Глава 20. Тонкий «лёд» Лондонского съезда и тонкий лёд Ботнического залива

О V съезде Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП) можно написать роман, используя лишь изданные в 1963 году Госполитиздатом «Протоколы V (Лондонского) съезда РСДРП», – толстенный том объёмом почти в тысячу страниц. Тем не менее, даже те граждане СССР, которые изучали в советских вузах историю партии, – а таких насчитывались многие миллионы, об этом съезде знали мало что…

И зря!

Это был не съезд, а непрерывная битва. Даже вокруг того, как назвать съезд, шли споры – внешне не очень долгие, а по сути – очень жёсткие, зримо прорвавшиеся на заключительном, 35-м заседании съезда.

Вот как это выглядело:

«Данилов (меньшевик Дан. – С.К.). Предлагаю присвоить съезду наименование „Лондонский I съезд объединённой партии“.

Валентин (Гольденберг) [Гольденберг И.П. (1873–1922), на V съезде большевик, – С.К.]. Предлагаю назвать настоящий съезд „V съездом РСДРП“.

Данилов. На этом съезде впервые присутствуют национальные партии. Желаем ли мы в названии закрепить рост партии или фракционные раздоры? Кто хочет вызвать на память раскол, пусть голосует за предложение Валентина.

Ленин. Удивляюсь, что меньшевики боятся назвать съезд V. Неужели наша история для кого-нибудь тайна?

Председатель (на обсуждавшем этот вопрос 35-м заседании председательствовал Ленин, – С.К.). Есть предложение Парнева назвать его „Очередной съезд РСДРП в 1907 г.“, предложение Алексея Московского: „II Лондонский съезд“ и Шанина: „Лондонский съезд РСДРП“.

Валентин снимает своё предложение.

Голосуется и принимается предложение Шанина»[441].

«Парнев» – это М. Д. Фёдоров (1880–1917), меньшевистский делегат от Тульской организации.

«Алексей Московский» – меньшевик Г. И. Хундадзе (1877—?), с 1918 по 1920 годы представитель меньшевистского правительства Грузии в Москве, позднее от политической деятельности отошедший.

«Шанин» – это Л. Г. Шапиро (1887–1957), член Бунда, с 1918 года член РКП(б), фигура в истории партии незначительная.

Как видим, меньшевик Дан вёл себя как провокатор, пытаясь подзудить «латышей», «поляков» и евреев-бундовцев против большевиков, а меньшевик Хундадзе его, фактически, поддержал.

Дело было в том, что I съезд РСДРП прошёл в Минске, IV – в Стокгольме, на III съезде в Лондоне меньшевики не были, а вот на II (первом, прошедшем в Лондоне) съезде они были, откуда и вытекало предложение считать проходящий съезд II Лондонским. Признать же его V-м означало для меньшевиков признание правомочности III съезда, который они бойкотировали.

Но споры о названии – это так, к слову. За тридцать пять заседаний съезда, длившегося две недели, почтенные стены старинной церкви Братства услышали и не такое…

На V (Лондонский) съезд от 147 тысяч членов партии было избрано 303 делегата с решающим и 39 с совещательным голосом от 145 партийных организаций. Из них: 177 делегатов от собственно РСДРП (89 большевиков и 88 меньшевиков), 45 – от Социал-демократии Польши и Литвы, 26 – от Социал-демократии Латышского края и 55 – от Бунда (еврейского рабочего союза). В целом большевики имели 105 голосов, меньшевики – 97.

Показательно, что из 17 делегатов от Петербурга большевиками были 12, из 19 московских делегатов – 16. Обе столицы уже шли за Лениным[442].

От большевиков в работе съезда приняли участие с решающим голосом Ленин («Ленин»), Бубнов («Химик»), Ворошилов («Антимеков»), Каменев-Розенфельд («Градов»), Зиновьев-Радомысльский («Зиновьев»), Шаумян («Суренин»), Шлихтер («Евгеньев»), Дубровинский («Петровский»), Миха Цхакая («Барсов») и другие…

Сталин («Иванович») имел от Тифлисской организации – тогда подавляюще меньшевистской, совещательный голос.

Совещательные же голоса имели Максим Горький (как большевик) и Троцкий (как меньшевик), при этом два последних не были избраны от каких-либо конкретных организаций.

Меньшевистская часть съезда «блистала» сомнительным блеском всех «звёзд» меньшевизма, здесь были Плеханов, Цедербаум («Мартов»), «Хрусталёв»-Носарь, Дан («Данилов»), Аксельрод, Пикер («Мартынов»), Ной Жордания («Костров»), а также Ираклий Церетели, который возглавлял тогда социал-демократическую фракцию II Государственной думы…

Впрочем, в числе меньшевистских делегатов состоял тогда и 30-летний Станислав Струмилло-Петрашкевич («Струмилин»), будущий крупный советский учёный-экономист, заместитель Председателя Госплана СССР, академик АН СССР, кавалер двух орденов Ленина, лауреат Сталинской премии 1942 года…

Пожалуй, уже эта коллизия стоит романа! На чужбине, в старинном готическом зале, заполненном сотнями людей, сидят три человека… И ни они сами, ни кто-либо из здесь собравшихся, пока даже не догадываются…

О чём?

Да о том, что один из сидящих на скамьях церкви Братства со временем удостоится государственных орденов, носящих имя того, кто пока ещё далеко не всеми признан как лидер партии, и кому сейчас приходится вести в этом зале упорный идейный бой…

Не догадывается никто и о том, что приехавший в Лондон как полноправный делегат-меньшевик Струмилин станет через десятилетия лауреатом премии имени того большевика-кавказца, который имеет в этом зале всего лишь совещательный голос и в партии пока что мало известен.

Вернёмся, однако, в 1907 год…

Избранные от Социал-демократии Польши и Литвы, на съезде выделялись Феликс Дзержинский («Юзеф»), Юлиан Мархлевский («Куявский») и Роза Люксембург. А в качестве гостей присутствовали вдова знаменитого народовольца Степняка-Кравчинского Фанни Степняк, народоволец Зунделевич и жена Горького – Мария Андреева…

Русских среди делегатов-большевиков было 78,3 %, евреев – 11,4 %, грузин – 2,7 %, армян – 2 %, украинцев – 1 %, поляков – 1 %.

Среди делегатов-меньшевиков русских было 34 %, евреев – 22,7 %, грузин – 28,9 %, украинцев – 6,3 %, поляков – 2 %, армян – 1 %, осетин – 1 %, греков – 1 %.

В своё время – в главе «Как чуть не потухла „Искра“…» я обещал читателю познакомить его с некой пикантной деталью дискуссий Плеханова с Лениным и Потресовым весной 1900 года в Женеве, когда обсуждался план издания газеты «Искра» и журнала «Заря». Сейчас я это делаю, прямо цитируя ленинскую рукопись «Как чуть не потухла „Искра“?»

Ленин по горячим следам записал в 1900 году:

«По вопросу об отношении нашем к Еврейскому союзу (Бунду), Г.В. (Плеханов, – С.К.) проявляет феноменальную нетерпимость, объявляя его прямо не социал-демократической организацией, а просто эксплуататорской, эксплуатирующей русских, говоря, что наша цель – вышибить этот Бунд из партии, что евреи – сплошь шовинисты и националисты, что русская партия должна быть русской, а не давать себя „в пленение“ „колену гадову“ и пр. Никакие наши возражения против этих неприличных речей ни к чему не привели, и Г.В. остался всецело при своём, говоря, что у нас просто недостаёт знаний еврейства, жизненного опыта в ведении дел с евреями…»[443]

Не скажу, что Плеханов был – в принципе – совсем уж неправ. Роль русского еврейства в российской истории, как и роль мирового еврейства (именно еврейства – того, что Маркс называл «Judentum», а не тех или иных выдающихся евреев) в истории мировой всё еще не получила верной оценки, если не считать ряда немногих работ, и прежде всего марксову работу 1843 года «К еврейскому вопросу», где он писал:

«Еврей уже эмансипировал себя еврейским способом… Через него деньги стали мировой властью, а практический дух еврейства стал практическим духом христианских народов… Что являлось, само по себе, основой еврейской религии? Эгоизм. Деньги – это ревнивый бог Израиля, пред лицом которого не должно быть никакого другого бога… Бог евреев сделался мирским, стал мировым богом. Как только обществу удастся упразднить торгашество и его предпосылки, еврей станет невозможным… Эмансипация евреев в её конечном значении есть эмансипация человечества от еврейства».

Маркс, как видим, вполне чётко определил, что роль мирового еврейства – как синонима частнособственнического торгашества – по отношению к человечеству негативна и своекорыстна, и это противопоставляет еврейство (не евреев) – как социальное понятие, человечеству как социальному понятию.

Но конкретно к 1907 году оказалось, что в партии меньшевиков, где первую скрипку играл «ненавистник еврейства» Плеханов, на трёх природных русаков приходились два представителя «колена гадова» – в отличие от партии Ленина, где соотношение было семь к одному! Причём именно бундовцы защищали и поддерживали меньшевиков и Плеханова, и просто-таки с пеной у рта противостояли Ленину…

Не развивая здесь эту тему далее, продолжу, рассказ о «статистике» V съезда… Делегатами съезда были 56 профессиональных революционеров, 51 литератор, 35 учителей, 20 студентов, 4 врача, 4 статистика, 3 инженера, 3 адвоката, 2 земледельца, 1 агроном, 1 чиновник, примерно 90 рабочих разных профессий (от машинистов, электрических рабочих и шлифовальщиков до сапожников, булочников и углекопов). Из рабочих было больше всего слесарей – 24, токарей – 13 и ткачей – 12.

30 % большевиков и 23 % меньшевиков жили на партийный счёт, 61 % большевиков и 54 % меньшевиков – на собственный заработок, и по 7 % там и там – на партийный счёт и свой заработок.

Средний возраст большевиков – 27 лет, меньшевиков – 29 лет. Весь состав съезда имел различных приговоров на 834,8 года, при этом большевики имели суммарно приговоров к тюрьме на 292,7 месяца, к ссылке на 2 058 месяцев, а меньшевики, соответственно, на 230,8 и 1824 месяца.

В среднем каждый делегат отсидел в тюрьме 9,48 месяца, а 156 человек совершили 201 побег[444].

Даже эта сухая выборочная статистика V съезда РСДРП уже кое-что говорит о том, кто съехался в Лондон в мае 1907 года. Народ здесь был, в основном, бывалый, тёртый, боевой и, что немаловажно – молодой. Самому Ленину ко времени съезда только-только «стукнуло» 37 лет.

Съезд получил приветствие от Исполнительного комитета Международного социалистического бюро. Его секретарь Гюисманс «горячо желал» съезду «поддержания согласия между всеми теми, которые руководятся основными принципами Интернационала».

Увы, к тому времени II Интернационал Бернштейна, Каутского и Гюисманса уже не имел ничего общего с I Интернационалом Маркса и Энгельса. В будущем II Интернационал не нашёл общего языка и с III Интернационалом Ленина.

Получил съезд приветствие от шведских социал-демократов, подписанное председателем партии Брантингом.

