Юрий Александров. В капкане соперника. Лев Борисович Каменев (Розенфельд)

Подлинная человеческая трагедия, через которую на исходе своей в общем-то короткой жизни — он погиб 53-х лет — прошел Каменев, конечно, так или иначе всегда будет сказываться на восприятии его политической биографии.

Д.К. Шелестов

Лев Борисович Каменев (Розенфельд).

6 (18).07.1883–25.08.1936.

На вершине московской власти с 16.10.1918 по 07.05.1926

Плотный и коренастый мужчина с большой головой, почти без шеи, вдвинутой в широкие плечи, с блекло-голубыми глазами, благожелательно смотревшими сквозь стекла очков, с русыми волосами, жесткими густыми усами и аккуратно подстриженной остроконечной бородкой, он производил приятное впечатление… — таким предстает Лев Борисович Каменев перед читателем в свое время запрещенных воспоминаниях известного политического деятеля и дипломата Федора Раскольникова.

Литературный портрет «хозяина Москвы» дополняет портрет живописный, каким-то чудом сохранившийся в альбоме художника Ю.П. Аненкова. Художнику удалось схватить характерные черты примечательного облика революционера — потомственного интеллигента, отдавшего дань политическому красноречию молодости, познавшего царские тюрьмы, ссылку и могучим катаклизмом XX столетия вознесенного на самую вершину власти новорожденного государства, а затем вскоре канувшего в бездну позора и забвения.

На краю этой бездны удержалось немногое, что до сих пор хранит память о Каменеве, в том числе несколько редких фотографий — официальных и семейных. На одной из них — он в кругу семьи с женой и сыном. Женился Каменев в годы эмиграции. Его избранницей стала сестра Льва Троцкого, который в это время ожесточенно полемизировал с Лениным, осуждая его «раскольнический фанатизм» и «нетерпимость».

Биография Льва Борисовича Каменева началась и завершилась в Москве. Он родился в 1883 году в семье железнодорожного машиниста, обрусевшего прибалтийского немца, впоследствии ставшего инженером. В 1901 году окончил гимназию в Тифлисе с плохим баллом за поведение из-за «неблагонадежности». Вследствие этого лишь с большими трудностями смог поступить на юридический факультет Московского университета, где вошел в социал-демократический кружок. За участие в демонстрации студентов был арестован и выслан из Москвы в Тифлис. В 1902 году уехал в Париж, где познакомился с Лениным. Был делегатом III съезда РСДРП, принимал участие в революционных событиях в России в 1905–1907 годах. Затем последовали новые аресты, эмиграция, партийная работа за границей и в России, сотрудничество в большевистских изданиях. Установлено более 20 его псевдонимов (Л. Бор, Градов, Ю. Градов, Юр. Кам, Ю. Каменев, Ю. Кам-нев, Юрий Каменев, КМН, Ю. КМН, КНЛ, С. Корсов, О. Ли-Чан, Л. Ролин, Л. Рольд, Ю. К., Юр. Ку, Юрий, Юрий Кавказский).

В 1908 году, покинув тюремную камеру в Петербурге, Каменев уехал в Женеву, где вошел в редакцию газеты «Пролетарий», позднее читал лекции в партийной школе в Лонжюмо (Франция). Его избирали делегатом Копенгагенского (1910) и Базельского (1912) социалистических конгрессов.

После встречи в Кракове с Лениным и Зиновьевым, в 1914 году Каменев направлен в Петербург, где он стал руководить газетой «Правда» и деятельностью большевистской фракции 4-й Государственной Думы. На заседании членов этой фракции в Озерках был арестован. На судебном процессе в отличие от своих товарищей отверг ленинский тезис о поражении России в мировой империалистической войне. Суд приговорил Каменева к лишению всех прав и ссылке в Сибирь (сначала в Туруханск, затем в Ачинск, где находился в ссылке и И.В. Сталин).

Февральская революция открыла путь к свободе, и вскоре он — в Петрограде, где избирается в Исполком Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, в Учредительное собрание, а также в ЦК РСДРП (б), где вместе с Зиновьевым имел решающее большинство голосов. В 1917 году во время июльского кризиса, когда Временное правительство отдало приказ об аресте большевистских руководителей и Ленин с Зиновьевым скрылись в шалаше в Разливе, Каменев отверг все обвинения, предъявляемые большевикам, имел мужество добровольно явиться в суд, который приговорил его к заключению в тюрьме «Кресты». Однако вскоре он был освобожден. К этому времени Каменев достиг пика своей карьеры и политического влияния, а в октябре 1917 года стал первым «советским президентом» — Председателем ВЦИК.

Каменев неоднократно отходил от линии партии и полемизировал с Лениным по многим кардинальным проблемам, в частности, был «оборонцем», не принимая его лозунга о поражении России в империалистической войне, считал необходимым, чтобы в правительстве участвовали все социалистические партии. Вместе с Зиновьевым выступал против решения ЦК РСДРП(б) о вооруженном восстании, как несвоевременном, за что они получили от Ленина кличку «штрейкбрехеров революции». Тем не менее, Ленин неоднократно вставал на его защиту и именно ему завещал свои документы (они хранились в специально созданном Институте Ленина, который возглавил Каменев).

«Так уж получилось, — пишет Д.А. Волкогонов, — что эти два человека — Зиновьев и Каменев — чувствовали глубокое личностное внутреннее влечение друг к другу. По своим моральным, политическим, литературным и некоторым иным качествам Каменев был выше, основательнее, чище, мужественнее Зиновьева. Зиновьев запятнал себя, будучи активным проводником большевистского террора; Каменев лично непосредственно в этом не испачкался. Однако в связке, тандеме этих двух вождей, бесспорно, лидировал Зиновьев. Каменев всегда как-то покорно, безропотно, послушно следовал за Зиновьевым. Психологическое лидерство Зиновьева труднообъяснимо». Знаменательно, что оба «сиамских близнеца ленинской гвардии», как называли их современники, родились в один год (1883), а жизнь их после фальсифицированного процесса трагически оборвалась в один день 25 августа 1936 года.

