26 января 2000 г
26 января 2000 г
Ночь.
Обнаглели соседи из второй комнаты!
Спят вповалку и там же курят и пьют. Это в такое время! В войну, когда жизнь на волоске!
Дым идет к нам. Мы задыхаемся: дети и старики.
Сейчас получилось еще круче: нашу комнатную дверь закрыли, задвинули стульями. Сидим все шесть человек, как наказанные, взаперти. В туалет не выйти! А в кухне наши «девушки» пируют с русскими военными! Мирно беседуют и жуют. Наварили что-то вкусное. Запах! Обалдеть!
Хотя продукты наверняка дали на всех. Мы — голодные. А они — пьют!
В дырочку от замка нам хорошо видны баллоны с красным вином.
Русские военные услышали шорохи, спрашивают:
— Что, тут еще люди есть?
Тогда Вовкина жена и тетя Аза стали раздраженно повторять:
— Какие там люди?! Это у нас комната для калек. Мы их кормим!
Мама как услышала — расплакалась. Сказала:
— Мы отделимся. В продуктах и в дровах. А печь я сама себе с решеткой во дворе сделаю. Битых кирпичей много…
Я обрадовалась и зашептала:
— Давай уйдем от них совсем!
Но уходить из дома мама не решилась. Женщина и девочка — явная мишень. Тем более что у нее постоянно болит сердце.
Бабушки нас поддержали и хором сказали:
— Да! Мы согласны! Мы тоже отделимся и уйдем.
Но прошло несколько минут, и они испугались собственного своеволия. Стали «петь» совсем другое:
— Надо терпеть! Гордость ни к чему. Вы не умеете жить в коллективе…
Явное предательство и трусость. В конце концов, получилось, что отделились только я и мама. Наши соседки из параллельной комнаты продолжают исчезать по ночам.
Кто-то им светит фонариком и свистит. И у наших «дам» тоже появился фонарь!!!
Сегодня маме лучше. Она смогла встать. Сердце отпустило…
Мы с ней нашли в чужом доме сухие носки и переобулись.
Варежки опять не нашли.
В одном доме, на диване, увидели убитого мужчину.
Немного крови на голове, и стакан чая в руке, свободнолежащей на подлокотнике.
Он был словно живой… Только в воздухе висел запах металла.
Почему от убитых пахнет металлом и пеплом?
И детские вещи, лежащие рядом с ним, и кроватка малыша…
В этом доме мама не разрешила брать даже еду. Она суеверная. Говорит, что у мертвых ничего брать нельзя.
Потом мы искали муку и сахар.
В другом доме я заглянула в комнату. О! Что там было!
На столе стоял открытый чемодан, серый, «серебряный». В прозрачном пакете рядом лежала новая куртка из кожи! Я попросила маму взять куртку. Моя совсем износилась… Дырявая.
Но мама не разрешила. Ругалась.
Вот зануда! Как будто не видит: вокруг все и все забирают. Ходят группами. Взрослые и дети, военные и мирные жители, соседи и случайные попутчики…
Вечером мы с мамой вышли «подышать», пока нет обстрела.
Идем, видим — нет того дома с курткой. Одни головешки и фундамент.
Я сказала:
— Никогда не смогу поносить такую куртку.
Мама обняла меня:
- Потерпи! Чтобы у нас в нашей квартире хоть что-то осталось, мы тоже с тобой кроме еды и лекарств ничего брать не должны! Есть час добрый, а есть — недобрый, особенно в войну.
Позднее ночью я едва не погибла.
Вышла около 23.00 часов во двор. Темно. Звезды. Мороз.
Я спрятала кусок лепешки, чтоб покормить бездомную собаку. Из-за собаки, собственно говоря, я и вышла. Позвала ее и стала кормить…
Неожиданно раздался выстрел. За ним второй!
Рядом со мной по стене «чиркнула» пуля. Кто-то захохотал пьяным голосом.
Стреляли в меня. Явно используя ночной прицел. Наверное, сквозь него мы кажемся снайперам призраками, которых интересно убивать.
Я дернулась, спряталась за угол. Присела на корточки.
Простояла, как утенок, минут пять. Так же, на корточках, не поднимаясь, взобралась по лестнице домой! От боли в ногах я до крови искусала губы.
Дома, при свете керосиновой лампы, мы с мамой рассмотрели пулевое отверстие в моем шарфе…
Еще когда я кормила лепешкой собаку, то отчетливо слышала разговор Лины, Азы и Ольги о русских солдатах. Их речь и сигаретный дым лились из окна их комнаты. Женщины хохотали и обсуждали, кто лучше как мужчина.
У кого какое «богатство» и всякие грязные вещи.
Какая низость.
Время за полночь.
Только что я поругалась с Олей, женой Вовки.
Я, наконец, решила помыть голову, а то уже чешется (не мыла неделю!), а Оля начала кричать:
— Хочешь понравиться военным?! Шлюха!
Это с моими-то взглядами! И с моими ранеными ногами?
Я ответила:
— Бог уже всех вас проклял! «Шлюхи» живут в соседней от меня комнате.
Ольга прошипела, что ненавидит меня, и с удовольствием бы убила, после чего скрылась среди мешков в их комнате.
Крыса!
Она что, на самом деле думает, что я в 14 лет такая же, как и они?!
Патошка