Напомню, что в середине 90-х годов XIX века Карл Яльмар Брантинг (1860–1925) помогал ленинскому «Союзу борьбы за освобождение рабочего класса» налаживать транспорты нелегальной литературы в Россию через Швецию и Финляндию. Пройдет более двух десятилетий, и в 1917 году Брантинг враждебно примет Октябрьскую революцию, поддержит интервенцию против РСФСР, в 20-е годы станет шведским премьером…

Но в 1907 году он ещё возмущался «возмутительным поведением официальной Швеции» и в своём приветствии писал:

«…Мы горячо желаем, чтобы ваш конгресс, заседающий теперь в безопасности на свободной земле Англии, продолжил и укрепил великое дело единства…, и мы надеемся, что близок день вашей победы, которая будет в то же время самым великим торжеством свободы и мира для человечества и для дела освобождения международного пролетариата»[445].

Бывает в нашем лучшем из миров и так: «шёл в комнату, попал в другую»… Это сказано – в том числе, и о брантингах… К слову, убийственные для слабых духом людей слова из грибоедовского «Горе от ума» часто приводил в своих статьях Ленин (если точно – девять раз!).

В лице секретаря Норвежской рабочей партии Магнуса Нильсена, приветствовали съезд – впрочем, весьма сдержанно – норвежские социалисты. Ровесник Ленина, будущий правый социал-демократ Нильсен с 1921 по 1927 год будет президентом лагтинга – верхней палаты норвежского парламента (стортинга), в 1928 году станет норвежским министром труда с антисоветским окрасом.

Что ж, тоже нередкая для идейно нестойких индивидуумов картина…

От лица датской социал-демократии прислал очень тёплое приветствие Петер Кнудсен (1848–1910), ветеран социал-демократии, вице-председатель общедатского объединения профсоюзов:

«Товарищи! Датская социал-демократия шлёт своим российским товарищам, собравшимся на съезд в Лондоне, свой сердечнейший привет и пожелание успеха…

…Мы выражаем своё восхищение по поводу мужества, с которым вы, несмотря на все преследования, ведёте свою тяжёлую и ожесточённую борьбу за политическое, социальное и экономическое освобождение своего народа.

Мы восхищены предусмотрительностью и неутомимостью, благодаря которым вы, несмотря на тяжкий гнёт неимоверных преследований, несмотря на отсутствие свободы печати и собраний, сумели создать жизнеспособные организации пролетариата и добиться сильного представительства в Думе.

Мы сознаём: ваша борьба есть наша борьба, борьба угнетённого пролетариата всех стран; ваша победа будет победой народной свободы и социального освобождения всего мира…»[446]

Европейцы тогда ещё плохо разбирались в положении дел в РСДРП и адресовались ко всей партии, но те, кто заседал в зале церкви Братства, уже знали, что безоговорочно слова Кнудсена можно отнести лишь к ленинской части российских социал-демократов, к большевикам.

Наиболее прозорливые европейцы, как видим, уже больше надеялись на Россию, чем на себя, а меньшевики не мыслили себе пролетарской революции в России без того, чтобы начала – «по Марксу» – индустриализированная Европа.

А ведь уже первая русская революция оказывала революционизирующее влияние на Европу. Так, известие о царском конституционном манифесте, достигнув Вены, тут же сыграло решающую роль в окончательной победе всеобщего избирательного права в Австрии. Напоминая о этом в январе 1917 года молодым швейцарским социалистам, Ленин заявлял, что «русская революция – именно благодаря своему пролетарскому характеру… остаётся прологом грядущей европейской революции…»[447]

Приветствовали российских социал-демократов Английская Независимая рабочая партия; Английская социал-демократическая федерация и отдельно – её Женский комитет; Конгресс шведской социал-демократической молодёжи; австрийские социал-демократы и даже почтенное британское Общество фабианцев…

Но особенно трогательным оказалось приветствие от преподавателей и учащихся воскресной школы при церкви Братства. Я приведу его полностью:

«От имени преподавателей и учащихся воскресной школы при церкви Братства я имею честь выразить сердечные симпатии к вам и вашей великой борьбе за гуманность и справедливость. Мы уверены, что ваши единодушные усилия и стремления увенчаются заслуженным успехом. Да будет вам суждено скоро устроить лучший социальный порядок на вашей родине и помочь миллионам ваших братьев и сестёр достигнуть той свободы слова, совести и убеждений, которая есть их прирождённое право. Мы очень рады, что люди столь высоких убеждений и столь самоотверженные заседают в нашей церкви Братства, где мы также стремимся к идеалу всеобщего братства и любви.

Выражаем надежду, что вы, по окончании ваших работ, благополучно вернётесь назад.

Да поможет вам Бог во всех ваших начинаниях, направленных к справедливости и свободе.

С братским приветом ваш Ф. Баррон, заведующий школой»[448].

Даже в буржуазной Англии отнюдь не революционеры могли открыто провозглашать, что свобода слова, совести и убеждений есть прирождённое право людей. В царской России, которую так рьяно сегодня пытаются идеализировать, за это убеждение тащили в кутузку, а за борьбу за прирождённые права человека ссылали, сажали в тюрьмы, а то и вешали или расстреливали.

В зале церкви Братства собрались разные люди – с разной не только прошлой, но и будущей судьбой, и не все из них позднее оправдали надежды, на них возлагавшиеся… Но представим себе, что всё российское общество, включая помещика Столыпина, капиталистов Рябушинского, Гучкова и прочих, во главе с тогдашним верховным руководителем России – императором Николаем, прониклось бы убеждениями, целями и задачами тех, кто собрался в лондонской церкви Братства, и воспользовалось бы их общественным потенциалом?

Какой бы стала тогда Россия?

Ведь даже Плеханов, уже превратившийся из революционера в этакого партийного «барина», если бы получил возможность определять ситуацию в России, сразу же стал бы изменять её к лучшему для народа России!

Не на бриллиантовые гарнитуры и дворцы, а на научную аппаратуру, школьные глобусы, здания больниц и жилых домов для рабочих расходовались бы национальные богатства России…

Урожай земли принадлежал бы тому, кто её обрабатывал, а не тому, кто ей владел, храня в шкатулке кипу бумаг…

Доходы от национализированных предприятий пополняли бы российский, а не иностранные бюджеты…

Иной – экономный, чисто оборонительный характер приобрели бы военные усилия страны…

Что уж говорить о гипотетической России Ленина, если бы она стала возможной уже в 1907 году – за десять лет до 1917 года!

К чему привело то, что совершали в России все эти романовы, столыпины, рябушинские и гучковы с милюковыми, мы знаем. Они запрограммировали нарастающее отставание России, её пристёгивание к чужим интересам, к колеснице будущей войны… Ленин же – в ещё не разорённой, не истощённой войной России, действовал бы совершенно иначе!

Ну, представим себе хотя бы такой вариант развития событий в России 1906 или 1907 года…

Царь выполняет свои же собственные обещания, в России устанавливаются всего лишь буржуазные политические свободы на уровне развитых европейских стран, обеспечивается всеобщее избирательное право без всяких так «курий» и «цензов», легализуются все политические партии, избирается ответственная перед народом Государственная Дума…

Стал бы тогда Ленин заботиться о создании боевых дружин и совершенствовании тактики уличных боёв?

Да с какого, спрашивается, чёрта он стал бы этим заниматься!?

Выдающийся, гениальный политик, Ленин и в нелегальных условиях быстро набирал влияние в массах – пока в пролетарских. В условиях же России, получившей в 1907 году европейский уровень политических свобод, Ленин, ведя легальную политическую деятельность в рамках буржуазного парламента, без револьвера и тряпок, смоченных керосином, за считанный десяток лет обеспечил бы себе – в рамках действия всеобщего избирательного права и свободы слова, совести и собраний, парламентское большинство, и году этак к 1917-му стал бы премьер-министром России.

Без всякой революции – второй и третьей!

Вот как могло бы быть, если бы правящие верхи царской России извлекли бы верные выводы из первой русской революции и осознали, что старый порядок в России обречён, и так или иначе будет народом обрушен! Рано или поздно, с меньшей ли, с большей ли кровью, но обрушен!

Если бы царь и российские собственники это осознали за десять лет до Октября 1917 года, то к 1917 году Ленин и только Ленин – как наиболее сильный тогда политический гений в России – встал бы, легальным и конституционным путём, во главе России. Между прочим, рядом с ним законно второе место занял бы второй гениальный политик России – Сталин.

И они возглавили бы к 1917 году не ту, реально одряхлевшую и разваленную к 1917 году Россию, которую обеспечил народу царизм, а Россию, уже имеющую к 1917 году качественно иной уровень образования масс, Россию с бурно развивающейся – за счёт социализации бюджета – социальной инфраструктурой, и…

И Россию, не втянутую в разорительную мировую войну!

Эх, какая бы это была Россия 10-х годов – виртуальная Россия премьера Ленина!

И в принципе – при умном поведении российского общества – всё так могло бы и быть!

Вот какую Россию мы потеряли – не сумев найти её…

А теперь – о самом съезде…

На левой стороне зала церкви Братства разместились меньшевики, на правой (по иронии судьбы) – большевики, в центре – латыши, поляки и бундовцы. Хоры заняли гости.

Открыл съезд краткой речью Плеханов, который напомнил, что, хотя «существуют большие разногласия», но «мы стоим под одним знаменем, под красным знаменем пролетариата», и «должны сделать попытку столковаться» и «рассмотреть спорные вопросы спокойно, sine ira et studio („без гнева и пристрастия“. – С.К.)…»

Закончил же Плеханов словами: «Да здравствует российский, да здравствует международный пролетариат! Да здравствует социалистическая революция!» Через десять лет он назовёт этот же призыв, брошенный Лениным в массы с броневика на Финляндском вокзале, «бредом».

Начались выборы членов президиума, и уже они кое-что выявили. В результате голосования из 278 голосов, участвовавших в выборах, было подано: за Азиса – 272 голоса; за Тышко – 188 голосов; за Винницкого – 187 голосов; за Ленина – 144 голоса; за Данилова – 143 голоса; за Плеханова – 120 голосов; за Залевского – 80 голосов. Выбраны были пять первых[449].

Ровесник Ленина, один из основателей латышской социал-демократии Фрицис Розиньш («Азис») (1870–1919), из крестьян, в 1891–1897 годах учился в Дерптском (Тартуском) университете, в 1897 году эмигрировал, издавал в Берне латышские марксистские журналы, был активным участником революции 1905–1907 годов.

В 1908 году был осуждён на 5 лет каторги и вечное поселение в Сибири, в 1913 году бежал за границу. В октябре 1917 года вернулся в Латвию, в ноябре 1917 года был избран председателем латышского Исполнительного комитета рабочих, безземельных крестьян и стрелков, с апреля 1918 года – замнаркома по делам национальностей РСФСР, член Президиума ВЦИК РСФСР, с января 1919 года – член Президиума ЦИК и нарком земледелия Советской Латвии, с марта 1919 года – член ЦК Компартии Латвии…

Вполне достойная судьба твёрдого большевика, спокойного, внутренне собранного и сдержанного человека. Тем не менее, объективный политический масштаб Фрициса «Азиса» и Владимира Ленина были, конечно же не сравнимы. Но, как оказывается, в реальном масштабе 1907 года, на V съезде РСДРП Азис котировался выше Ленина!

Что же до остальных, то Ян Тышко (Лео Иогихес) (1867–1919) был видным деятелем польского и немецкого рабочего движения, во время первой мировой войны работал в Германии, с 1916 по 1918 год находился в заключении, после германской Ноябрьской революции 1918 года был освобождён, участвовал в организации Компартии Германии, был секретарём её ЦК. В марте 1919 года Иогихес был арестован и убит в берлинской тюрьме.

