Глава 25. «Циммервальдская левая» versus «циммервальдской правой»

Лето 1914 года надолго стало последним мирным летом в Европе. Но знали об этом заранее лишь немногие посвящённые, и нельзя сказать, что война носилась тогда в воздухе… Наоборот, Европа и не подозревала, что она – накануне вселенского кровавого мордобоя! Даже после убийства в боснийском Сараево наследника австрийского престола эрцгерцога Франца-Фердинанда, Париж более волновал процесс мадам Кайо – жены французского министра финансов Жозефа Кайо. Мадам Кайо убила редактора «Фигаро» Кальметта за то, что тот опубликовал в целях дискредитации пикантные письма её мужа.

Однако посвящённые – те, кто задумал и подготовил эту войну, вели мир к войне последовательно и обстоятельно.

Полковник Хауз – личный представитель нового президента США Вильсона, избранного американским «электоратом» как «президент мира», но избранного посвящёнными в качестве «президента войны», инспектировал Европу на предмет готовности её «верхов» к развязыванию войны…

Требовалось проверить также готовность к отправке на бойню «низов» Европы, и особенно – в такой плохо предсказуемой стране, как Россия. Для «накручивания хвоста» царю Николаю и обеспечения восторгов «чистой» российской публики в Петербург отправился президент Французской республики Пуанкаре, а настроение рабочим России должны были поднять вожди II Интернационала, которые к 1914 году окончательно стали обслуживать в рабочем движении интересы Капитала.

Одним из этих «вождей» был бельгийский социал-демократ Эмиль Вандервельде, который считался, наряду с русским Плехановым и французом Жаном Жоресом, мировым оратором. Он-то и отправился летом 1914 года в Питер – к «братьям-рабочим».

Как ни странно, при всей прозрачности задания Вандервельде, на его визит – в отличие от визита Пуанкаре, советские историки особого внимания не обращали. А появление Вандервельде в России накануне войны стуит, вообще-то, отдельного исследования – очень уж оно хорошо иллюстрирует согласованность действий европейских «рабочих вождей» и мировой Золотой Элиты.

Здесь же придётся ограничиться голой сутью…

В начавшемся ХХ веке только пролетариат России оказался способным на крупнейшее политическое, притом – вооружённое, выступление в 1905 году. Брались в 1905–1907 годах за вилы и миллионы российских крестьян.

Поэтому мировых организаторов мировой войны не мог не волновать вопрос: «Можно ли рассчитывать на русскую массу как на послушное „пушечное мясо“ в близкой – для посвящённых – мировой войне?»

Это и должен был выяснить Вандервельде. Он побывал на рабочих собраниях, в рабочих организациях и был неприятно поражён масштабами влияния на рабочую массу большевиков. Так что после инспекции было решено ослабить это влияние путём объединения большевиков и меньшевиков на особом форуме под эгидой II Интернационала. Обеим сторонам было предложено собраться в Брюсселе, в штаб-квартире Исполкома Международного социалистического бюро.

Сюжета с Брюссельским совещанием я уже касался, а сейчас мы к нему вернёмся на новом витке анализа и повествования…

Меньшевики по поводу инициативы МСБ ликовали – Ленин получит выволочку от самогу социалистического ареопага! Но не так прост был Владимир Ильич! Послать делегацию большевиков в Брюссель он согласился, но сам туда ехать не собирался и по причине занятости, и из тактических соображений. Вначале предполагалось участие Зиновьева, но кончилось тем, что на Брюссельское «объединительное» совещание Ленин послал вместо себя Инессу Арманд, М. Ф. Владимирского (Камского) и И. Ф. Попова.

Напомню, что Ленин писал Арманд из Поронина:

«По поручению ЦК обращаюсь к тебе с просьбой согласиться войти в делегацию… Ты хорошо знаешь дела, прекрасно говоришь по-французски, читаешь „Правду“. Думаем ещё о Попове, Камском…

Я ехать не хочу „принципиально“. Видимо немцы (озлобленный Каутский и К⁰) хотят нам досадить. Sout! („Пусть так!“. – С.К.) Мы спокойно (я на это не годен) от имени большинства ⁸/₁₀, вежливейшим (я на это не годен) французским языком предложим наши условия… Если дорогие товарищи хотят единства, вот условия большинства сознательных рабочих России. Не хотят, как угодно!!»[643]

Уговаривавшему его поехать Ганецкому (Фюрстенбергу) Ленин сказал, по воспоминаниям Ганецкого: «Если бы меньшевики решились пойти за нами, то нечего созывать конференцию. Они желают лишь ругать меня перед Интернационалом. Уж этого удовольствия я им не доставлю. Да и времени жалко, лучше заниматься делом, нежели болтовнёй».

Это сообщение Ганецкого полностью подтверждается ленинской перепиской тех дней. К слову, ещё в начале февраля 1914 года Ленин, будучи в Брюсселе, написал по личной просьбе «товарища Гюисманса» доклад от своего личного (что было подчёркнуто) имени, где с цифрами была описана ситуация, сложившаяся в РСДРП и говорилось: «Нас разделяет то, что ОК („Организационный Комитет“ меньшевиков, – С.К.) не хочет (и не может – ибо он бессилен против группы ликвидаторов) решительно и бесповоротно осудить ликвидаторство»[644].

«Объединительное», но никого не объединившее, совещание прошло в Брюсселе с 3(16) по 5(18) июля 1914 года. Проводили его Вандервельде, Гюисманс, Каутский, среди участвовавших были Плеханов, Троцкий, Алексинский и Роза Люксембург.

Настроенная Лениным на предельную жёсткость при предельной внешней корректности, тройка большевиков вела себя соответственно, оппоненты же выходили из себя: «Вы безответственные работники! Где Ленин? Когда он приедет? Он должен наконец выслушать обвинения перед лицом Интернационала…»

Вандервельде угрожал большевикам, что за их отказ «объединиться» их будут судить «двое судей»: намеченный в Вене международный социалистический конгресс и «русский пролетариат»[645].

Первый «суд» не состоялся – его сорвала война, а второго суда Ленин и его соратники не боялись.

19 июля 1914 года в письме Арманд Ленин писал из Поронина:

«Гюисманс и Вандервельде пустили в ход все угрозы. Жалкие дипломаты! Они думали нас (или вас) запугать. Конечно, им не удалось.

Мы говорим с Григорием (Зиновьев. – С.К.): умнее бы вовсе отказаться идти. Но русские рабочие не поняли бы этого, а теперь пусть учатся на примере живом.

Ты лучше провела дело, чем это мог бы сделать я. Помимо языка я бы взорвался, наверное… Не стерпел бы комедиантства и обозвал бы их подлецами…»[646]

Ленин нередко не стеснялся в выражениях – я этого не скрывал, не скрываю, и Ленина за это не осуждаю. Хотя люди слишком часто судят строже не подлеца, а того, кто прямо называет подлеца подлецом, искренняя позиция в конечном счёте выигрышнее, если политик действует в интересах большинства.

Но в данном случае признание Ленина в том, что он мог сорваться, показывает, что нервы у него были уже на пределе – шесть лет эмиграции начинали сказываться…

В тот же день он пишет второе письмо Арманд – тоже весьма эмоциональное:

«Мой дорогой друг!.. Гюисманс сделал всё против тебя и нашей делегации, но ты отпарировала его выходки самым удачным образом. Ты оказала очень большую услугу нашей партии! Особенно благодарен тебе за то, что ты меня заменила…

Последняя карта ликвидаторов – помощь заграницы, но и эта карта бита…»[647]

В постскриптуме письма он прибавил: «P. S. Вандервельде и Каутский в роли распространителей сплетни, будто Ленин прячется в Брюсселе. Каково! О, эти мерзкие сплетницы – у них один способ борьбы.

Вы с Поповым отлично отбрили Гюисманса. Так ему и надо…»[648]

Возможно, читателя позабавит извлечение из агентурной записки провокатора А. К. Маракушева (охранная кличка «Босяк», революционная кличка «Алексей») об этом совещании:

«…Петрова (И. Арманд. – С.К.) от имени ЦК представила доклад в письменной форме, состоящий из 29 пунктов, в котором, между прочим, говорится, что в России на стороне ЦК (ленинского. – С.К.) стоит ⁴/₅ всех рабочих, а потому подымать вопрос о каком-то объединении РСДРП по меньшей мере странно и гораздо целесообразнее признать не признающих ЦК стоящими вне партии, и тогда, естественно, получится единство партии. Как самим докладом, так и речью Петровой большинство участников совещания было страшно возмущено, так как никто не мог ожидать, что нахальство „ленинцев“ дойдёт до таких размеров…

Выступления всех ораторов носили весьма страстный характер, но пользы делу никакой не принесли, и участники совещания, не придя ни к какому решению, уклонились от дальнейшего участия в этом совещании»[649].

Могу себе представить, как Арманд с самым невинным видом – как ей советовал Ленин – предлагает Плеханову, Алексинскому, Троцкому и всем, несогласным с Лениным, признать себя стоящими вне партии… Нетрудно представить и реакцию тех же Плеханова или Троцкого.

Да, удар был силён: Ленин устами своих представителей заявил, что всех, кто не стоит на его позиции, он не считает революционными социал-демократами, а мотивировал своё мнение тем, что за него – абсолютное большинство организованных рабочих России.

Конечно, в какой-то мере Ленин вольно или невольно блефовал – он действительно пользовался поддержкой большинства, и даже абсолютного, однако настроения местных партийных организаций склонялись, всё же, не к размежеванию, а к примирению.

Так прав ли был Ленин в своей жёсткой позиции?

А вот прикинем…

У него, у партии, и у российских рабочих уже был опыт революции 1905 года – опыт неудачной революции… Говорят, что умные люди учатся на чужих ошибках, а глупые – на своих, но как же определять тех, кто не учится даже на собственных ошибках?

Чужого опыта народной государственности у российских социал-демократов было – кот наплакал… 72-дневная Парижская Коммуна 1871 года, когда у власти стояло рабочее правительство, – вот, собственно, и всё! Но и этот опыт показывал – колебания, неустойчивость, соглашательство, мягкотелость, склонность к речам вместо дела, отсутствие решительности и принципиальности гибельны для успеха пролетарской революции…

Свой собственный опыт 1905–1907 годов должен был бы убедить, вроде бы, в том же… Казалось бы, из опыта первой русской революции вытекал один разумный вывод: решительность, решительность и ещё раз решительность! Причём – с учётом преследований и террора властей, требовалось обязательное развитие сильной нелегальной партии, полностью свободной от соглашательских элементов, но создающей прочную массовую базу при малейших легальных возможностях.

И вот вместо этого среди людей, считающих себя членами РСДРП, появляются ликвидаторы, богоискатели, богостроители и «ликвидаторы наизнанку» – отзовисты…

Рабочие дезориентированы, растеряны, им хочется единства, а «вожди» тянут в разные стороны… И разобраться в том, кто прав, а кто – нет, способны далеко не все.

Но разобраться-то надо! И можно ли терпеть в руководстве рабочей партии, обязанной быть решительной и боевой, членов нестойких, литераторствующих, тянущих в «экономизм»?

Логика Ленина была железной и это была действительно логика…

Мы к чему рабочих зовём? К демократической республике! Возможна демократическая Российская республика без свержения самодержавия? Нет! А возможно свержение самодержавие без революции? Тоже нет!

Так какого чёрта вы, господа хорошие, выступаете против Ленина, который все эти годы только об этом вам всем и толкует!?

Ленин готовился к бою с интриганами на Венском конгрессе II Интернационала и 21 июля 1914 года даже сообщил в Москву в редакцию «Энциклопедического словаря», издаваемого Товариществом братьев Гранат, что вынужден «прервать начатую статью о Марксе» и надеется, что «редакция успеет найти другого марксиста и получить от него статью к сроку».