Болезнь Ленина обострила борьбу за власть и ключевые посты в партии, что чрезвычайно его беспокоило. В последний рабочий день перед отъездом в Горки Ленин беседовал в своем рабочем кабинете в Кремле со своими заместителями в Совете Народных Комиссаров, Совете Труда и Обороны: Л.Б. Каменевым, А.И. Рыковым и А.Д. Цурюпой о распределении обязанностей. В письме, написанном на следующий день, он высказал убеждение, что Каменев более подходит для представительства, контроля над правильностью формулировок в документах, в то время как Рыкову и Цурюпе более свойственны административные функции.

Каменев обладал незаурядными способностями. Но он был человеком противоречивым, порой беспринципным, порой непоследовательным, «без твердого стержня», который мог «в критическую минуту в переломный момент, сделать зигзаг в своем поведении, осуществить маневр во имя прежде всего личных целей, амбиций и престижности».

После смерти Ленина Каменев предал его. На XIII съезде партии в 1922 году Каменев и Зиновьев скрыли от партии последние ленинские документы, известные как ленинское «Завещание» и его рекомендацию о смещении Сталина с поста генерального секретаря, «подтолкнули наверх диктатора, своего палача…» На съезде с «Завещанием» смогли ознакомиться только главы делегаций. Потом в борьбе со Сталиным Каменев «шарахался то к Троцкому, то от него».

У Каменева были свои идеи, он был способен на достаточно глубокие теоретические обобщения, был смел и решителен. В историю вошли слова, которые Л. Б. Каменев произнес 21 декабря 1925 года (как раз в день рождения Сталина), выступая на XIV съезде партии: «Мы против того, чтобы создавать теорию «вождя», мы против того, чтобы делать «вождя». Мы против того, чтобы Секретариат, фактически объединяя и политику, и организацию, стоял над политическим органом. Мы за то, чтобы внутри наша верхушка была организована таким образом, чтобы было действительно полновластное Политбюро, объединяющее всех политиков нашей партии, и вместе с тем, чтобы был подчиненный ему и технически выполняющий его постановления Секретариат… Лично я полагаю, что наш генеральный секретарь не является той фигурой, которая может объединить вокруг себя старый большевистский штаб… Именно потому, что я неоднократно говорил это т. Сталину лично, именно потому, что я неоднократно говорил группе товарищей-ленинцев, я повторяю это на съезде: «Я пришел к убеждению, что тов. Сталин не может выполнять роли объединителя большевистского штаба… Эту часть своей речи я начал словами: мы против теории единоначалия, мы против того, чтобы создавать вождя!»

Известно и другое выступление Каменева, на XVII съезде ВКП(б) в 1934 году, в котором он словословил Сталина: «Та эпоха, в которую мы живем, в которую происходит этот съезд, есть новая эпоха… она войдет в историю — это несомненно — как эпоха Сталина, так же как предшествующая эпоха вошла в историю под именем эпохи Ленина, и что на каждом из нас, особенно на нас, лежит обязанность всеми мерами, всеми силами, всей энергией противодействовать малейшему колебанию этого авторитета… Я хочу сказать с этой трибуны, что я считаю того Каменева, который с 1925 по 1933 год боролся с партией и с ее руководством, политическим трупом, что я хочу идти вперед, не таща за собою по библейскому (простите) выражению эту старую шкуру… Да здравствует наш, наш вождь и командир товарищ Сталин!»

Но Каменев Сталину уже не был нужен. Он и Зиновьев отыграли свою роль. Сталин поручил Ягоде «посматривать» за Каменевым: «Лев Борисович не из тех, кто быстро сдается. Я его знаю больше двадцати лет. Это враг…» Жизнь Каменева была в руках Сталина. Он приготовил Каменеву свой капкан.

На политические разногласия в правящих кругах часто накладывались неприязненные личные отношения. Так, Каменев не выносил Троцкого, а тот считал его «лукавым циником и сибаритом, случайным на вершине власти». В автобиографии «Моя жизнь» Троцкий писал: «Спустя три года после своего разрыва со Сталиным, Каменев со свойственным ему добродушным цинизмом поведал мне, как готовилось на кухне это обвинение («недооценка» Троцким крестьянства. — Ю.А.), которого никто из авторов, разумеется, не брал всерьез.

Оперировать в политике отвлеченными моральными критериями — заведомо безнадежная вещь. Политическая мораль вытекает из самой политики, является ее функцией. Только политика, состоящая на службе великой исторической задачи, может обеспечить себе морально-безупречные методы действия. Наоборот, снижение уровня политических задач неизбежно ведет к моральному упадку».

После смерти вождя в руководстве партии сложился триумвират, направленный против «второго вождя революции» Льва Троцкого. По словам одного из современников, они как музыкальное трио… великолепно дополняли друг друга, железная воля Сталина сочеталась с тонким политическим чутьем Зиновьева, уравновешенным умом и культурой Каменева».

Падение Троцкого привело к быстрому распаду, казалось, прочного альянса: Сталин уже более не нуждался в прежних союзниках, утративших авторитет в партии. Между тем в водовороте бурной общественно-политической жизни Каменев был вынужден все большее внимание уделять Москве.

В результате Первой мировой и Гражданской войн и политики военного коммунизма она пришла в полное разорение. Стояли фабрики, заводы. Голод (дневная пайка хлеба москвичей составляла всего 133 грамма) усугублялся топливным кризисом. На дрова растаскивали не только все заборы, сараи, но и ветхие жилые дома. Деградировало коммунальное хозяйство столицы. Трамвайный парк сократился до 46 вагонов, резко ухудшилось водоснабжение и уличное освещение.

Однако в голодной и холодной Москве осуществлялись кардинальные социалистические преобразования: были национализированы промышленные предприятия, банки, крупнейшие торговые фирмы и домовладения. Так, к концу 1918 года к государству перешли более 600 предприятий, в том числе Трехгорная мануфактура, текстильные фабрики товарищества «Циндель», АМО, механический завод братьев Бромлей, завод товарищества «А. Дангауэр и В. Кайзер» и другие.

