Евреи и чехи в Линце

Реальное училище Линца, видимо, имело хорошую репутацию: треть учеников были иногородними. 50 учеников родом из Нижней Австрии, включая Вену, 21 — из Зальцбурга, Тироля, Штирии, Каринтии, ещё 21 — из Богемии, Моравии, Силезии, по двое — из Галиции и Венгрии, семь — из Германской империи, по одному — из Италии, Франции и Боснии.

Среди приехавших в Линц учиться из Вены числился с 1903-го и вплоть до выпуска в 1906 году Людвиг Витгенштейн, сын промышленника Карла Витгенштейна. Людвиг всего на несколько дней младше Адольфа Гитлера, но учится двумя классами старше: будущий философ, до тех пор получавший домашнее образование, посещает в 1903/04 учебном году пятый класс, а будущий политик — только третий. Гитлер, скорее всего, знает Витгенштейна, хотя бы в лицо, ведь тот очень выделяется на общем фоне: говорит на непривычно чистом литературном языке, правда, с небольшим заиканием, очень элегантно одет, при этом крайне чувствителен и исключительно замкнут. Он обращается к соученикам «на вы» и требует от них (за исключением единственного друга), чтобы и они обращались к нему «на вы»: господин Людвиг. Школу Витгенштейн не любит, в записной книжке сохранилась запись о первом впечатлении: «Дерьмо». Он часто прогуливает занятия и учится посредственно. Когда он в 1906-м, покинув Линц, уезжает учиться в Берлин, его правописание ничуть не лучше, чем у Гитлера[70].

Как рассказывали позже однокашники Гитлера, школьники-евреи в реальном училище Линца не сталкивались ни с какими особыми проблемами[71], тем более, если они, как Витгенштейн, были католиками и посещали уроки религии. Согласно статистике, в тот период в школе насчитывалось только 17 учеников иудейского вероисповедания, 323 католика, 19 протестантов и один ученик из Боснии греко-православной веры[72].

Видимо, антисемитизм не играл в училище большой роли, и высказывания Гитлера в «Моей борьбе» соответствуют действительности: В реальном училище я познакомился с еврейским мальчиком, с которым мы все обращались с осторожностью… ничего особого я себе при этом не думал, как и все остальные. Только в возрасте 14–15 лет, пишет Гитлер, он стал обращать внимание на слово «еврей», зачастую в связи с разговорами о политике[73].

Около 1900 года на территории Верхней Австрии проживало в общей сложности лишь 1102 еврея, из них в Линце — 587, что составляло меньше одного процента от общего количества жителей, в Урфаре — 184 человека. В 1910 году: 1215 еврея — в Верхней Австрии, 608 — в Линце, 172 — в Урфаре[74]. Линцские евреи были, в основном, ассимилированными, родом из баварского Фюрта или из Богемии. Главы еврейских семей в Линце (общим числом 224) имели следующие профессии: 63 — торговцы, 23 — коммивояжёры, 15 — владельцы ликерных заводов, 11 — инженеры, по десять — владельцы магазинов готового платья, чиновники и торговые служащие, по шесть — служащие фабрик, старьёвщики и бухгалтеры, пять фабрикантов, по четыре — врачи, адвокаты, сотрудники агентств, владельцы магазинов кожаных товаров и владельцы агентств, три налоговых чиновника по продуктам питания, по два — владельцы спиртовых заводов и сотрудники банка, по одному — судья, директор банка, редактор, фотограф, владелец водохранилища, обойщик, конторский служащий, пекарь, управляющий делами, владелец табачного киоска, страховщик, владелец фабрики по производству сладостей, портной, модистка[75].

Многие из них были меценатами, пользовались уважением и принимали участие в деятельности общественных организаций. Так, например, 7 апреля 1907 года штатгальтер Верхней Австрии вручил в синагоге раввину Морицу Фридману орден Франца Иосифа, отметив таким образом четверть века его деятельности в качестве члена Императорско-королевского совета по делам школ Верхней Австрии[76].