Отношения Ленина с «Тышко»-Иогихесом с начала 1911 года были очень сложными, но это было позднее, а в период V съезда Тышко был близок к большевикам. Но и Тышко объективно не шёл ни в какое сравнение с Лениным, не говоря уже о бундовце Медеме-Гринберге («Винницком») и меньшевике Дане-«Данилове» (1871–1947), члене меньшевистского Исполкома Петросовета весной 1917 года, а после Октября 1917 года – антисоветчике, в 1922 году высланном из РСФСР.

Под конец первого заседания разразился скандал. Меньшевик Дан («Данилов») огласил заявление меньшевистских делегатов из Петербурга «Дмитриева» (некто Глухов), «Сергеева» (Каменев, умер в 1913 году в эмиграции), а также «Металлиста» (В. Г. Чиркин) и «Булина» (Ф. А. Булкин-Семёнов)…

Вот текст этого заявления:

«Нижеподписавшиеся делегаты, согласно мандату, данному нашими избирателями, выражаем глубокое сожаление, что часть съезда нашла возможным избрать в президиум съезда т. Ленина, бросившего в лицо части организации обвинение в политической продажности. Просим огласить».

Как зафиксировали официальные протоколы, изданные в 1909 году Заграничным бюро ЦК РСДРП: «Чтение прерывается шумом, бурными протестами, криками, так что часть заявления нельзя было слышать. Заседание закрывается».

В первичной же, черновой протокольной записи значилось:

«Шум, бурные протесты, крики.

Тов. Валентин (Мешковский) [большевик И. П. Гольденберг. – С.К.] при общем шуме спрашивает: „Оглашается ли это заявление с ведома всего президиума?“

Тов. Ленин отвечает: „Да“.

Тов. Данилов пытается безуспешно дочитать заявление»[450].

Но это были ещё даже не «цветочки» V съезда!

Меньшевистские «цветочки» расцвели махровым цветом уже со второго заседания, и цвели до восьмого заседания. За первые семь заседаний Ленин бросил, фактически одну лишь фразу – в конце третьего заседания, о чём – чуть позже, и коротко, но метко ответил бундовцу Абрамовичу…

Меньшевики кипятились, бурно обсуждали повестку дня, регламент и т. п. «Тов. Данилов», то есть Дан, обращаясь к большевикам, возглашал:

– Пусть же товарищи прямо скажут, чего они хотят? Пусть они не обвиняют нас в боязни теории, в неуважении к теории. Такие обвинения смешны по отношению к фракции, в рядах которой находятся все выдающиеся теоретики нашей партии. Нет, не теоретического сражения с правым крылом партии мы боимся…

Присвоившие себе звание «левых», меньшевики аплодировали Дану бешено, а большевики, записанные Даном в «правые» – иронически.

Дан же продолжал:

– И если вы хотите теоретических споров, хорошо, мы примем их, но тогда и пойдём дальше и докажем вам, что мы всегда доказывали, что беда ваша в том, что вы не марксисты или плохие марксисты…

Большевики в ответ опять иронически аплодировали[451].

В 1924 году Максим Горький, вспоминая этот эпизод, писал:

«Коротенький Фёдор Дан говорил тоном человека, которому истина приходится родной дочерью, он её родил, воспитал и всё ещё воспитывает. Сам же он, Фёдор Дан, является совершенным воплощением Карла Маркса, а большевики – недоучки, неприличные ребята, что особенно ясно из их отношения к меньшевикам, среди которых находятся „все выдающиеся теоретики марксизма“…»[452]

Троцкий пытался играть роль третейского судьи, заявляя меньшевикам и большевикам: «Если вы думаете, что раскол неизбежен, ждите, пока вас разведут события, а не резолюции»[453]

При этом Троцкий забывал, что резолюция резолюции – рознь. За событиями плетутся бумажные резолюции, а деловые резолюции события создают!

Сутью же первых столкновений было одно – какая будет принята повестка дня съезда? Было подано три проекта повестки: ЦК (то есть – меньшевиков), большевиков и «поляков» с «латышами».

Приведу два первых проекта – они того стоят!..[454]

Проект ЦК

1. Отчёт Центрального Комитета

2. Ближайшие политические задачи

3. Государственная дума

4. Законодательная деятельность правительства по аграрному вопросу

5. Партизанские выступления и боевые дружины

6. Организация рабочего класса (рабочий съезд, советы рабочих депутатов, советы уполномоченных))

7. Партия и профессиональные союзы

8. Организация думской фракции.

9. Национальный вопрос.

10. Организационные вопросы и разное.

Проект большевиков:

1. Отчёт Центрального Комитета

2. Отчёт и организация думской фракции

3. Обострение экономической борьбы в современный момент

4. Классовые задачи пролетариата в современный момент буржуазно-демократической революции.

5. Отношение к буржуазным партиям.

6. Отношение к Государственной думе

7. Профессиональные союзы и партия.

8. Рабочий съезд и беспартийные рабочие организации

9. Работа в армии.

10. Подготовка к восстанию и боевые организации.

11. Партизанские выступления.

12. Участие членов партии в буржуазной прессе

13. Организационные вопросы и разное.

Проекты и внешне были не очень-то схожи, а уж что касается их внутреннего содержания, то они прямо-таки противостояли друг другу. Мало того, что проект большевиков, то есть – Ленина, в отличие от проекта меньшевиков чётко выстраивал и приоритеты и проблемы, но он содержал и три пункта, принципиально размежёвывающие проекты, а именно: а) Классовые задачи пролетариата; б) Работа в армии; в) Подготовка к восстанию…

Совершенно разное стояло у большевиков и меньшевиков за внешне одними и теми же словами, как, например, «рабочий съезд». Меньшевики настаивали на его необходимости в целях создания «широкой рабочей партии», куда наряду с рабочими-социал-демократами входили бы и рабочие-эсеры, рабочие-анархисты… Ленин и большевики были категорически против такой затеи, которая означала бы отказ от той сплочённой партии, которую позднее справедливо назовут партией ленинского типа.

Поэтому неудивительно, что уже по повестке дня разгорелись яростные споры. Ленин сидел и помалкивал, но когда председатель третьего заседания Винницкий (Медем) сообщил, что поступило предложение закрыть дебаты, Ленин бросил:

– Категорически высказываюсь против прекращения прений. Нельзя простым голосованием механически разрешать вопросы принципиальной важности.

«Данилов»-Дан тут же взвился:

– Лучшее доказательство против предложения товарища Ленина – сам товарищ Ленин. Выходит, что нужны общие прения по вопросу о том, нужны ли общие прения.

Провокация Дана успеха не имела, и большинством в 133 голоса против 117 было решено прения продолжить[455].

Но это была лишь первая победа в долгом бою…

Нет, по своему сюжету и по своим страстям V съезд РСДРП достоин, всё же, романа. Чего стоит, например, такой вот момент из выступления Плеханова на четвёртом заседании:

– Товарищи! Однажды Бисмарк, споря с Либкнехтом в немецком рейхстаге, сказал: «Мы, немцы, никого не боимся, кроме Бога!» Либкнехт ему ответил: «А мы, социал-демократы, не боимся даже и бога!» Мы, российские социал-демократы, меньшевики, ещё бесстрашнее: мы не боимся не только бога, но даже и товарищей большевиков…[456]

И всё это – на полном «серьёзе»!

Далее Плеханов понёс откровенную околесицу, но Ленин молчал – «уел» Георгия Валентиновича большевик (тогда) Богданов, который явно принял на себя задачу «разведки боем»…

И лишь когда бундовец Абрамович стал упрекать большевиков во всех грехах, и заявил, что большевики, мол, жалуются на осаду со стороны меньшевистского ЦК, а «в действительности осаждённой стороной был ЦК, причём осаждавшие часто переходили в штурм», Ленин взял слово, и начал с жалоб Абрамовича:

– Я хотел бы говорить исключительно о политической стороне вопроса. Но последняя речь товарища Абрамовича заставляет меня вкратце коснуться его замечаний. Когда товарищ Абрамович говорил об «осаждённом» меньшевистском ЦК, я думал про себя: «Бедные меньшевики! Опять они в осадном положении. Их „осаждают“ не только тогда, когда они в меньшинстве, но и тогда, когда они в большинстве»… Нет ли таких внутренних причин, коренящихся в самом характере меньшевистской политики, которые заставляют меньшевиков вечно жаловаться на осаду их пролетарской партией?

А далее Ленин проанализировал эти «жалобы» и заявил:

– Ошибку ЦК я вижу в том, что революционную борьбу, дошедшую до восстания, он стремится замкнуть в рамки нереволюционных или урезанных революционных лозунгов… У нас часто раздаются жалобы и хныканье на бессилие рабочей партии. А я скажу: оттого вы и бессильны, что притупляете свои лозунги!.. Банкротство нашего ЦК было прежде всего и больше всего банкротством этой политики оппортунизма…[457]

Что тут скажешь!

Ленин есть Ленин…

В этом отношении интересно сравнить доклад меньшевика Мартова, выступившего с отчётом ЦК, и доклад большевика А. А. Богданова («Максимова») с анализом деятельности ЦК. Мартов старался замазать просчёты меньшевистского ЦК, Богданов их проанализировал. Собственно, такие подходы были выдержаны сторонами в ходе всех тридцати пяти заседаний съезда: «вокруг да около» – у меньшевиков, «в точку» и «в лоб» – у большевиков. Бундовцы поддерживали меньшевиков, но – более истерично, чем сами меньшевики.

Заканчивая свой содоклад Богданов сказал:

– Мы имели ЦК, который вместо того, чтобы быть партийным, был центром чисто фракционным… Во главе этого ЦК стояла литераторская коллегия; практики имели в нём лишь ничтожное влияние… Этот ЦК партии не представлял, и у партии ЦК не было…[458]

Александр Богданов выступил весомо, вполне по-ленински, как чуть позже – и Григорий Зиновьев. А ведь в бой ещё не вступал сам Ленин! Можно сказать, что стороны пока ходили по «тонкому льду», проверяя – насколько крепко можно топнуть ногой без риска провалиться… Забегая вперёд, сообщу, что по внешней видимости «лёд» не «треснул» до конца съезда, но прочным так и не стал.

7(20) мая с отчётом думской фракции РСДРП выступил её руководитель Ираклий Церетели – будущий «калиф на час» меньшевистского ВЦИК и «Временного» правительства 1917 года… По времени это был самый продолжительный доклад на съезде, и «воды» в нём, как всегда у меньшевиков – мутной, хватало.

Но тема была интересной…

II Государственная дума открылась 20 февраля 1907 года – за два с небольшим месяца до V съезда, и это была первая Дума, в выборах в которую, кроме меньшевиков, принимали участие и большевики, а вся вообще социал-демократическая фракция была весьма внушительной: 54 человека с решающим голосом, из которых 33 меньшевика (+3 примыкающих) и 15 большевиков (+3 примыкающих).

Церетели привёл и другие цифры: из 23 депутатов от рабочей курии было 12 меньшевиков и 9 большевиков (+2 примыкающих); из 21 депутата от городской курии: 11 меньшевиков (+3 примыкающих) и 6 большевиков (+1 примыкающий); из 7 депутатов от крестьянской курии все – меньшевики; и от курии землевладельцев – 3 меньшевика.

Из 54 членов фракции: рабочих – 25 (из них 15 меньшевиков), интеллигентов с высшим или средним образованием – 22.