Уже к началу 1918 года было муниципализировано 4000 крупных домов вместе с их меблировкой. Главным домовладельцем стали городские власти. В реквизированных у дворянства и буржуазии домах создали около 300 так называемых домов-коммун.

Жилищный передел преобразил столицу. В благоустроенные многокомнатные квартиры буржуазии вселились семьи рабочих, служащих, партийных и советских активистов. Так родились «коммуналки», ставшие проклятием нескольких поколений москвичей.

Моссовет принимал активные меры по борьбе против голода, топливного кризиса, организовывал продотряды для доставки продовольствия в Москву из хлебородных районов страны, куда было направлено более 10140 москвичей. В 1920 году 25 июня Моссовет ввел гужевую повинность и одновременно издал декрет о мобилизации на две недели всего трудоспособного населения Москвы на заготовку и вывоз дров.

Много внимания уделялось ликвидации детской беспризорности. В 1918–1919 годах в столице было создано 70 приютов, в которых находилось 4080 беспризорных детей и 14 колоний, где обучались 9954 ребенка. Моссовет 19 марта 1920 года принял постановление о ликвидации безграмотности в столице. К этому времени работало 250 специальных «ликвидпунктов», 7-дневных курсов по подготовке преподавателей, к проведению занятий были привлечены студенты вузов, техникумов, учащиеся старших классов.

Большое внимание Моссовет уделял организации и работе клубов и библиотек. К концу Гражданской войны политико-просветительная и культурно-массовая работа велась в 193 клубах. В 1919 году Моссовет муниципализировал все частные библиотеки, и в 1920 году в Москве работало 119 массовых библиотек.

Очень интересные сведения по истории столицы и деятельности Моссовета этого времени содержатся в сборнике «Красная Москва» 1917–1920, выпущенном Моссоветом под редакцией Л.Б. Каменева. Время, когда он возглавлял Моссовет, совпало не только с периодом военного коммунизма, но и с первыми годами нэпа. Раскрепощение рыночных отношений дало взрывной эффект.

«Для того, кто видел Москву каких-нибудь полгода назад, теперь она неузнаваема, настолько резко успела изменить ее новая экономическая политика, — писал М. А. Булгаков. — Трудно понять, из каких таинственных недр обнищавшая Москва ухитрилась извлечь товар, но она достала его и щедрой рукой вытряхнула за зеркальные витрины и разложила на полках…

Не узнать Москвы. Москва торгует.

На Петровке в сумеречные часы дня из окон на черные от народа тротуары льется непрерывный электрический свет. Блестят окна конфексионов. Сотни флаконов с лучшими заграничными духами, граненых, молочно-белых, желтых, разных причудливых форм и фасонов. Волны материй, груды галстуков, кружева, ряды коробок с пудрой. А вон только безжизненно сияют раскрашенные лица манекенов, и на плечи их наброшены бесценные по нынешним временам палантины.

Ожили пассажи.

Кондитерские на каждом углу. И целые дни и до закрытия они полны народу. Полки завалены белым хлебом, калачами, французскими булками. Пирожные бесчисленными рядами устилают прилавки. Все это чудовищных цен. Но цены в Москве давно уже никого не пугают, и сказочные, астрономические цифры миллионов (этого слова давно уже нет в Москве, оно окончательно вытеснено словом «лимон») пропускают за день блестящие, неустанно щелкающие кассы…

Выставки гастрономических магазинов поражают своей роскошью. В них горы коробок с консервами, черная икра, семга, балык, копченая рыба, апельсины…

Движение на улицах возрастает с каждым днем. Идут трамваи по маршрутам 3, 6, 7, 16, 17, «А» и «Б», и извозчики во все стороны везут москвичей».

В новых условиях возникла необходимость реорганизации Моссовета, совершенствования его структуры. Значительную роль в системе Моссовета играл отдел Московского коммунального хозяйства (МКХ), сформированный в конце 1919 года. В нем было сосредоточено управление всеми сторонами жизнедеятельности города; муниципальными предприятиями, уличным освещением, водопроводом, канализацией, транспортом, озеленением. Позднее в его ведение перешел и расформированный жилищно-земельный отдел. Таким образом, МКХ стало непосредственно руководить всем городским хозяйством. При Каменеве возглавлял МКХ член ВЦИК И.В. Цивцивадзе (впоследствии — Управляющий делами), входивший в состав Малого Президиума Совета, который насчитывал 10 человек. Среди них были известные революционеры и политики, как М.Ф. Владимирский, П.Г. Смидович и практики-специалисты в области городского хозяйства.

Под руководством Каменева Моссовет приступил к работам по восстановлению экономики столицы. Большое значение для утверждения авторитета Московского Совета имело то обстоятельство, что его председатель в 1923–1926 годах занимал высшие посты в партии и правительстве (член ЦК ПКР(б), заместитель председателя СНК РСФСР и СССР, председатель СТО).

Об итогах работы Московского Совета за рассматриваемый период нагляднее всего судить по изменению внешнего облика города к началу введения нэпа. Были приняты меры по ликвидации жилищной нужды, которая особенно обострилась после переноса столицы из Петрограда в Москву. В ней создано 1075 домов-коммун, в которые превратили большие дома и лучшие гостиницы города, как, например, «Националь», «Метрополь», предоставленные служащим высших партийных органов и правительственных учреждений, приехавшим с берегов Невы.

В связи с введением платы за квартиры дома-коммуны вскоре перешли на положение жилищных товариществ. Чтобы улучшить состояние домов, Моссовет сдал часть из них в аренду жилтовариществам, предприятиям, учреждениям и частным лицам. Небольшие строения демуниципализировали и возвратили прежним собственникам.

В городе были образованы Чрезвычайная жилищная комиссия и чрезвычайные жилищные тройки в районах, осуществлявшие дальнейшее уплотнение «непролетарских элементов». Но все принятые меры не смогли ликвидировать жилищный кризис. Необходимо было приступить к строительству новых жилых домов.