И ещё до «Объединительного» совещания он заявил в письме Арманд: «„Они“ хотят дать нам „бой“ (генеральный) в Вене. Пустая угроза!! Они ничего не могут сделать!!»[650]

Все планы изменила война, объявленная Германией России 19 июля (1 августа) 1914 года, и 21 июля (3 августа) Ленин сообщил в Москву «Гранатам», что «приостановка ряда спешных политических дел» ввиду войны, позволяет ему взяться за статью, если она ещё не заказана другому.

Да, теперь, когда всё в европейском «доме» смешалось, можно было не спешить и осмотреться.

Но тут навалились неприятности с австрийской полицией – 7 августа в Ленине заподозривают русского шпиона, и в его квартире в Поронине производят обыск, а затем обязывают явится в жандармерию уездного городка Новый Тарг.

8 августа 1914 года Ленина в Новом Тарге арестовывают и заключают в местную тюрьму. На вопрос о роде занятий он представляется корреспондентом и сотрудником издающейся в русской столице газеты «Правда» и сообщает, что двадцать лет состоит членом РСДРП.

В русских газетах появились сообщения об аресте Ленина, а далее события разворачивались так…

В отличие от провалившегося наступления русских войск в Восточной Пруссии, на галицийском Юго-Западном фронте русские армии могли получить успех, Краков же был от линии фронта недалеко. И Департамент полиции сообщил командующему фронтом генералу Алексееву, что, по сведениям министерства внутренних дел, в краковской тюрьме может содержаться В. И. Ульянов, более известный как Ленин. Циркуляр уведомлял, что разыскиваемый полицией Ленин является выдающимся представителем РСДРП, «имеет за собой долголетнее революционное прошлое, состоит членом ЦК партии и создателем отдельного течения партии». Соответственно, Департамент полиции просил Алексеева в случае взятия Кракова «не отказать в распоряжении об аресте Ленина и препровождении его в распоряжение Петроградского градоначальства»[651].

Конечно, обо всём этом в Поронине известно не было, но, так или иначе, Ленина надо было выручать.

Эта история достаточно подробно описана Крупской, я же сейчас сообщу из её воспоминаний одно… Хотя хлопотали за Ленина многие, решающую роль сыграло, пожалуй, обращение к австрийскому министру полиции видных австрийских социал-демократов, депутатов парламента Виктора Адлера из Вены и Германа Диаманда из Львова, которые знали Ленина как члена Международного социалистического бюро.

19 августа Владимир Ильич был освобождён и вскоре добился разрешения на выезд из австрийской Польши в нейтральную Швейцарию.

В Кракове, однако, пришлось задержаться… Незадолго до войны у тёщи Ленина, Елизаветы Васильевны, в Новочеркасске умерла сестра, которая завещала ей 4 тысячи рублей, скопленных за 30 лет учительства. Деньги лежали в краковском банке и их надо было вызволить. Венский маклер по военному времени взял за услугу половину суммы, остальное же составило тот «капитал», который очень пригодился Ульяновым в следующие годы в Швейцарии.

Уж не знаю, были ли осведомлены об этом «новочеркасском золоте» обвинители Ленина в реальном масштабе времени – в 1917 году, а вот нынешние клеветники могут прочесть о нём в первом томе пятитомника воспоминаний о Ленине издания 1984 года на странице 396-й…

Там же Крупская пишет, что хлопотавший за Ленина в Вене Рязанов возил его к Адлеру, и Адлер передавал свой разговор с министром австрийской полиции.

– Уверены ли вы, что Ульянов враг царского правительства? – спросил министр.

– О, да! – ответил Адлер. – Более заклятый враг, чем ваше превосходительство…

Во время войны Виктор Адлер (1952–1918) занимал центристскую позицию, в 1918 году после установления в Австрии республики был одно время министром иностранных дел. Но это так, к слову. Главное – он помог вытянуть Ленина из австрийской кутузки, за что ему и спасибо!

5 сентября 1914 года Ульяновы приехали в Берн и начали устраиваться – в который уже раз. Позади были двадцать лет борьбы, впереди неопределённость как политическая, так и житейская. Но постепенно всё стало проясняться. 14 ноября 1914 года Ленин писал в Петроград (теперь уже в Петроград) Анне Ильиничне:

«В деньгах я сейчас не нуждаюсь (вот оно, германское-то золотишко! – С.К.). Пленение моё было совсем короткое, 12 дней всего, и очень скоро я получил особые льготы, вообще отсидка была совсем лёгонькая, условия и обращение хорошие. Теперь понемногу осмотрелся и устроился здесь. Живём в 2-х меблированных комнатах, (нет, золотишко ещё, похоже, не пришло. – С.К.), очень хороших (нет, похоже, всё-таки пришло. – С.К.), обедаем в ближней столовке (нет, не пришло. – С.К.).

Надя чувствует себя здоровой, Е.В. (тёща. – С.К.) тоже, хотя состарилась уже очень. Я кончил статью для словаря Граната (о Марксе) и посылаю ему её на днях. Пришлось только бросить часть (бульшую, почти всё) книг в Галиции, боюсь очень за их судьбу…»[652]

Так обстояли дела житейские. Насчёт книг Ленин боялся, к слову, не зря – книги пропали.

Но в том же письме сестре Ленин касается и политической ситуации:

«Печально очень наблюдать рост шовинизма в разных странах и такие изменнические поступки как немецких (да и не одних немецких) марксистов или якобы-марксистов… Вполне понятно, что либералы опять хвалят Плеханова: он заслужил вполне это позорное наказание…»[653]

Да, с началом войны практически все европейские социал-демократии полностью забыли о лозунге «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» и не просто поддержали свои правительства, но и развернули шовинистическую, то есть – крайнюю националистическую пропаганду. Решения Базельского конгресса и Базельский манифест были сразу же забыты.

Крупская вспоминала, что когда после начала войны они добирались из Кракова до Швейцарии, то видели, что вагоны воинских составов были испещрены призывами типа: «Jedem Russ ein Schuss!» («Каждого русского пристрели!»)… Наибольшего накала вся эта истерия достигала в Германии и Франции (само слово «шовинизм» французского происхождения, от имени бравого поклонника Наполеона Шовине), но и в остальных странах, участницах войны, сильные чувства к «вражеской нации» имели место.

Все вожди II Интернационала сделали поворот «Все вдруг!» от интернационализма к шовинизму так быстро и дружно, что никакого иного объяснения кроме «продажность» в голову не приходит.

Ну, в самом-то деле! Базельский манифест, принятый Чрезвычайным конгрессом II Интернационала в 1912 году, рекомендовал социалистам использовать экономический и политический кризис, вызванный войной, для борьбы за социалистическую революцию.

А что вышло на деле?

Ленин в статье «Воинствующий милитаризм и антимилитаристская тактика социал-демократии», опубликованной в газете «Пролетарий» ровно за шесть лет до войны – 23 июля (5 августа) 1908 года (ПСС, т. с. 186–196), подробно цитировал резолюцию Штутгартского конгресса II Интернационала, где говорилось, что «войнам благоприятствуют националистические предрассудки, систематически культивируемые в интересах господствующих классов, с целью отвлечь пролетарские массы от их собственных классовых задач», что «войны коренятся в самой сущности капитализма» и т. д.

В этой ленинской статье есть и такие слова (стр. 194): «Не меньшим оппортунизмом проникнуто убеждение Фольмара (германский социал-демократ, журналист, во время войны социал-шовинист. – С.К.) и его единомышленников, что с.-д. обязаны принять участие в оборонительной войне. Блестящая критика Каутского (в работе „Наш взгляд на патриотизм и войну“. – С.К.) не оставила камня на камне от этих взглядов»…

Теперь же Каутский приветствовал даже не «оборонительную», а агрессивную войну!

Чтобы лучше понять всю гнусность европейских «социалистических» «вождей», напомню краткую историю вопроса, которую даю по обзору деятельности РСДРП за первые два года войны, изданному в Департаменте полиции российского МВД:

«Международные социалистические конгрессы, в которых проявлялась деятельность Интернационала до настоящей войны, неоднократно останавливались на вопросе о войне…

В 1900 году в Париже Интернационал категорически постановил: „Социалистические депутаты всех стран безусловно обязаны голосовать против всяких расходов на милитаризм, маринизм и колониальные экспедиции“.

В Штутгарте в 1907 году Интернационал принял резолюцию, в которой центральным местом является следующее: „В случае, если война всё-таки разразится, социалисты обязаны вмешаться для скорейшего её прекращения и всемерно использовать вызванный войной экономический и политический кризис, чтобы поднять народ и тем самым ускорить падение капиталистического господства“.

В Копенгагене в 1910 году Штутгартская резолюция была подтверждена…

Наконец, на Базельском международном социалистическом конгрессе, состоявшемся в ноябре 1912 года во время Балканской войны, Интернационал выступил с прямой угрозой революции на случай, если бы правительства довели Балканскую войну до европейской войны. „Пусть не забывают правительства, – заявил Базельский конгресс, – что франко-прусская война вызвала революционный взрыв Коммуны, что русско-японская война привела в движение силы народов, населяющих Россию… Пролетарии считают преступлением стрелять друг в друга во имя барышей капиталистов, соревнования династий и процветания тайных дипломатических договоров“…»[654]

За такую позицию в Базеле проголосовали единогласно все, включая Камиля Гюисманса, Эмиля Вандервельде, Карла Каутского, Эдуарда Бернштейна, Карла Яльмара Брантинга, Виктора Адлера, Георгия Плеханова, Гуго Гаазе, Жюля Геда, Джеймса Макдональда и прочих вождей II интернационала…

Охранный обзор далее резюмировал:

«При такой идейной подготовке на случай возникновения войны, казалось бы, Интернационал… должен был бы явиться при объявлении войны известной действительной противодействующей силой, если бы составляющее его основу социалистическое учение, можно было бы считать хоть отчасти практически жизненным. Однако действительность показала иное, и Второй Интернационал, несмотря на свою подготовленность к войне, потерпел крушение»[655].

Обзор был составлен анонимным, но хорошо знающим проблемы социал-демократии, автором, то есть, наверняка, ренегатом. Так что злобная ирония по поводу оказавшегося якобы не жизненным «социалистического учения» вполне объяснима – любому ренегату хочется оправдать себя тем, что «виноград-то зелен», а идеи, которые он предал, это-де, «нежизнеспособные химеры»…

Это мы проходили и в 1991 году, и позднее…

С позиций сегодняшнего дня можно уверенно говорить, что II Интернационал при объявлении войны не стал противодействующей силой не потому, что составляющее его основу социалистическое учение было неверным и нежизненным, а потому, что вожди не исполнили своего долга и не призвали массы после объявления войны к тому, к чему призывали их до войны.

В германском рейхстаге было более ста социалистических депутатов, и все они 4 августа 1914 года проголосовали за военные кредиты, все, включая Карла Либкнехта! Либкнехт, правда, опомнился и 2 декабря 1914 года – один из всего состава рейхстага – голосовал против новых военных кредитов, определив ведущуюся войну как захватническую…

Лишь в русской Государственной думе против военных кредитов голосовали все социал-демократы, включая даже фракцию Чхеидзе, и даже «трудовики», но решительно против войны и за поражение царизма выступила только пятёрка большевистских депутатов, за что потом и пошла на каторгу.

Европейские «рабочие вожди» предали народы Европы в августе 1914 года точно так же, как «вожди» Советского Союза предали народы Советского Союза в августе 1991 года. Развал объективно более чем жизнеспособного Союза ССР и предательство советской элиты готовились не одно десятилетие извне и изнутри. Точно так же не одно десятилетие изнутри и извне разваливалось и перерождалось руководство II Интернационала…

Вряд ли ситуация была бы принципиально иной, однако, не исключено, что она могла бы как-то и обостриться, если бы к началу Первой мировой войны в подмогу Ленину были ещё живы боевые вожди германской социал-демократии, её патриархи Пауль Зингер (1844–1911) и Август Бебель (1840–1913), видный английский социалистический лидер Гарри Квелч (1858–1913)… Увы, первый умер за три, а другие два – за год до войны. Буквально накануне войны был убит шовинистом и очень популярный среди французов социалист Жан Жорес (1859–1914). Все они наверняка резко выступили бы против войны. Жорес, собственно, и был убит за протест против неё.

