Евгения Красова. «Мое призвание и моя профессия — думать». Гавриил Харитонович Попов

Я — Попов Гавриил […] Русский интеллигент с греческими корнями. Социал-демократ. Моя профессия — думать. И я думаю. О прошлом и будущем моей Родины. О России.

Г.Х. Попов

Гавриил Харитонович Попов.

Род. 31.10.1936

На вершине московской власти с 04.1990 по 06.1992

Май 1989 года. Вся страна застыла у телеэкранов, кто с удивлением, кто с раздражением, кто с радостью ловит каждое слово. Происходит небывалое событие за всю послереволюционную историю. Впервые после ленинских съездов Советов в Кремле проходит Съезд народных депутатов СССР, страна возвращается к принципам советской демократии.

Именно на этом съезде страна познакомилась с Гавриилом Харитоновичем Поповым. До этого Гавриил Харитонович был известен партийному аппарату и специалистам-экономистам как один из «прорабов перестройки», то есть как лояльный горбачевец. Но вдруг, вслед за резким выступлением на съезде Ю.Н. Афанасьева, Г.Х. Попов заявил, что депутаты демократической ориентации переходят в оппозицию к большинству съезда и формируют Межрегиональную независимую депутатскую группу. Как один из сопредседателей этой группы — вместе с Ельциным, Сахаровым и Пальмом из Эстонии — Гавриил Харитонович с его мягким донским говорком и вечным свитером олицетворял научную демократическую интеллигенцию послевоенного поколения 60-х — 80-х годов, пришедшую к оппозиции через верное служение советской системе, через разочарование в ее возможностях, через поиск новых путей.

Гавриил Харитонович Попов родился в 1936 году в Москве. Предки его были крымскими греками. Детство ему запомнилось как череда переездов — из Москвы родители уехали в Сибирь, а сразу после войны они оказались на Дону. В школу Гавриил Харитонович пошел в донском хуторе Пухляковка. Потом, когда отец поступил в аспирантуру, семья Поповых вновь переехала в Москву, но оканчивать школу из-за следующего переезда семьи ему пришлось под Новочеркасском.

Учился он на экономическом факультете Московского университета и закончил его в 1959 году. «В университете я выбрал экономический факультет вовсе не из-за любви к теории, — пишет Г.Х. Попов. — Экономика, как я считал, дает научные, а значит, и самые лучшие инструменты для практической деятельности. Поэтому настоящим руководителем может быть только грамотный экономист. А мечтал я именно о руководстве: так много надо было изменить в окружающей меня жизни…» Вскоре после поступления в МГУ Попов стал секретарем университетского комитета комсомола: в нем с молодости проявились качества лидера — социальная активность, ум, энергия, организаторские способности. «Это по тем временам был очень крупный комсомольский пост. В университете было около 20 тысяч комсомольцев, — вспоминает Г.Х. Попов — комитет наш имел права райкома. Кроме того, мы практически не подчинялись ни райкому, ни часто даже горкому комсомола, привыкли обращаться прямо наверх — в Центральный Комитет ВЛКСМ». Комсомол был единственной молодежной организацией в СССР, сфера деятельности которой охватывала не только идеологическое воспитание, но и досуг, профессиональную и спортивную подготовку молодежи. Молодой человек мог самореализоваться в те годы только в комсомоле.

Однако Г.Х. Попов после окончания МГУ избрал путь научного работника. Тему диссертации выбрал актуальную: Гавриил Харитонович работал над изучением возможности применения электронно-вычислительных машин в управлении. Параллельно он изучал проблему на практике — в Московском городском совнархозе занялся внедрением электронно-вычислительной техники в производство. Поездки по московским заводам обнаружили огромное количество просчетов и несуразностей в столичном хозяйстве, это знание впоследствии пригодилось Попову во время работы по реформированию хозяйства Москвы, когда он стал градоначальником.

Как известно, на первом Съезде народных депутатов Межрегиональная депутатская группа добилась значительных результатов — даже самим фактом создания в стране оппозиции курсу партии было показано направление необходимых перемен. Это, с одной стороны. Но, с другой стороны, в Верховный Совет прошла только небольшая группа депутатов от МДГ, и в условиях, когда большинство представителей союзных республик на съезде и в Верховном Совете СССР были настроены консервативно, все попытки провести радикальные реформы через эти органы власти оказались тщетными. По настроению народа, которое проявлялось на многочисленных митингах, можно было тоже судить о необходимости более решительных шагов. «И здесь, — вспоминает Г.Х. Попов, — мы сделали вывод, что на выборах, которые должны были происходить весной 1990 года, выборах в местные и республиканские Советы, мы в состоянии дать бой аппарату КПСС и добиться перевеса в ряде важных Советов, и возможно, добиться избрания Ельцина лидером России».

Для достижения этой цели 20–21 января в Москве был создан предвыборный блок «Демократическая Россия», мозговым центром которого стали представители Межрегиональной депутатской группы.

В это время Г.Х. Попов проявил себя как очень талантливый политик. Занимаясь подготовкой выборов в Москве и области, знакомясь с ситуацией в столице, он приходит к выводу, что можно не только избрать демократов от Москвы в российский парламент, но и попытаться взять в свои руки Моссовет. «Значение такого события с точки зрения текущих и будущих интересов развития демократического движения в стране невозможно было переоценить, — пишет он. — Если произойдет попытка реванша реакции, то судьба этого столкновения во многом будет решаться здесь, в Москве». «Попов вкладывает свой политический капитал в новое «дело», — прокомментировал эту программу известный экономист и политик В. Бондарёв.

Выборы 1990 года проходили на альтернативной основе, у КПСС уже не было гарантированных мест. Московскому горкому пришлось применить гибкую тактику предвыборной борьбы. Например, сильно изменилась система избирательных округов, их было создано больше. При этом вернее мог победить на выборах директор завода или партийный деятель, уже успевший сделать что-то полезное для жителей. В МГК решили выдвинуть больше нейтрально настроенных кандидатов: учителей, врачей, инженеров. Для «Демократической России» эти выборы в Москве были трудными, ведь демократически настроенных кандидатов было мало. «Тогда мы решили поддержать всех, кто открыто выступает против КПСС. Независимо, наш — не наш, знаем — не знаем», — вспоминает Гавриил Харитонович. Такая тактика увенчалась успехом. В Моссовете «Демократическая Россия» получила 60 процентов голосов.

История пребывания Г.Х. Попова во главе московской власти в 1990–1992 годах четко делится на два примерно одинаковых по времени периода, но совершенно разных по содержанию и исторической обстановке — год во главе Моссовета и год во главе Мэрии.

20 апреля 1990 года на сессии Моссовета Г.Х. Попов был избран председателем Московского совета народных депутатов. Его предвыборная программа содержала несколько пунктов. На первое место будущий председатель выдвинул идею разработки концепции выживания Москвы в условиях рыночной экономики, обосновал необходимость поиска новых путей организации поставок продовольствия, чтобы производитель был заинтересован в партнерстве с Москвой. Для этого необходимо было повысить конкурентоспособность московских товаров, технологий, разумно использовать выгодные столичные условия, что и реализовывал Попов уже во время пребывания на посту мэра.