После меньшевика Церетели тоже с большим содокладом от большевистских депутатов Думы выступил Г. А. Алексинский («Пётр Ал.»).

Григорий Алексинский, которому тогда было 28 лет, прожил очень зигзагообразную жизнь, о которой ещё будет сказано, и из которой я пока приведу лишь один факт: через десять лет после V съезда – летом 1917 года, Алексинский станет одним из наиболее ярых обвинителей Ленина как прямого «германского шпиона»…

Но в 1907 году и позднее Алексинский шёл с Лениным, был весьма деятельным и полезным сотрудником Ленина. И содоклад большевика Алексинского находился в таком же положении по сравнению с докладом меньшевика Церетели, как и содоклад Богданова по сравнению с отчётом Мартова. Церетели оправдывал «ошибки» тем, что они, мол, «молодые парламентарии», на что Алексинский отрезал:

– Никакие оправдания… не должны влиять на результаты политической оценки деятельности социал-демократических депутатов в Думе, ибо пролетариат не знает пощады к своим представителям и вождям… Не беречь Думу, а превратить её в агитационную трибуну, в орган революционной борьбы – вот что наказывали нам рабочие… Фракции, говоря кратко, предписывалось выступить в роли одного из центров революции…[459]

Просто блестяще говорил тогда Алексинский!

И что интересно!

Если читать стенограммы выступлений на V съезде большевиков и стенограммы выступлений самого Ленина, не зная – где какая, то не сразу и поймёшь – Ленин это говорил, или кто-то из его сотоварищей по партии.

Но значит ли это, что Ленин не был так уж семью головами выше других большевиков? Нет, конечно… Именно Ленин вырабатывал теоретическую линию, именно Ленин её обосновывал и разъяснял, именно Ленин предлагал верную тактику, и именно Ленин идейно и интеллектуально влиял на остальных – не подчиняя их себе, а поднимая до себя.

А тот, кто искренне принимал лидерство Ленина и верно понимал его идеи, воспринимал и ленинскую манеру мыслить и аргументировать.

Это было особой чертой именно большевиков… У меньшевиков общей была лишь склонность к путанице, к склоке, к мелочности, а мыслил каждый на свой лад – кто во что горазд. Ленинская же часть партии мыслила по-ленински – не в силу диктата Ленина (чем он мог кому пригрозить?), а в силу приятия ленинских мыслей и подходов!

Ленин никого в партии не подавлял, даже если его интеллектуальное превосходство было очевидным. Он убеждал, он привлекал доводами, и при этом не «расчищал поляну» для «себя любимого», а с увлечением собирал вокруг себя сильные натуры. Он не боялся ярких и самобытных соратников, не видел в них конкурентов – не видел и по благородству натуры, и потому, конечно, что он был уверен в себе. Даже тень самоуверенности не была свойственна Ленину, но твёрдая уверенность и в своей силе, и в своей правоте не изменяла ему никогда – во всю его жизнь.

В то, отдалённое от нас уже более чем сотней лет, время, быть сторонником и единомышленником Ленина не означало иметь какие-либо привилегии, скорее наоборот… Даже руководящие большевики были тогда с формальной точки зрения или вообще маргиналами российского общества – как эмигранты Ленин, Крупская, Эссен, боевики Камо и Литвинов, или – скромными рядовыми интеллигентами вроде инженера Кржижановского и врача Дмитрия Ульянова…

В самуй РСДРП за Лениным шло тогда лишь количественно непрочное большинство, а то и меньшинство, и на рабочую массу решающее влияние имели тогда чаще меньшевики. Поэтому иди за Лениным можно было, лишь: а) имея сходную с ним собственную политическую позицию – как это было у, например, делегата V съезда 28-летнего Сталина, или: б) воспринимая взгляды Ленина и становясь на позицию Ленина, – как это было у делегата V съезда 28-летнего Алексинского…

Но какими, всё же, разными оказались судьбы у двух последних большевиков – делегатов V съезда, ровесников!

Пока Алексинский стоял рядом с Лениным, он не просто стоял на прочной политической позиции, он и мыслил верно, и вёл себя умно, и говорил умно – его речь на V съезде тому прямое подтверждение. А был он тогда под одним с Лениным знаменем искренне. В конце своей речи Алексинский, возмущаясь линией меньшевистского ЦК, сказал:

– Дело доходило до того, что он (ЦК. – С.К.) подобрал угодный ему состав экспертов, входивших в подготовительные комиссии при фракции, систематически вербуя туда оппортунистов, вроде разных N, между тем как в списке экспертов мы, разумеется, не находили имени такого руководителя и теоретика как Ленин[460].

Сын врача, исключённый за революционную деятельность из Московского университета, Александр Алексинский, был тогда в партии видной фигурой – депутат Думы, блестящий оратор…

Сын сапожника, исключённый за революционную деятельность из Тифлисской семинарии, Иосиф Сталин, был тогда в партии фигурой малозаметной – он даже на V съезд прошёл с совещательным голосом, слушал молча, ещё недостаточно владея русским языком.

Но Сталин с годами всё более вырастал, и чем более масштабной фигурой он становился, тем теснее и прочнее становилась его связь с Лениным. Причём это была связь, подчёркиваю, чисто идейная – за сотрудничество с Лениным до Октября 1917 года сладких коврижек никому не выдавали, да и после Октября – тоже!

Пришло время, и вместе с Лениным Сталин взвалил на себя ответственность за Россию и её судьбу…

А Алексинского с годами всё более захватывали амбиции, он всё более топтался на месте, а, значит, деградировал.

Дореволюционная эмиграция довершила его разложение и он окончательно пал, докатившись до антиленинских инсинуаций в 1917 году, а затем – до яро антисоветской деятельности уже в послереволюционной, в белой эмиграции.

Жаль…

Уже во времена I Государственной думы меньшевики пытались выстроить отношения с кадетами. Во время выборной кампании во II Думу эти шашни возобновились с новой силой, лидер меньшевиков Дан («Данилов») встречался с лидерами кадетов Милюковым и Набоковым частным образом «за чашкой чая». И Ленин в интервью газете Французской социалистической партии «Юманите» прямо заявил, что «это свидание с кадетами, без сообщения о нём ни в Центральном Комитете, ни в Петербургском комитете, было тайным и подпольным осведомлением кадетов».

Дан пытался как-то оправдаться и даже наскакивал на Ленина в особом, поданном в президиум съезда заявлении, где писал:

«Тов. Ленину отлично известно, что впервые я принял участие в междупартийном совещании по поводу петербургских выборов в первых числах января, причём был тут в качестве лица, уполномоченного для информации ЦК (точнее – меньшевистских членов ЦК. – С.К.), и застал представителей ПК (имелись в виду соглашатели из Петроградского комитета РСДРП. – С.К.), пивших чай и кушавших бутерброды совместно с г. Милюковым, – точно таким же образом, как пил этот преступный чай и я, коему это вменяется в вину»[461].

На съезде эта «чашка чая» не раз возникала в прениях, о ней разглагольствовал и Троцкий. Вначале он с видом третейского судьи изрёк, что «либеральная чашка чаю, которой товарищ Данилов, по-видимому, навсегда отравил свой политический желудок, служит недурным символом попытки создать общенациональную оппозицию», а затем ехидно язвил по поводу отказа большевика Алексинского сняться на фото вместе с депутатами-кадетами – мол, «фотографическая пластинка, которой не удалось запечатлеть на себе революционный облик товарища Алексинского, недурно характеризует его беспощадно революционную непримиримость».

Заключил же Лев Давидович Троцкий выводом: «Эти две тактики близко соприкасаются и часто переходят друг в друга»…[462]

Упоминание о «двух тактиках» явно (и тоже с ехидцей) отсылало аудиторию к ленинским «Двум тактикам», а сам Троцкий претендовал на позицию «над схваткой», не понимая, что его благодушие по поводу распитой с кадетами дановской чашки чая в сочетании с ехидством по адресу Алексинского, верно отказавшегося сниматься с буржуазными депутатами, недурно характеризовало самого Троцкого как фактического меньшевика и соглашателя.

Ленин же, который был нередко непримирим, нередко был готов идти и на компромисс. Однако у Ленина и с логикой, и с политикой всё было в порядке, в его позиции противоречия не было – есть компромиссы и есть компромиссы.

Скажем, компромисс в период реакции с либералами в целях ослабления реакционеров – это одно. А компромисс даже с эсерами, не говоря уже о кадетах, в период активности масс будет вреден, потому что будет сбивать с толку людей, размывать чёткий облик партии в глазах масс. Но V съезд собрался как раз в пору революционную, так какие тут могут быть реверансы в сторону кадетов?

Ленин всё это всегда вполне понимал, и «мух» с «котлетами» не путал – в отличие от меньшевиков. Это хорошо проявилось при обсуждении резолюции об отношении к буржуазным партиям. Смешно читать антиленинские «гневные» заявления меньшевика Либера, который бухнул, что поправки Ленина к резолюции «польской» делегации «ошеломили и неофитов большевизма», что «картина, намеченная резолюцией, это суздальская мазня, не имеющая ничего общего с русской действительностью» и т. д.

Ленин же пояснил:

– Социалистическое обособление пролетариата от всех, хотя бы самых революционных и республиканских партий, – затем, руководство со стороны пролетариата борьбой все революционной демократии в данной революции. Разве можно отрицать, что именно таковы основные и руководящие идеи и польской, и большевистской резолюции?

Конечно, Ленин был прав! Если революционные социал-демократы «позиционируют» себя как политический авангард трудящихся масс, то они должны и вести себя так всегда: и в принципиальных вопросах, не вступая с другими партиями в те или иные предвыборные «блоки», и в мелочах, не появляясь в газетах с политическими оппонентами на общих фото даже в галстуках, не говоря уже о фото «без галстуков»…

Как уже было сказано, все письменно зафиксированные перипетии V съезда составили пухлый том, и думаю, о них сказано достаточно для того, чтобы читателю было понятно – это был бой. Внешне товарищеские реплики имели порой силу снаряда, а дискуссии не приводили к общему взгляду, а всего лишь проясняли принципиальную несхожесть взглядов. На этой обобщённой оценке я рассказ о ходе съезда и завершу.

Но вот на чём конкретном из материалов V съезда стоит ещё задержаться, так это – на финансовой стороне дела. Ранее уже говорилось об источниках финансирования деятельности большевиков в условиях царской России. А ниже приводятся извлечения из кассового отчёта объединённого ЦК за период с 1 мая 1906 года по 1 апреля 1907 года, который на шестом заседании V съезда огласил член ЦК от меньшевиков В. Н. Крохмаль («Загорский»)[463].

Касса была принята от ЦК с дефицитом в 2 255 рублей 36 копеек. Приход составил 81 314 рублей 67 копеек. Расход – 83 570 рублей 03 копейки.

Ниже указаны лишь некоторые, достаточно случайно выбранные, источники поступления средств в рублях (полный список занимает две страницы в четыре колонки):

От «V». – 4 629; от. Бал. – 1 487; из Лозанны – 65; от «Гл.» из Давоса – 88; от N.N. – 100; из Международного социалистического бюро – 2 407,44; из Международного социалистического бюро – 1 856,45; из Нью-Йорка через R. – 485; из Нью-Йорка через R. – 1200; из Нью-Йорка через R. – 1200; из Нью-Йорка через R. – 1388; от Nemo из Сибири – 100; собрано в Друскениках – 163,93; от гимназистов – 13,07; с реферата – 9; с реферата – 20,8; от группы студентов-политехников – 72; от группы лесников – 20; из Москвы от N. – 500; от эстонца – 1; от группы преподавателей политехнического института – 107,25; от политических ссыльных Великого Устюга – 45; от рабочих завода Шуккерта для ссыльных – 30,9; из Москвы за литературу – 5; из Читы за литературу – 15 и т. д.