Но вышло так, как вышло…

Предательство руководства всегда влечёт за собой трагедию, ибо, как верно сказано, лучше стадо баранов во главе со львом, чем стая львов во главе с бараном… «Вожди» же II Интернационала все до одного оказались не просто баранами, но именно «баранами-провокаторами» в точном смысле этого понятия, потому что повели дезорганизованные ими массы на Мировую бойню так же, как ведёт послушную ему отару на бойню рогатый баран-«провокатор».

Не знаю, когда и как тот или иной «вождь» конкретно стал ренегатом и из марксиста превратился в «агента влияния» Капитала в рабочем движении, да и не очень-то это интересно. Однако предали все они за те или иные «тридцать сребреников». Во время войны и после войны многие «вожди» в тот или иной момент входили в буржуазные правительства, и почти все призывали кару на Советскую Россию Ленина, а Эдуард Бернштейн способствовал распространению басен о получении Лениным «субсидий из германского Генштаба».

Вот уж, что называется, с больной головы, да на здоровую… Ведь честность, здравость и последовательность мысли в том идейно-эмоциональном кавардаке, который воцарился в умах, сохранил с началом войны только Ленин!

Обратимся опять к охранному обзору – так оно будет надёжнее:

«Если прежде вожди – ветераны российской социал-демократии, Плеханов и Ленин, находились между собой в блоке, составляя центр в партии, хотя и принадлежали первый к меньшевикам-партийцам, а второй к большевикам, то с открытием военных действий по взглядам своим на отношение русской социал-демократии к войне они сделались настоящими антиподами, причём рассуждения по сему предмету „неудержимого революционера“ Ленина Плеханов называет „грёзо-фарсом“, а руководимая Лениным газета „Социал-Демократ“ называет в свою очередь соображения Плеханова по тому же вопросу „софизмами“ и „смешными нелепостями“.

Вместе с тем у Плеханова по вопросу об отношении партии к войне произошло идейное сближение с представителем „вперёдовцев“ Алексинским, которого по этому поводу в партийной литературе называют даже „ретивым пажем“ Плеханова.

С открытием военных действий в 1914 году группа членов ленинской партии, преодолевая громадные трудности восстановления организационных связей, прерванный войной, выработала в сентябре 1914 года „тезисы“ о войне…»[656]

Под «тезисами» охранный автор имел в виду тот предварительный документ, который известен именно под наименованием «Тезисы о войне» и был написан Лениным в начале сентября 1914 года. По приезде в Берн он прочёл его на собрании местной группы большевиков.

Собрание, проходившее в пригородном лесу, одобрило тезисы и они были разосланы в заграничные секции большевиков, а участник совещания – депутат Думы Ф. Н. Самойлов, отвёз их в Россию. На копиях в целях конспирации стояли пометки «С воззвания, выпущенного в Дании» и «С воззвания, выпущенного в России»…

Одна копия была передана совместной конференции итальянских и швейцарских социалистов, проходившей 27 сентября 1914 года в Лугано.

Тезисы Ленина обсуждали в обеих столицах, в Иваново-Вознесенске, Нижнем Новгороде, Вологде, Красноярске, Киеве, Екатеринославе, Харькове, Баку, Тифлисе – во всех активных центрах рабочего движения, и к октябрю 1914 года они были одобрены российской частью ЦК, думской фракцией и местными организациями. Поэтому 1 ноября 1914 года в № 33 газеты «Социал-Демократ» в виде передовой от имени ЦК РСДРП был опубликован манифест «Война и российская социал-демократия», посланный в МСБ и социалистические газеты Англии, Германии, Франции, Швеции и Швейцарии. Перепечатала же его – 13 ноября 1914 года, лишь небольшая швейцарская газета «La Sentinelle», издававшаяся в Шо-де-Фон.

Номер же «Социал-Демократа» с манифестом был издан в количестве 1 500 экземпляров и, доходя до России, зачитывался до того, что текст невозможно было разобрать из-за засаленности и ветхости[657].

Ленинский манифест «Война и российская социал-демократия» определял начавшуюся войну такой, какой она и была, то есть – захватнической, грабительской со стороны всех её участников. Ленин «с чувством глубочайшей горечи» констатировал, что «социалистические партии главнейших европейских стран своей задачи не выполнили, а поведение вождей этих партий граничит с прямой изменой делу социализма». Он писал далее, что оппортунисты сорвали решения Штутгартского, Копенгагенского и Базельского конгрессов, и это означает крах II Интернационала.

О перспективе в манифесте говорилось так:

«При данном положении нельзя определить с точки зрения международного пролетариата, поражение которой из двух групп воюющих наций было бы наименьшим злом для социализма. Но для нас, русских с.-д., не может подлежать сомнению, что с точки зрения рабочего класса и трудящихся масс всех народов России наименьшим злом было бы поражение царской монархии, самого реакционного и варварского правительства.

Ближайшим политическим лозунгом с.-д. Европы должно быть образование республиканских Соединённых Штатов Европы…

В России задачами с.-д. ввиду наибольшей отсталости этой страны, не завершившей ещё своей буржуазной революции, должны быть по-прежнему три основные условия последовательного демократического преобразования: демократическая республика (при полном равноправии и самоопределении всех наций), конфискация помещичьих земель и 8-часовой рабочий день…»[658]

Только безграмотные или очень злонамеренные люди могут усмотреть в этой позиции Ленина антипатриотизм. Да, во время войны Ленин не раз напоминал слова Маркса о том, что «пролетарии не имеют отечества», но это была позиция не «Ивана, не помнящего родства», а позиция русского человека, желающего, чтобы народы его Родины обрели своё Отечество, которое будет принадлежать народам, а не элите. Ведь в царской России положение элиты и народа было особенно неравноправным (сегодня этим же может «похвалиться» путинская Россия). Проиллюстрирую сказанное неожиданным и – на мой взгляд – убийственным для старой России примером.

Первая Мировая война стала первой войной моторов, хотя в её начале эта тенденция лишь обозначилась. В 1914 году общее число самолётов у всех воюющих стран составляло менее тысячи (!), в то время как за войну их было только в Европе произведено 142 тысячи!

Автотранспорт был развит больше, и при мобилизации армии воюющих стран получали следующее количество автомобилей: французская – около 5 500 грузовых и около 4 000 легковых машин; английская – 1 141 грузовик и трактор, 213 легковых и полугрузовых машин и 131 мотоцикл; германская – 3 500 грузовых и 500 легковых машин, а русская – всего 475 грузовых, но зато 3 562 легковых машин[659].

Иными словами, если в развитых европейских странах автомобиль уже становился элементом экономики, то в России он всё ещё являлся предметом роскоши на потребу всех сортов «белой сволочи».

Вот для какой России желал поражения Ленин, но он видел потерпевшую поражение Россию не данником империалистических победителей, а свободной демократической страной, отряхнувшей себя от праха самодержавия. 12 декабря 1914 года в газете «Социал-Демократ», которая на годы станет его основной трибуной, Ленин публикует эссе «О национальной гордости великороссов», где пишет:

«Как много говорят, толкуют, кричат теперь о национальности, об отечестве!.. Попробуем и мы, великорусские социал-демократы, определить своё отношение к этому идейному течению… Чуждо ли нам, великорусским сознательным пролетариям, чувство национальной гордости? Конечно, нет! Мы любим свой язык и свою родину, мы больше всего работаем над тем, чтобы её трудящиеся массы (то есть, ⁹/₁₀ её населения)поднять до сознательной жизни демократов и социалистов…

Мы полны чувства национальной гордости и именно поэтому мы особенно ненавидим своё рабское прошлое… И мы, великорусские рабочие, полные чувства национальной гордости, хотим во что бы то ни стало свободной, независимой, самостоятельной, демократической, республиканской, гордой Великороссии, строящей свои отношения к соседям на человеческом принципе равенства…»[660]

Что здесь неясно?

И какие чёрные очки надо надеть на нос, чтобы не видеть в этих словах горячую любовь к своей Родине, к России!?

Да, Ленин обличал царизм и желал поражения монархии, помещикам и капиталистам, которых он назвал «худшими врагами нашей родины». Но разве он был не прав?

Да, Ленин обличал Россию как «тюрьму народов», но он же пояснял, что «мы вовсе не сторонники маленьких наций; мы, безусловно, при прочих равных условиях за централизацию…»

В видах будущего полезно знать и следующий нюанс…

В первые недели Первой мировой войны Ленин задумал написать брошюру «Европейская война и европейский социализм», но разработал лишь план её. Однако даже этот план чертовски интересен! Скажем, пунктом 1-м идёт: «Характер войны: империализм (как основное). Империализм как последняя стадия развития капитализма»… Из этого пункта через два года вырастет книга «Империализм как высшая стадия капитализма»…

Пункт 16-й касался французских и бельгийских социалистов и содержал пометку (жирный шрифт мой. – С.К.): «Вандервельде (Авторитеты?)… Что делать? Проповедовать и подготовлять гражданскую войну. Переходить не в министры, а в нелегальные пропагандисты!!»

Одна фраза, а в ней – и политическая программа, и человеческая судьба…

Интересен и пункт 19-й: «Шовинизм зверский (явно имеется в виду Германия. – С.К.) vs („versus“ – „против“. – С.К.) шовинизм скучный и лицемерный (явно имеется в виду Англия. – С.К.)».

Однако наиболее интересен для нас пункт последний, 35-й, в котором Ленин записал:

«35. Может быть и ещё полвека порабощения до социалистической революции, но что оставит наша эпоха, что мы внесём? Презрение к оппортунистам и изменникам или подготовку гражданской войны??…»[661]

Из этой записи видно, что в 1914 году Ленин наедине с собой уже не очень-то верит в близкую революцию – после того, что принёс 1914 год!

И, конечно же, он обескуражен тотальной изменой «вождей» и почти тотальной социальной глупостью трудящихся, принявшихся «пачками» убивать друг друга во имя интересов имущих, вместо того, чтобы обратить оружие на обеспечение собственных интересов.

Но видно и то, что убеждения Ленина твёрдо остаются прежними, социалистическими, что исторического оптимизма он не теряет. Тем не менее, эта запись 1914 года интересна и перекликается с тем, что Ленин говорил в январе 1917 года молодым швейцарским социалистам – мол, мы, старики, может, и не доживём до революции…

Интересен и ответ Ленина польскому журналисту А. Майкосену, спросившему его в апреле 1914 года: «Вы жаждете конфликта?»

Ленин тогда ответил: «Нет, я не хочу его. Почему я должен был бы его хотеть? Я делаю всё и буду делать до конца, что будет в моих силах, чтобы препятствовать мобилизации и войне. Я не хочу, чтобы миллионы пролетариев должны были истреблять друг друга, расплачиваясь за безумие капитализма. В отношении этого не может быть недопонимания. Объективно предвидеть войну, стремиться в случае развязывания этого бедствия использовать его как можно лучше – это одно. Хотеть войны и работать для неё – это нечто совершенно иное»[662].

Здесь всё тоже ясно: в отличие от правящей коронованной и «выборной» «белой сволочи» Ленин понимает, что кровь людская – не водица, и нельзя желать разрешения социальных противоречий ценой гибели миллионов трудящихся.

Но если кровавая война развязана – развязана не социалистами, а Капиталом, то нельзя не желать использования войны для скорейшего разрешения социальных противоречий силой полученного трудящимися от элиты оружия в рамках классовой гражданской войны, так, чтобы прекратить избиение миллионами друг друга…

Ну что здесь непонятного?

