

В 1919–1920 годах П.Г. Смидович возглавлял Московский отдел народного образования (МОНО). Организация работы МОНО была сопряжена с огромными трудностями — отсутствовали помещения, транспорт, топливо, снабжение, штаты, налаженный механизм всей деятельности сферы образования, объективно отодвинутой на задний план государственной жизни. Как и на всех других участках работы, Петр Гермогенович отдавал новому делу свою неистощимую творческую энергию, горячее сердце, свой опыт.

Под руководством Смидовича МОНО занимался организацией приютов, трудовых колоний, чайных «для беспризорных детей», проводились «недели ребенка», открывал педагогические курсы и библиотеки, обучал женщин для работы в детсадах, создавал предметно-методические секции, созывал учительские съезды и т. д. Основной опорой в этой работе служили профсоюзы и ячейки РКП(б).

Много сил и времени отнимали опросы снабжения учреждений МОНО, особенно детских, самым необходимым — мылом, теплой водой, бельем, продовольствием и так далее. В условиях перманентного дефицита средств это было крайне сложно.

Для обеспечения учебного процесса МОНО предложил провести через Моссовет решение об освобождении преподавателей и учащихся дневных техникумов от воинской повинности, а подготовительных курсов — от Всеобуча. Предполагалось выплачивать преподавателям и ответственным работникам техникумов красноармейский паек, а учащимся выдавать жалование слушателей командных курсов.

Направлявшимся на вечернее обучение красноармейцам и рабочим также предоставлялись льготы (сокращение рабочего дня на 2 часа без вычета заработка, сверхурочная оплата времени обучения).

10 января 1921 года Смидович выступил с докладом о VIII Всероссийском съезде Советов на 2-м губернском съезде Союза работников просвещения и социалистической культуры. Он охарактеризовал внутреннее и международное положение страны и подчеркнул необходимость отхода от жесткой централизованной политики военного времени. Говорил о разработке единого хозяйственного плана, без которого «нельзя построить социализм», о роли Совета труда и обороны (СТО) и ВСНХ, которые, как он считал, должны стать центрами руководства социалистическим строительством, о единственной базе возрождения промышленности и крупного земледелия — электрификации.

Вместе с тем П.Г. Смидович не мог не замечать идущего процесса отчуждения между властью и народом, которое отчетливо проявлялось на всех уровнях Советов. Методы военного коммунизма прочно укоренились в коридорах власти: формальное решение вопросов, фактическая безответственность перед избирателями депутатов и особенно исполнительных органов, разрастание аппарата последних и их бюрократизация, инертность лишенных реальной власти депутатов, декларативный характер работы низовых структур Советов и так далее. Все это ощутимо сказывалось на авторитете «народовластия».

Советы теряли былой авторитет, что являлось закономерным следствием сосредоточения всех рычагов власти в партийном аппарате. В феврале 1920 года ВЦИК утвердил устав о фракциях во внепартийных учреждениях, который фактически ставил деятельность Советов под полный контроль партийных комитетов.

Роль выборных органов принижалась и вследствие формального подхода к формированию их состава. В состав Моссовета вводились руководящие лица советского государства, которые, как правило, не имели возможности практически участвовать в работе столичного органа власти. Это, безусловно, отражало растущий процесс формализации существа советской модели управления, имевший место уже в 20-е годы. Моссовет пытался как-то повлиять на «недисциплинированных» депутатов, оглашая их списки. Так, в списке ни разу не посетивших пленум Совета созыва 1925 года значились 48 человек. Среди них были Н.И.Бухарин, А.С. Бубнов, К.Е. Ворошилов, А.С. Енукидзе, Н.К. Курская, А.И. Рыков, Я.Э. Рудзутак, П.Г. Смидович, М.П. Томский, Н.А. Угланов, Е.М. Ярославский, Г.Г. Ягода и др.

В поле зрения Петра Гермогеновича продолжали находиться и проблемы крестьянства. Изжившая себя система принудительного изъятия хлеба в деревне обернулась глубоким кризисом начала 1921 года. Переход к нэпу, провозглашенный X съездом РКП(б) в марте 1921 года, дал импульс возрождению экономики. Смидович участвовал в работе съезда с правом совещательного голоса и всецело поддержал новый курс партии. В президиуме ВЦИК, членом которого он был к этому времени, имелась весьма подробная инфомрация о положении дел в деревне.

На X съезде РКП(б) П.Г. Смидович был избран в Центральную Контрольную Комиссию. Примечательно, что он получил наибольшее (460) число голосов в сравнении с шестью другими кандидатурами. Работа в ЦКК дала П.Г. Смидовичу возможность более конкретно представить противоречивый характер повседневной жизни парторганизаций на местах. Комиссии часто приходилось обращаться на места с целью выяснения обстоятельств, влияющих «разлагающе на партию и на отдельных ее членов». Речь шла о неправильном распределении и использовании материальных благ, о ценных подарках, о разного рода злоупотреблениях. Смидович считал, что в условиях нэпа необходимо уделять больше внимания контрольной функции партии: «Необходима большая публичность и гласность работы КК, которая должна распространять воспитывающее влияние на широкие партийные круги. Необходимо больше внимания и признания возможности этой работы со стороны руководящих партийных органов на местах. Необходимо выше поднять авторитет КК, прежде всего, привлекая в нее наиболее ответственных работников и добиваясь быстрого проведения в жизнь ее решений и единства партийных сил».

Многие проблемы, на которые обращал внимание и которые стремился решить в меру своей компетенции и полномочий Смидович, к сожалению, сохранились и по сей день, получив лишь новую окраску. Российское общество, отвергнув 70-летний советский опыт, тем не менее продолжает страдать застарелыми болезнями, характерными для нашей до и постреволюционной истории: отчуждение власти от народа, почти полная незащищенность личности от всевластия собственника-работодателя и чиновников, отсутствие среднего класса и противостояния масс, из поколения в поколение обреченных на равенство в бедности и даже нищете.