Осенью 1922 года Московское архитектурное общество по поручению Моссовета объявило конкурс на проект застройки показательными домами для рабочих территории возле Симонова монастыря и на Большой Серпуховской улице. Лучшими были признаны проекты Л.А. Веснина и С.Е. Чернышева. Второй премии был удостоен проект К.С. Мельникова. Этот конкурс особенно интересен тем, что в его проектах зодчие впервые в СССР подошли к идее жилого микрорайона, реализованного в последующие годы.

Первый конкурс на проект жилого дома для рабочих, объявленный Моссоветом, был международным. К 1 ноября 1925 года представили более 100 проектов из СССР, Германии, Англии, Бельгии, Норвегии и других стран. Первые премии присудили советским зодчим (группа Г.Е. Волкова).

На реализацию этих проектов не было средств, что дало повод остроумно охарактеризовать это время «периодом бумажной архитектуры». Однако вскоре в Москве началось строительство жилых домов для рабочих. Первые из них вступили в строй в 1923 году на Хамовнической набережной и Динамовской улице. Правда, не обошлось без некоторого лукавства: под эти широко разрекламированные дома (на торжественный праздник вселения рабочих прибыла даже делегация из Германии) подвели фундаменты и построили первые этажи еще в годы Мировой войны. В течение года Моссовет восстановил и достроил 17 каменных домов.

1923 год стал переломным в борьбе с жилищным кризисом. Было не только приостановлено разрушение жилого фонда, но и положено начало новому жилищному строительству. В 1924 году ввели в эксплуатацию и заселили 287 домов, а в последующем году, завершающем восстановление народного хозяйства столицы, — 566, то есть почти в два раза больше.

Значительную роль в мобилизации средств для жилищного строительства сыграл специальный 10-миллионный заем, выпущенный Московским Советом.

На карте Москвы появились рабочие поселки. Они располагались преимущественно на окраинах, поблизости от промышленных предприятий. Первым из них был поселок Сокол (1923), который стал возводить жилищно-строительный кооператив, объединивший рабочих завода «Изолятор», художников, учителей, служащих и ученых. Проектировали поселок выдающиеся зодчие В.А. Веснин, Н.В. Марковников, Н.Д. Колли и др. Уютные небольшие дома отличались оригинальной архитектурой и не повторяли друг друга. Зарезервировали обширные зоны для озеленения, строительства общественных зданий и спортивных сооружений.

Спустя год завершили работы в рабочем поселке завода «Красный богатырь» в селе Богородском, неподалеку от зеленого массива парка «Сокольники». Вскоре состоялось также заселение рабочими завода «Дукс» новых домов на Беговой улице рядом с ипподромом.

В 1920-е годы в обществе получили распространение идеи коллективизации быта, что в известной степени находило выражение в практике организации жизни населения в домах-коммунах. В 1925 году Моссовет объявил конкурс на проект коммунального дома в Москве. Первый такой дом был возведен по проекту Г. Вольфенсона и других архитекторов в Хавско-Шаболовском переулке.

Строительство домов-коммун оказалось неперспективным. Утопические идеи организации нового аскетически-казарменного быта не выдержали испытания временем. Возведение массовых жилищ для рабочих пошло по пути формирования жилых кварталов с развитой системой бытового обслуживания населения — то есть микрорайона.

В период, когда Московский Совет возглавлял Каменев, в архитектурный облик города вошел памятник-усыпальница В.И. Ленина на Красной площади. Первый деревянный Мавзолей в форме куба, увенчанного пирамидой, был возведен по проекту А.В. Щусева ко дню похорон вождя 27 января 1924 года. Уже весной того же года к ступенчатому объему были пристроены с обеих сторон трибуны. Второй Мавзолей стал прототипом ныне существующего из железобетона, кирпича, облицованного гранитом и мрамором.

Общественными зданиями Москва обогатилась к 10-летию Октября. Тогда Каменев как участник оппозиции был отстранен от руководства исполнительной властью в столице. Но первое из них проектировалось и строилось при нем. Это — здание Центрального партийного архива Института Маркса — Энгельса — Ленина (бывший Институт Ленина, первым директором которого был Л.Б. Каменев, ныне — Российский центр хранения и использования документов новейшей истории).

Становление и развитие советской архитектуры в Москве началось с решения градостроительных задач. В апреле 1918 года при Моссовете была создана архитектурно-художественная мастерская во главе с И.В. Жолтовским, а позднее — с А.В. Щусевым, которая разрабатывала первый план реконструкции столицы — «Новая Москва». Сохраняя исторически сложившуюся радиально-кольцевую структуру города, он предусматривал новую застройку территории до Окружной железной дороги, которая должна была ликвидировать противоположность между окраинами и центром, где намечалось соединить пять зеленых клиньев, связанных с Подмосковьем.

Планировка «Большой Москвы» проектировалась на принципах ее исторического развития кольцевыми наслоениями, прорезанными, как радиусами, магистральными путями гужевого и железнодорожного сообщения. Над схемой Генерального плана «Большой Москвы» работал с 1921 года С.С. Шестаков. Доклад Шестакова о Генеральном плане Москвы был заслушан в Моссовете 13 января 1925 года.

Первым реальным градостроительным экспериментом была реконструкция Советской, ныне Тверской, площади. Центром ее композиции стал Обелиск Советской Конституции, украшенный скульптурой Свободы (архитектор В.А. Осипов), который установили на месте снесенного памятника генералу М.Д. Скобелеву.