Итого от разных лиц, организаций и заграничных групп содействия было получено 77 780 рублей 44 копейки.

От партийных организаций (10 % отчислений в центральную кассу) поступило 3 534 рубля 23 копейки.

Всего поступило 81 314 рублей 67 копеек.

Таков был текущий годовой приход РСДРП в последний период первой русской революции…

Сводные же статьи расхода приведу полностью – так читатель сможет более внятно и полно уяснить себе, что через все препоны, через разброд и шатания, та профессиональная партия, на которой настаивал Ленин, уже существовала и действовала…

Итак, за год ЦК РСДРП израсходовал:

– на содержание профессионалов – 4 115 рублей 20 копеек;

– на разъезды членов ЦК и агентов 4 554 рублей 35 копеек;

– на секретариат (канцелярско-почтовые расходы, экспедиция, мимеограф и проч.) 4 708 рублей 02 копейки;

– на типографии и нелегальную литературу – 13 400 рублей 84 копейки;

– на «отправление товарищей в организации» – 5 829 рублей 00 копеек;

– для выдачи организациям – 4 494 рубля 69 копеек;

– на паспорта – 1 867 рублей 95 копеек;

– на легальную литературу – 24 611 рублей 16 копеек;

– на ликвидацию Объединительного съезда – 2 603 рублей 47 копеек;

– на подготовку протоколов Объединительного съезда – 2 180 рублей 00 копеек;

– на помощь товарищам – 2 256 рублей 50 копеек;

– на разные и случайные расходы (конференции, устройство побегов и т. п.) – 4 079 рублей 85 копеек, а также было:

– временно внесено в залог за товарищей – 2 055 рублей 00 копеек;

– выдано заимообразно социал-демократической фракции Государственной думы – 790 рублей 00 копеек.

Всего было израсходовано 83 570 рублей 03 копейки.

И ещё одна деталь. Съезд потребовал от «тт. Максимова (А. А. Богданова. – С.К.), Зимина (Л. Б. Красина. – С.К.) и Ленина дать обещанный отчёт в израсходовании 60 000 рублей партийных денег».

Речь – о завещании фабриканта С. Т. Морозова… Он при жизни не раз оказывал большевикам денежную помощь, а после смерти оставил на имя большевички Марии Андреевой – актрисы и жены Максима Горького, страховой полис на 100 тысяч рублей, из которых около 40 тысяч пришлось на покрытие его филантропических начинаний, а несколько более 60 тысяч было передано большевикам.

Из этих денег 21 тысяча ушла местным комитетам, около 11 тысяч – на текущие расходы, 10 тысяч – на легальное издание газет, около 9 тысяч – на избирательную компанию, около 7 тысяч – на нелегальные «Пролетарий» и «Вперёд», включая устройство нелегальной типографии, на залоги за арестованных и побеги – более 2 тысяч рублей и т. д.

Как ни хотелось меньшевикам «ущучить» большевиков за то, что они израсходовали деньги на партийные нужды лишь большевистских организаций, ревизионной комиссии съезда пришлось констатировать, что «лицо, имевшее формальное и моральное право распорядиться деньгами по своему усмотрению (т. е. М. Андреева. – С.К.) вручило эти деньги тт. Зимину, Рядовому (А. А. Богданову. – С.К.) и Ленину специально на нужды большевиков»[464].

Впрочем, и меньшевики без целевых пожертвований не оставались. И тот факт, что даже некоторые фабриканты (Морозов был наиболее известным, но не единственным случаем) считали для себя возможным помогать революционному движению, лишний раз показывает – насколько царский режим надоел даже многим состоятельным подданным царя Николая.

Примерно за неделю до фактического окончания съезда – в четверг 10(23) мая 1907 года, председатель девятнадцатого (закрытого) заседания Дан-«Данилов» сообщил, что «помещение для занятий съезда снято на две недели, и срок истекает завтра». Пришлось собирать необходимую сумму по крохам, в том числе – при помощи Горького, который дал поручительскую гарантию для отысканных кредиторов.

Деньги нужны были – в том числе – и на обратный проезд, причём короткий путь через Финляндию был невозможен, так как, по словам Дана «список делегатов захвачен полицией в помещении думской фракции (!? – С.К.)» и устанавливается «строжайшая слежка».

Этот меньшевистский «штрих» съезда тоже кое о чём говорит.

Меньшевики были намерены закончить съезд уже в субботу 12 мая, но Ленин возразил, что «съезд не может кончиться в субботу». Съезд действительно проработал ещё неделю – симпатии Горького были на стороне большевиков, и он, как уже сказано, помог.

В сводной партийной хронологии КПСС V съезд РСДРП занимал ту же одну строчку, что и XV съезд ВКП(б), и XXV съезд КПСС, однако условия их проведения отличались так же, как и их финансирование, и положение делегатов.

Достаточно сообщить, что под конец закрытого девятнадцатого заседания V съезда рабочий делегат-меньшевик от Петербургской организации В. Г. Чиркин («Металлист») – один их тех, кто протестовал против избрания Ленина в президиум, предложил «сейчас же установить время окончания съезда, так как есть рабочие, которые лишатся заработка, если съезд затянется».

Конечно, здесь было не без меньшевистской провокации в целях сворачивания съезда, но подобные сложности действительно имели место!

В итоге последнее, тридцать пятое заседание съезда, началось в субботу 19 мая (1 июня) 1907 года в 3 часа дня и после часового перерыва с 7 до 8 вечера завершилось в 12 часов ночи[465].

Председательствовавший на этом заседании Ленин объявил съезд закрытым, хотя кое-что удалось обсудить лишь «пунктиром»…

Но, как уже было сказано, деньги, запланированные на съезд, заканчивались – слишком много средств «съело» незапланированное вынужденное «кочевье» по европейским столицам.

Говорить о V съезде как о победе ленинской линии в РСДРП нельзя уже потому, что если бы на съезде победила она, то с этого момента РСДРП выступала бы как единая партия с руководством, которое поддерживает как абсолютное большинство делегатов, так и абсолютное большинство членов тех местных организаций, которые послали своих представителей в Лондон.

Ничего этого после V съезда не произошло – мало кого из своих оппонентов Ленину удалось переубедить, и дело было не в Ленине, а в оппонентах.

Вот, например, делегат от Одесской организации меньшевик С. И. Португейс (1880–1944) с вереницей псевдонимов: в 1890-е годы – «Алексей», «Алексей Загаров», «Алексей Одесский»; в 1910-е – «Нович», «Стива»… В 1907 году он исправно голосовал против большевиков, а в конце съезда при выборах ЦК заявил, что «жалкими словами Ленину не удалось опровергнуть доводов Винницкого (бундовец Медем. – С.К.) и других товарищей…»

А уже скоро «обличитель» Ленина «Стива»-Португейс будет выступать за ликвидацию нелегальной работы, во время Первой мировой войны займёт шовинистические, а после Октябрьской революции – антисоветские позиции, будет сотрудничать в белой прессе Юга России, эмигрирует, и за границей начнёт писать антисоветские и антикоммунистические статьи и книги…

Попробуй, переубеди такого, если у него с самого начала вместо убеждений были претензии и амбиции!

Собственно, и защищаемый Португейсом Медем-Гринберг («Винницкий») (1879–1923) был того же поля ягода, что и Португейс. Член ЦК Бунда, Медем после Октябрьской революции стоял во главе бундовских организаций в Польше, в 1921 году эмигрировал в США и на страницах правосоциалистической еврейской газеты «Vorwards» («Вперёд») выступал с антисоветскими статьями.

Подобных антигероев среди меньшевистской части V съезда оказалось немало. Начав с членства в пролетарской партии, они после победы пролетарской революции закончили активной борьбой против Советской России.

Чтобы не быть голословным, просто перечислю основных, так сказать, «фигурантов»…

Р. А. Абрамович (1880—?), делегат от организации Могилёвского района Бунда, Октябрьскую революцию встретил враждебно, в 1920 году эмигрировал в Германию, вместе с Мартовым основал антисоветский журнал «Социалистический вестник»…

И. Л. Айзенштадт (1867–1937), делегат от ЦК Бунда, Октябрьскую революцию встретил враждебно, в 1922 году эмигрировал в Германию, сотрудничал в «Социалистическом вестнике»…

П. Б. Аксельрод (1850–1928) – один из лидеров меньшевизма, стал белоэмигрантом, призывал к интервенции против Советской России.

Л. Берман (Лейбензон) (1887–1938), делегат от Лодзинской организации Бунда, после 1917 года был противником вступления Бунда в РКП(б), с 1920 года жил в Польше.

Меньшевик Н. В. Вольский (Валентинов) (1879–1964) в 1930 году стал «невозвращенцем».

Б. Гофман (1874–1954), делегат от Заграничного бюро Бунда, в 1927 году эмигрировал из СССР в США, выступал в правосоциалистической еврейской печати.

Ф. И. Дан-Гурвич (1871–1947), один из лидеров меньшевизма, в 1922 году был выслан из Советской России.

Б. И. Каган (1883–1936), делегат от организации Ковенского района Бунда, после Октябрьской революции жил в Вильно, стал сионистом.

М. Я. Левинсон (1870–1941), делегат от Брестской организации Бунда, Октябрьскую революцию встретил враждебно, эмигрировал в Польшу, с 1939 года жил в США.

Один из лидеров Бунда М. И. Либер-Гольдман (1880–1937), ликвидатор, Октябрьскую революцию встретил враждебно, был активным врагом Советской власти.

А. Литвак-Гельфанд (1874–1932), делегат от Виленской организации Бунда, правый член ЦК Бунда в 1917 году, после Октября 1917 года уехал в Польшу, с 1925 года жил в США.

Я. М. Пескин, делегат от Виленской организации Бунда, после Октября 1917 года эмигрировал во Францию…

К. Портной-Абрамсон (1872–1941) стал председателем ЦК Бунда в Польше, возглавляя его правое крыло, в 1939 году эмигрировал в США.

Между прочим, обилие среди еврейских делегатов V съезда будущих врагов Октябрьской революции служит хорошей опровергающей иллюстрацией к тезису о якобы «еврейском» характере Октября.

Дополняют обрисованную выше картину бывшие товарищи Ленина Мартов-Цедербаум и Потресов – лидеры меньшевизма, ставшие врагами Советской России.

Видные грузинские меньшевики Ной Жордания (1870–1953), В. Д. Мгеладзе (1868—?), И. И. Рамишивили (1859–1937), Н. В. Рамишвили (1881 – после 1963), Ираклий Церетели (1882–1959) и Г. Эрадзе тоже закончили белоэмигрантами, злейшими врагами СССР. Меньшевик Б. А. Бахметьев (1880–1951) (он был делегатом IV съезда, где вошёл от меньшевиков в состав ЦК РСДРП) с июля 1919 года стал послом Колчака в США.

Конечно, среди делегатов-меньшевиков имелись и те, кто после Октября 1917 года вполне честно и лояльно работал на Советскую власть, но таких меньшевиков оказалось – прошу прощения за каламбур – меньшинство.

