Человек золотой середины

В ходе яростной борьбы, развернувшейся за место преемника Ленина и за то, какой будет дальнейшая политика партии, Сталин (и это была одна из причин его последующей победы) воспринимался большинством членов партии – обоснованно или нет – как человек золотой середины[178]. Он умел подбирать подходящие слова, позволяющие примирять людей с диаметрально противоположными точками зрения. Ответы, которые он давал на реплики из толпы, были преисполнены здравого смысла. По всем вопросам он занимал центристскую позицию. Впоследствии – к концу 1920-х годов – он ушел с этой центристской позиции, которой поначалу упорно придерживался. Логика существующего режима и реальное развитие страны стали заставлять его отказываться от такой позиции и сползать к репрессиям. Революции никогда не совершаются центристами. Не избежал этого правила и Сталин, пусть даже в начале своей карьеры он и ратовал за компромиссные решения. Он метался от одной крайности к другой – становился то крайне правым, то крайне левым. «Его периодические резкие повороты – конвульсивные попытки человека “золотой середины” сохранить равновесие среди катаклизмов его эпохи. Что является удивительным – так это манера, с которой он сумел сохранить это равновесие, ибо при любом из крутых поворотов, которые он делал, любой другой, менее гибкий руководитель сломал бы себе хребет»[179].

Не прошло и года после смерти Ленина, как Сталину удалось – при помощи Зиновьева и Каменева, с которыми он образовал своего рода триумвират, – добиться смещения Троцкого с поста народного комиссара по военным и морским делам СССР[180]. Однако и в данном случае «человек золотой середины» проявил себя как политик, способный принимать компромиссные решения: если Зиновьев требовал принять к Троцкому самые жесткие меры вплоть до его ареста, то Сталин выступил против таких мер. На XIV съезде партии, состоявшемся в декабре 1925 года, он дал объяснения по этому поводу: «Мы не согласились с товарищами Зиновьевым и Каменевым потому, что знали, что политика отсечения чревата большими опасностями для партии, что метод отсечения, метод пускания крови – а они требовали крови – опасен, заразителен: сегодня одного отсекли, завтра другого, послезавтра третьего – что же у нас останется в партии?»[181]

Сталин умел работать с «низами» партии, разумно формировать ее аппарат, воспитывать ее кадры. Местным партийным руководителям и активистам попасть на прием к нему было намного легче, чем к другим руководителям партии и государства. Он умел слушать и не жалел времени на то, чтобы вникнуть в проблемы регионов. Он был готов решать все возникающие вопросы. Всегда садясь на съездах и конференциях в угол зала, он спокойно курил свою трубку и общался со всеми, кто хотел рассказать ему о своих проблемах. Среди большевистских лидеров он больше всего внушал доверие, поскольку оставлял у своих собеседников впечатление простого и благоразумного человека. Его речи были оптимистическими и успокаивали тех, кого терзали те или иные сомнения.

Сталин сумел создать структуру партии «под себя» – настоящую машину власти, благодаря которой он был в курсе всего, что происходило во всех секторах экономики и во внешней политике. Густая сеть партийных секретарей и их помощников, подбираемых исходя из их преданности и компетентности, позволяла Сталину находить необходимые ему кадры и затем переводить их на работу в центр.

Устранив Троцкого, Сталин разорвал свой союз с Зиновьевым и Каменевым. В 1925 году он стал единоличным лидером партии, пусть даже ее руководство было выборным и оппозиция еще могла заявлять о себе. Во время начавшейся осенью 1924 года дискуссии по поводу возможности «перманентной революции» он выдвинул тезис о «социализме в одной отдельно взятой стране», который, не отрицая перспективы мировой революции, давал немедленный ответ на сомнения текущего момента и на опасения большинства коммунистов. Сталин считал, что Россия, в которой произошла первая в истории пролетарская революция, может даже и без помощи из-за рубежа и вопреки своей изоляции совершить – хотя и ценой больших жертв – новую революцию, заключающуюся в построении социалистического общества. Эта революция должна была стать его революцией.