Моссовет занимал бывший генерал-губернаторский дом (в то время — трехэтажный) — великолепный памятник архитектуры конца XVIII века (архитектор М.О. Казаков), парадный фасад которого был обращен на Тверскую площадь. Вполне понятно, что чиновные обитатели исторического здания с особым вниманием следили за развернувшимися на ней работами. 8 июля 1923 года газета «Известия» сообщала, что «после заседания члены президиума Моссовета во главе с председателем Л.Б. Каменевым отправились осматрвиать работы по сносу зданий в целях расширения Советской площади. Члены президиума сделали ряд ценных указаний». Они принимали непосредственное участие и в сносе памятников Александру II в Кремле и Александру III возле храма Христа Спасителя, а также в установке революционных памятников, по ленинскому плану так называемой «монументальной пропаганды». В соответствии с этим планом обелиск в Александровском саду в ознаменование 300-летия дома Романовых переделали в Памятник-обелиск выдающимся мыслителям и революционерам, были открыты памятники известным деятелям Французской революции: Робеспьеру (скульптор Б.Ю. Сандомирская), Жоресу (скульптор С.Н. Страж), Дантону скульптор (Н.А. Андреев), а также первому русскому революционеру А.Н. Радищеву, идеологу анархизма и народничества М.А. Бакунину (скульптор Б.Д. Королев). На Лобном месте установили деревянную скульптуру Степана Разина с ватагой работы С.Т. Коненкова. Большинство этих памятников создавались из недолговечных материалов и вскоре разрушились. Часть из них передали в фонды вскоре созданного Музея революции, разместившегося в привольно раскинувшейся городской усадьбе, занятой до 1917 года Английским клубом.

После национализации музеев и частных коллекций в Москве развернулось музейное строительство, в котором принимали участие специалисты старой школы. Благодаря им удалось сохранить многие культурные ценности. На основе национализированных коллекций началось формирование музейной сети. В нее вошли Музей нового западного искусства, Музей иконописи и живописи, Музей старой Москвы, Музей фарфора, Музей мебели, мемориальный музей композитора А.Н. Скрябина, многочисленные историко-бытовые музеи (Дом боярина на Варварке, Сороковых годов на Собачьей площадке и другие).

Музеи открылись в царской усадьбе Коломенском, усадьбах дворянской знати Останкине, Кускове, в монастырских комплексах: Новодевичьем, Донском, Симоновом и других. В 1924 году Музею изящных искусств (ныне Музей изобразительных искусств имени А.С. Пушкина). Эрмитаж подарил 141 картину, в том числе — произведения итальянской, голландской и французской живописи. Москва превращалась в крупнейший музейный центр страны.

На протяжении восьми лет руководства Московским Советом Каменев принимал активное участие в общественной и культурной жизни столицы. При его участии в 1919 году был создан Дом писателей, в 1922 году открываются Московская филармония, Центральный Дом ученых, почетным членом Моссовета избирается известный полярный исследователь Фритьоф Нансен, который посещает Москву. Крупным событием этого года был первый радиоконцерт артистов Большого театра, переданный 17 сентября. Репродукторы на улицах Москвы появились с 1921 года. Они передавали сообщения Российского телеграфного агентства. Первый репродуктор был установлен на балконе Моссовета.

В 1923 году у входа в Малый театр устанавливается памятник драматургу Александру Николаевичу Островскому, торжественно отмечаются юбилеи писателя-москвоведа Владимира Гиляровского и поэта Валерия Брюсова.

В следующем году широко отпраздновали 100-летие Большого театра, в котором, вскоре, состоялась премьера кинофильма Сергея Эйзенштейна «Броненосец Потемкин». В 1925 году Каменев и представители московской власти приняли участие в стартах авиационного перелета Москва — Монголия — Пекин и Всесоюзного автопробега, а также в чествованиях по случаю 200-летия Академии наук СССР.

Много внимания руководство Моссовета уделяло контролю над ходом строительства Всероссийской сельскохозяйственной и кустарно-промышленной выставки, которая должна была популяризировать наиболее передовые методы ведения хозяйства. На месте свалки у Крымского моста расчистили просторную строительную площадку, где в 1923 году «ударно» вырос сияющий свежими красками «город в городе».

К проектированию были привлечены лучшие художественные силы столицы. Главным архитектором назначили А. В. Щусева. В создании основных павильонов участвовали самые талантливые зодчие: И.В. Жолтовский, Н.Д. Колли, Ф.О. Шехтель, В.А. Щуко, К.С. Мельников, павильон которого «Махорка» получил международную известность и признание.

Господствующим направлением в архитектуре 1920-х годов стал конструктивизм, выдвинувший задачу конструирования окружающей человека среды. Здание мыслилось зодчими-конструктивистами как «социальный конденсатор эпохи» — оболочка для созданных ими функционально оправданных форм и целесообразных конструкций. Проектировалось оно поэтому «изнутри наружу». Некоторые московские образцы созданного тогда стиля получили мировую известность.

В 1923 году над Замоскворечьем поднялась ажурная стальная Шуховская башня, служившая опорой для радиоантенн. Она долгое время была самым высоким (160 метров) сооружением столицы. Башня сразу же получила имя ее создателя — выдающегося инженера В.Г. Шухова. Стройный изящный конус, рожденный его мыслью, до сих пор пронзает московское небо, вступая в диалог с шатровыми храмами, Останкинской «царь-башней» и другими высотными сооружениями столицы. В довоенной Москве Шуховская башня стала логотипом нового понимания красоты, основанного на совершенстве техники.

Важнейшим направлением деятельности Моссовета было восстановление и развитие городского транспорта, на котором тяжело отозвались последствия хозяйственной разрухи. В 1919–1920 годах трамвайное движение почти остановилось. Из парков выпускали не более 200 вагонов в сутки. Но уже спустя год началось быстрое развитие всех видов городского транспорта, к 1925 году достигшего довоенного уровня.

За предшествующие строительные сезоны уложили восемь новых трамвайных линий протяженностью более 46 километров. Главный вид городского транспорта — московский трамвай, имел 38 маршрутов, а протяженность линий достигла почти 400 километров.

Первый автобус вышел на улицы Москвы в 1922 году. Он не имел номера и расписания, которое имеют современные автобусы и троллейбусы. Но зато на его кузове было начертано никому не понятное слово ВТОПАС. Это была не автомобильная марка, а название организации — Всероссийское товарищество образовательно-производственных ассоциаций допризывников, созданной известным партийным и общественным деятелем Н.И. Подвойским в бытность его председателем Всеобуча. Вырученные от продажи проездных билетов деньги шли в кассу этой организации.