Остановлюсь немного на двух, хотя и вполне третьестепенных, однако небезынтересных, меньшевистских фигурах: «Металлисте»-Чиркине и «Булине»-Булкине, поскольку они и после Лондонского съезда периодически попадали в поле зрения Ленина…

Рабочий В. Г. Чиркин (1877–1954) начал работать в революции с 1903 года, в начале 1905 года примкнул к меньшевикам, после поражения революции был противником нелегальной партии, то есть – ликвидатором. Поскольку Чиркин активно участвовал в профсоюзном движении его не раз арестовывали и ссылали. В 1917 году он был делегатом I и II Съездов Советов, в 1918 году от меньшевиков отошёл и в 1920 году вступил в РКП(б). С 1920 по 1922 год был членом президиума Южбюро ВЦСПС, членом ВУЦИК, председателем Вукоспилки (Всеукраинского кооперативного союза), а позднее занимал руководящие посты на железнодорожном транспорте…

Ф. А. Булкин (Семёнов) (1888 – позднее 1963) пришёл в социал-демократическое движение в 1904 году, работал в Харькове и Петербурге, в годы реакции выступал как ликвидатор, во время Первой мировой войны – как социал-шовинист, был членом буржуазных военно-промышленных комитетов Новгорода, Самары и Петербурга. После Октября 1917 года Булкин работал в Оренбургском Совете рабочих депутатов – как представитель меньшевиков. В 1920 году был принят в РКП(б), но в 1922 году исключён за участие в «рабочей оппозиции». В 1927 году восстановлен, в 1935 году опять исключён, после работал в Ленинграде и Иркутске…

Ленин – хотя и между делом, неоднократно поминал в своих работах и письмах как Чиркина, так и Булкина, или – обоих зараз…

Так, в июне 1914 года в большой статье «Приёмы борьбы буржуазной интеллигенции против рабочих», Ленин, высмеивая «горстку ликвидаторских рабочих», писал, что «Дементьевы, Гвоздёвы, Чиркины, Романовы, Булкины, Кабцаны» по уверению кадетов, это якобы и есть «подлинная рабочая интеллигенция», а далее давал собственную оценку: «Действительно, это подлинные либеральные рабочие! Статья Булкина вполне доказала это. Усиленно рекомендуем её вниманию сознательных рабочих, не слыхавших ещё лично речей названных либеральных пролетариев»…

В ноябре 1916 года Ленин опять включает Булкина и Чиркина в «обойму» – на этот раз социал-шовинистов – наряду с «господами Плехановыми, Гвоздёвыми, Потресовыми, Чхеидзе…»[466]

Но вот строки из письма члена РКП(б) Ульянова (Ленина) в Московскую губернскую комиссию по проверке и очистке партии от 3 декабря 1921 года:

«…индивидуальный разбор каждого случая считал и считаю необходимым, и в подтверждение ссылаюсь, например, на бывшего меньшевика Чиркина, …о колебаниях которого были точные факты, а не слухи и россказни. Тем не менее, после всестороннего разбора дела Чиркина я согласился с защищавшими его украинскими товарищами в необходимости оставить Чиркина в партии»[467].

И стал немало напутавший в жизни товарищ Чиркин, служить Советской России Ленина, которая сделала бывшего «либерального рабочего» крупным хозяйственным руководителем. И, конечно же, в 1907 году, в Лондоне, Чиркин и представить себе не мог, что всё сбудется так, как сбылось, и что прочную путёвку в советскую жизнь он получит от того самого Ленина, которого он настойчиво не желал видеть в президиуме V съезда.

Да, делегатов типа Чиркина-Булкина Ленин на свою сторону в 1907 году не перетянул; идти прямо, а не блуждать в трёх соснах, они не пожелали. Тем не менее, V съезд РСДРП имел для будущего важнейшее значение. Он отделил оппортунистические, нестойкие и склочные элементы в партии от боевых, революционных её элементов, ориентированных на борьбу за социалистическую Россию.

Иными словами, вокруг Ленина окончательно объединились все те, кто составит силу партии, которая с октября 1917 года возглавит Россию. И, пожалуй, не случайно, что именно на V съезде познакомились Сталин и Ворошилов.

В состав ЦК было избрано 12 человек: 5 большевиков (И. Ф. Дубровинский, И. П. Гольденберг, В. П. Ногин, Н. А. Рожков, И. А. Теодорович), 4 меньшевика (А. С. Пикер, Н. Н. Жордания, И. А. Исув и заочно некто «Никифор»), 2 представителя Социал-демократии Польши и Литвы (А. С. Варский – заочно, и Ф. Э. Дзержинский) и 1 от Социал-демократии Латышского края (К. Х. Данишевский)… Последние три примыкали к большевикам.

Ленин был избран одним из 24 кандидатов в члены ЦК (10 большевиков + 8 меньшевиков + 4 «поляка» +2 «латыша»).

Плеханов, Мартов, Дан и Потресов ни в члены ЦК, ни в кандидаты в члены ЦК не вошли.

Итак, V съезд избрал пока ещё общий ЦК, но в перспективе это уже ничего существенного не означало. После закрытия съезда на отдельном собрании большевистской его части был образован Большевистский центр (БЦ) во главе с Лениным.

Больше общих съездов две фракции (по сути – две партии) созывать не пытались, хотя общие дела их нередко до 1917 года объединяли – те же Мартов и Ленин в 10-е годы по разным поводам сотрудничали и держали связь. Однако стратегическое размежевание в 1907 году уже почти произошло.

Как последний штрих сообщу, что сразу после окончания V съезда – в Лондоне же – с 21 по 25 мая (3–7 июня) прошёл Второй съезд Социал-демократии Латышского края. 26 делегатов представляли на нём 13 тысяч организованных членов партии. Ленин был приглашён на съезд персонально, выступил с докладом и предложил принять написанную им резолюцию «О задачах пролетариата в современный момент буржуазно-демократической революции», что делегатами и было сделано.

Факт вполне примечательный.

А в первые дни лета 1907 года Ленин возвратился в Финляндию – опять в Куоккалу.

Тогдашние усталость и внутренняя измотанность Ленина видны уже из того, что свободное от заседаний съезда время он проводил в Британском музее – времяпрепровождение для него, вообще-то, несвойственное, и даже бывал в лондонских театрах. Отвлечься и хотелось, да и надо было – впереди маячила неясность и политическая, и личная…

В политическом отношении было неясно – как долго будет продолжаться в России режим непрочного равновесия между реакцией и либерализмом?

В личном отношении было неясно – удастся ли Ленину и Крупской вернуться в Россию, или придётся вновь отправляться в эмиграцию?

Уже сейчас кое-кто из товарищей по партии от дела отходил, а вскоре начнётся настоящий «отлив» всех нестойких, и разовьются очень нехорошие процессы, самым опасным из которых окажется ликвидаторство, но для Ленина вопрос был решён давно: его удел – борьба…

Вопрос был в одном – где будет продолжаться эта борьба, и в какой точно форме?

3 июня 1907 года кое-что определилось – царь распустил слишком левую II Думу. Фактически, это был спровоцированный охранкой разгон Думы, и стали говорить о «третьеиюньском перевороте».

События развивались так…

1 июня Столыпин заявил, что социал-демократическая фракция Думы связана с военной организацией, готовит вооружённое восстание с целью установления в России республики, и что 16 депутатов подлежат аресту. Дума образовала комиссию для проверки заявления премьера, но уже в ночь на 3 июня была арестована почти вся фракция, а днём 3 июня обнародован царский манифест о роспуске Думы.

Суд над фракцией начался 22 ноября (5 декабря) 1907 года, проходил в сопровождении массовых забастовок протеста и закончился 1(14) декабря жестоким приговором. Из 37 привлечённых к суду депутатов 17 было лишено всех прав состояния и сослано на каторжные работы на 4–5 лет с последующим поселением в Сибири, 10 – лишено всех прав состояния и сослано в Сибирь, 10 оправдано[468].

Руководитель социал-демократической фракции Думы Ираклий Церетели, несмотря на отсутствие боевитости, тоже был привлечён к суду и осуждён на каторгу.

В докладе Международному социалистическому бюро, представленном Лениным в 1911 году (см. ПСС. Т. 20, с. 381–386), он сослался на выступление уже в III Думе кадетского депутата, адвоката Н. В. Тесленко, после Октябрьской революции белоэмигранта.

Даже кадет в заседании от 17 октября 1911 года признал, что комиссия при II Государственной думе, разбиравшая обвинение, «пришла к единодушному убеждению, что дело идёт не о заговоре, учинённом социал-демократами против государства, а о заговоре, учинённом петербургским охранным отделением против второй Государственной думы»…

После переворота 3 июня избирательный закон был изменён в пользу представительства крупных собственников – помещиков и капиталистов. В землевладельческой курии один выборщик избирался от 230 человек, в городской курии 1 разряда – от 1 тысячи, в городской курии 2 разряда – от 15 тысяч, в крестьянской курии – от 60 тысяч, в рабочей курии – от 125 тысяч[469].

Иными словами, царь давал одному помещику права почти 500 рабочих. В результате помещики и буржуазия получили возможность избрать 65 % всех выборщиков, крестьяне – 22 % (раньше – 42 %), рабочие – 2 % (раньше – 4 %). Лишалось избирательных прав коренное население Азиатской России, вдвое сокращалось представительство населения Польши и Кавказа…

Наступала крутая «столыпинская» реакция.

Эта линия царизма хорошо иллюстрировала невозможность договориться с ним «по хорошему», без оружия. Только мощный нажим масс вынудил царя «объявить свободу» 17 октября 1905 года. Как только нажим ослабел настолько, что можно было поворачивать вспять, царизм тут же повернул вспять!

18 июня 1907 года Особый отдел Санкт-Петербургского губернаторского жандармского отделения предложил начальнику Санкт-Петербургского Охранного отделения «возбудить вопрос о выдаче» Ленина из Финляндии[470].

Великое княжество Финляндское в составе Российской империи имело особый, исключительный, статус, но выслать Ленина могли запросто, к тому же Куоккала – это почти пригород Питера.

Пришлось Владимиру и Надежде Ульяновым переезжать – и для конспирации и для, наконец-то, отдыха – вглубь Финляндии, в район маяка Стирсудден, на дачу Н. М. Книповича (1862–1939). Видный учёный-зоолог, близкий к большевизму, Книпович в 1911–1930 годах занимал должность профессора кафедры зоологии и общей биологии женского Петербургского (1-го Ленинградского) медицинского института.

Ныне Стирсудден – это посёлок Озёрки Выборгского района Ленинградской области, а тогда людей в тех местах было мало, и условия для восстановления сил – да ещё летом! были отличными.

27 июня 1907 года Ленин писал матери:

«Дорогая мамочка! Давно не писал тебе ничего. Анюта рассказала верно, про наш план устройства на отдых. Я вернулся страшно усталым. Теперь отдохнул вполне. Здесь отдых чудесный, купанье, прогулки, безлюдье, безделье. Безлюдье и безделье для меня лучше всего. Ещё надеюсь пробыть недели две, а потом вернуться за работу…»[471]

Обращу внимание читателя на слова: «Безлюдье и безделье для меня лучше всего».

Как это понимать?

А, пожалуй, вот как…

Как всякий великий социальный ум, Ленин не мог не быть и великим философом. А для философского ума отвлечение от внешнего мира и некое внешнее «безделье» – при напряжённой работе мысли, это наиболее плодотворное и желательное состояние. Для философа прогулки с погружением в тишину и природу – лучший «рабочий кабинет»! Недаром одна из наиболее известных философских школ античности – школа Аристотеля, известна как «перипатетики» (от греч. peripatetikos – «прогуливающийся»), потому что Аристотель вёл занятия с учениками во время прогулок.