Пожалуй, надо быть российским интеллигентом (а это, увы, не столько состояние ума, сколько исторически перманентный диагноз), чтобы не понять, что имел в виду Владимир Ильич… И проводя эту предельно ясную и предельно гуманистическую идею, Ленин в манифесте о войне заявил:

«Превращение современной империалистической войны в гражданскую войну есть единственно правильный пролетарский лозунг, указываемый опытом Коммуны, намеченный Базельской (1912 г.) резолюцией и вытекающий из всех условий империалистической войны… Как бы ни казались велики трудности такого превращения в ту или иную минуту, социалисты никогда не откажутся от систематической, настойчивой, неуклонной подготовительной работы в этом направлении, раз война стала фактом»[663].

Слова «раз война стала фактом» являются ключевыми. Мы не хотим войны, потому что она означает гибель миллионов людей. Но раз война стала фактом, раз миллионы уже гибнут, и гибнут зря, то следует повернуть войну так, чтобы в огне классовой войны погиб тот строй, который послал на гибель миллионы во имя интересов кучки.

Если знать всё это и верно понимать всё это, то лишь усмешку – правда, усмешку горькую, потому что подобной белиберде сегодня верят очень многие, – могут вызвать эмигрантские «откровения» бывшего жандармского генерала Спиридовича…

В его изложении события выстраивались так[664]…

Летом 1914 года Ленин, предвидя войну, в июне якобы приехал в Берлин и «сделал личное предложение германскому министерству иностранных дел работать для него в целях разложения русской армии и поднятия беспорядков в тылу».

Немцы якобы отказали, но Ленин якобы был настойчив, к тому же к нему на помощь пришёл «служивший в Германии в качестве политического агента социал-демократ Гельфанд, известный под именем Парвуса».

В июле 1914 года Ленин был якобы вызван в Берлин, где «им совместно с представителями германского правительства был выработан план действий тыловой войны против России и Франции (? – С.К.)…»

«Немедленно после объявления войны Ленину, – продолжает Спиридович, – должны были выплатить 70 миллионов марок, после чего дальнейшие (??! – С.К.) суммы должны были поступать в его распоряжение по мере надобности…»

Обуреваемый «праведным гневом» Спиридович восклицал далее: «Такова была обстановка, при которой оторвавшийся давно от России (он что – по доброй воле из неё уехал? – С.К.), забывший в своём интернационализме, что такое родина и её интересы, русский дворянин Ульянов-Ленин пошёл на государственную измену».

Эмигрантская книга Спиридовича, как и другие подобные книги, временами ловко, но чаще всего – неуклюже, смешивает бывшее реально с выдуманным автором, и – не только им. Однако нет худа без добра: описывая якобы «измену» Ленина, Спиридович резюмирует все послеоктябрьские антиленинские инсинуации в таком концентрированном виде, что явственно просматривается чётко спланированная их координация.

Начало было положено фальшивками американца Эдгара Сиссона, который «получил» «компромат» от некого «публициста» Е. П. Семёнова-Когана, якобы «раздобывшего эти документы силами своей организации, работавшей против большевиков в 1917–1918 годах»…

Всё это подкрепил и «лично подтвердил» в 1920 году «сам» «разоблачитель провокаторов» Василий Бурцев, у которого «разоблачительство» перешло к тому времени в манию, неплохо, впрочем, оплачиваемую.

Затем провокация продолжилась «признаниями» генералов Гофмана и Людендорфа и разоблачениями лидера II Интернационала Бернштейна в январе 1921 года…

Подключили других, и – пошло-поехало!

И из-за всех этих «декораций» выглядывает мурло первых антисоветских центров Запада – ещё лишь оформляющихся организационно, но уже начавших свою подрывную работу.

Выше уже не раз приводились строки ленинских писем, однозначно подтверждающие скромные его личные и партийные финансовые возможности в период войны. Вот отрывок и ещё из одного письма, посланного Лениным 3 января 1915 года из Берна в Женеву В. А. Карпинскому:

«Нам предлагает один парижский наборщик приехать в Женеву и набирать ЦО (Центральный орган, газету „Социал-Демократ“ – С.К.) за 35 frs номер, если найдётся типография и даст ему шрифт.

Обсудите это дело всесторонне (удешевление желательно, ибо мы решили выпускать ЦО еженедельно)…»[665]

Суть тут вот в чём… Заграничная часть ЦК не имела своей типографии, и «Социал-Демократ» набирался в единственной наборной в Швейцарии, имевшей русские шрифты, – в маленькой частной типографии старого украинского эмигранта Ляхоцкого, широко известного среди эмигрантов под кличкой «Кузьма». А печатался Центральный Орган в швейцарской типографии Шольмонте в Женеве. С начала 1915 года «Кузьма» стал набирать газету украинских националистов «Боротьба», которой симпатизировали и он сам, и его жена – «Кузьмиха»… Интересы ЦО РСДРП отошли для «Кузьмы» на второй план.

Вот Ленин (якобы уже имея от немцев 70 миллионов марок) и ломал голову – как найти выход? В итоге удалось найти русский шрифт в швейцарской типографии Бентели в Бюмплице близ Берна, где печаталась часть номеров «Социал-Демократа», причём тиражи-то были небольшими, ибо 70 германских миллионов «только на первые расходы» существовали лишь в антиленинских мифах.

Приведу полностью – благо, оно кратко, ещё одно письмо Ленина Карпинскому от 21 августа 1915 года:

«Дорогой В. К.! Посылаю 200 frs. Авось „подмаслите“ Кузьмиху. Большое merci за хлопоты. Письмо Ольги (С. Равич. – С.К.) получил. Коба (И. Сталин. – С.К.) прислал привет и сообщение, что здоров. О брошюре извещайте иногда открыткой, есть ли „надежда“ на прогресс (в корректуры успею ещё внести кое-какие поправки).

Salut! Ваш Ленин»[666]

Особых комментариев здесь, надеюсь, не требуется?

В Европе шла жестокая война – наднациональная Золотая Элита стравила народы, обеспечивая целый комплекс своих интересов… Эти интересы были во всём противоположны интересам ⁹/₁₀, если не ⁹⁹/₁₀₀ населения Европы и всего мира… То есть, интересы Элиты были, по сути, антигуманными (напомню, что слово «гуманность» происходит от латинского humanus – «человечный») и антиобщественными.

Иными словами, они были преступными, а затеянная Элитой первая мировая война была в чистом виде геноцидом, то есть сознательным уничтожением народов. Ленин же выступал не просто против войны – тогда он был бы всего лишь пацифистом, а не большевиком. Ленин выступал против строя, порождающего войны, а это уже была позиция не аморфного буржуазного пацифизма, а позиция чёткого, предельно логичного и последовательного высшего гуманизма – деятельного гуманизма.

И эта позиция однозначно определяла положение дел. По одну сторону баррикады – Ленин и его товарищи по партии, по другую сторону – весь сонм воюющих друг с другом коронованных королей и императоров, «королей» нефтяных и пушечных, буржуазных министров и ренегатов-«вождей народа».

Виктор Адлер знал, что говорил, когда на вопрос австрийского министра полиции – враг ли Ульянов царского правительства? ответил, что да, – более заклятый враг, чем сам министр.

Такой ответ был верным и с фактической, и с политической, и с классовой точки зрения. Вот описание бывшим французским послом в Берлине Жюлем Камбоном его последней встречи с германским статс-секретарём фон Яговым. После объявления войны Ягов пришёл во французское посольство, осаждённое ревущей толпой, – попрощаться. И, слыша рёв и свист толпы, он заметил Камбону:

– Что бы сказали эти глупцы, мой дорогой друг, если бы увидели, как мы беседуем, сидя на одном диване…

Социал-демократические вожди-ренегаты уверяли трудящихся – каждый трудящихся своей страны, что вся, мол, нация «сидит в одной лодке». Однако имущие всех стран понимали, что только они и до войны, и во время войны, и после войны будут сидеть рядом, на одном диване…

Золотая Элита мира всегда была по своей социальной сути космополитической, вненациональной, и остаётся таковой по сей день. И у имущей Элиты в любую эпоху имеется один и тот же общий враг – народы! Если бы это одновременно и единодушно поняли солдаты воюющих армий по обе стороны фронта, то они тут же, как на параде, повернули бы от линии фронта «Кру-гом!» и парадным маршем с оружием в руках двинулись бы свергать свои людоедские якобы национальные элиты, на самом деле составляющие одну наднациональную Золотую Элиту.

Однако солдаты стреляли в солдат, война затягивалась, кто-то начинал прозревать, но единодушного, массового желания прикрывать «лавочку смерти» всё ещё не наблюдалось. И Ленин был занят непростой работой по развороту ситуации в сторону правды о войне.

С 27 февраля по 4 марта 1915 года в Берне прошла конференция заграничных секций РСДРП «ленинского, – как отмечалось в документах охранки, – толка». С формальной точки зрения это было собрание небольшой группы людей: Ленин и Крупская, Зиновьев и его жена, Трояновский и его жена, а также сестра жены, бежавший из ссылки Бухарин, секретарь парижской секции «Белинский» – Г. Я. Беленький, от лондонской секции – «Папаша» Литвинов, представители швейцарских секций Инесса Арманд, В. М. Каспаров, Г. Л. Шкловский, Н. В. Крыленко, И. Корнблюм, М. М. Харитонов, представитель давосской секции Ф. Ильин… Плюс – в качестве гостей вся Бернская секция, некоторые члены Лозаннской секции и божийской группы.

Итого – не более трёх десятков человек…

На каких!?

Это были люди, у каждого из которых за плечами было по десять-пятнадцать, а то и по двадцать лет политической работы. Каждый из них имел в России связи в массах, многие были известны – кто миллионам, как Ленин, кто – десяткам тысяч, а кто – и всего-то сотням или десяткам человек. Но это были сотни и десятки не расслабленных обывателей, а сотни и десятки убеждённых политических борцов, способных повести за собой в нужный момент тысячи, десятки и сотни тысяч, и даже миллионы. Короче – потенциально это была сила!

А на острие этой силы находился Ленин.

Он всё ещё не был абсолютным революционным авторитетом… В той же Европе пребывал Троцкий, в России бывшие товарищи, ставшие «оборонцами», издавали легальные якобы марксистские издания, в Государственной думе заседал Карло Чхеидзе, и у немалого числа рабочих он был тогда популярнее затерянного в Европе эмигранта Ленина.

Но будущее принадлежало Ленину.

Это ведь – не красивая фраза, это – исторический факт!

Тот же Троцкий…

Незадолго до войны он начал издавать «нефракционный рабочий» журнал «Борьба», и в мае 1914 года Ленин публикует в журнале «Просвещение» статью «О нарушении единства, прикрываемом криками о единстве»… Объясняя причину написания статьи, Ленин писал, что «участников 14-летней (тем более 18—19-летней) борьбы среди марксистов в настоящее время не так уже много», что «громадное большинство рабочих, заполняющих в наши дни ряды марксистов, старой борьбы либо не помнят, либо не знают вовсе», а с Троцким надо разобраться…

Ленин и разбирался:

«Троцкий называет свой новый журнал „нефракционным“. Это слово он ставит на первое место, это подчёркивает на все лады в редакционных статьях…

…Достаточно припомнить общеизвестные факты, чтобы увидать вопиющую неправду, которую распространяет Троцкий.

С 1912 года, уже более двух лет, нет в России фракционности среди организованных марксистов, нет споров о тактике в единых организациях, на единых конференциях и съездах. Есть полная разорванность между партией, заявившей в январе 1912 года (имеется в ввиду Пражская конференция. – С.К.) о том, что ликвидаторы не принадлежат к ней, и ликвидаторами…

Троцкий любит звонкие и пустые фразы – это известно… Старые участники марксистского движения в России хорошо знают фигуру Троцкого, и для них не стоит говорить о ней. Но молодое рабочее поколение не знает её, и говорить приходится, ибо это – типичная фигура для всех тех пяти заграничных группок, которые колеблются между ликвидаторами и партией.