В 1924 году была открыта первая автобусная линия от Каланчевской площади до Белорусского вокзала протяженностью 8 километров. Автобусный парк насчитывал восемь машин зарубежного производства (английского — «Ленланд», французского — «Рено», германского — «Манн»). Было налажено и отечественное производство. К концу года число автобусов, функционировавших на 10 маршрутах, достигло 92. Организовали таксомоторное движение.

Под руководством Моссовета получили развитие самые современные виды связи. В 1923 году стала работать первая пробная автоматическая телефонная установка (АТС) на 100 номеров («кремлевская вертушка»). Спустя три года началось строительство зданий четырех автоматических телефонных станций (автор проекта — инженер В.В. Патек). Первой была возведена АТС на улице Большая Ордынка.

Годы разрухи тяжело отозвались на московском коммунальном хозяйстве. Резко ухудшилось освещение московских улиц, сократилось число газовых и керосиновых фонарей. Но уже к 1926 году все керосиновые фонари заменили электрическими.

Довоенный уровень водоснабжения был достигнут лишь к 1924 году. Тогда в сутки подавалось 10800 тыс. ведер, что составляло 6 ведер на одного человека.

Широкий круг служебных обязанностей, высокая степень ответственности, сложность и новизна проблем строительства новой жизни требовали от Каменева полной отдачи сил. Но его отличали редкая работоспособность и трудолюбие. Недаром Ленин называл Каменева «лошадкой», (которая) «оказалась исключительно способной и ретивой», чтобы вывезти любые служебные завалы. Мемуаристы отмечали и другие присущие ему черты. Так, известный религиозный философ Н.А. Бердяев писал: «Располневший глава Москвы выглядел приветливо-небрежным сановником, не утратившим чувства стыдливости и неловкости в отношении к утесняемой интеллигентной России». Вместе с тем Каменев зорко видел пороки системы, которой служил, продажность и бюрократизм управляемых им чиновников. Поэт В. Ф. Ходасевич вспоминал:

«Я изложил Каменеву свое дело. Он долго молчал, а потом ответил мне так:

— Конечно, письмо в жилищный отдел я могу вам дать. Но поверьте — вам от этого будет только хуже.

— Почему хуже?

— А вот почему. Сейчас они просто для вас ничего не сделают, а если вы к ним придете с моим письмом, они будут делать вид, что стараются вас устроить. Вы получите кучу адресов и только замучаетесь, обходя свободные квартиры, но ни одной не возьмете, потому что пригодные для жилья давно заняты, а пустуют такие, в которые вселиться немыслимо.

Я молчу, но сам чувствую, как лицо у меня вытягивается. Каменев после паузы продолжает:

— Конечно, у них есть припрятанные квартиры. Но ведь вы же и сами знаете, что это преступники, они торгуют квартирами, а задаром их вам никогда не укажут.

Снова молчание.

— Если вы непременно хотите, я дам письмо, — повторяет Каменев, — только ведь вы потом проклянете… — Каменев… уходит в свой кабинет и возвращается в шубе с бобровым воротником и в бобровой шапке. Прощаемся. Я тоже хочу уйти, но Ольга Давыдовна (жена Л.Б. Каменева — Ю. А.) меня удерживает…»

К председателю Моссовета обращались с самыми различными просьбами. «Со свойственной ему добротой и гуманностью» он решал возникавшие проблемы и особенно часто заступался за несправедливо арестованных, спасая многих от гибели (он помог историку, публицисту и мемуаристу А.А. Кизеветтеру, писателю, поэту и драматургу И.А. Новикову).

В числе просителей у Каменева побывал и Федор Шаляпин, с иронией описавший этот визит:

«…Мое серебро еще некоторое время беспокоило социалистическое правительство. Приехав через некоторое время в Москву, я получил из Дома Советов бумагу, в которой мне сказано было очень внушительным языком, что я должен переписать все серебро, которое имею дома, и эту опись представить в Дом Советов для дальнейших распоряжений. Я понимал, конечно, что больше уже не существует ни частных ложек, ни частных вилок — мне внятно и несколько раз объяснили, что это принадлежит народу. Тем не менее я отправился в Дом Советов с намерением как-нибудь убедить самого себя, что я тоже до некоторой степени народ. И в Доме Советов я познакомился по этому случаю с милейшим, очаровательнейшим, но довольно настойчивым, почти резким Л.Б. Каменевым, шурином Троцкого.

Тов. Каменев принял меня очень любезно, совсем по-европейски, что меня не удивило, так как он был по-европейски очень хорошо одет, но, как и прочие, он внятно мне объяснил:

— Конечно, тов. Шаляпин, вы можете пользоваться серебром, но не забывайте ни на одну минуту, что в случае, если это серебро понадобилось бы народу, то народ не будет стесняться с вами и заберет его у вас в любой момент.

Как Подколесин в «Женитьбе» Гоголя, я сказал:

— Хорошо, хорошо. Но… но позвольте мне, тов. Каменев, уверить вас, что ни одной ложки и ни одной вилки я не утаю и в случае надобности отдам все вилки и все ложки народу. Однако разрешите мне описи не составлять, и вот почему…

— Почему?

— Потому, что ко мне уже товарищи приезжали и серебро забирали. А если я составлю опись оставшегося, то отнимут уже по описи, то есть решительно все…

Весело посмотрел на меня мой милый революционер и сказал:

— Пожалуй, вы правы. Жуликов много.

Лев Борисович приятельски как-то расположился ко мне сразу и по поводу народа и его нужд говорил со мною еще минут 15. Мило и весело объяснил он мне, что народ исстрадался, что начинается новая эра, что эксплуататоры и, вообще, подлецы и империалисты больше существовать не будут, не только в России, но и во всем мире.

Это говорилось так приятно, что я подумал:

«Вот с такими революционерами как-то и жить приятнее: если он и засадит тебя в тюрьму, то по крайней мере у решетки весело пожмет руку»…

Пользуясь расположением сановника, я ему тут же бухнул:

— Это вы очень хорошо говорили о народе и империалистах, а надпись над Домом Советов сделали нехорошую.