На последующем этапе Сталин стал опираться на Бухарина, Рыкова и Томского – то есть на правое крыло партии, принявшее его тезис о «социализме в одной отдельно взятой стране». Однако позиции Сталина и этих его соратников по данному вопросу не были абсолютно одинаковыми. Бухарин, Рыков и Томский выступали за эволюционное развитие и хотели поддерживать частное предпринимательство – особенно в сельской местности, – чтобы создать зажиточный средний класс; Сталин же ратовал не за эволюционное, а за революционное развитие. Он, однако, защитил своего временного союзника Бухарина – точно так же, как он некогда защитил Троцкого. Когда Зиновьев и Каменев обвинили Бухарина в нарушении заветов Ленина, Сталин ответил: «Чем объяснить, что […] все еще продолжается разнузданная травля тов. Бухарина? […] Крови Бухарина требуете? Не дадим его крови, так и знайте»[182].

Как только политическая ситуация изменилась, Сталин порвал со своими недавними союзниками и обзавелся новыми, гораздо более удобными для него и – самое главное – преданными ему лично. Этими его союзниками стали Молотов, Ворошилов и Калинин. Внутриполитическая борьба теперь велась вокруг сущности и дальнейшей судьбы «новой экономической политики». Эта политика, проводить которую начал еще Ленин в 1921 году, стала давать сбои. Следовало ли все равно ее продолжать? Следовало ли обеспечить ей дальнейшее развитие или же положить ей конец? Смешанная экономика, ставшая главным результатом проведения «новой экономической политики», и бурное развитие частного предпринимательства, торговли и кустарного производства в ущерб социалистическому/государственному сектору порождали идеологические и экономические проблемы. Если Бухарин выступал за взаимовыгодное сосуществование и гармоничное развитие двух типов экономики, Троцкий, Зиновьев и Каменев заявляли, что следует срочно развивать тяжелую промышленность, улучшать условия жизни рабочих и положить конец стремительному обогащению кулаков. Страна оказалась в тупике. Сталин разрывался между своими ортодоксальными большевистскими взглядами и справедливостью «промужицкой» политики Бухарина. Он поначалу попытался найти для себя нечто среднее, но в конце концов довольно быстро скатился к политическим крайностям.

Отстранив в декабре 1925 года Зиновьева от руководства ленинградской партийной организацией и поставив на его место своего друга Кирова, Сталин в октябре 1926 года добился исключения Троцкого из состава Политбюро и смещения Зиновьева с поста руководителя Коммунистического Интернационала.

Седьмого ноября 1927 года, во время празднования десятой годовщины Октябрьской революции, Троцкий и Зиновьев организовали отдельную демонстрацию своих сторонников на улицах Москвы и Ленинграда. Это было уже слишком: партия и ее Генеральный секретарь не могли позволить, чтобы внутрипартийная оппозиция зашла так далеко. Троцкого и Зиновьева исключили из партии, а состоявшийся в декабре XV съезд вообще запретил все формы проявления несогласия с политикой партии. Троцкого, чьи сторонники отказались выполнить требования Центрального Комитета, выслали в Алма-Ату[183].

Сталин одержал победу потому, что большинство большевиков выступало за единство партии и за ликвидацию многочисленных «уклонов», начавших раздирать партию после смерти Ленина.

Союз Сталина с правым крылом партии – Бухариным, Рыковым и Томским – был разорван сразу же после победы над их общими противниками. Чтобы сдержать решительное продвижение Сталина к тоталитарной власти, его политические противники одни за другими пытались еще раз обратить всеобщее внимание на политическое завещание Ленина. Двадцать третьего октября 1927 года во время последней конфронтации между Троцким и Сталиным Троцкий снова упомянул о «грубости» Сталина, которую осуждал Ленин. Сталин в ответ сам упомянул рекомендации Ленина, касающиеся его, Сталина, и напомнил о том отклике, который они получили в 1924 году в Центральном Комитете, и о том, что при этом произошло: «Я […] просил пленум ЦК освободить меня от обязанностей Генерального секретаря. Съезд сам обсуждал этот вопрос. […] Все делегации единогласно […] обязали Сталина остаться на своем посту. Что же я мог сделать? Сбежать с поста? Это не в моем характере… Через год после этого я вновь подал заявление в пленум об освобождении, но меня вновь обязали остаться на посту. Что же я мог еще сделать?»[184] Ленин в своем «Письме к съезду» критиковал недостатки характера Сталина, а не его политические взгляды, и это позволило Сталину добавить: «Говорится там только о грубости Сталина. Но грубость не есть и не может быть недостатком политической линии или позиции Сталина».

