«Антисемитский вопрос»

Был ли Сталин антисемитом?

«Сталин не был антисемитом, как его порой пытаются изобразить, – утверждал Молотов. – Он отмечал в еврейском народе многие качества: работоспособность, спаянность, политическую активность»[414]. «Сталин […] антисемитом не был, – полагает Серго Берия. – С его стороны это была скорее политическая игра. Еврейскую карту и до него, и после него так или иначе использовали как клапан едва ли не все руководители. […] В то же время и в секретариате Сталина, и в его окружении людей еврейской национальности всегда было немало, что его никогда не смущало»[415]. «Сталин не был примитивным антисемитом, которым его в настоящее время пытаются изобразить, – сказал мне один человек, бывший близким знакомым Сталина и попросивший не называть его имени. – Начало затеянной им кампании, направленной против евреев, пришлось на ту эпоху, когда он все больше и больше отождествлял себя с национальным лидером, берущим на себя ответственность за все наследие Руси-матушки, в том числе и бытующий в ней антисемитизм». Среди родственников Сталина имелись евреи: его сын Яков женился на еврейке; его дочь Светлана вышла замуж за еврея; некоторые его близкие родственники – такие, как Алеша Сванидзе, – были женаты на еврейках. Его любимые внуки – Галина Джугашвили и Иосиф Аллилуев – были наполовину евреями.

В любом случае, какими бы ни были его истинные мысли и чувства относительно данного вопроса, перед судом Истории на нем лежит ответственность за кампанию, развернутую в 1948 году, – кампанию, которая надолго оживит традиционный народный антисемитизм. Независимо от того, была ли эта политика вызвана внутригосударственными причинами – борьбой против космополитов и всевозможных националистов с целью активизации у народа патриотических настроений, необходимых для успешного восстановления экономики, – и обстановкой «холодной войны», когда СССР считал, что ему угрожает серьезная опасность, и был вынужден самоизолироваться, или же она была поводом к будущей «чистке» в самом верхнем эшелоне власти, ее последствия в любом случае стали для евреев, проживающих в СССР, катастрофическими[416]. Парадоксы в политике Сталина по данному сложному вопросу анализировались уже далеко не один раз, и я коснусь только самых основных моментов, акцентируя внимание на новых интерпретациях, появившихся в связи с частичным рассекречиванием архивов.

Советская власть подавляла все антисемитские проявления вплоть до конца 1940-х годов. Соответствующие требования содержались в законодательстве вплоть до распада СССР. В сталинскую эпоху до конца 1930-х годов евреи были такими же, как и все остальные люди: они оказывались и в оппозиции, и в трудовых лагерях, и на стороне существующего режима – в правительстве, в дипломатическом аппарате, в НКВД, в Красной Армии. В 1931 году Сталин, отвечая на запрос Еврейского телеграфного агентства из Америки, сделал по данному поводу важное заявление: он сказал, что считает антисемитизм крайней формой расового шовинизма, «наиболее опасным пережитком каннибализма». «Антисемитизм опасен для трудящихся как ложная тропинка, сбивающая их с правильного пути и приводящая в джунгли. Поэтому коммунисты как последовательные интернационалисты не могут не быть непримиримыми и заклятыми врагами антисемитизма. В СССР строжайше преследуется законом антисемитизм как явление глубоко враждебное советскому строю. Активные антисемиты караются по законам СССР смертной казнью»[417]. Данное высказывание, неоднократно цитировавшееся с целью подчеркнуть то ли его благонамеренность, то ли лицемерие, часто приводилось параллельно с другим, более двусмысленным заявлением, сделанным, как свидетельствуют фактические данные, еще в 1907 году, когда Сталин опубликовал в газете «Бакинский пролетарий» отчет о V съезде РСДРП, проходившем в Лондоне. Он цитирует в этом отчете шутку одного из делегатов-большевиков – а именно Г. А. Алексинского, являвшегося депутатом II Государственной Думы, – который сказал, что меньшевики – это «еврейская фракция» среди участников съезда, а большевики – фракция «истинно русская», и предложил большевикам «устроить в партии погром»[418]. Безусловно, легкость, с которой он об этом писал, может стать поводом для суждений о том, что в Сталине уже тогда зарождался антисемитизм, – суждений, которые я не разделяю.