Во времена старой „Искры“ для этих колеблющихся и перебегающих от „экономистов“ к „искровцам“ и обратно была кличка: „тушинский перелёт“ (так звали в Смутное время на Руси воинов, перебегавших от одного лагеря к другому)…»[667]

Ленин напоминал, что на II съезде в 1903 году Троцкого называли «ленинской дубинкой», затем он стал ярым меньшевиком, позднее сотрудничал с экономистами, в 1906–1907 годах подходил к большевикам… А далее Ленин пояснял: «„Тушинские перелёты“ объявляют себя выше фракций на том единственном основании, что они заимствуют идеи сегодня одной, завтра другой фракции»…

Человек идеи до мозга костей, Ленин не видел в метаниях Троцкого ничего иного, кроме идейной незрелости и нестойкости… Но сегодня на «метания» Троцкого можно посмотреть и более трезвым (или, если угодно – более циничным) взглядом. Деятельность «нефракционного» Троцкого всегда была такой, что ослабляла партию и единство партии. Так было в 1903 году, так было в 1913 году, так было в году 1923-м и даже – в 1933-м, когда Троцкий раскалывал и разлагал ВКП(б) уже из-за рубежа.

Любопытная деталь к политической биографии Троцкого… С января 1913 до середины 1914 года в Киеве ежемесячно издавался на украинском языке легальный буржуазно-националистический журнал «Дзвiн» («Колокол»). Причём подбор авторов журнала был – для понимающего человека – хоть куда![668]

В «Дзвiне» подвизались: В. П. Левинский (1880–1953) – галицийский националист, после Октября 1917 года антисоветчик; писатель Винниченко – из той же «оперы», Л. Юркевич (Рыбалка) (1885–1918) – приверженец отдельной рабочей украинской партии, издатель националистической газеты «Боротьба»; львовский журналист Д. Донцов, в годы войны стремившийся к «самостийной» Украине при поддержке Австрии, после Октября 1917 года эмигрант; лидер меньшевизма Павел (Пинхус) Аксельрод, тоже в перспективе белоэмигрант; Георгий Алексинский – бывший ленинец, затем «паж Плеханова» и в итоге белоэмигрант; будущий «вождь самостийной Украины» Симон Петлюра и…

И – будущий «лидер» послеоктябрьского «большевизма»-«троцкизма» Лев Троцкий.

Теперь, уже во время войны, бывший «украинский националист» Пинхус Аксельрод издал в Цюрихе на немецком языке брошюру «Кризис и задачи международной социал-демократии», где писал: «На Западе нет той разновидности сверхчеловеков, которые используют всякий партийный кризис, всякое трудное положение, чтобы выступить в роли единоспасателя партии от гибели и чтобы с лёгким сердцем вести внутреннюю партийную политику смуты и дезорганизации»[669].

Под сеющим дезорганизацию «сверхчеловеком» подразумевался, конечно же, Ленин… И Аксельрода – к которому молодой Ленин когда-то приезжал как к «мэтру» марксизма, за его брошюру нахваливал Мартов, с которым Ленин когда-то начинал «Союз борьбы за освобождение рабочего класса»…

А в Петрограде в первом номере нового меньшевистского национал-шовинистского журнала «Наше Дело» ещё один бывший друг и товарищ – Потресов, публиковал программную статью «На рубеже двух эпох», и тоже – против Ленина и линии Ленина…

И приходилось отвечать на эту статью собственной статьёй «Под чужим флагом» (ПСС, т. 26, с. 133–154), которую предполагалось опубликовать в Петрограде в легальном сборнике, в итоге запрещённом цензурой…

В октябре 1914 года Ленин в Лозанне присутствовал на реферате Плеханова, выступал там в прениях с критикой. Увы, Плеханов тоже стал окончательно прошлым.

Настоящее требовало от всех чёткого определения позиций по отношению к войне, и Плеханов определился как противник Ленина, ибо Ленин был противником войны. Позиция же Ленина была заявлена им до войны, подтверждена после её начала и уже не менялась. Кто-то стоял рядом с ним, кого-то надо было убеждать, кого-то – разоблачать и осуждать, ставя на нём крест…

В получасе полёта современного пассажирского авиалайнера от мирного Берна сотни тысяч французов и англичан на линии фронта старались убить сотни тысяч немцев… В паре часов лёта этим же занимались сотни тысяч немцев с одной стороны и сотни тысяч русских с другой.

А миллионы в тылу ожидали своей очереди – убивать или быть убитыми.

Ради чего?

В массах росло число инвалидов, вдов и сирот. В сейфах же дельцов оседали военные прибыли – одной колючей проволоки за время войны было произведено столько, что ей можно было несколько раз опоясать весь земной шар…

Что мог сделать Ленин?

Пока он мог делать лишь то, что мог.

В феврале 1915 года прошёл суд над большевистской «пятёркой» депутатов Думы и участниками нелегальной партийной конференции в селе Озерки под Петроградом. Они были арестованы в ночь на 6(19) ноября 1914 года. Конференция проходила со 2(15) по 4(17) ноября с участием представителей от большевистских организаций Петрограда, Иваново-Вознесенска, Харькова и Риги. Был арестован и проживавший на территории Финляндии Лев «Каменев»-Розенфельд, которого Ленин направил в Финляндию как раз для руководства думской фракцией большевиков. Выдал конференцию провокатор охранки Романов (охранная кличка «Пелагея»).

Депутаты Думы и Каменев были осуждены к ссылке на поселение, как и делегаты от Харькова – В. Н. Яковлев, от Риги – Ф. В. Линде, и от Иваново-Вознесенска – И. А. Воронин (А. С. Волков). Хозяйка нелегальной квартиры Ульяна Гаврилова получила полтора года крепости, а один из делегатов от Петрограда – рабочий Н. К. Антипов – восемь месяцев.

Суд широко (хотя и весьма урезанно по сути) освещался русской печатью. Поскольку не исключён был даже смертный приговор, не все подсудимые проявили себя лучшим образом, однако от партии не отказался никто. Каменев, правда, осудил антивоенную пропаганду большевиков, и всё равно был сослан в Сибирь. Полностью безупречно держались Муранов и Петровский…

Харьковский депутат украинец Муранов – мужик жёсткий, рубил прямо: «Понимая, что я послан народом в Государственную думу не для того, чтобы просиживать думское кресло, я ездил на места знакомиться с настроениями рабочего класса», и Ленин в статье «Что доказал суд над РСДР фракцией?» подчеркнул:

«В такое время, когда почти все „социалистические“ (извините за поругание этого слова!) депутаты Европы оказались шовинистами и слугами шовинистов, когда пресловутый „европеизм“, прельщавший наших либералов и ликвидаторов, оказался тупой привычкой к рабской легальности, в России нашлась одна рабочая партия, депутаты которой блистали не краснобайством, не „вхожестью“ в буржуазные, интеллигентские салоны, не деловой ловкостью „европейского“ адвоката и парламентария, а связями с рабочими массами, самоотверженной работой в этих массах, выполнением скромных, невидных, тяжёлых, неблагодарных, особенно опасных функций нелегального пропагандиста и организатора. Подняться к званию влиятельного в „обществе“ депутата или министра – таков на деле был смысл „европейского“ (читай: лакейского) „социалистического“ парламентаризма. Помочь просветить и объединить эксплуатируемых и угнетённых – вот какой лозунг выдвинут образцами Муранова и Петровского…»[670]

В том же 1915 году Ленин пишет две большие работы «по теме»: в мае и июне – «Крах II Интернационала», и в июле-августе – «Социализм и война (Отношение РСДРП к войне)» (ПСС, т. 26, с. 209–265 и 307–350).

Вторая работа увидела свет первой – в августе 1915 года, и сразу – на русском и немецком языках, потому что была написана в связи с подготовкой международной социалистической конференции, о которой скоро будет сказано.

«Крах II Интернационала» был опубликован в сентябре 1915 года в первом, оказавшемся и последним, сдвоенном номере журнала «Коммунист», который был организован Лениным, а финансировался Георгием Пятаковым и Евгенией Бош – женщиной, надо сказать, незаурядной.

Пятаков и Бош выезжали в Нью-Йорк, где было немало и тех, кто сочувствовал социализму, и тех, кто имел при этом возможность помочь финансами. Тем более, что с учётом очень высокого курса доллара требовалось этих долларов не так уж и много.

Увы, после выхода первого номера Ленин разошёлся во мнениях с Пятаковым, Бош и примкнувшим к ним Бухариным… Некрасиво повёл себя Пятаков и в другом, и Ленин 26 июля 1915 года писал Зиновьеву:

«Прилагаемое письмо Юрия (Г. Пятакова, – С.К.) – нахальное, глупое кулачество… „Моя мошна, я самодур“. Ясно, что так работать нельзя, ну их к чёрту. Юрию я не хочу и отвечать: невыносимо его глупое, купечески-нахальное письмо. Где же предел? Обещания, формальные решения – и „Я хозяин, я не заплачу“!! Нет, есть мера всему! Это уже лганье донельзя бесстыдное!»[671]

Ленин возмущался поведением Пятакова в письмах Зиновьеву и позднее. Так, 6 июня 1916 года он писал (см. ПСС. Т. 49, с. 244): «…видимо с этой кулацкой сволочью каши не сваришь»… Короче, на первом номере дело издания «Коммуниста» закончилось, а «германское золото» Ленин, как я понимаю, тратить на издание журнала пожалел.

Для своего времени «Социализм и война» и «Крах II Интернационала» были для всех, желающих смотреть на ситуацию открытыми глазами, твёрдой почвой посреди болота, но для сегодняшнего дня наиболее интересно, пожалуй, определение Лениным в «Крахе…» революционной ситуации, ставшее классическим. Не привести его я не могу:

«Для марксиста не подлежит сомнению, что революция невозможна без революционной ситуации, причём не всякая революционная ситуация приводит к революции. Каковы, вообще говоря, признаки революционной ситуации? Мы наверное не ошибёмся, если укажем следующие три главные признака: 1) Невозможность для господствующих классов сохранить в неизменном виде своё господство; тот или иной кризис „верхов“… Для наступления революции обычно бывает недостаточно, чтобы „низы не хотели“, а требуется ещё, чтобы „верхи не могли“ жить по-старому. 2) Обострение выше обычного, нужды и бедствий угнетённых классов. 3) Значительное повышение в силу указанных причин, активности масс, в „мирную“ эпоху дающих себя грабить спокойно, а в бурные времена привлекаемых, как всей обстановкой кризиса, так и самими „верхами“, к самостоятельному историческому выступлению»[672].

В советских вузах студентов обязывали заучивать приведённую выше формулу наизусть, и она того стоила. Она неизменяемо точна и сегодня, и то, что «цветные» «революции» ЦРУ и СИС не отвечают трём ленинским признакам, лишний раз доказывает искусственный, провокаторский характер этих якобы «революций».

Ленин тогда же предупредил, что «не из всякой революционной ситуации возникает революция» – к трём объективным условиям требуется субъективное: «способность революционного класса на революционные массовые действия, достаточно сильные, чтобы сломить (или надломить) старое правительство…»

К слову замечу, что не исключено, что буржуазные организаторы Февраля 1917 года, продумывая методологию этой своей «спецоперации», не пренебрегли анализом и усвоением формулы Ленина – она ведь была обнародована публично за полтора года до Февраля…

Но тут уж ничего не попишешь – тот же «Манифест Коммунистической партии» Маркса и Энгельса дал импульс не только объединению пролетариев против буржуев, но и буржуев против пролетариев, почему буржуи и сумели превратить европейских «социалистических» «вождей» в политических «баранов-провокаторов» масс, а в 1991 году разрушить Советский Союз.