Ленин всю свою жизнь – за исключением, разве что, времени отсидки в тюрьме и сибирской ссылки, прожил, что называется, «на людях». И даже в ссылке от людской суеты полностью уходить не удавалось – уже в советское время Ленин вспоминал, как ему приходилось консультировать по юридическим вопросам местных крестьян, прослышавших о том, что ссыльный «политический» – «аблокат»…

Революционная работа, две эмиграции тоже проходили «на людях». Что уж говорить о годах после Октября 1917 года!

При всём при том, Ленина, конечно, тянуло от всего этого отвлечься и даже – внешне конечно, для постороннего глаза – побездельничать. Малоизвестно, но одним из многочисленных литературных псевдонимов Ильича был псевдоним «Ленивцын» – он пользовался им в 1915–1916 годах.

И я давно подозреваю, что знаменитый его псевдоним «Ленин», появившийся в 1901 году – это не ностальгия по некой красавице «Лене» (как неумно предполагал ренегат Вольский-Валентинов), не память о сибирской реке Лене, и не перекличка с псевдонимом Плеханова «Волгин», а всего лишь сокращённое «Ленивцын»!

Ленин меньше всего был схоластом, начётчиком, он не терпел того, что клеймил как «филистерство» (от нем. Philister – человек с узким обывательским кругозором и ханжеским поведением). В Ленине никогда не было позы, а вот весёлое озорство было – всегда!

Ленинская мысль – это, вообще-то, весёлая мысль, хотя это не всегда улавливается сходу. Но когда Владимир Ульянов лишь начинал как профессиональный революционер и партийный литератор (даже будучи председателем Совета народных комиссаров РСФСР, он в партийной анкете в графе «профессия» указал: «литератор»), он не мог, конечно, подписывать свои программные работы – «Что делать?», «Что такое „друзья народа“ и как они воюют против социал-демократов?», «Один шаг вперёд, два шага назад» и так далее, таким озорным псевдонимом, как «Ленивцын».

А вот, придумав его, сократить этот «ленивый» псевдоним до энергичного «Ленин» мог вполне! Так, что о подлинной природе псевдонима знал лишь он сам, внутренне посмеиваясь. Недаром он ведь так и не разъяснил, откуда взят его великий псевдоним, а в ответ на вопросы лишь отнекивался и ухмылялся.

Но в середине 10-х годов – в годы военной грозы, в революционное предгрозье, будучи признанным лидером (да что там «лидером» – создателем) партии большевиков, Ленин уже мог позволить себе озорно – чуть-чуть, намекнуть на происхождение своего самого известного и громкого псевдонима, подписываясь не «Ленин», а «Ленивцын»…

Однако, это так – к слову.

Отдых для Ленина всегда был лишь передышкой между деятельной работой. В июле 1907 года он участвует в Петербургской общегородской конференции РСДРП в Териоках, где призывает отказаться от бойкота выборов в III Думу. В начале 1906 года он был за бойкот I Думы, и был прав. Теперь он был против бойкота III Думы, и опять был прав.

В ленинских тезисах, которые были напечатаны отдельной листовкой, говорилось:

«1. Бойкот Думы является единственно правильным решением при таких исторических условиях, когда бойкот выражает силу непосредственно идущего к прямому натиску на старую власть (следовательно к вооруженному восстанию) широкого и всеобщего революционного подъёма…

2. Рассматривать бойкот, как само по себе действующее средство вне условий широкого, всеобщего, сильного и быстрого революционного подъёма, – значит действовать под влиянием чувства, а не разума…»[472]

Меньшевики или недалёкие большевики размахивали цитатами из Маркса, а Ленин понимал, что марксизм – не догма, а руководство к действию. При этом бывают ситуации, когда верная, подлинно марксистская, линия заключается в действии, а когда – и в бездействии…

На конференции в Териоках присутствовал 61 делегат с решающим голосом и 21 с совещательным. А с 21 по 23 июля (с 3 по 5 августа) 1907 года в Котке проходила уже Вторая общероссийская конференция РСДРП, собравшая 26 делегатов (9 большевиков, 5 меньшевиков, 5 «поляков», 5 бундовцев и 2 «латышей»).

Присутствовали также члены и кандидаты в члены ЦК, избранного V съездом. До Котки добрались Дзержинский, Роза Люксембург, Луначарский, Богданов, Дан… В целом состав конференции обеспечивал Ленину поддержку, хотя и непрочную. Причём, возникали нехорошие симптомы – хотя конференция и приняла ленинскую резолюцию против бойкота Думы, свой же товарищ – Богданов, выступил с докладом за бойкот. Правда, когда его резолюция была отвергнута, он голосовал за ленинскую резолюцию, но…

В середине же августа 1907 года Ленин находился в Европе – участвовал в организационном заседании Международного Социалистического Бюро перед VII Международным Социалистическим конгрессом.

Напомню, что Международное социалистическое бюро (МСБ) являлось постоянным исполнительным органом II Интернационала. Организованный ещё при жизни и при участии Фридриха Энгельса, II Интернационал превратился к тому времени в идейное болото, в вотчину Бернштейна и Каутского. Однако МСБ было влиятельным в рабочем движении органом с постоянной и легальной резиденцией в Брюсселе. С этим Ленину приходилось считаться и сотрудничеством с II Интернационалом в то время не пренебрегать.

Это уже позднее – когда европейская социал-демократия поддержала войну, Ленин стал переходить на всё более непримиримую позицию критики соглашателей, но и тогда контакты с МСБ не прекращались.

В 1907 году до боёв с Каутским и Бернштейном было ещё далеко, и с 18 по 24 августа Ленин принимал участие в работе конгресса в Штутгарте, был избран в президиум.

Вместе с Августом Бебелем и Розой Люксембург – лидерами германских социал-демократов, он работал в комиссии по выработке резолюции о милитаризме и международных конфликтах, В Европе пока царил мир, однако прозорливые аналитики понимали, насколько он чреват войной.

Социал-демократия тогда была в кайзеровской Германии большой силой – ещё Бисмарк, в отличие от советника русских царей Победоносцева, понял, что рабочее движение надо не подавлять, а приручать. Со временем – к началу Первой мировой войны, эта линия принесёт свои, нужные кайзеру и капиталу, плоды. Германские социал-демократы – депутаты рейхстага, сто с лишним человек, и даже Карл Либкнехт, проголосуют за военный заём, за войну…

В 1907 году немцы считали себя «на коне», гордо гарцующем во главе международного социалистического движения. В честь участников конгресса прошёл публичный митинг, был устроен народный праздник в Каннштадте, дан вечер-концерт…

В Штутгарте Ленин познакомился с Кларой Цеткин (1857–1933) – знаменитой германской социал-демократкой и деятелем женского движения. Напомню, что Женский день 8 марта мы и по сей день отмечаем по её инициативе.

С конгресса Ленин вернулся в Куоккалу и опять впрягся в работу. Он пишет статьи и деловые письма, редактирует сборник «Зарницы», который выходит в Петербурге, проводит текущие партийные совещания, готовит к печати первое издание своих сочинений «За 12 лет» – оно должно было выйти в Петербурге за подписью «В. Ильин»…

Ленин начал выступать как партийный публицист, а затем – и как теоретик, с 1895 года. И теперь можно было подвести итоги двенадцати лет – ведь даже ранние ленинские работы имели не историческое, а практическое, актуальное значение.

Как личность и политик он сформировался очень рано. И он умел заглядывать вперёд на десяток-другой лет – не в том смысле, что давал прогноз: то-то и то-то сбудется тогда-то и так-то, а в смысле точного прогнозирования тех ведущих тенденций, которые будут определять общественные процессы в будущем.

Двенадцать лет назад народники уповали на крестьянскую общину, а Ленин уже тогда видел силой, ведущей Россию к социализму, рабочих. Теперь, через двенадцать лет, русский пролетариат стал силой, которая хотя и не смогла низвергнуть царизм в 1905 году, тем не менее вынудила царизм пойти на уступки и ввести в России хотя бы подобие гражданских свобод – пусть, пока, и урезанных.

Работал и жил Ленин в Куоккале напряжённо и вполне успешно. 15 октября 1907 года он сообщал матери, жившей тогда под Москвой:

«Дорогая мамочка! Давно я не писал тебе что-то… Теперь мы устроились на старом месте на зиму по-семейному. Надеемся, что зима будет не такая холодная, как прошлый год. Да мы, впрочем, теперь лучше приспособимся и „законопатимся“…

Здесь мы живём с компанийкой хороших друзей. Есть книги, работа. Гуляем по берегу моря…»[473]

«Компанийка хороших друзей» – это А. А. Богданов, И. Ф. Дубровинский, Г. Д. Лейтензен и Н. А. Рожков…

Все они в то или иное время будут политически колебаться, ближе или дальше отходить от Ленина, потом возвращаться.

Последний же – Н. А. Рожков (1868–1927) вскоре отойдёт от Ленина навсегда, станет одним из идейных руководителей ликвидаторства, будет редактировать меньшевистскую газету «Новая Сибирь», к Октябрьской революции отнесётся враждебно, будет бороться против Советской власти и лишь в 1922 году порвёт с меньшевизмом и закончит свои дни на тихой научно-педагогической работе.

Я о Рожкове ещё вспомню – по разным поводам.

Из письма Ленина видно, что он, вообще-то, рассчитывал в Куоккале зимовать, не удаляясь от России. Однако постоянным пристанищем и местом спокойной работы куоккальская дача быть уже не могла. За очень близкой границей, в Питере, сгущались тучи – в ноябре Санкт-Петербургская судебная палата наложила арест на первый том Сочинений «За 12 лет». Тираж конфисковала полиция, было возбуждено дело о привлечении Владимира Ульянова к суду.

В начале декабря 1907 года та же судебная палата вынесла решение об уничтожении тиража ленинских «Двух тактик социал-демократии в демократической революции».

Жить в Куоккале становилось просто опасно, а для Ленина – возможно, даже смертельно опасно.

Смертельно потому, что 19 августа 1906 года в России были учреждены – в мирное время – и действовали в 1906 и 1907 годах военно-полевые суды.

Военно-полевые суды создавались – в составе председателя и четырёх подчинённых ему офицеров – для каждого дела в отдельности по требованию генерал-губернатора и главноначальствующего в местностях, объявленных в связи с революционным движением на военном положении, для рассмотрения дел гражданских лиц.

Предварительное следствие не проводилось, суд рассматривал дело не позднее двух суток с момента поступления на основании материалов Охранного отделения или жандармского управления в закрытом судебном заседании. Обвинительный акт заменялся приказом о предании суду, приговоры обжалованию не подлежали, приводились в исполнение в течение суток, а в качестве почти единственной меры наказания применялась смертная казнь.

Напомню, что в июне 1907 года Особый отдел петербургского губернаторского жандармского отделения предложил начальнику петербургской охранки «возбудить вопрос о выдаче» Ленина из Финляндии.

Если бы это произошло, то военно-полевой судебный фарс по делу «государственного преступника», подданного Российской империи Владимира Ильина Ульянова состряпать в не находившемся на военном положении Петербурге было бы, может быть, и не просто. Но ведь Российская империя – государство весьма протяжённое, даже во второй половине 1907 года полностью ещё не замиренное, так что местность, объявленную в связи с революционным движением на военном положении, отыскать при желании можно было.