Главным направлением деятельности Моссовета провозглашалась социальная защита москвичей в условиях радикальной экономической реформы. Г.Х. Попов предложил разработать программу работы Моссовета на пять лет, которую должны широко обсудить в Москве и одобрить жители.

Талант Попова-политика проявился в ходе борьбы за кресло председателя Моссовета. Несмотря на свои оппозиционные воззрения, он не отказывался от сотрудничества демократов с аппаратом: «Наша задача состоит в том, чтобы опереться в полной мере не только на депутатов, но и на весь профессиональный корпус аппарата Москвы […] Совершенно справедливо, демократии нет без профессиональных администраторов». Впоследствии многие упрекали его и за это, даже обвиняли в отходе от принципов, в непоследовательности и прагматизме. Но Моссовету предстояло руководить экономикой огромного города, сделать это либеральными методами в условиях существования административно-командной системы было невозможно, значит, администрирование должно было сохраниться вместе с администраторами.

Лихие депутаты-демократы имели тогда несколько примитивное, почти революционное представление о своей роли — раз они взяли власть, то должны посадить на ключевые посты своих аппаратчиков. Но именно их-то у демократов пока не было. Чтобы стать профессиональным управленцем и администратором, необходимо иметь соответствующий опыт лет десять — пятнадцать. Кроме того, Попов как специалист по управлению знал, что самый честный человек, став администратором, не сможет не играть по правилам этой системы, ничего кардинального в ней не изменит, а, наоборот, система его использует. Ведь чистка кадров ни при Андропове, ни при Ельцине ничего не изменила. А вот обвинение во всех неудачах, связанных с функционированием системы, как это и произошло позднее на российском уровне, ляжет на демократов-аппаратчиков.

На рубеже 80-х — 90-х годов продолжала существовать система управления, при которой советами с исполкомами фактически руководил горком КПСС, который утверждал кандидатуры депутатов Моссовета. Избранный на альтернативных выборах Моссовет выпадал из этой отлаженной системы и выходил из-под контроля горкома.

С избранием Г.Х. Попова на пост председателя Моссовета даже закулисный контроль за Президиумом Моссовета горкомом КПСС стал невозможен. Но сохранялась возможность влияния горкома через председателя Исполкома Совета, поэтому так важно было сделать правильный выбор кандидатуры на этот пост. Нужен был сильный администратор, хозяйственник, причем устойчивый к давлению КПСС. Выбор Попова остановился на Ю.М. Лужкове, который ранее был заместителем В.Т. Сайкина и не только заведовал продовольственным обеспечением города, кооперацией и другими негосударственными формами хозяйствования, но и был их защитником: «И, наконец, он был известен тем, — пишет Попов — что внедрил экономические методы в работу плодоовощных баз города и избавил сотни тысяч москвичей от многолетнего кошмара — всю зиму ходить на эти базы и перебирать гниющий картофель». А главное — Лужков никогда не был партаппаратчиком, он долгие годы руководил научно-исследовательским институтом, оттуда пришел в горисполком. Ю.М. Лужков стал председателем Исполкома Моссовета, он сформировал временное правительство города. Насколько правильным и дальновидным был этот выбор, показало время. Кроме того, назначение Лужкова сняло обеспокоенность аппарата за свою судьбу и настроило всех на совместную с демократами работу.

Частичная, половинчатая реформа представительной власти, как и вся деятельность Горбачева, создала в стране парадоксальную ситуацию: власть, с одной стороны, оставалась у аппарата КПСС, а, с другой стороны, появились наделенные правами Советы, не подчиняющиеся партии, вследствие чего началось противостояние между властными органами разного уровня, метко названное журналистами войной законов. Трудные условия складывались в Москве для работы — аппарат КПСС делал все возможное, чтобы дискредитировать демократическую власть.

Серьезные столкновения центра с Моссоветом, возглавляемым Поповым, происходили в экономической сфере. Первый кризис разразился в результате решения правительства Н.И. Рыжкова о повышении цен. Эта мера давным-давно уже назрела, так как в результате еще популистской политики Сталина в области ценообразования сложились парадоксальные несоответствия между ценами на различные продукты, промышленные товары и энергоносители. Сложилась ситуация, когда трудоемким продуктом — хлебом — кормили скот, страну заполонили устаревшие марки автомобилей, работающих на самом дешевом в мире топливе и загрязняющих воздух городов.

При повышении цен не удалось избежать ошибок. Н.И. Рыжков, объявив о повышении цен, должен был повысить их моментально. Но сделано это не было — никто в стране не хотел брать на себя ответственность за непопулярные в народе меры: ни Горбачев, ни Рыжков, ни Верховный Совет. Вместо объявленного повышения разгорелась общественная дискуссия, а пострадала от этого Москва, поскольку, кроме Москвы, по всей стране в магазинах давно уже ничего не было. Народ, услышав о предстоящем повышении цен, начал все сметать с прилавков, а продавцы — придерживать товар. В городе началась паника. Вспоминая этот кризис, Попов пишет: «Я понимал, что нужно было принимать решение немедленно. Я считаю своей заслугой, что тогда мы не пошли на крайность типа введения карточек и полной ликвидации рынка, хотя потом упреки я слышал со стороны и демократов, и аппаратчиков». Моссовету Попов предложил ввести так называемые визитки для жителей Москвы, которые давали бы право на вход в магазин. Депутаты отчаянно сопротивлялись, так как, по их мнению, это означало, что Москва отгораживается от всего Союза. Но Совет Попову все-таки удалось убедить в своей правоте. Весть о визитках успокоила москвичей, но вызвала недовольство приезжих, особенно из окружающих Москву областей, их жители привыкли уже приезжать в Москву, как тогда говорили, за колбасой. Такой порядок сложился сам собой, и Госплан учитывал это даже в планах: в Москву завозилось больше мяса, чем требовалось, предполагалось, что оно будет потом развозиться по областям. Ярославская, Тульская, Калужская, Рязанская, Тверская, Смоленская, Владимирская и Ивановская области мяса давно уже сами не получали.

Поэтому, чтобы снять напряженность ситуации, Моссовет принял ряд решений. Жителям этих областей было разрешено приезжать в Москву в выходные дни и покупать продукты без визиток. Помимо этого, Моссовет обратился к правительству России с просьбой отдавать эти «плановые» излишки мяса и других продуктов сразу соседним областям. Но оказалось, что в данной ситуации первые секретари этих областей, совмещающие посты председателей облсовета и руководителей обкома, стали отказываться от переданного им мяса. Как пишет Попов в своей книге: «Один из партийных руководителей Твери честно заявил мне: «Ну куда же мы это возьмем? У нас нет холодильников, они давно не работают. В мясных магазинах нет даже колод, на которых мясо рубят, нет топоров. Нет и мясников». Интересно, что для номенклатуры у них всегда все находилось: и холодильники, и топоры, и мясники. Номенклатура-то этих областей мясо получала не из Москвы».