В 1915 году среди постоянных ленинских адресатов начинает всё чаще фигурировать Александр Шляпников…

Структура моей книги вынужденно такова, что, рассказав уже в начале её о событиях, непосредственно предшествующих 1917 году, и событиях зимы и весны 1917 года, я лишь после этого стал выстраивать книгу в более-менее хронологическом порядке. Объясняется это тем, что главной ложью, нагромождённой сегодня вокруг Ленина, оказывается ложь о его якобы работе на Германию – о «германском золоте», о «пломбированном вагоне» и т. д. И пришлось прежде всего заняться анализом и убеждением читателя в полной лживости подобных заявлений, а для этого – начать с последних двух лет второй эмиграции Ленина, когда он по уверениям клеветников, якобы сладко жил на «германские миллионы», расходуя их на «подрыв России».

Вот почему имя Шляпникова читатель уже знает, и сейчас лишь напомню, что к 1915 году тридцатилетний Шляпников (партийная кличка «Беленин») имел четырнадцатилетний партийный стаж и с осени 1914 года стал связным между Русским и Заграничным бюро ЦК РСДРП(б). Жил он в Швеции, периодически бывая в Норвегии и нелегально – в России.

Уже 17 октября 1914 года Ленин, возвратившись в Берн после чтения реферата о войне в Лозанне, Женеве и Кларане, пишет Шляпникову в Стокгольм:

«Дорогой друг! Приехал вчера вечером домой с рефератной поездки и нашёл Ваши письма. Большущий Вам привет, а через Вас всем русским друзьям…

На мой взгляд, важнее всего теперь последовательная и организованная борьба с шовинизмом, который обуял всю буржуазию и большинство оппортунистических социалистов…

…Похоже на то, что средней линией всего „брюссельского блока“ гг. ликвидаторов с Алексинским и Плехановым будет приспособление к Каутскому, который теперь вреднее всех…

Неверен лозунг „мира“ – лозунгом должно быть превращение национальной войны в войну гражданскую… Не саботаж войны, а борьба с шовинизмом и устремление всей пропаганды и агитации на международное сплочение пролетариата в целях гражданской войны… Мы должны готовить массовое (или по крайней мере коллективное) выступление в войске не одной только нации… Направление работы в духе превращения национальной войны в гражданскую – вот вся суть. Момент этого превращения – вопрос иной, сейчас ещё неясный. Надо дать назреть этому моменту и „заставлять его назревать“ систематически…»[673].

Как видим, Ленин исходил из того, что в ходе войны могут сложиться условия для европейской революции, для чего необходимо готовить вооружённые Капиталом части народа не в одной только России, а во всех воюющих странах! Ленин прибавлял к уже сказанному:

«Пролетарский лозунг должен быть один: гражданская война. Объективно – из коренной перемены в положении Европы вытекает такой лозунг для эпохи массовой войны. Из базельской резолюции вытекает тот же лозунг. Мы не можем ни „обещать“ гражданской войны, ни „декретировать её“, но вести работу – при надобности и очень долгую, в этом направлении мы обязаны…»[674]

И тут надо кое-что пояснить… Полностью ошибётся тот, кто на основании прочитанного подумает, что Ленин уже тогда готовил гражданскую войну в России…

Ленин не зря ссылался на Базельский манифест, который призывал все трудящиеся массы Европы превратить империалистическую войну Элит в гражданскую войну народов против наднациональной Золотой Элиты, объединяющей национальные Элиты. И не зря Ленин ставил задачу международного сплочения пролетариата в целях гражданской войны…

Говоря о гражданской войне после начала Первой мировой войны, Ленин имел в виду общеевропейскую гражданскую войну, целью которой будет общеевропейская же социальная революция.

Но когда в России осенью 1917 года Ленин сумел обеспечить победу российской социалистической революции, гражданская война в России ему уже была не только не нужна, но и вредна для его задач. Ленин ведь брал власть в Октябре не столько для разрушения старого строя – он и так уже в политическом отношении в 1917 году рухнул, сколько для строительства новой России.

Любая война – не лучшее время для строительства, а уж гражданская – тем более. Так зачем она нужна была Ленину? И гражданскую войну в России – мы об этом ещё поговорим, развязал не Ленин, а его враги, то есть – враги новой России.

Всё это надо чётко понимать, читая ленинские работы времён второй его эмиграции.

Направление и задачу своей работы в Европе во время мировой войны Ленин определил сразу: превращение захватнической войны в европейскую гражданскую. Но сам же соглашался, что когда это может стать возможным – «вопрос неясный», и что «надо дать назреть моменту». Но при этом он призывал «заставлять его назревать систематически»…

Систематическую работу в России вести было невозможно – война изменила всё. И немалую часть своей энергии опытного оперативного партийного деятеля Ленин стал использовать для европейской работы. Он всё активнее связывается со швейцарскими социалистами, в частности – с Робертом Гриммом (1881–1958), крупным швейцарским социал-демократом центристского толка (в 1945–1946 годах он был даже председателем Национального совета Швейцарии).

В Германии адресатом Ленина становится хотя и плохо управляемый, но левеющий Карл Радек, в Голландии – левый социал-демократ Давид Вайнкоп, будущий основатель Коммунистической партии Голландии…

14 февраля 1915 года в Лондоне состоялась Конференция социалистов стран «тройственного согласия», то есть – «Антанты»: Англии, Франции, Бельгии и России. От Англии было 11 делегатов во главе с будущим лейбористским премьером Макдональдом, от Франции – 11 делегатов во главе с двумя «социалистическими» «зубрами»: 75-летним Эдуаром Вальяном, бывшим членом Парижской Коммуны и 63-летним Марселем Самба, министром общественных работ в правительстве «национальной обороны»… Бельгию представлял известный нам Вандервельде и ещё два человека.

Россию представляли эсеры Рубанович, Чернов и Натансон, от ОК меньшевиков – Иван Майский, будущий полпред и посол СССР в Англии, а также Мартов, который, однако не явился.

В Лондоне постоянно жил тогда «Папаша» – Максим Литвинов-Валлах, будущий (надо же!) «шеф» Майского в качестве наркома иностранных дел СССР. Литвинов входил в МСБ как представитель ЦК РСДРП. На конференцию его не пригласили, но он сам (точнее – по поручению Ленина) пришёл туда и внёс в «благородное семейство» официальных делегатов вполне резонный элемент скандала.

Кончилось тем, что Литвинов, которому не позволили зачитать декларацию ЦК, вручил её председателю и удалился.

Декларация, написанная Лениным, содержала требования о выходе социалистов из буржуазных правительств, о полном разрыве с империалистами, об осуждении голосования за военные кредиты… Для делегатов Лондонской конференции этот ленинский «коктейль» был, конечно, крепковат[675].

Незадолго до конференции парижское «Наше Слово» Троцкого обратилось с письмами к Аксельроду (ОК меньшевиков) и Ленину (ЦК большевиков) с предложением о совместных действиях интернационалистских элементов РСДРП на Лондонской конференции.

9 февраля Ленин ответил, что он согласен обсудить план совместных действий, но предложил свой проект декларации для оглашения на конференции и указал, что ОК и Бунд стоят на шовинистических, а не на интернационалистских позициях. На том «совместные действия» и закончились, ибо проект Ленина «нефракционного» Троцкого не устроил.

В результате Ленин взял ближайший курс на созыв собственной, так сказать, международной конференции, где можно было бы обсудить и накопившиеся проблемы, и возможные задачи на будущее.

11(24) марта 1915 года скончалась – в 73 года, мать Надежды Константиновны – Елизавета Васильевна, многие годы делившая с детьми все их российские и европейские скитания. Это, и общее напряжение эмигрантской жизни дали рецидив базедовой болезни Крупской, и Ульяновы выехали на лето в горную деревушку Зёренберг, где Ленин, как и везде, много работает: ведёт переписку, пишет статьи… Так убиваются два зайца: 1) Крупская, а заодно и Ленин, поправляют здоровье, и 2) расходы на жизнь сокращаются.

К тому же эмигрантская сутолока утомляет, а горы и уединение – это горы и уединение…

Сняли по объявлению дешёвый пансион в гостинице «Мариенталь», место было непрестижное, то есть – без толкотни. Почта ходила со швейцарской точностью. Даже в глуши – но швейцарской глуши – можно было по запросу простой почтовой открыткой в течение двух дней получить любую книгу из бернских или цюрихских библиотек.

Красота!

Крупская вспоминала:

«В Зёренберге устроились мы хорошо, кругом был лес, высокие горы, наверху Ротхорна даже лежал снег… Через некоторое время к нам туда приехала Инесса. Вставали рано и до обеда занимался каждый из нас в своём углу в саду. Инесса часто играла в эти часы на рояле… После обеда уходили иногда на весь день в горы. Ильич очень любил горы, любил под вечер забираться на отроги Ротхорна, когда наверху чудесный вид, а под ногами розовеющий туман, или бродить по Штраттенфлу – такая гора была километрах в двух от нас… Ложились спать с петухами, набирали альпийских роз, ягод, все были отчаянными грибниками – грибов белых была уйма, но наряду с ними много всякой другой грибной поросли, и мы так азартно спорили, определяя сорта, что можно было подумать – дело идёт о какой-нибудь принципиальной резолюции…»[676]

Для Ленина Зёренберг стал очередным просторным рабочим кабинетом с прекрасными условиями работы в щадящем режиме. Настроение у него было неплохим – в Германии активно работали Роза Люксембург и Франц Меринг, в июне Карл Либкнехт и германская социалистка Кэте Дункер опубликовали «Открытое письмо к Центральному Комитету социал-демократической партии и фракции рейхстага» с протестом против отношения к войне. Письмо подписала тысяча партийных функционеров…

Так или иначе, но европейские массы и рядовые социал-демократы не правели, а левели…

На весну 1915 года приходится один сюжет, обойти который нельзя – в мае 1915 года к Ленину в Берн приезжал Парвус[677].

С этой фигурой читатель уже знаком по 1905 году – тогда Парвус-Гельфанд вместе с Троцким и Носарём-«Хрусталёвым» играл одну из первых ролей в руководстве питерским пролетариатом в первый год первой русской революции.

Попадался он нам и в «версии» событий 1914 года, изложенной экс-жандармом Спиридовичем…

Сегодня о Парвусе-Гельфанде не знает только ленивый, но я приведу две официальные, так сказать, справки на него. Одна взята из сборника «Пятый (Лондонский) съезд РСДРП. Протоколы», изданного Политиздатом в 1963 году, и сообщает:

Парвус (Гельфанд А. Л.) (1869–1924) – меньшевик. В конце 90-х – начале 900-х гг. участвовал в социал-демократическом движении России и Германии. После II съезда РСДРП примкнул к меньшевикам. В период революции 1905–1907 гг. находился в России, сотрудничал в меньшевистской газете «Начало»; выдвинул антимарксистскую «теорию перманентной революции», которую затем Троцкий превратил в орудие борьбы против ленинизма. В годы реакции отошёл от социал-демократии: во время первой мировой войны – шовинист, агент германского империализма, занимался крупными спекуляциями, наживаясь на военных поставках. С 1915 г. издавал журнал крайне шовинистического направления «Die Glocke» («Колокол») – орган «ренегатства и грязного лакейства в Германии» (Ленин)

А вот Парвус, данный нам через сорок лет – в одиозном своей необъективностью кратком энциклопедическом словаре «История Отечества», изданном «Большой Российской энциклопедией» в 2003 году:

Парвус (настоящие имя и фамилия Александр Львович Гельфанд) (1869–1924), политический деятель. Участник социал-демократического движения. С 1903 меньшевик. После Революции 1905–1907 гг. сослан в Туруханск; бежал в Германию. Вместе с Троцким разрабатывал так называемую теорию «перманентной революции». В годы 1-й мировой войны выступал в поддержку Германии в войне; сотрудничал с германским Генштабом, причастен к передаче денежных средств большевикам.