Во время первого пленума Центрального Комитета, состоявшегося после XV съезда партии, Сталин еще раз предложил сместить его с поста Генерального секретаря, чтобы исполнить пожелание Ленина: «Я думаю, что до последнего времени были условия, ставящие партию в необходимость иметь меня на этом посту как человека более или менее крутого, представляющего известное противодействие оппозиции. Сейчас оппозиция не только разбита, но и исключена из партии. А между тем у нас указание Ленина, которое, по-моему, нужно провести в жизнь. Поэтому прошу пленум освободить меня с поста Генерального секретаря. Уверяю вас, товарищи, что партия от этого только выиграет». Искренне Сталин это заявлял или нет, было ли это лишь тактическим маневром или его настоящим желанием, ясно одно: Сталин в любом случае хотел раз и навсегда покончить с возней вокруг «политического завещания» Ленина. Его предложение было отклонено почти единогласно: лишь один человек воздержался. Сталину удалось добиться своего: это был последний раз, когда в той или иной партийной инстанции официально обсуждали политическое завещание Ленина.

В конце 1927 года городам России стал угрожать голод. Политбюро в январе 1928 года решило принять экстренные меры: в деревни были отправлены отряды, которым поставили задачу забрать припрятанный урожай, и начались обыски с целью заставить кулаков отдать зерно. В июне были приняты новые экстренные меры. В июле Сталин потребовал от партии «ударить по кулаку»[185]. Функционеров, которые противились этому, сняли с должностей. Недовольные всех видов попытались объединиться против Генерального секретаря, одерживавшего победы одну за другой и оставлявшего на обочине дороги, по которой он шел, своих вчерашних союзников, чтобы перевести их на второй план и затем вообще от них избавиться. «Он задушит нас, – процедил сквозь зубы Бухарин Каменеву, попытавшемуся привлечь его на свою сторону на следующий день после своего разрыва со Сталиным, 11 июля 1928 года. – Это беспринципный интриган, который все подчиняет сохранению своей власти…»[186]. Затем Бухарин сравнил Сталина с Чингисханом. Но было уже поздно! Никто уже ничего не мог сделать с Генеральным секретарем.

Сталин одолевал одного за другим своих политических противников, однако его самым опасным соперником по-прежнему оставался Троцкий. Восемнадцатого января 1929 года Сталин предложил Политбюро выслать Троцкого из СССР. Данное предложение было принято – несмотря на возражения Бухарина. Когда Бухарин, Рыков и Томский во второй половине 1929 года в конце концов поддержали Сталина, тот стал абсолютным хозяином и в партии, и в государстве.

В декабре того же года пятидесятилетие Сталина отмечалось как государственный праздник, и это закрепило его победу. Со всех концов страны ему присылали подарки. В прессе сообщалось об этом событии под крупными заголовками, печатались статьи, восхваляющие Сталина. Ради такого случая была напечатана его официальная биография. На стенах домов в городах были развешены его портреты, на городских площадях – поставлены его бюсты, улицы переименовывались в его честь. «Сталин – это Ленин сегодня». Он выиграл. Теперь уже он был вождем.

Этот культ личности, которого всего лишь несколькими месяцами раньше еще и в помине не было, являлся подтверждением окончательной победы Сталина. Кроме того, он был для него своего рода щитом против опасностей, которые могли возникнуть в будущем. Уже давно поняв, какое место занимал царь в коллективном сознании людей, Сталин, став в стране абсолютным хозяином, попытался играть роль царя. Принудительная коллективизация в сельском хозяйстве и ускоренная индустриализация городов, начатые им в 1929 году, неизбежно привели к катастрофическим потрясениям. Их можно было осуществить только под руководством политического лидера, которого любят, уважают и боятся. Празднование пятидесятилетия Сталина стало для него своего рода громоотводом, который должен был защитить его во время надвигающихся бурь[187].