Началась Вторая мировая война. Нацисты распространяли повсюду антисемитские листовки. «Мы пришли только для того, чтобы уничтожить евреев!» «Эта война – еврейский заговор! В том, чтобы вы воевали, заинтересованы евреи!» Это была обычная назойливая пропаганда оккупантов. Поначалу многие украинцы – и не только они – поверили этой пропаганде. Сталин, зная, какие глубокие корни имеет в народе антисемитизм, испугался. Вместо того чтобы бороться с нацистской пропагандой при помощи контрпропаганды, он сделал данную тему запретной. В результате этого в СССР, как ни странно, полностью замалчивали факт холокоста: об истреблении евреев в советской прессе почти не упоминалось. Впрочем, именно по приказу Сталина евреи были эвакуированы с территорий, захватываемых немцами, в Казахстан, Узбекистан и другие среднеазиатские республики, благодаря чему они избежали неминуемой смерти[419].

Из двадцати миллионов советских граждан, погибших во время Второй мировой войны, два с половиной миллиона были евреями. Однако после войны говорить об этом никто не стал. Стыдливая завеса молчания и забвения покрывает мученические страдания евреев и в богатой советской литературе, и в советских кинофильмах, посвященных Великой Отечественной войне.

Однако евреи сражались в годы войны за СССР, и Сталин сумел воспользоваться их патриотизмом и проявлениями солидарности со стороны диаспоры. В 1942 году был создан Еврейский антифашистский комитет, задача которого заключалась в установлении связей с еврейскими и сионистскими организациями по всему миру. Этот комитет, состоявший из евреев, занимавших высокие должности, и широко известных интеллектуалов, курировался Соломоном Лозовским, а возглавлял его Соломон Михоэлс – наиболее известный из всех театральных актеров, выступавших на языке идиш. В него также входила жена Молотова Полина Жемчужина. Благодаря посредничеству данного комитета Советское государство получило значительные суммы денег. Американские евреи помогли Советскому Союзу во время войны.

Насколько известно, 15 февраля 1944 года Михоэлс, Фефер и Гофштейн – с согласия Лозовского – направили Сталину письмо, в котором предложили создать еврейскую республику в Крыму. Данный документ сохранился в архивах. Однако неизвестно и никогда не станет известно, исходила ли идея создания такой республики именно от тех, кто подписал это письмо, или же оно было сфабриковано с целью дискредитировать Еврейский антифашистский комитет. Во всяком случае, если оно и не было причиной последовавших вскоре преследований и арестов, то стало, по крайней мере, поводом для них. Именно поэтому события, в ходе которых вышеупомянутый комитет был 20 ноября 1948 года ликвидирован, а его руководители – арестованы и преданы суду, стали именовать «крымским делом».

Ранее Сталин поддержал идею создания государства Израиль. Четырнадцатого мая 1947 года, выступая с трибуны ООН, постоянный представитель СССР при ООН Андрей Громыко сказал: «Еврейский народ перенес в последней войне исключительные бедствия и страдания. На территории, где господствовали гитлеровцы, евреи подверглись почти полному физическому истреблению»[420]. СССР тогда был единственной великой державой, безоговорочно выступившей за идею создания еврейского государства. Данная поддержка была подтверждена в 1948 году, когда Чехословакия поставила оружие «Хагане» еврейской военной организации, действовавшей в Палестине. Но в то же самое время в СССР началась «охота на ведьм», направленная против еврейского национализма. Сталин уже не первый раз проводил в отношении евреев противоречивую политику.

Смерть Соломона Михоэлса 13 января 1948 года положила начало нападкам на евреев. По официальной версии, Михоэлс погиб в автомобильной аварии, но в действительности его убили по распоряжению Сталина[421]. Данное убийство стало «первой ласточкой» в последовавшем затем систематическом уничтожении всей культуры, созданной на языке идиш, и началом первого в истории СССР официального преследования евреев. В прессе началась оголтелая кампания против «космополитов» и «бродяг без паспорта», против «ренегатов» и тех, кто русифицировал свои имена и фамилии. Евреев увольняли с высоких должностей в армии, дипломатическом аппарате, министерствах, учреждениях культуры и средствах массовой информации.

С таким же цинизмом, с каким Сталин ранее приостанавливал процесс коллективизации (в 1930 году) и массовые репрессии (в 1938 году), он заявил в марте 1949 года: «Товарищи, раскрытие литературных псевдонимов недопустимо – это пахнет антисемитизмом». В результате подобного вмешательства нападки на евреев в прессе ненадолго прекратились. Однако тех евреев, которые уже были арестованы, продолжали грубо допрашивать, и они в конце концов «признались», что занимались шпионажем и поддерживали антисоветскую деятельность. В роли самых ярых организаторов данной «чистки» выступили Маленков, Суслов и Шкирятов.