Расхождение межу советской и антисоветской «объективками» на Парвуса заключается, по сути, в последних шести словах антисоветского варианта, но в них-то и суть: во всех вариантах обвинений Ленина имя «Парвус» давно стало «знаковым». Если упомянут Парвус, то это значит, что речь идёт о «германском золоте» Ленина.

Относительно «правдивости» сведений о якобы «передаче денежных средств большевикам» выше сказано уже много, относительно же Парвуса сообщу кратко следующее…

С Троцким он был связан действительно настолько прочной «верёвочкой», что когда Льву Давидовичу в 1915 году пришлось от Парвуса открещиваться, то он сделал это, опубликовав «Некролог живому другу»![678]

Название, говорящее много и о многом…

Пути же Ленина и Парвуса тесно никогда не пересекались, хотя ещё в 1899 году Ленин в журнале «Начало» опубликовал рецензию на переводную книгу «талантливого германского публициста, пишущего под псевдонимом Парвус» «Мировой рынок и сельскохозяйственный кризис».

В феврале 1905 года в газете «Вперёд» Ленин в статье «Должны ли мы организовать революцию?» полу одобрительно отзывается о статье Парвуса, подвизающегося уже в качестве российского меньшевика, в плехановской «Искре». Там Парвус признавал важность организованной подготовки восстания партией.

С развитием революции Парвус становится в среде меньшевиков-«новоискровцев» заметной величиной, и Ленин в те годы не раз поминает его – то критикуя, то в чём-то одобряя, но в итоге отзываясь о нём критически…

Не знаю, был ли когда-либо Парвус революционером, а вот авантюристом он был всегда, при этом не исключено, что уже в период первой русской революции Парвус был ещё и провокатором, делегированным в Россию теми или иными антироссийскими силами – какими именно, лично мне не так уж и интересно.

В любом случае к началу Первой мировой войны Парвус стал сибаритом и проходимцем, жаждущим материального преуспеяния. Человеком он был, как я понимаю, не без талантов, а уж амбиций у него было ещё больше, чем талантов.

С германскими «верхами» он действительно сотрудничал, но просто не мог не сотрудничать и с теми или иными структурами Антанты, о чём, правда, сведений не имеется…

К Ленину Парвус приезжал, вне сомнения, как провокатор. Вряд ли он рассчитывал на то, что Ленин как-то «клюнет» на его наживки и увязнет «в сетях». Однако сам факт его контакта с Лениным – даже если тот немедленно указал ему на дверь, что, скорее всего так и было – обеспечивал Парвусу определённые дивиденды у руководства Германии. Съездив к Ленину, он мог фигурять этим фактом перед потенциальными или реальными «спонсорами», выбивая из них деньги якобы «под Ленина» и «для Ленина».

А ничто иное, кроме денег, к тому времени Парвуса не интересовало. Времена были военные, политически мутные, и если на политике можно делать гешефты, то почему бы их и не делать?

Парвус так и поступал – ради «адреналина», огромных сигар, шампанского и штата блондинок…

Факт посещения им Ленина был полезен Парвусу также с позиций возможной дискредитации Ленина при том или ином развороте событий в России (собственно, так в действительности в 1917 году и произошло!).

Позднейшие клеветники на Ленина, приплетающие его к Парвусу, а Парвуса к нему, упускают, к слову, из виду, что якобы «договорённость» лично Ленина с немцами они относят к лету 1914 года, а сам Парвус относит контакт с Лениным к лету 1915 года…

В принципе, одно исключает другое, но что до того клеветникам! При этом за Лениным они числят целых 70 миллионов марок, а за Парвусом – всего 2 миллиона (которые он, возможно, и получил)…

Мы имеем, однако, достоверно документальное свидетельство отношения Ленина к Парвусу – статью Ленина «У последней черты», опубликованную в № 48 газеты «Социал-Демократ» от 20 ноября 1915 года, где Ленин писал:

«Превращение отдельных лиц из радикальных социал-демократов и революционных марксистов в социал-шовинистов – явление общее всем воюющим странам… Парвус, показавший себя авантюристом уже в русской революции, опустился теперь в журнальчике „Die Glocke“ („Колокол“) до последней черты… Он сжёг всё, чему поклонялся… Он лижет сапоги Гинденбургу, уверяя читателей, что „немецкий генеральный штаб выступил за революцию в России“…

В шести номерах его журнальчика нет ни единой честной мысли, ни одного серьёзного довода, ни одной искренней статьи. Сплошная клоака немецкого шовинизма, прикрытая разухабисто намалёванной вывеской: во имя будто бы интересов русской революции!

Господин Парвус имеет настолько медный лоб, что публично объявляет о своей миссии служить идейным звеном между вооружённым немецким и революционным русским пролетариатом. Эту шутовскую фразу достаточно выставить на осмеяние перед русскими рабочими. Если „Призыв“ (издававшаяся в Париже социал-шовинистическая газета. – С.К.) гг. Плеханова, Бунакова (И. И. Фундаминский, один из лидеров партии эсеров. – С.К.) и К⁰ вполне заслужил одобрение шовинистов, то „Колокол“ г-на Парвуса – орган ренегатства и грязного лакейства в Германии»[679].

Как видим, ситуация вполне ясная… Ленин не мог не знать о весьма прозрачных каверзах Парвуса, игравшего роль Смоляного Чучелка, и, походя, в небольшой заметке, щёлкнул его по носу.

Ничего большего Парвус и не заслуживал.

Лето 1915 года закончилось, и 5 сентября 1915 года в Швейцарии в деревне Циммервальд близ Берна открылась Первая международная социалистическая конференция интернационалистов. Продолжалась она четыре дня и 8 сентября закончилась принятием ряда документов.

Читателю этой книги ранее уже не раз попадались в приводимых ленинских текстах слова «Циммервальд», «Циммервальдская левая», и можно, наконец, подробно разъяснить, о чём речь…

Конференция была собрана по инициативе швейцарских и итальянских социалистов, но, фактически, – Ленина. Ленин очень старался, чтобы на конференции было побольше левых, однако преобладающими настроениями в Циммервальде оказались центристские, Ленин и левые были в меньшинстве.

Приведу извлечение из циркуляра Департамента полиции от 15 ноября 1915 года № 175242:

«Означенная конференция имела целью восстановление прерванных войною связей между социал-демократическими партиями в общих стран, возобновление во всех странах классовой борьбы пролетариата и объединённое активное выступление интернационального пролетариата против продолжения войны с требованием немедленного заключения мира…

При обсуждении вопроса о выступлении пролетариата против войны оказалось, что взгляды делегатов разошлись. Одна часть, с Лениным во главе, настаивала… вместе с лозунгом борьбы за мир выставить ещё призыв к гражданской войне… Другая часть делегатов указывала на то, что предлагаемое расширение борьбы идёт за пределы компетенции и целей конференции»[680].

Конференция вышла не боевой, но это был, как определял Ленин, первый шаг… Почти сорок делегатов представляли 11 стран: Германию, Францию, Италию, Россию, Польшу, Румынию, Болгарию, Швецию, Норвегию, Голландию, Швейцарию, при этом крупнейшие партии II Интернационала – Германская социал-демократическая и Французская социалистическая официально представлены не были.

От большевистского Центрального Комитета РСДРП в Циммервальде были Ленин и Григорий Зиновьев, от меньшевистского Организационного Комитета – Павел Аксельрод и Юлия Мартов, от эсеров – Виктор Чернов и ветеран ещё из народников Марк Натансон («Бобров»)… От «латышей» в Циммервальд приехал Ян Берзин, от польской «левицы» Варский. Присутствовал в Циммервальде и Троцкий – всё так же якобы «нефракционный»…

Ленин много выступал по всем вопросам повестки дня, полемизируя с депутатом рейхстага Георгом Ледебуром, но итоговый манифест конференции был скорее пацифистским, чем пролетарским.

Тем не менее, Ленин собрал на конференции группу «левых циммервальдистов», известных и как «Циммервальдская левая». Вначале её составили 8 человек: Ленин, Зиновьев, Берзин, швед Карл Хёглунд и норвежец Туре Нерман, Карл Радек, немецкий экономист Юлиан Борхардт и швейцарец Фридрих Платтен…

Как-никак, это было расширение европейских связей, кое-кто из членов «Циммервальдской левой» позднее работал уже в европейском коммунистическом движении.

Оформилась в Циммервальде и «Циммервальдская правая» – так называемый «Циммервальдский Интернационал». Он просуществовал до 1919 года, переходя на всё более оппортунистические позиции.

Правое большинство «циммервальдистов» образовало руководящий центр – Интернациональную социалистическую комиссию, в которую вошли: Одино Моргари – член нижней палаты итальянского парламента; адвокат Шарль Нэн – член Швейцарского университетского совета, швейцарский социал-демократический лидер Роберт Гримм, и в качестве секретаря-переводчицы – Анжелика Балабанова, российско-итальянская социал-демократка.

То, что Циммервальд был нужен, доказывается уже тем, что его вынужден был приветствовать даже Карло Чхеидзе, возглавлявший оставшуюся в IV Думе фракцию меньшевиков. Но дался Циммервальд Ленину нелегко. Вот как описывает это Крупская:

«На другой день по приезде Ильича из Циммервальда полезли мы на Ротхорн. Лезли с „великоторжественным аппетитом“», но когда влезли наверх, Ильич вдруг лёг на землю, как-то очень неудобно, чуть не на снег, и заснул. Набежали тучи, потом прорвались, чудесный вид на Альпы открылся с Ротхорна, а Ильич спит как убитый, не шевельнётся, больше часу проспал. Циммервальд, видно, здорово ему нервы потрепал, отнял порядочно сил.

Надо было несколько дней ходьбы по горам и зёренбергской обстановки, чтобы Ильич пришёл в себя…[681]

Непросто, всё же, быть честным, искренним и внутренне благородным человеком.

Одно время летом 1915 года возник план переезда редакции центрального органа – газеты «Социал-Демократ», а, значит, и Ульяновых – в Стокгольм – поближе к России. Однако вскоре этот план пришлось отставить, Ленин писал Зиновьеву:

«Письмо Бухарина (тогда жившего в Стокгольме. – С.К.) показывает, что нам ехать при таких трудностях невозможно (с чужим паспортом? Нас откроют и посадят ради услуги царю)…»[682]

В том же письме Ленин сообщал: «Денег всё меньше: на два №№ ЦО + брошюра выйдет большая часть из оставшейся тысячи. А дорога? А дороговизна в Стокгольме? А работать там (библиотека) хуже. Надо обдумать и обдумать…».

Швейцария действительно была удобнее во всех отношениях, кроме одного – удалённости от России, но тут уж ничего поделать было нельзя. И Ленин остался на месте.

7 октября 1915 года он писал матери в Петроград на Широкую улицу, дом № 48/9, кв. 24:

«Дорогая мамочка! Мы переехали на днях с Надей в Берн. Хотели было подольше остаться в Sцrenberg`е, но так уже выпал снег, и холод стоял невозможный. Осень нынче холодная, а в Sцrenberg`е климат горный. Здесь нашли хорошую комнату, с электричеством и ванной за 30 франков. Надя поправилась недурно; прошли сердцебиения; могла даже на горы ходить; лишь бы не повторилась базедка…»[683]

Увы, похвалиться перед матерью хорошим жильём – как же, на «германское»-то «золото» целая комната с электричеством и ванной! – Ленин поспешил. Крупская вспоминала, что не успели они устроиться, как пришли в гости Шкловские, и она стала показывать «как электричество чудесно горит». «Но ушли Шкловские, – продолжала Крупская, – и к нам с шумом влетела хозяйка и потребовала, чтобы мы на другой же день съехали с квартиры, так как она не позволит у себя в квартире днём зажигать электричество».