Усугубило кризис то, что Московская область, традиционно работающая на Москву, заявила, что не будет отправлять продовольствие в столицу, им необходимо накормить своих жителей. Здесь обком КПСС и после выборов сохранил свою власть, а городской и областной комитеты всегда работали в одной связке. Этим воспользовался потерявший в Москве власть горком, он попытался давить на демократический Моссовет через область. В такой ситуации Попов заявил, что Москва не позволит области использовать ее в качестве областного центра, если областью не будут выполняться обязательства по поставкам.

Введение визиток в Москве сняло остроту дефицита, чего не скажешь о водке и сахаре, на которые все же пришлось вводить талоны. На один талон каждый москвич мог купить два килограмма сахара в месяц, свободная продажа этих продуктов была запрещена. Талоны большого протеста не вызвали, потому что, во-первых, разного рода талоны были привычны, а, во-вторых, нормативный уровень был все-таки приемлемым. Правда, оказалось, что стабилизация была непрочной, постоянно происходил срыв поставок.

Наиболее серьезные кризисы, которые пришлось пережить Москве летом 1990 года, были хлебный и табачный. Как-то внезапно исчезли из продажи сигареты. Курильщики оказались в тяжелом положении. Дело дошло до того, что толпы людей стали перегораживать улицы и требовать сигарет.

Когда Моссовет начал разбираться в причинах дефицита, выяснилось, что в 1990 году прекратился импорт сигарет, правительство решило на сигареты валюту не тратить. Запасов отечественного табака не хватило, потому что, во-первых, табак скупали в России в больших количествах прибалты, они, готовясь к отделению от СССР, повысили цены на сигареты у себя. Во-вторых, сократилось поступление табака из Узбекистана, в результате межнационального конфликта были изгнаны турки-месхетинцы, традиционно занимавшиеся выращиванием табака. Рушились и межреспубликанские связи. В Армении был единственный завод по производству сигаретных фильтров, который не работал из-за карабахского конфликта. А в Москве остановились на традиционный летний ремонт фабрики «Ява» и «Дукат».

Такой кризис мог ликвидировать только целый комплекс мер, который и разработало руководство Моссовета. Срочно был закончен ремонт фабрики «Дукат». Президиум Моссовета обратился к трудовым коллективам этих фабрик с просьбой работать шестой день в неделю, а продукцией, произведенной в этот день, фабрики могли распоряжаться самостоятельно. Фабрики были освобождены от ограничений на выплату премий. На более долгосрочную перспективу были рассчитаны меры по реконструкции фабрик, выделена валюта, к производству запчастей для оборудования фабрик были подключены оборонные предприятия.

Но самой радикальной мерой стало введение талонов — очень непопулярный шаг — из расчета 10 пачек на москвича, курящего или некурящего. Новый подход в решении старой проблемы дефицита состоял в том, что весь остальной запас сигарет был пущен в открытую рыночную продажу, чтобы заставить торговлю выбросить на прилавки припрятанные сигареты. На деньги, полученные от рыночной прибыли, был образован в Москве Фонд социальной защиты населения, так как речь шла о продукции не частной, а государственной промышленности.

В конце августа 1990 года в Москве разразился хлебный кризис. Обычно в это время года в городе спрос на хлеб повышался на 30 процентов — люди приезжали из отпусков, с дач, дети из лагерей, возвращались в город студенты. Поэтому специально создавался запас муки на это время. Но в 1990 году он быстро исчез, и началась хлебная паника. При разборе обстоятельств кризиса выяснилось, что его природа та же, что и у табачного. Хлебные заводы двадцать лет не реконструировались, оборудование устарело, не было запчастей к оборудованию, конвейеры простаивали еще и потому, что некому было работать — люди из-за низкой зарплаты уходили с завода. Москвичи на хлебозаводах не работали, поэтому они держались на иногородних рабочих. Но новый Моссовет, исходя из общего мнения москвичей, лимитную прописку в Москве иногородних рабочих запретил.

Для ликвидации кризиса был проведен срочный ремонт оборудования, часть запчастей изготовили оборонные заводы, часть была срочно закуплена за границей. Вопрос о рабочей силе на хлебозаводах решили за счет учащихся ПТУ, руководство Моссовета обратилось к Министерству обороны с просьбой предоставить солдат для работы на заводах. Лужкову в течение двух недель удалось запустить часть простаивающих конвейеров, были введены ночные смены, повышена зарплата квалифицированным рабочим. Пришлось использовать для производства хлеба мощности кондитерской промышленности. За две недели Моссовету удалось снять ажиотаж и справиться с ситуацией. Но на будущее были разработаны меры по перестройке хлебопекарной отрасли, по переходу от больших заводов к мелким пекарням, действующим в каждом микрорайоне. Принятые меры должны были привести к разгосударствлению предприятий, повысить работоспособность, мобильность и самостоятельность заводов, пекарен и булочных.

В принципе руководство хлебопекарной промышленности многое могло бы сделать самостоятельно. Но сказалась многолетняя привычка полагаться на вышестоящие органы, которые давят, «вызывают на ковер», объявляют выговоры. Как только партия перестала вмешиваться в хозяйственные дела, выяснилось, что самостоятельно руководить своим предприятием мало кто хочет, не привыкли перетруждаться.

Попов попытался навести порядок в сфере торговли. Мощным оплотом коррупции была система распродаж. Это при Попове население Москвы было уравнено в правах на покупку товаров с сотрудниками различных министерств, КБ, почтовых ящиков, где распродажи проводились давно. Талоны на распродажу стали давать и пенсионерам по месту жительства. И тут выяснилось, что дефицитные товары торговля на такие распродажи не выбрасывает. Появились злоупотребления в организациях, которые обслуживали пенсионеров и инвалидов. Существенного улучшения для москвичей уничтожение системы распродаж не принесло, так как общий объем товаров постепенно уменьшался, и торговля, как прежде, сплавляла все, что имело повышенный спрос, через «черный ход». Новая демократическая власть еще раз убедились, что система административного контроля и распределения не только не работоспособна, но и вредна. Единственным реальным инструментом перемен могла стать приватизация, которая сломала бы распределительную систему, вызвала бы расширение производства, переход к нормальному рынку.

За год с небольшим председательства Попова в Моссовете были все-таки несколько подорваны некоторые бюрократические опоры административной системы. Сняло напряженность отношений между городом и Московской областью решение об уравнении прописки в Москве и области. Конечно, такой недемократический институт административного контроля за населением, как прописка, до сих пор ликвидировать не удалось. Но тогда был сделан шаг к нормализации отношений жителей области с городом, так как было разрешено детям прописываться к родителям, внукам — соответственно — к дедушкам и бабушкам. Это дало возможность москвичам передавать квартиры по наследству. Но полной отмены прописки в многомиллионном московском мегаполисе ожидать в ближайшее время не приходится, последующее правительство Москвы даже вынуждено было значительно ужесточить режим прописки, учредив регистрацию приезжих.