— Как нехорошую?

— «Мир хижинам, война дворцам». А по-моему, народу так надоели эти хижины. Вот написали бы:» мир дворцам, война хижинам», было бы, пожалуй, лучше.

Лев Борисович, по-моему, не очень мне на мою бутаду (остроумный выпад. — Ю. А.) возражал: это, мол, надо понимать духовно…

А пока я старался понять это духовно, дома уже кто-то приходил высказывать соображения, что картины, которые у меня висят, тоже народные.

— Почему это вы один любуетесь на них? Хе… хе… Народ тоже картины любит…

«Пожалуй, правда, — думал я, — но когда я затем видал эти картины в Берлине на выставке у антикваров, я спрашивал себя, о каком же народе он толковал, — русском или немецком?»

Между тем, для этого революционера надвигались тяжелые времена. Смерть В.И. Ленина, с которым Каменев был связан личной дружбой, наложила трагический отпечаток на его последующую жизнь. Началась ожесточенная борьба за «ленинское наследие». Объединившись с Каменевым и Зиновьевым в борьбе против Троцкого, Сталин одновременно вступил в тайное политическое соперничество с товарищами по триумвирату, который распался осенью 1925 года. В это время Каменев и Зиновьев вместе с Крупской и Сокольниковым выдвинули «платформу четырех», известную под названием «Новой» или Ленинградской оппозиции. Рассматривая нэп как «тактику пролетарской революции в крестьянской стране при затяжке мировой революции», оппозиционеры выступили с критикой линии партии, осуждали произвол сталинского секретариата и требовали отказаться от лозунга, выдвинутого Бухариным: «Всему крестьянству, всем его слоям нужно сказать: обогащайтесь, накапливайте, развивайте свое хозяйство».

Хотя съезд не принял бухаринского лозунга, оппозиционеры потерпели сокрушительное поражение. Изощренно унизительное избрание Каменева лишь кандидатом в члены Политбюро было предвестницей ожидавшей его вскоре трагедии.

И все же оппозиционеры попытались предпринять еще одну попытку изменить ситуацию в партии и в стране. Встреча Троцкого с Каменевым, которая произошла в квартире последнего в Кремле, положила начало оформлению новой «Объединенной оппозиции». Но время было уже упущено.

В 1926 году Каменева вывели из состава Политбюро, сняли со всех ответственных постов. Особенно трагичным было то, что именно к этому времени труд Каменева на посту председателя Моссовета дал свои плоды. 1925 год стал переломным для Москвы, в которой наблюдался подъем во всех областях народного хозяйства и культуры.

Оставшись членом ЦК РКП(б), он вместе со своими единомышленниками смело выступил в защиту Зиновьева и Троцкого, которых исключили из Центрального Комитета партии. «Мы, члены ЦК и ЦКК — писали они в адрес пленума этих высших партийных органов, — заявляем, что целиком и полностью солидарны со всеми действиями и заявлениями тт. Зиновьева и Троцкого и других наших исключенных товарищей, что все их шаги делались с нашего согласия, что мы несем целиком, полностью и до конца ответственность за каждый их шаг и за каждое их заявление, в частности, за печатание и распространение платформы большевиков-ленинцев (оппозиции)». Самоотверженное заявление не дало положительных результатов. Последствием было лишь то, что самого Каменева исключили из партии.

В 10-ю годовщину Октября оппозиционеры вывели своих сторонников на улицы Москвы и Ленинграда, организовали демонстрации под антисталинскими лозунгами, захватили МВТУ, распространяли нелегальные издания, в частности, так называемое «Завещание Ленина». Но деморализованные остатки оппозиционных фракций не смогли мобилизовать рабочих, собрать под свои знамена достаточно сил.

Разгром оппозиции был полный и окончательный. Сталин надежно укрепил свои позиции и уверенно шел к единоличной власти. В 1927 году после подавления уличных демонстраций оппозиционеров Троцкого выслали из страны. Каменев был сломлен. Не мысля себя вне партии, он направил в ее высшие инстанции покаянное письмо с признанием своих ошибок и в 1928 году был восстановлен.

Привилегии, которыми пользовался Каменев, как один из высших партийных функционеров, за ним сохранились. По словам невестки Льва Борисовича — советской «супердевушки», киноактрисы Галины Кравченко, которая вышла замуж за сына Каменева Александра («Лютика») в 1929 году, жизнь была «сказочной». «Квартира Каменевых была на Манежной площади напротив Кремля. Раньше они в самом Кремле жили, но там стало тесно. Тут, на Манежной, шесть комнат. Квартира на одну сторону. Над нами Анна Ильинична, сестра Ленина. Анна Ильинична всегда присылала прислугу, требуя, чтобы мы потише себя вели. Народ приходил разный, в основном артистический.

«У нас в доме, — вспоминала Кравченко, — родилась идея фильма «Веселые ребята». Однажды, на новый год, было сто четырнадцать человек. Приходил Эйзенштейн, Лев Борисович обожал его. Устраивались просмотры новых советских и зарубежных картин. Устраивали тир прямо в доме. Из духовой домашней винтовки в потолок стреляли… «Кремлевка» была. Пятьсот рублей вносили в месяц на человека… Обеды были на двоих. На Льва Борисовича и Ольгу Давыдовну, но девять человек были сыты этими обедами… В «Кремлевке» к обедам давалось всегда полкило масла и полкило черной икры. Зернистой…».

Когда над головами оппозиционеров сгустились тучи, духовная атмосфера в доме стала напряженной. «Ольга Давыдовна все понимала. Она ждала. Лев Борисович, тот вообще был не от мира сего, а она ждала и боялась… Лев Борисович, наоборот, очень был оптимистичен. И весь в искусстве. Я не помню, чтобы он когда-нибудь в доме говорил о политике. Он, когда я вошла в их дом, вообще уже отошел от политики. Весь в книгах. Обожал музыку… У Льва Борисовича своего ничего не было — все было казенное. Когда он ездил в Италию обрабатывать Муссолини, ему там подарили великолепный автомобиль, его он отдал во ВЦИК», — пишет в книге «Кремлевские жены» Л. Васильева.