Пришлось съезжать и нанимать комнату поскромнее, без электричества.

Линию «Циммервальда» продолжила Вторая международная конференция социалистов, прошедшая в швейцарском Кинтале 24–30 апреля 1916 года.

В Кинталь приехали 43 делегата из 10 стран. От большевиков были Ленин и Зиновьев, от эсеров – Чернов и Натансон, от меньшевиков – Аксельрод, Топур, Бронштейн-Семковский и Мартов.

Ленин при открытии конференции заявил, что мандаты меньшевиков не могут быть признаны действительными, поскольку в России они примыкают к социал-патриотическому движению. В ответ Мартов зачитал заявление петроградских рабочих-меньшевиков, в котором осуждались социал-патриоты, а также и те меньшевики, которые вошли в состав полугосударственных военно-промышленных комитетов. После этого мандатная комиссия признала полномочия Мартова и других меньшевиков[684].

Факт показательный – рядовые меньшевики в России начинали, по сути, большевизироваться…

Состав германской делегации в Кинтале был весьма представительным: среди 23 делегатов официально числились Каутский, Меринг, Гофман, Клара Цеткин, Роза Люксембург, хотя в Кинталь приехали не все…

«Левая циммервальдская» в Кинтале немного пополнилась, в неё вошла и Роза Люксембург. В целом же и в Кинтале преобладала «Циммервальдская правая»… Ленин, Радек и Роза Люксембург предлагали резолюцию, призывающую к всеобщей забастовке, саботажу и вооружённому восстанию, но это не прошло.

Впрочем, документы Кинталя оказались чуть более радикальными, чем в Циммервальде… Позднее Ленин говорил о Кинтале как о зародыше III Коммунистического Интернационала.

1 июня 1916 года Крупская писала Шляпникову:

«Насчёт Кинталя Григорий (Зиновьев. – С.К.) увлекается очень. Конечно, могу судить только по рассказам, но много словесности очень уж и нет внутреннего единства, того единства, которое служило бы порукой прочности дела. Видно, что с низов ещё не „прёт“, как выражался Бадаич (А. Е. Бадаев. – С.К.), разве вот у немцев это несколько чувствуется»[685].

Надежда Константиновна Крупская знала и понимала Ленина – и как человека, и как политика – так, как никто другой. Поэтому она и «Кинталь» оценила точнее, чем это делал даже «записной» ближайший соратник Ленина в те годы – Григорий Зиновьев. Не ошибалась Крупская и в том, что именно немцы революционизировались больше, чем остальные…

В чём была причина?

Конечно, свою роль играли и прочные традиции рабочего движения в Германии, с которым были связаны ещё Маркс и Энгельс и которое дало такие имена как Август Бебель, Вильгельм Либкнехт, Пауль Зингер… Но и во Франции революционные традиции были не менее, и даже более прочными – Франция дала миру Парижскую Коммуну 1871 года! А уж английское рабочее движение было вообще самым старым организованным движением рабочих в мире… Однако к началу Первой мировой войны в Англии и Франции не только «вожди», но и достаточно широкие слои рабочих оказались подкупленными Капиталом, потому что Англия и Франция были крупнейшими колониальными державами, и их правящие круги могли часть колониальных прибылей пустить на создание «рабочей аристократии» и улучшение положения вообще всей массы трудящихся.

Ленин очень верно проанализировал эту тенденцию, например, в статье 1916 года «Империализм и раскол социализма», к которой мы обратимся в конце книги. Поэтому революционность большинства рядовых французов и, тем более, англичан, была сомнительной.

Германия же давних колоний не имела. Она лишь на рубеже ХХ века начала колониальную политику, приобретая колонии в Африке и прикупив часть колониального наследства у Испании. Достаточное благоденствие германских рабочих было обеспечено именно сильным массовым социал-демократическим движением. Отсюда и их более быстрое «левение»…

Плеханов аттестовал надежды Ленина на европейскую революцию как «грёзо-фарс», но прав был всё же Ленин – как в реальном масштабе времени, так и в исторической перспективе.

В реальном масштабе времени революция как результат войны была возможна, если бы к трём ленинским объективным условиям революционной ситуации прибавилось субъективное условие – готовность масс к действию и наличие адекватных вождей.

В исторической перспективе ясно, что, не решившись на революцию, народы Европы в XXI веке почти проиграли свою историческую судьбу – если они не вернутся к идеям Ленина.

Из-за своей нерешительности и социальной лености, из-за готовности подчиниться «вождям»-ренегатам в 1917–1919 годах, народы Европы получили в сороковые годы ХХ века ужасающую новую войну, в пятидесятые и последующие годы – диктат Америки, в конце ХХ века – развращающий «югославский синдром», а в начале XXI века – социальную и духовную дряблость при перспективе этнических конфликтов и «цветной» дестабилизации.

Так был ли прав Ленин, а?

То, сколько сил Ленин положил на «Циммервальдскую левую» и на борьбу в Европе за преобразование войны в гражданскую, показывает, что расчёт на европейскую революцию у Ленина был, так что на этой стороне политической работы Ленина в годы Первой мировой войны – его международной деятельности в кругах европейской социал-демократии, не мешает задержаться и ещё…

А. И. Уткин, автор монографии «Забытая трагедия. Россия в первой мировой войне», глупейше уверял публику в 2000-м году, что «дело Петра (якобы создававшего общество, „ориентированное на Запад“. – С.К.), „потерпело поражение в 1917 году“[686].

Это, конечно, „камень“ в „огород“ Ленина.

Уткин же утверждал в 2000-м году, что: „Россия в случае победы в первой мировой войне должна была войти в Центральную Европу, в Средиземноморье и принять непосредственное участие в создании в Европе такого политического порядка, при котором треугольник „Россия – Британия – Франция“ определял бы развитие всего евразийского континента. Залогом окончательного завершения интеграции России в Европу стал союз с… Парижем и Лондоном – невиданный доселе (что да, то да, – С.К.) эксперимент в дипломатической истории русского государства“.

Увы, племя политических глупцов неистребимо… Все квази-„геополитические“ построения уткиных разбиваются об одну единственную цифру из капитального труда генерала от инфантерии Андрея Медардовича Зайончковского (1862–1926) „Первая мировая война“ (см. Зайончковский А. М. Первая мировая война. СПб.: Полигон, 2000, с. 836): за 1914–1917 годы Россия изготовила 3 000 самолётов и 1 300 авиамоторов, да и то, в основном, по иностранным лицензиям.

Англия за тот же период изготовила 55 000 самолётов и 57 900 авиамоторов, Франция – 51 000 самолётов и 93 000 авиамоторов (Германия произвела 33 000 самолётов). За 1914–1917 годы Англия изготовила 2 818 танков, Франция – 5 300 танков, а Россия – ни одного!

Нечего сказать – хороший бы получился геополитический „треугольник“, где в пионерских отраслях промышленности две стороны соотносились бы с третьей в соотношении примерно двадцать к одному!

Ленин в годы войны такими количественными аргументами не оперировал, но уже до войны он, как мы знаем, не раз цифрами обосновывал тезис о полной экономической зависимости России от Запада.

С позиций национальных интересов разумный выход виделся один – ликвидация того политического строя, который довёл великую страну до такого позорного положения.

С позиций социального революционера выход виделся в том же – в замене провалившегося буржуазно-дворянского строя в России таким строем, который сумеет отказаться от подчинения Западу и за счёт использования творческих сил народных масс быстро создаст новую – могучую и экономически независимую Россию.

При этом Ленин видел новые возможности для новой России и в широком сотрудничестве с Европой, но с Европой тоже новой – социалистической. Недаром Ленин так настойчиво старался внедрить в умы идею „Соединённых Штатов Европы“ – демократических, конечно.

И Ленин в этом направлении много работал – что как-то ускользнуло от внимания „записных“ советских исследователей деятельности Ленина. А ведь из анализа литературных трудов Ленина в 1915 и, особенно, в 1916 году, как и из знакомства с его тогдашней перепиской, видно, что Ленин всерьёз увлёкся идеей добиться как можно большего своего влияния в кругах левой европейской социал-демократии, и прежде всего – коль уж она была „под боком“, в швейцарской социал-демократии…

Весь опыт его жизни в Швейцарии убеждал его в том, что рядовой швейцарец – если использовать оценку Крупской – „архиаполитичен“. Но если бы уютная Швейцария оказалась втянутой в войну – что не исключалось, то её полевение могло оказаться быстрым, а привычка швейцарцев к быстрому вооружённому сплочению могла сыграть серьёзную роль.

То есть, „швейцарская игра“ „стоила“ свеч».

И если мы возьмём 27-й и 30-й тома Полного собрания сочинений, где помещены ленинские работы за 1916 год, то уже их перечень однозначно свидетельствует о серьёзном крене ленинского интереса в сторону дел европейских…

«Проект постановления о созыве второй социалистической конференции», «Речь на интернациональном митинге в Берне 8 февраля 1916 г.», «О задачах оппозиции во Франции», «Вильгельм Кольб (правый немецкий социал-демократ, – С.К.) и Георгий Плеханов», «О германском и негерманском шовинизме», «О брошюре Юниуса („Юниус“ – Роза Люксембург, – С.К.)», «Приветствие съезду Итальянской социалистической партии», «Речь на съезде Швейцарской социал-демократической партии 4 ноября 1916 года», «Задачи левых циммервальдистов в Швейцарской с.-д. партии», «Тезисы об отношении Швейцарской социал-демократической партии к войне», «Интернационал молодёжи» – это почти полный список статей 1916 года, и он весь относится к работе Ленина в Европе…

Большая статья «Пацифизм буржуазный и пацифизм социалистический», которую Ленин писал для издающейся в Нью-Йорке русскими политэмигрантами газеты «Новый мир», касается критики Каутского… Статья «Военная программа пролетарской революции» была написана на немецком языке в сентябре 1916 года (опубликовала её лишь через год молодёжная международная газета «Jugend-Internationale»), и начиналась эта статья со ссылок на дискуссии в социал-демократиях нейтральных Голландии, Скандинавии и Швейцарии…

Эта европейская работа Ленина была небезуспешной. Так, например, голландская социалистка Генриетта Роланд-Гольст в Циммервальде представляла «центр», а в августе 1916 года, после Кинталя, писала в голландской газете «Трибуна»: «Те, кто подобно Троцкому и его группе, хотят вести революционную борьбу против империализма, должны преодолеть последствия эмигрантских разногласий, по большей части носящих в достаточной степени личный характер и разъединяющий крайнюю левую, и должны присоединиться к ленинцам. Революционный „центр“ – невозможен»[687].

Со стороны, как говорится, виднее, но российские оппоненты Ленина в РСДРП не очень-то прислушивались к подобным мнениям. И, занимаясь «революционным воспитанием» европейских «левых», Ленин, конечно же, задумывался о том, как могут повернуться дела в России. В статье «Военная программа пролетарской революции» о России не сказано, по сути, ни слова. Но разве не о своей родине размышлял Ленин, когда писал:

«Угнетённый класс, который не стремится к тому, чтобы научиться владеть оружием, иметь оружие, такой угнетённый класс заслуживал бы лишь того, чтобы с ним обращались как с рабами…

Во всяком классовом обществе… угнетающий класс бывает вооружённым… Нашим лозунгом должно быть: вооружение пролетариата для того, чтобы победить, экспроприировать и обезоружить буржуазию…

Откровенный оппортунизм открыто и прямо против революции и против начинающихся революционных движений и взрывов, в прямом союзе с правительствами…»[688]

Скоро эти общие рассуждения Ленина образца осени 1916 года найдут своё конкретное воплощение в его «Апрельских тезисах» 1917 года и в конкретной его борьбе за вооружение пролетариата России в целях вооружённого восстания.

Но пока что мы имеем ещё 1916 год, в котором всё было непросто, в том числе – и в России…