Тогда же, в 1990–1991 годах Моссовет развернул, успешно надо сказать, деятельность по поддержке отечественной культуры. Москва — культурный центр мирового масштаба — к началу 90-х оказалась в глубоком финансовом кризисе. Избавившись от тотального контроля государства, учреждения культуры потеряли и государственное финансирование. Помимо этого, на кризис в области культуры повлияло и следующее обстоятельство. В течение многих десятилетий в Москву приезжали и оставались здесь жить люди, которые работали в тех областях, куда москвичи не шли. Через десять — пятнадцать лет они получали квартиры и уходили на более престижную работу, а город завозил новую партию рабочих, давал им временную, лимитную, прописку, из-за которой иногородних тружеников москвичи стали называть лимитой. В итоге Москва получила сотни тысяч жителей с низким уровнем образования, не интересующихся искусством, не читающих книг, не бывающих в театрах. А выучившиеся в Москве способные студенты из глубинной России остаться в городе не могли из-за трудностей с получением прописки. Поэтому депутаты, избранные жителями рабочих районов, предпочитали тратить деньги на жилье или на «что-то утилитарное, но важное для жителей округа», а не на культуру. Г.Х. Попов вспоминает: «Как-то я услышал от одной женщины-депутатки после моего рассказа о ходе реконструкции Малого: зачем вы бухаете туда деньги? Туда ходит только элита. На эти деньги у нас в округе из подвалов можно было бы отселить десятки несчастных стариков, всю жизнь проживших в этих сырых подвалах! Что мне было ей сказать? Старики действительно всю жизнь мучаются. Но чем будет Москва без Малого, без Третьяковки? Пусть это будет город без подвалов, но этот город уже не будет Москвой».

Но, несмотря на такое отношение депутатов к проблеме финансирования учреждений культуры, председателю Моссовета, правительству удалось выделить средства для реконструкции Малого театра, начать восстановление Казанского собора на Красной площади, возвратить православным храмы, мусульманам — мечеть, иудеям — синагогу.

Демократическая власть в Москве, несмотря на кризисы, все-таки выжила. Процесс выживания еще острее обозначил необходимость проведения реформ. А на союзном и российском уровне к реформам даже не приступали. Ждать, когда наконец-то к ним приступят, уже не было возможности: без кардинальных повсеместных преобразований московские демократы не могли выполнить даже свои предвыборные обещания, данные избирателям. Поэтому родилась идея автономных реформ в Москве. Но для ее осуществления необходимо было обеспечить дееспособность власти и получить разрешение на их проведение руководства России.

Сложная ситуация в это время сложилась в московских Советах, они утопали в дискуссиях. Дебаты, например, по приватизации жилья в Моссовете зашли в тупик, депутаты не могли договориться даже по мельчайшим вопросам. «Месяцами Моссовет не мог избрать руководителей ряда комиссий, — вспоминает Гавриил Харитонович —, и даже Президиум Моссовета все еще не был утвержден, не были избраны и два заместителя председателя. Трудно было собрать 2/3 депутатов, нужных для открытия заседания. Еще труднее было собрать 50 % голосов от общего состава Совета, чтобы решение считалось принятым. В райсоветах городских районов была та же картина».

Советская власть, получив власть, показала свою недееспособность. Исполнительная власть, которая, по ленинской идее, была слита с властью представительной и от нее зависела, оказалась слабой. Ранее тоталитарный контроль и указания КПСС обеспечивали работоспособность советской системы. Но теперь КПСС отошла в сторону, и структура советской власти стала давать сбои: отсутствовало четкое распределение, какими вопросами ведает городской совет, а какими — районный. Прежде все споры города с районами решались опять же в партийных органах. Теперь дошло до абсурдного: так, Краснопресненский совет в свои владения включил не только землю, но и воздушное пространство. Ситуация усугублялась тем, что райсоветы сами формировали районную администрацию, которая должна была работать под руководством администрации города. Получалось, что у райисполкомов было два хозяина — свой Совет и правительство города. Такая же ситуация складывалась и на уровне России. Становилось ясно, что никакие экономические реформы нельзя провести, не реформируя систему власти.

Реформа власти в Москве происходила одновременно с учреждением президентства в России. В основу этой реформы легла концепция самостоятельности лидера по отношению к представительной власти и даже к правительству. Попова можно назвать одним из идеологов такой концепции, так как он считал, что если лидер будет еще и главой городского правительства, то может оказаться чересчур втянутым в текущие дела, на него ляжет груз ответственности за массу частных решений. А лидер, который будет стоять над правительством, сможет смотреть на все более объективно, быть своего рода высшей инстанцией в решении спорных вопросов.

Когда был учрежден пост мэра, многие упрекали Г.Х. Попова в стремлении к концентрации власти в своих руках. Но он считал, что независимость мэра можно обеспечить, только сделав этот пост выборным. И ставил себя в одинаковые условия с другими кандидатами. Попов признавался в печати, что если бы его избрали мэром, то он начал бы с разработки концепции реформ в городе, с подбора работоспособной и самостоятельной команды, с которой можно было бы начать процесс перемен. Все остальные заботы должны были лежать на правительстве.

Об этом периоде работы Г.Х. Попова Ю.М. Лужков вспоминает в книге «Мы дети твои, Москва» так: «Иногда Попов начинал командовать. Отдавал распоряжения. Не всегда бесспорные. Тогда происходил примерно такой разговор.

Он: «Вот решение, исполняйте». Я: «Как председатель Моссовета Вы, конечно, можете принять решение. Но как председатель Исполкома имею право не подчиниться. И рассудить нас, по положению, должна либо сессия Моссовета, либо суд».

Впрочем, такие сцены бывали редко. Мне нравилось с ним работать, следить, как он мыслит. Удивительно, что и он, будучи, как говорится, человеком других кровей, тоже проникся доверием к системе действий исполнительной власти. Думаю, тут сработала логика ответственности, которая заставляла его быть ближе к нам, чем к депутатам. Дело в том, что как председатель Моссовета он оказывался в глазах людей как бы реальным хозяином города. К кому приходили с претензиями, если магазины не отоваривали ветеранов? Кто виноват, если в доме замерзли трубы? Ну, ведь не депутаты?

Вот эта «логика ответственности» сблизила наши подходы к проблемам и методам принятия решений. Попов стал понимать специфику исполнительной власти. Одно дело сидеть в депутатском кресле и «бескомпромиссно» нажимать на кнопку голосования. И совсем другое — допустим, предотвратить готовящуюся забастовку или срыв продуктовых поставок. Тут приходится покрутиться или, говоря официальным языком, идти на компромисс.

Да, в Моссовет пришли новые люди. Но модная в те годы идея, что новое всегда лучше старого, быстро теряла свое очарование […]

[…] Гавриил Харитонович и начал, как он мне однажды признался, «вынашивать идею мэра». Надо, сказал он, создать в городе такой институт власти, который выравнивал бы своим статусом и полномочиями притязания депутатского корпуса.