20 сентября 1921 года Смидович сделал доклад о текущем моменте и о проблемах образования на 3-м губернском съезде работников просвещения. Его суть он сжато определил в самом начале: «Новая экономическая политика, голод, внутреннее и международное положение». Охарактеризовав период гражданской войны как время, когда преобладало стихийное начало и исход борьбы долго был неясен, а также основные черты и первые позитивные сдвиги в рамках нэп, докладчик остановился на проблемах в сфере образования.

Весьма сложно было организовать помощь учителям и питание детей, так как основная масса средств, в том числе от продналога, отправлялась на нужды голодающих в Поволжье. Смидович затронул и вопрос о частной школе. Он считал, что она «не имеет в будущем перспектив». Можно передать школы группам педагогов, но оставлять их надо в руках государства. Следует подумать о том, что даже при лучшей организации обучения в частной школе принцип оплаты всегда обусловливает чисто спекулятивный характер такой формы образования. К тому же частные школы непременно вызовут «политические вопросы», так как будут привлекать внимание, начнутся обыски, аресты и т. п. В 1922 году X Всероссийский съезд Советов допустил платность обучения с переносом главной тяжести на обеспеченные слои населения. Съезд категорически выступил против частной школы. Сегодня размышления Смидовича на этот счет и советский опыт образовательной системы видятся весьма актуальными, хотя беспокойство вызывает не политическая сторона дела, а прежде всего размывание одной из самых эффективных систем образования, признанных во всем мире.

П.Г. Смидович председательствовал на Первом съезде Советов СССР 30 декабря 1922 года, ознаменовавшем рождение нового государства — Советского Союза. В 20-е — 30-е годы он возглавлял комиссию Политбюро ЦК партии по борьбе с самогоноварением и наркотиками (в 1924 году был принят специальный закон о борьбе с распространением наркотиков), Комитет содействия народам Севера, Комитет по земельному устройству трудящихся евреев ЦИК СССР.

Дел было по-прежнему немало… В свободное время он читал, играл в шахматы и на фортепиано, особенно много занимался на даче любимыми цветами. «Чудаки! Ну какой я им к черту «государственный деятель»? Вот бросить бы все и уехать куда-нибудь в заповедник, подальше от дел. Ильич правильно говорил, что на государственной службе держать следовало бы людей не старше 50 лет, а после — на все четыре стороны — толку от них большого все равно не будет, — вспоминал это высказывание его сын, стоя на траурном митинге, когда хоронили П.Г. Смидовича на Красной площади, в то время как кто-то с трибуны несколько раз повторил: «Выдающийся государственный деятель…»

«…Чрезвычайная скромность обихода, органическое отвращение к использованию своего положения для повышения жизненного благоустройства были очень характерны для моих дорогих родителей. Тогда мне это качество казалось раздражающим чудачеством. Зачем жить в разваливающейся даче, перевозя туда каждую весну ломающуюся мебель из города, когда можно «как все» завести удобную дачу с водопроводом, гаражом и теннисом? Зачем вызывать каждый раз дежурную машину из гаража, когда «все» имеют свои «персональные» с шоферами, обслуживающими мелкие нужды всех членов семьи? Почему не так просто написать записку о путевке в Гагры или о пропуске в ложу театра?

Теперь я понимаю, какими устойчивыми моральными качествами надо было обладать, чтобы не поддаться на разлагающую легкость получения «благ»….Мать еще более старца проявляла совершенную нетерпимость ко всякого рода излишествам», — писал Глеб Петрович Смидович. В конце 30-х годов он был репрессирован и реабилитирован только после смерти Сталина.

В последние годы своей жизни Петр Гермогенович был очень одинок. «…Моему старику было уже под шестьдесят, — вспоминал его сын, — зимой, далеко за полночь засиживаясь в своем кабинете, старец откладывал «дела» и открывал какую-нибудь библиографическую естественно-историческую книжицу, добытую им бог весть с какой пыльной полки букиниста (букинистическая лавочка была рядом с нашим переулком, на Воздвиженке). Там же старец доставал и ноты: как-то появился клавир Тангейзера, Кореолан и Леонарта и еще что-то в том же роде, чуть ли не сонаты Гайдна. Другой музыки старец не вкушал. Бывало, заглянешь к нему перед сном, а он сидит, погруженный в рассматривание какого-то необыкновенного издания Элизе Реклю — «Человек и земля» или редчайшего атласа цветов в красках. «Знакомо ли тебе ощущение особенного удовольствия, когда ты открываешь новую, еще не читанную тобою книгу?» — помню его вопрос.

…Он не был общителен по натуре….поле его жизненных интересов было далеко от понимания людей его круга. А его все больше привлекала природа, цветы, птицы. И все больше, видимо, тяготился он людьми, может быть, потому, что большинство их искало у него разрешения всяких своих суетных забот».

Острый сердечный приступ настиг Петра Гермогеновича утром, когда, собираясь на работу, он присел в ожидании машины. Вызванная с занятий дочь Софья не успела помочь отцу. Он умер 16 апреля 1935 года.

Окрыленный великой целью «действовать в пользу народа», как и многие другие представители российской интеллигенции, он не был фанатиком коммунистической веры, всегда оставаясь думающим, сомневающимся — внутренне свободным человеком. Все, что происходило при его участии или вопреки его представлениям, составило его судьбу государственного деятеля, в которой неповторимо переплетены объективное и субъективное, закономерное и случайное. Но любить жизнь, зная о ней всю правду — не в этом ли истинное мужество?