«Крымское дело», связанное с Еврейским антифашистским комитетом и начатое в 1948 году, закончилось трагической развязкой в августе 1952 года: после судебного разбирательства, происходившего за закрытыми дверями в обстановке строжайшей секретности, тринадцать подсудимых приговорили к смертной казни. Тут следует вспомнить о том, что в 1947 году смертная казнь была в СССР отменена, но затем – в 1950 году – восстановлена. Всех арестованных по данному делу обвинили в шпионаже в пользу зарубежных государств и в причастности к заговору, организованному Еврейским антифашистским комитетом с целью отделить Крымский полуостров от Советского Союза. Лину Штерн отправили в ссылку, а всех остальных (наиболее известными из которых были Соломон Лозовский, Перец Маркиш, Давид Бергельсон, Лев Квитко, Вениамин Зускин, Давид Гофштейн, Ицик Фефер, Борис Шимелиович) – расстреляли.

По мере того как текло время, психологическая атмосфера все больше накалялась: людей терзала неизвестность, расползались ужасные слухи. Борьба в верхнем эшелоне власти обострялась, Сталин то ли маневрировал, то ли становился жертвой манипуляций, и на фоне всего этого свирепствовал антисемитизм, создававший в стране нездоровую психологическую обстановку. Тринадцатого января 1953 года на последней странице газеты «Правда» было напечатано сообщение об аресте «группы врачей-вредителей». Среди этих четырнадцати врачей большинство были евреями. Им поставили в вину смерть Жданова и Щербакова, а также обвинили их в подготовке убийства маршалов Василевского и Конева и других крупных военачальников. Они в ходе допросов также «признались», что работали на «международную еврейскую буржуазно-националистическую организацию “Джойнт”». Рассекречивание архивных материалов, в которых содержится переписка, проходившая через секреатариат Центрального Комитета после «разоблачения заговора врачей», позволило установить, что Хрущев проявлял к данному «делу» особый интерес. Похоже, что именно он и подговорил Сталина выдумать этот новый «заговор»[422].

Было ли данное «дело» последним признаком желания власть имущих дискредитировать евреев во всей их совокупности, или прологом к «чистке» среди последних высокопоставленных товарищей Сталина, или всего лишь плодом дворцовых интриг, затеянных в данном случае Хрущевым? Трудно дать на этот вопрос однозначный ответ. Однако данное «дело» – так называемое «дело врачей» – очень больно ударило по простым людям. Словно в Средние века, всем стали мерещиться отравители – в больницах, в аптеках, – и каждого врача, а особенно еврея, стали воспринимать как потенциального отравителя. Слухи об этом «заговоре» распространились с быстротой молнии, и население охватил настоящий массовый психоз. Народный антисемитизм, ранее подавляемый, был реанимирован. Среди многочисленных слухов, бродивших в то время, одним из самых отвратительных был слух о предстоящей депортации евреев в Сибирь и в Биробиджан. Этот слух подпитывался письмом, ходившим в Москве среди интеллигенции еврейского происхождения, под которым многие поставили свои подписи. В этом письме, адресованном Сталину, содержалась просьба защитить евреев посредством эвакуации их из больших городов. Данное письмо было связано с другим слухом, согласно которому судебный процесс над врачами закончится публичными казнями, грозящими вызвать народный гнев по отношению к евреям[423].

Этот проект переселения, разговоры о котором подогревались антисемитской кампанией (сопровождавшейся арестами, увольнениями с работы, судебными разбирательствами, расстрелами), был, похоже, не более чем слухом. Судоплатов уверяет, что практическая реализация данного проекта так никогда и не началась[424]. Геннадий Костырченко, изучивший неопубликованные архивные материалы, относящиеся к последнему периоду пребывания уже стареющего Сталина у власти, тоже считает, что никаких убедительных подтверждений существования проекта подобной депортации не имеется, но данное беспокойство евреев «было, тем не менее, выстрадано и несло на себе печать послевоенной ментальности европейского еврейства, перенесшего величайшую трагедию в своей истории и как бы по инерции ожидавшего новой национальной катастрофы»[425].

Эти страхи были неизбежным следствием реальных событий, которые вполне могли привести к подобному исходу. Однако они также являлись отражением травм дезинформированного общества, погрязшего во всевозможных психозах, навязчивых идеях и страхах.

По данному вопросу, как и по многим другим, Сталин проводил запутанную, парадоксальную, двойственную – чтоб не сказать хуже – политику. Архивные документы и воспоминания очевидцев подтверждают, что его раздирали противоречия, что он вел себя непредсказуемо, метался то в одну сторону, то в другую, в результате чего становилось непонятно, чего же он вообще хочет. Знал ли он сам в эту ужасную зиму 1952–1953 годов, к чему он стремится? Молотов, Микоян и Ворошилов так и не стали жертвами «чисток», хотя над ними еще с 1949 года нависала угроза репрессий. Что с ними случилось бы, если бы Сталин пожил подольше? Этого никто не знает.