Нигде в России в тот момент еще не было ничего подобного. Мы добились того, что по временному — тогда — положению мэр должен был избираться всем населением города. Если семь миллионов выберут одного, с ним так просто уже не справишься.

Впрочем, почему одного? К моему удивлению, Попов предложил стать кандидатом в вице-мэры не кому-то из своих соратников по политической деятельности, а вашему покорному слуге. К тому времени мы работали вместе всего год».

Готовясь к выборам мэра, Попов вместе с Лужковым разработали программу московских реформ в условиях перехода к рынку. Исходили они из того, что может ждать страну в целом во время этого перехода. Первым направлением будущей деятельности было — «дать возможность работать и зарабатывать». Тезис о масштабном разгосударствлении путем создания акционерных и частных предприятий, приватизации жилья, сферы услуг, городской промышленности, разгосударствления в сфере образования, здравоохранения, культуры, спорта включал и пункт об обязательном сохранении необходимого государственного сектора в городе. Все задуманные меры планировались для того, чтобы человек из винтика, полностью зависимого от власти, превратился в хозяина, а город сохранил бы за собой муниципальное жилье и только ту часть хозяйства, которая по своей природе требует общественного управления.

Программа была составлена так, чтобы облегчить москвичам адаптацию к рынку. Поэтому процесс реализации реформ был подкреплен еще несколькими программами, предусматривающими:

— антимонопольные меры, развитие конкуренции, борьбу с ростом цен;

— экономическую помощь социально слабым слоям горожан, борьбу за минимальный уровень зарплаты работающим, которая должна была индексироваться в соответствии с ростом цен;

— борьбу с теневой экономикой, спекуляцией, преступностью, защиту предпринимателей и потребителей;

— содействие горожанам в получении дополнительных занятий и дополнительного заработка, помощь безработным;

— укрепление материального положения семей путем предоставления им земельных участков.

В предвыборной программе говорилось о разработке десяти городских программ развития, реализация которых позволила бы Москве самостоятельно зарабатывать деньги и успешно развиваться при любой политической власти. Программа научно-технического развития предусматривала приумножение научного потенциала Москвы. С ней были сопряжены две другие программы: конверсии военных заводов и переоборудования московского производства. В области образования намечалось принять программу реконструкции образовательных центров Москвы, призванную помочь столичным вузам стать самостоятельными и финансово независимыми. Две программы касались московского строительного комплекса: программа административного строительства, например, включала идею сооружения административного и делового центра столицы — Москва-Сити. Не обойдены вниманием здравоохранение, экология города, культура. Прообразом для создаваемых центров здравоохранения становился Межотраслевой научно-технический комплекс «Микрохирургия глаза» С.Н. Федорова. Намечалась реконструкция и восстановление Большого театра, Большого зала Консерватории, Государственного музея Пушкина, Китай-города, а также храмов, церквей, монастырей и других культовых объектов.

Для реализации таких масштабных реформ Попов предлагал создать новый механизм городского управления. Во главе представительной власти Москвы — Муниципальный Совет, количество избираемых депутатов (муниципальных советников) сокращалось до 50-100 человек. Этот орган, по мысли Попова, должен был утверждать городской бюджет и установить общие правила и нормы городской жизни. Но главную свою задачу Попов видел в том, чтобы сделать исполнительную власть города независимой от Советов, что можно было осуществить после введения нового административно-территориального деления города на крупные округа и более мелкие районы с учетом перспектив социально-экономического развития Москвы. Администрацию города, по его замыслу, должен возглавлять выбираемый населением мэр. Окружным органам управления делегируются городские функции, а во главе этих администраций встанут назначенные мэром чиновники. В муниципальных районах в 1991 году еще оставались райсоветы и райисполкомы. «Район должен быть основным звеном, работающим над удовлетворением проблем населения, а округа — основным звеном управления городской инфраструктурой».

Реализовать столь радикальную программу перемен можно было только при сильной исполнительной власти, вообще традиционно реформы удаются только тогда, когда они осуществляются сильной исполнительной властью. Учреждение исполнительной вертикали власти логически требовало разделения функций Советов. Попов пишет, что тогда он это хорошо осознавал, но решимости сразу же сказать «А» и «Б» у него не хватило: «Надо было сказать, что после введения поста мэра Моссовет теряет такие-то и такие-то функции. Однако мне казалось, что лучше сделать все в три шага: сначала ввести пост, затем избрать мэра и уже затем определить его функции, отбирая их у Моссовета». В итоге получилось, что спор исполнительной вертикали с Советами по поводу разделения власти неизбежно превращался в затяжной конфликт, который преследовал Попова в течение всего времени пребывания его на посту мэра.

Вопрос об учреждении поста мэра не был чисто волевым шагом одного человека, в данном случае председателя Моссовета Попова. Он был решен на мартовском референдуме 1991 года, когда москвичи одновременно высказали мнение о введении поста президента России и сохранении СССР.

Размышляя над правильностью принятого им решения участвовать в выборах мэра, даже несмотря на предвидение будущего конфликта, Г.Х. Попов так объяснил свое согласие: «Будь в то время послеавгустовская ситуация — отстранение КПСС, — я бы, скорее всего, на выборы не пошел. Но тогда, в апреле, борьба с КПСС была столь острой, что мой отказ от участия в выборах мэра ослаблял бы позицию демократических сил. И я решился».

Пришлось срочно подводить законодательную базу под новый институт городского управления, не дожидаясь принятия закона о статусе Москвы. В апреле за подписью Р.И. Хасбулатова было принято постановление Верховного Совета РСФСР «О статусе и структуре органов управления г. Москвы», которое определило функции Моссовета и мэра. А 27 апреля постановлением Верховного Совета было утверждено «Положение о порядке избрания мэра города Москвы». Параллельно коммунисты активно готовились к выборам и неустанно критиковали Попова. В интервью «Московской правде» первый секретарь МГК КПСС Ю.А. Прокофьев обвинил Попова в авторитарных пристрастиях, в том, что, придя к власти под демократическими лозунгами, он в своих практических действиях демократическими принципами не руководствовался, поэтому Моссовет с ним «поссорился».

Горком партии на выборы не смог выдвинуть такого кандидата, который устроил бы всех в аппарате КПСС, причем единого кандидата компартия не смогла выдвинуть и на президентские выборы. Ошибкой было то, что горком взял курс на два тура голосования. В первом туре несколько кандидатов должны были отобрать у Попова голоса: Ключев — голоса научных работников, Брячихин — региональщиков, Сайкин — избирателей с промышленных предприятий. Предполагалось, что на второй тур останется только один их них. Но Попов 12 июня 1991 года набрал более трех миллионов голосов в первом же туре (почти 2/3) и был избран первым мэром Москвы. Вице-мэром стал Ю.М. Лужков.