Впрочем, думается, что за внешним оптимизмом Льва Борисовича, который, уйдя от большой политики, стал заниматься любимым делом, Кравченко не заметила трагедии, которую, несомненно, переживал ближайший соратник Ленина, вкусивший властных вершин в партии и государстве. Он слишком хорошо знал «азиата», как он вместе с Зиновьевым называл Сталина, чтобы полагать, что его оставят в покое.

В начале 30-х годов в предчувствии нависшей страшной катастрофы, в полном отчаянии Каменев в беседе с Бухариным сказал, что он хотел бы только одного — спокойной жизни, и чтобы Сталин забыл его имя. Думается, что литературная, издательская и научная работа помогала Каменеву на какое-то время отвлечься от ужасной действительности сталинской изуверской травли и преследований. И действительно, уже в 1932 году за то, что Каменев не сообщил органам НКВД об известной ему так называемой «Рютинской платформе», предусматривавшей террор, организацию восстаний и забастовок, он был вновь исключен из партии и выслан в административном порядке в Минусинск.

После нового самобичевания постановлением Политбюро Каменева опять восстановили в РКП(б). 14 декабря 1933 года Объединенное заседание ЦКК ВКП(б) и Коллегии НК РКИ СССР предложило Московскому горкому ВКП(б) оформить прием в члены партии в Октябрьском районе, выдать партбилеты, в которых отметить перерыв пребывания в рядах партии: Каменеву — с декабря 1927 года по июнь 1928 года и с 9 декабря 1932 по 12 декабря 1933. Наклеить марки о прохождении чистки.

Вряд ли можно предположить, что эта унизительная для одного из руководителей партии и государства, ближайшего соратника Ленина запись появилась без ведома Сталина, который как иезуит, прежде чем окончательно расправиться с очередной жертвой, нередко продлевал агонию обреченного, ослабив наброшенную на него удавку.

Безусловно, Сталин знал и о том, что Каменев в 1933 году назначен заместителем председателя редакционного совета и директором издательства «Academia». Оно получило широкое признание благодаря высокому качеству художественного и полиграфического оформления произведений мировой классической литературы, которые иллюстрировали лучшие художники того времени.

«Как приятно работать с Каменевым! Как он все понимает — в один голос говорили…писатели, критики и профессора», — свидетельствовал современник.

В 1934 году Каменева назначили директором Института мировой литературы (ИМЛИ) и Института русской литературы (ИРЛИ — Пушкинского Дома). В эти годы он занимается только литературной деятельностью, к которой был подготовлен своим богатым опытом публициста и редактора: принимает участие в издании собраний сочинений классиков: А.С. Пушкина, Льва Толстого, И.В. Гете, пишет вступительные статьи, биографические очерки, комментирует произведения Герцена, Чернышевского, Некрасова, Тургенева, Полежаева, Горького, Андрея Белого, а также Макиавелли. Вместе с В.Д. Бонч-Бруевичем редактирует сборники «Звенья».

Еще ранее, будучи директором Института Ленина, Каменев готовит к изданию первое полное собрание сочинений Ленина, пишет вводную статью и комментарии к томам, становится первым биографом «вождя».

Известный публицист Н.Н. Суханов давал нелицеприятную оценку его творчества: «Статьи Каменева не отличались ни большой оригинальностью, ни глубоким изучением, ни литературным блеском, но всегда были умны, хорошо выполнены, основаны на хорошей общей подготовке и интересны по существу».

Литературная работа, которой стал заниматься Каменев, как нельзя более подходила ему. Но гроза над его головой не замедлила разразиться. После убийства Кирова страна шла к большому террору. В конце 1934 года Каменева необоснованно репрессировали. Судебная расправа была безжалостной. Он проходил по делу так называемого «Московского центра» и осужден на пять лет тюрьмы, уже на следующий год — вновь осужден по делу «Кремлевской библиотеки и комендатуры Кремля» — сроком на десять лет тюрьмы.

Кошмарный тюремный марафон завершился фальсифицированным процессом по делу «Троцкистско-зиновьевского объединенного центра» (1936), на котором блистал обличительным красноречием Вышинский.

Сталин не просто уничтожал своих оппонентов. Он предварительно вываливал «их в грязи аморальности, измены, предательства. Все процессы являют собой беспрецедентный пример самоуничтожений, самооговоров, самоосуждений… Каменев, например, прямо заявлял, что «мы служили фашизму, мы организовали котрреволюцию против социализма». Обещания снисхождения, угрозы репрессий по отношению к семьям, систематическое физическое насилие на допросах ломали этих людей, заставляли играть свои унизительные роли по сценарию, написанному «жрецами правосудия». Главный Режиссер все время находился за кулисами».

Каменева приговорили к расстрелу. Очевидец, работавший в органах, вспоминал: когда пришли ночью за Каменевым, «он молча шел по коридору, нервно пожимая ладони». Приговор был приведен в исполнение. Но сталинскому «правосудию» этого было недостаточно. Невинно пострадали все его родные и близкие ему люди». В 1935 году был арестован и в 1938 году расстрелян старший сын Каменева 33-летний авиационный инженер Александр. Младший сын — школьник Юра был в два раза моложе, ему было только 16. В этом возрасте он и был приговорен в 1938 году к «высшей мере», приведенной в исполнение. Их мать — Ольгу Давыдовну — расстреляли осенью 1941 года. Погибли и младший брат Каменева — Николай с женой, а также Татьяна Ивановна Глебова — близкий Каменеву человек в последние годы его жизни. Сын Александра — Виталий, почти не знавший деда, едва окончив школу, оказался в 1951 году в тюрьме, затем в ссылке, которая неизвестно чем бы закончилась, если бы не 1953-й».

Лев Борисович Каменев был реабилитирован в 1988.