Иными словами угроза для Ленина возникала потенциально смертельная. И он из Куоккалы переезжает в ноябре 1907 года в Огльбю под Гельсингфорсом (Хельсинки). Но и Огльбю – всего лишь транзитный пункт, ибо уже ясно – для Ленина становится опасной вся Финляндия.

Впрочем, уезжать в Европу надо было не только из соображений безопасности – большевистский центр вынес решение о перенесении издания газеты «Пролетарий» за границу и переезде туда Ленина.

В декабре 1907 года Владимир Ильич выезжает через Гельсингфорс (ныне – Хельсинки) в Або (ныне – Турку). Або, расположенный на крайнем юго-западе Финляндии был ближайшим к шведской столице финским портом. Двойные же названия объясняются просто. Как это было в Финляндии сплошь и рядом, Гельсингфорс и Або – названия, данные шведами, веками «шведизировавшими» финнов, а Хельсинки и Турку – названия, данные сами финнами после получения независимости из рук Советской России.

Ещё до отъезда Ленин провёл в Гельсингфорсе совещание с товарищами, специально приехавшими для этого из Петербурга, и, похоже, кто-то притащил за собой «хвост» – в поезде Ленин заметил слежку.

Пришлось за 12 километров до Або соскакивать на ходу с поезда и идти до города с чемоданчиком по морозу пешком. Лишь в два часа ночи Ильич добрался до квартиры финского социал-демократа, оптового торговца Вальтера Борга, который должен был организовать переправку Ленина в Стокгольм.

Турку-Або – это шхеры и шхеры… Бульшего «кружева» маленьких островов и островков у финских берегов, пожалуй, что и нет. Даже опытные капитаны свои суда здесь особо не разгоняли, и это неожиданно оказалось Ленину на руку в том цейтноте, о котором пойдёт рассказ ниже.

Переправщик Ленина – Вальтер Борг, договорился с капитаном одного из пароходиков, ходивших из Або в Швецию, что он возьмёт на борт нелегального пассажира и, надо полагать, пояснил, что тот не рвётся быть обласканным вниманием полицейских.

Однако из-за вынужденной ночной «прогулки» пассажир к отплытию парохода опоздал. Посадка на другой пароход угрожала арестом – шпики охранки, потерявшие «объект», конечно же времени не теряли, а ведь не с каждым капитаном можно было полюбовно договориться.

Оставалось одно – добираться до места первой остановки «своего» парохода на острове Драгсфиорд по льду Ботнического залива. И то, что в зоне шхер суда ходили не спеша, было сейчас очень кстати.

Часть пути удалось проехать на лошадях – ближе к берегу лёд достаточно окреп, но потом надо было идти по ненадёжному, ещё весьма тонкому льду…

Когда-то об этой странице биографии Ленина знали в СССР все дети. Об этом рассказывали на уроках истории в школе, в 7-м томе «Детской энциклопедии» издания 1961 года (надо заметить, что «ДЭ» стала выдающимся издательским проектом Академии педагогических наук РСФСР, к тому же, блестяще иллюстрированным), на странице 583 был помещён рисунок «В. И. Ленин переходит по льду Ботнического залива». Низко нависшее ночное небо, снежная ледяная пустыня, а на ней – Ленин в пальто с поднятым воротником и ушанке, а сзади и спереди – молодые сопровождающие с длинными досками в руках, на случай, если кто-то провалится.

Лёд в открытом заливе ещё не установился, и в одном месте стал уходить из-под ног, но всё обошлось. Позднее Владимир Ильич вспоминал, что в этот момент подумал: «Эх, как глупо приходится погибать»…

Это – не придумано, это наверняка так и было. В годы войны на льду Ладожского озера погиб, провалившись на автомобиле в полынью, способный флотоводец вице-адмирал Валентин Дрозд (1906–1943). Очевидцы потом вспоминали, что он успел сказать одно: «Как глупо…»

Всё верно! Сильные натуры в момент напряжения воли, когда опасность реальна, собраны… Мысль работает чётко, сразу же подавляя страх, если он возникает, и она работает до конца, если этот конец наступает.

Вот так – с приключениями «как в кино», Ленин добрался до «своего» парохода и вскоре, после чуть более чем 100-мильного морского перехода, высадился в порту Стокгольма.

Позади были первая русская революция, подполье, опасный переход по льду…

Впереди – вторая эмиграция.

В качестве нелирического отступления, скажу, пожалуй, вот что…

Такое со мной уже бывало при работе над сталинской темой: по мере всё более внимательного, всё более тщательного и глубокого документального изучения и осмысления эпохи Сталина какие-то исторические фигуры сохраняли свой масштаб, какие-то – «съёживались», и лишь одна фигура всё более и более выявляла своё очень нестандартное величие – фигура самого Сталина.

Это же произошло и при изучении эпохи Ленина.

Однако величие и историческая громадность Ленина оказались не совсем теми, как это утверждалось на протяжении многих советских десятилетий. Величие Ленина проявилось не в том, что он заранее готовил две конкретные русские революции, как это ему приписывали, а в том, что он готовился к ним сам, и готовил соратников.

А о том, как он это делал, уже было сказано и ещё будет сказано.

Конечно, Ленин и готовил две первых русских революции – особенно вторую, но готовил он их не так, как третью – Октябрьскую…

Октябрь 1917 года стал со стороны Ленина заранее планируемым актом с чёткой установкой на конкретные сроки, конкретные действия конкретных лиц, общественных организаций, воинских частей и т. д.

Революцию же 1905 года и особенно – Февральскую революцию 1917 года, Ленин подготавливал в общем, так сказать, плане. Он методически, год за годом, развивал партию, год за годом политически просвещал массу через легальную и нелегальную партийную печать и этим постепенно создавал общие, системные, условия для совершения революции.

Как акт, Ленин ни первую, ни вторую русскую революцию не готовил. Это оба раза за него проделали другие… Общественные условия для революции 1905 года, общественные условия для Февральской революции 1917 года Ленин готовил как стратег – год за годом воспитывая массы, но он не готовил эти две революции как тактик, вырабатывающий и реализующий конкретный план действий в реальном масштабе времени.

Октябрь же 1917 года он подготовил как стратег, давно выработав общий замысел, и сам же совершил Октябрь в необходимый момент как тактик, организующий конкретное восстание, конкретное сражение.

Ленин с первых же дней своей работы в революционном движении верно увидел и цель – социалистическую революцию, и главную движущую её силу – пролетариат в союзе с беднейшим крестьянством, и методологию подготовки революции: пропаганда и политическое просвещение масс, проводимые партией профессиональных революционеров, сочетающих легальные и нелегальные формы работы.

Всё это Ленин понял рано и в этом направлении сразу стал работать, создавая общерусскую газету «Искра», а при её посредстве – действенную партию. Однако понимать и мочь – вещи, увы, нередко разные. Создать революционную ситуацию в России – особенно накануне первой русской революции 1905 года, нельзя было, не имея серьёзных сил и средств, а у Ленина их не было, и то же его письмо к Богданову от 15 января 1905 года это ясно показывает.

Партия Ленина тогда ещё была невелика – он признавал это, говоря о 1905 годе с молодыми швейцарскими социалистами в январе 1917 года. Силы Ленина, его влияние в нарождающейся партии большевиков, а большевиков – в России, были к 1905 году тоже невелики, не говоря уже о финансах, имевшихся в распоряжении Ленина и большевиков…

А вот у меньшевиков и эсеров (и лично у Троцкого и Парвуса) оказалось в 1905 году достаточно влияния и средств, чтобы революционизировать Россию и возглавить процесс активизации масс.

Ленин приехал в Россию лишь в ноябре 1905 года – через десять месяцев после начала не им возбуждённых событий. Можно ли говорить, что он был творцом первой русской революции?

Нет, творцами её оказались – если говорить о конкретных личностях, «Хрусталёв»-Носарь, Троцкий и Парвус, и средства на революцию они получали явно не путём сбора пожертвований, а из более «жирных» источников. Об этом в своём месте говорилось.

Однако уже тогда исторический масштаб и политическая квалификация Ленина проявились в том, что, во-первых, он понимал, что не следует форсировать события до весны 1906 года, о чём он ещё из Женевы писал Марии Эссен в Петербург…

Во-вторых, Ленин – весьма молодой политик без опыта большой общенациональной деятельности, в считанные месяцы 1905–1906 года очень вырос, обрёл какое-никакое общенациональное значение и небезуспешно пытался использовать ситуацию, созданную не им, в интересах победы демократической революции.

Но слишком ещё невелики были, повторяю, силы Ленина, чтобы овладеть положением дел и повести за собой значащее большинство народной массы уже в середине 900-х годов второго тысячелетия от рождества Христова…

Революция 1905–1907 годов победить не смогла, и масштаб Ленина, ясность его политической мысли проявились теперь уже в том, что он не пал духом, не стал рассматривать 1905 год как бессмысленную акцию, а посмотрел на него как на генеральную репетицию будущей успешной революции.

И во второй эмиграции Ленин стал работать, обогащённый опытом первых боёв, во имя успеха будущей революции. Причём методы работы остались теми же: пропаганда, политическое просвещение, развитие профессиональной партии как политического руководителя масс…

Началась Первая мировая война, и Ленин сразу же выдвинул идею превращения войны империалистической, где неимущие одних стран убивают неимущих других стран во имя интересов имущих, в войну гражданскую – войну неимущих против имущих…

Ленин призвал неимущих по обе стороны линии фронта объединиться против имущих во имя интересов неимущих. Иными словами, он как был нацелен на победоносную социалистическую революцию, так и шёл к ней, однако не знал – когда для неё реально сложатся благоприятные условия… Ведь, как и перед 1905 годом, Ленин перед 1917 годом имел не так уж много сил, а война крайне усложнила и без этого небезупречные и не очень оперативные связи России с Лениным и Ленина с Россией.

Но Ленин – внешне занятый во время войны более делами европейского социал-демократического движения, чем российскими, внутренне был как туго натянутая струна: тронь, и она тут же отзовётся верной нотой!

И вновь, как и в 1905 году, революционную ситуацию в России подготовил и дал ей пусковой импульс в Феврале 1917 года не Ленин – у него для этого просто не было возможностей!

И вновь, как и в 1905 году Петроградский Совет образовали по преимуществу меньшевики и эсеры…

И меньшевики, а не большевики, его возглавили.

Но Ленин сразу же и в полном объёме уловил суть и потенциал начавшихся событий… Наученный опытом 1905 года, он сразу же заторопился в Россию – любым способом, при любых политических издержках, но как можно скорее!

И сразу же по приезде он бросил в массы лозунг доведения буржуазно-демократической революции до революции социалистической. И тут уж Владимир Ильич ситуацией овладел быстро и перевёл поддержку масс на себя и партию большевиков! А затем опрокинул все расчёты и внутренней элиты, и интернациональной Золотой Элиты, доведя Россию до Октября 1917 года и уведя её из зоны влияния мирового Капитала.

Вот в чём величие Ленина – он не начинал обе русские революции, но только он был в обеих революциях подлинным вождём народа и поэтому смог убедить народ в необходимости совершения третьей и последней революции – народной, с установлением власти Советов!

Впрочем, я в очередной раз очень уж забежал вперёд – пока что у Ленина впереди вторая постылая эмиграция…