Первое, что сделал Попов на посту мэра, — отменил плату за проезд в городском транспорте для пенсионеров. Но и эта мера вызвала язвительный комментарий. Один из депутатов Моссовета напомнил об апрельском решении Президиума и Исполкома Моссовета о повышении стоимости проезда в три раза.

Новый мэр принялся за работу немедленно. За короткий срок с 13 июня по 19 августа 1991 года им было принято 16 важнейших распоряжений, которые устанавливали порядок формирования органов исполнительной власти в Москве, обозначали компетенцию вице-мэра, правительства, городского собрания и других структурных подразделений мэрии, вводили новое административное деление Москвы на округа и районы, утверждали временные положения об органах управления в округах — префектурах, о столичной коллегии. До августа 1991 года была почти сформирована в Москве новая исполнительная вертикаль, которой вскоре суждено было пройти испытание на прочность.

После выборов вся политическая атмосфера России была пронизана ожиданием грозных событий. Все предчувствовали неизбежность силового варианта разрешения конфликта между центром и республикой. Горбачев позднее утверждал, что ничего не знал о готовящемся силовом варианте. Попов считает иначе. «Я думаю, что именно после разрыва левоцентристской коалиции, после провала программы «500 дней», после начала попыток создать президентский режим и были подготовлены, как достаточно цельные, варианты того, что потом было названо путчем. Тогда это называли системой чрезвычайных мер. Горбачев как Президент не мог не знать о них».

События 19 августа… Это день стал днем политического размежевания, когда каждый гражданин должен был определить свою позицию по отношению к путчу и путчистам. Это относилось и к московским властям. Естественно, что Попов, как только узнал о путче (утром 19 августа он был в Киргизии на озере Иссык-Куль), сразу же приехал в Москву к Ельцину и активно поддержал президента.

Мэр, находясь рядом с российским президентом, организовывал мирное сопротивление москвичей, выступал на митингах и по единственному, сохранившему независимость вещания, радио «Эхо Москвы». Он настраивал москвичей на доброжелательное отношение к солдатам воинских частей, введенных в Москву, призывал идти на митинги протеста. И жители столицы, всегда наиболее политизированная часть российского общества, своего мэра и своего президента поддержали. Москва тогда продемонстрировала столь редкое для истории России явление: единство законной власти и общества.

Горбачев, вернувшись из Фороса, упустил шанс возглавить победившую страну. 23 августа он долго колебался, прежде чем принять решение об уходе с поста генсека, о разрыве с ЦК, поддержавшем путч, о роспуске КПСС.

Московская мэрия решила помочь президенту России, и к тому моменту, когда Ельцин будет по телевидению зачитывать указ о ликвидации КПСС, занять здания ЦК КПСС и МГК. Операция 24 августа прошла успешно, руководили ею префект Центрального округа А.И. Музыкантский, управляющий делами мэрии В.С. Шахновский и заместитель генерального директора департамента мэра А. Соколов. Днем раньше на открывшейся сессии Моссовета эта акция была поддержана депутатами, которые лишили депутатского мандата первого секретаря МГК КПСС Ю.А. Прокофьева.

Разгон путчистов и ликвидация КПСС создали благоприятную обстановку для проведения реформ. В Москве было сформировано правительство, которое возглавил вице-мэр Ю.М. Лужков. В правительство вошли вновь назначенные префекты десяти округов и более сотни супрефектов. Правительство стало осуществлять экономические реформы.

Московские реформы начались с приватизации жилья. Как экономист Попов еще в 1980 году пришел к выводу, что для повышения эффективности производства необходимо решение жилищной проблемы именно путем приватизации, чтобы человек перестал зависеть от бюрократических махинаций, чтобы был свободный рынок жилья: «Пока жилье дает государство, и дает бесплатно, человек не будет стремиться зарабатывать больше. Он не будет стремиться стать предпринимателем, а предпочтет службу у государства и ожидание там квартиры».

Был принят во многом популистский закон, устанавливающий санитарную норму жилья — 18 квадратных метров на одного москвича. Этой нормы придерживался Моссовет при приватизации жилья. Квартиры, которые укладывались в этот норматив, передавались в собственность бесплатно, за избытки нужно было платить, а владельцы квартир, площадь которых ниже нормативной, должны были получить компенсацию за счет сумм, выплаченных с избытков. Но вопрос о норме в 18 квадратных метров оказался спорным. В центре или на окраине, в «хрущобе» или в каменном доме, с удобствами или без — эти метры стоить должны были по-разному. Поэтому ряд депутатов Моссовета предложили за норматив брать среднюю стоимость метров с учетом района, типа дома, этажа и т. д. Были разработаны методики оценки жилья. Но установление равенства и справедливости при оценке породили страшную коррупцию в аппарате, занимающимся оценкой.

Поэтому для Попова и московского правительства стало ясно, что процедура должна быть кардинально изменена, чтобы чиновники ничего не оценивали, а только выдавали документы. Необходима была бесплатная приватизация.

Эта схема вызвала бурю негодования в Моссовете, несмотря на то, что Н.И. Гончар (председатель Моссовета в 1992–1993 годах) был ее сторонником. Депутаты не хотели отходить от уравнительной схемы и обвиняли мэра в заступничестве «владельцев больших квартир». Чиновники пытались спрятать в недрах инструкций по приватизации пунктики, по которым их за что-нибудь могли бы «отблагодарить». Приводили даже такой аргумент: раз бесплатно дали, могут и отобрать. Осознав тщетность своих усилий получить с приватизации хоть что-нибудь, аппарат сразу уменьшил свой пыл в этой области. Мэрии пришлось собирать начальников и предупреждать их об ответственности за решение этих вопросов.

Еженедельно, обычно по вторникам, Попов выступал по московскому телевидению и разъяснял москвичам позицию мэрии и Моссовета в проведении реформ, просил их поддержки и понимания. Это помогло наладить контакт власти с населением города, которое в большинстве своем линию столичных властей поддерживало.

К моменту ухода Попова в отставку в Москве было приватизировано 145 тысяч квартир, которые составили 30 процентов от всех приватизированных квартир России. Примечательно, что российские власти в конце концов тоже приняли бесплатную схему приватизации жилья.

Успешно Г.Х. Попову удалось реализовать свою программу приватизации предприятий торговли, общественного питания, различных мастерских, ателье, парикмахерских.

К тому времени, когда московские власти приступили к приватизации предприятий сферы обслуживания, начались уже мощные инфляционные процессы. Коммерсанты стремились вложить накопленные капиталы в собственность и оказывали сильное давление на мэрию, чтобы приватизация проводилась через аукционные продажи. Как пишет Попов: «Константин Боровой и его сторонники даже митинги проводили».

Но Г.Х. Попов с Ю.М. Лужковым исходили из бесплатной приватизации. Они подсчитали, что каждый москвич имел право на собственность стоимостью 10 тысяч рублей. Но это по ценам, существовавшим еще до гайдаровской реформы. Российское правительство выпустило впоследствии ваучеры на эту же сумму, но к тому времени все уже основательно обесценилось.

Московская приватизация магазинов, кафе, ателье, парикмахерских и других объектов, в которых на долю одного работника приходилась сумма в пределах 10 тысяч рублей, передавались в собственность трудовых коллективов бесплатно. Чтобы ускорить дело и уйти от оценок (стимула коррупции), за нормативный критерий приняли площадь магазинов до 150 квадратных метров. Только в случае отказа трудового коллектива от приватизации такого предприятия оно продавалось на аукционе.

Для приватизации более крупных предприятий сферы обслуживания был принят другой механизм, так как на долю одного работника приходились десятки тысяч рублей основных фондов предприятия. Одна треть акций этого предприятия передавалась трудовому коллективу, одна треть шла на аукцион, и последняя треть оставалась у мэрии.

Эта схема существенно ускорила приватизацию. В Москве к середине 1992 года было приватизировано свыше шести тысяч предприятий: три с половиной тысячи — торговых, полторы тысячи — предприятий общественного питания, одна тысяча — предприятий бытового обслуживания. Это составляло 50 процентов всех приватизированных в России предприятий.

Но ситуация от передачи предприятий в собственность трудовым коллективам не улучшилась, став собственниками, трудовые коллективы оказались в трудном положении. Земля принадлежала государству, здания, как правило, были арендованными, оптовая торговля тоже была государственной. Поэтому после приватизации не возникло никакой конкуренции, в которой и рождается рынок. Москве нужна была программа развития конкуренции, программа демонополизации, поощрения мелкой частной торговли и предпринимательства.

Часто и до сих пор слышны упреки в адрес городской политики Г.Х. Попова: превратил Москву в сплошной базар, разрешил торговлю на улицах всем, город из-за стихийно возникших свалок — результата этой торговли — стал грязным, как никогда. С одной стороны, это справедливо. Но с другой — город за счет частной инициативы граждан за очень короткий срок был наводнен товарами. «Челночный бизнес» создал условия для той самой конкуренции и спас не только Москву, но и Россию от неизбежного страшного дефицита на вся и все, да еще в условиях катастрофического падения отечественного производства. Это уже, кажется, признают и политические оппоненты Гавриила Харитоновича. Московские власти все-таки ввели эту стихию в цивилизованные рамки, правда, уже после отставки Попова. Но вспомним его главную задачу — запустить процессы, с ней он справился.

Социальная защита горожан от «ударов рынка» стала одним из главных направлений деятельности новой исполнительной власти города. Ранее упоминалось о введении бесплатного проезда в транспорте для пенсионеров. При Попове в Москве была разработана система социальной защиты, найдены источники ее финансирования. Кроме денег, выделяемых российским правительством, были привлечены дополнительные городские ресурсы, которые формировались из доходов городского бюджета, например, от повышения цен на реализуемую ночью водку. В социальную сферу направлялись деньги и от продажи гуманитарной помощи. Проводились доплаты к зарплате учителей, к стипендиям студентам, к пенсиям, различные компенсации.

В отношениях с прессой, телевидением и радио Попов исходил из того, что пресса должна быть полностью независима, и был не согласен с попытками Верховного Совета России взять ее под контроль. По этому же поводу у мэра были постоянные стычки с Моссоветом. Но, несмотря на атаки Моссовета, Попов все-таки сумел провести идею создания нескольких независимых периодических изданий. В частности, «Курантов» и «Независимой газеты», уставы которых обеспечивали их независимость от мэрии и от депутатов.

Гавриил Харитонович Попов считает своей ошибкой, что не уделил должного внимания прокуратуре и суду. Из-за начавшихся разногласий между представительной и исполнительной властями России прокуратура оказалась в очень сложном положении, и не только московская. Она металась между законами России и указами Президента и то поддерживала мэрию, то выступала против нее.

Анализируя свои ошибки, Попов пишет, что надо было более разумно вести дело и с Моссоветом. Конечно, неразделенность функций между представительной и исполнительной властью, большое количество депутатов (500 человек) обрекали Совет на конфликт с Мэрией и безрезультатную «говорильню». Но и внутри Моссовета депутаты не могли договориться. Попов считает, что должен был найти способ занять депутатов нужными для города делами: «Я виноват во многом в том, что у них осталось одно развлечение: отменять одно за другим решения Мэрии. Отменять смело, зная, что Мэрия их не послушается и дела в городе будут идти нормально».

Попов говорит и о том, что ему не удалось наладить рабочие отношения с российским аппаратом. Во многом помешала близость с Б.Н. Ельциным: «Мне было как-то неудобно за его спиной вести переговоры с правительством, с парламентом, с Хасбулатовым, Бурбулисом или Гайдаром. Он мог такие встречи истолковать как нежелание решать вопросы с ним самим. В итоге ничего хорошего не получилось, создавалось впечатление, что я никого, кроме Президента, не признаю, что не способствовало нормальной работе».

Наиболее крупная ошибка Мэрии, по признанию Попова, была совершена при проведении эксперимента в Октябрьском районе Москвы. Вокруг этого эксперимента разгорелся крупный скандал, вплоть до обвинений в коррупции Мэрии и Правительства города.

В Октябрьском районе на выборах победил И.И. Заславский, и демократы, выступая под лозунгами широких реформ, получили большинство. Хотя в Мэрии прекрасно понимали, что экономика района является органичной частью экономики всей столицы, все же решили пойти на эксперимент по предоставлению Октябрьскому району большой самостоятельности. Исходили тогда из идеи децентрализации. В итоге в Октябрьский район ринулись все желающие зарегистрировать новую политическую организацию, газету, дело (даже из других городов), кооператоры. Много появилось махинаторов, начавших незаконную торговлю недвижимостью.

Именно с этим экспериментом был связан скандал с технопарком на Калужской заставе, в адрес Попова и Лужкова посыпались обвинения в махинациях. Бесконечные компроматы никого сейчас не удивляют, действует налаженный механизм политического давления и избавления от нежелательных по тем или иным причинам чиновников. И все прекрасно понимают, что действительность страшно далека от этих «разоблачений». События, развернувшиеся в начале 90-х в Москве вокруг фирмы «Центр КНИИТ — Калужская застава», до сих пор выглядят очень запутанными. Невозможно доподлинно выяснить, были или не были допущены злоупотребления со стороны Мэрии. Однако очевидны причины, породившие обвинения Попова в коррупции, — это слухи о том, что он самый богатый человек России.

12 декабря 1991 года в газете «Труд» было опубликовано большое интервью с ним, в котором, рассуждая о коррупции, он высказал мысль, что опасно «ставить стенку» между аппаратом и предпринимательством. «…Я категорически против всяких злоупотреблений. Но это не означает, что работникам управления надо запрещать участие в бизнесе. Должен быть определен срок, после которого человек должен переходить в предпринимательскую структуру, если уж втянулся, стал заниматься бизнесом». Выглядит такое объяснение как теоретическая и достаточно романтическая попытка борьбы с коррупцией, но совсем не как призыв к чиновничеству воровать вся и все.

Кстати, эксперимент в Октябрьском районе провалился, идея районной самостоятельности была отброшена, а районы были, как мы помним, упразднены.

На фоне неудач и ошибок в проведении московских реформ политика Мэрии по отношению к национальным меньшинствам выглядит более успешной. Для решения национальных проблем в Моссовете была создана депутатская комиссия и Совет председателей землячеств при Мэрии. Московские власти поддержали идею открытия в Москве национальных школ, театров, издания газет на национальных языках, проведение фестивалей.

Реформы только начинались, впереди был океан работы. Но в самом разгаре ее, 18 декабря 1991 года, Попов совершенно неожиданно обратился к москвичам с заявлением о своей отставке, обосновав это решение тем, что программа московских реформ практически сорвана и не только благодаря усилиям Моссовета, но и во многом благодаря деятельности Верховного Совета России. «Верховный Совет, обсуждая закон о Москве, отклонил не только проект Мэрии, но и проект Моссовета. Он принял за основу проект, который не обсуждали не только горожане, но даже Моссовет и его Дума. Этот проект вообще не признает существующую администрацию. Этот проект навязывает Москве «Закон о местном самоуправлении», который признается неприемлемым даже для масштабов края или области», — говорилось в заявлении мэра.

Внешне это выглядело так — Попов пригрозил отставкой для того, чтобы устранить препятствия с пути московских реформ. На Ельцина со всех сторон началось давление. Общество тогда поддерживало реформы, оно в них верило. Казалось, что президент уступил. Вышел его указ, предоставляющий мэру Москвы дополнительные полномочия «на период проведения радикальной экономической реформы». В соответствии с этим указом мэр мог проводить в городе ускоренную приватизацию по собственным правилам и графику, «самостоятельно образовывать и распоряжаться внебюджетными фондами» — то есть без участия Моссовета, определять товары, которые должны будут продаваться в Москве по свободным или регулируемым ценам, управлять землями и муниципальным имуществом города, предоставлять земельные участки. Помимо этого, указ увеличивал бюджет столицы, было установлено, что в бюджет должно отчисляться 15 процентов налога на прибыль и до 5 процентов на добавленную стоимость, взимаемых на территории Москвы.

Мэрия Москвы получила тогда небывалые полномочия по управлению городским хозяйством. Тогда казалось, что если мэр сможет избежать ошибок российского правительства, то Москва станет островом стабильности и процветания. И вот начался 1992 год — год так называемой радикальной экономической реформы под руководством Е.Т. Гайдара. Премьер нового правительства «лаборантских мальчиков», по меткому выражению публицистов, ставил целью реформы достижение бездефицитного бюджета и укрепление рубля путем либерализации цен, установления повышенного налогообложения, сокращения социальных программ. Закономерным результатом всего этого стал взрыв инфляции, падение уровня промышленного производства (пропорционально росту цен), а вместе с ним и уровня жизни россиян.

В июне 1992 года Г.Х. Попов окончательно уже уходит с поста мэра, оставляя в преемниках Ю.М. Лужкова. Пресса разразилась комментариями. Большинство были в русле «Правды» и «Советской России», обвинявших не раз Попова в коррупции. Никого не устроило официальное объяснение мэра причины отставки тем обстоятельством, что российское законодательство запрещает совмещение постов мэра и руководителя политического движения (Попов в январе 1992 года был избран председателем Российского движения демократических реформ). В средствах массовой информации были высказаны различные догадки и версии отставки, достаточно далекие от истины.

Действительно, причины, побудившие Попова уйти в отставку, были гораздо глубже, чем его официальная версия. Объяснил он их позже, а тогда решил не касаться их.

Московские реформы, начатые Поповым вместе с Правительством Лужкова, во многом были более продуманными, чем российские, а главное — исходили вообще из других принципов. Возьмем, например, конфликт между Мэрией Москвы и российским Правительством по приватизации. Поначалу Правительство России занималось продажей государственной собственности через аукционы. Попов всегда был категорически против этого. Впоследствии приватизацию «по Гайдару-Боровому» пришлось отменить на российском уровне. Была утверждена чековая схема разгосударствления собственности, автором которой когда-то был Попов. Но как всегда в нашем Отечестве, произошло это с большим опозданием, приватизировать было уже нечего, а инфляция «скушала» номинальную сумму чека в 10 тысяч рублей. Но даже эти мизерные «ваучеры» большинство россиян потеряло в недрах специально созданных липовых фондов и компаний, во всевозможных «гермесах» и «аввах».

Разногласия были у Попова с российским «реформправительством» и по поводу налогов. У Мэрии было право пополнять бюджет города за счет дополнительных налогов, установленных сверх российских. Но уровень российского налога на добавленную стоимость лишал предприятия всякой прибыли. Москве облагать налогами было уже нечего. По образному выражению бывшего мэра: «Россия так постригла шерсть, что городу остается разве что сдирать кожу».

Абсолютно неприемлемой для Попова была политика правительства Гайдара в отношении социальной защиты населения. Вся тяжесть «шока» ложилась на народ, за счет которого обеспечивалась так называемая бездефицитность бюджета. Как экономист, прекрасно знающий систему, которую предстояло реформировать (напомним, он неоднократно участвовал в таких попытках еще в советское время), Попов прекрасно видел все недостатки модели реформ Международного валютного фонда, взятую за основу Гайдаром, а твердость Гайдара в осуществлении этого курса назвал «твердостью безразличного к людям теоретика».

С курсом правительства Гайдара во внешней политике России Попов также был не согласен, считал его негибким, примитивным, наносящим ущерб экономике страны. Он был и против принятой модели национального устройства России. Вспомним работу «Что делать?», в которой Гавриил Харитонович предлагал провести «дефедерализацию» страны. Попов исходил из того, что сама большевистская идея федерализма на основе национально-территориальных образований противоречит всей истории России, устроенной по губернскому принципу.

Все эти серьезнейшие разногласия по курсу реформ, по самой концепции реформ в России между президентом и российским Правительством, с одной стороны, и мэром и Правительством Москвы, с другой, назрели еще в декабре 1991 года. Ельцин, как уже упоминалось, предложил Попову в декабре остаться на посту мэра, наградив его чрезвычайными полномочиями. Но никакие чрезвычайные полномочия не могли смягчить разногласия мэра с правительством России.

В июне 1992 года Гавриил Харитонович оставаться на посту мэра уже не мог и ушел из власти, вернувшись к руководству Российским демократическим движением, к научной деятельности в Московском университете, во вновь созданном Международном университете, в Вольном экономическом обществе, которое воссоздал по образцу екатерининского времени. Он оставался консультантом Мэрии Москвы.

Гавриил Харитонович Попов продолжает думать, потому что это как он сам отмечает, его призвание и его профессия. «Я знаю, что пока голова со мной, я буду думать, а, следовательно, жить. Ну, а без головы!..»