Численность евреев в Линце оставалась примерно на одном и том же уровне, восточноевропейские евреи не приезжали в этот маленький провинциальный городок, а вот чехов сюда переселялось всё больше и больше. Большинство из них были сезонными рабочими, которых статистика не учитывала. Но в любом случае, «борьба против славянизации» и, таким образом, против чехов в практически гомогенно немецкоязычном городке играла значительно большую роль, чем антисемитизм, направленный против немецкоязычных евреев. «Чешский вопрос» в последние два десятилетия перед мировой войной был главной темой и в городском совете Линца, и в линцских газетах и школах. Город делал щедрые пожертвования в пользу различных немецких национальных союзов и обществ[77].

Линцские газеты запугивали местное население засильем приезжих, потерей рабочих мест из-за притока дешёвой рабочей силы, «распродажей» родной земли, растущей преступностью. Пангерманская газета «Линцер Флигенде Блеттер» писала, что Главная площадь Линца якобы уже давно стала «местом сбора молодых чехов»: «Каждый вечер на площади можно видеть чехов — они довольно громко говорят по-чешски и ходят туда-сюда сплочёнными группами. Этим они хотят доказать, что уже завоевали центр Линца»[78].

Бывший соученик Гитлера вспоминает, что «оборонительная борьба против наступающего славянства» была «главной темой» обсуждения среди школьников: «Мы не рассматривали славян как неполноценный народ, но мы не хотели, чтобы они ущемляли нас в наших правах»[79]. Зачастую между молодыми «славянами» и «германцами» случались драки. Другой соученик вспоминает: «Языковые баталии, конфликты в парламенте производили на нас большое впечатление. Мы были настроены против чехов и против столпотворения народов»[80]. Политики, которые тогда задавали тон в парламенте как защитники немцев, прежде всего Георг Шёнерер и Карл Герман Вольф, почитались как национальные герои.

Замечания Гитлера по этому вопросу не отличаются от воспоминаний его соучеников. Шпееру он однажды сказал, что впервые обратил внимание на национальные противоречия, когда учился в школе, и почти все его линцские однокашники были против «переселения чехов в Немецкую Австрию». А вот «еврейскую опасность» он осознал только в Вене[81]. И вот ещё одно высказывание, сделанное в 1929 году в Мюнхене: Я провёл мою юность на границе, сражаясь за немецкий язык, культуру и убеждения, в борьбе, о которой большая часть немецкого народа в мирное время не имела ни малейшего понятия. Борьба велась в непосредственной близости от нас, когда мне было всего тринадцать, бои шли в каждом классе средней школы[82].

При всём том настоящих межнациональных конфликтов в реальном училище Линца быть не могло: из 359 учеников в 1902–1903 учебном году 357 указали в качестве родного языка немецкий, и лишь двое — чешский[83]. В других линцских школах верхней ступени ситуация была аналогичной. Проживавшие в Линце чехи были исключительно железнодорожными рабочими, которые не могли себе позволить отправить детей в школы верхней ступени, или сезонными рабочими, чьи дети оставались в Богемии.

Гитлеру было четырнадцать в 1903 году, когда в Линце разгорелся языковой скандал. Епископ разрешил отслужить в одной из линцских церквей проповедь на чешском языке, и городской совет представил неотложное ходатайство, в котором единогласно потребовал от него «запретить церковную службу на чешском языке, которую превращают в прочешскую демонстрацию», и одновременно порекомендовал линцским коммерсантам впредь принимать на работу «только немецких подмастерьев и учеников»[84]. Защищаясь, епископ сослался на традицию: эрцгерцог Максимилиан д’Эсте Австрийский, генерал, великий магистр Тевтонского ордена, уже семьдесят лет назад разрешал служить проповеди на чешском языке для своих строительных рабочих. И в этом случае Габсбурги и церковь вновь оказались защитниками чехов и врагами немецких националистов.

В марте 1904 года прогермански настроенные школьники и студенты сорвали концерт чешского скрипача Яна Кубелика. Вслед за тем последовали гонения на чешские общественные организации. Так, например, командование размещённого в Линце Второго инженерного батальона подало в окружную администрацию жалобу на маленькое чешское объединение в Урфаре, обвинив его в антимилитаристской пропаганде. Во время обыска доказательства были не найдены, и министерство внутренних дел в Вене встало на защиту чешского союза[85]. Однако цель этой и подобных акций была достигнута: чехов запугали полицией, а население настроили против якобы «прочешской» политики венского правительства. Так разжигалась межнациональная рознь.

Вопрос о том, является ли человек «германцем» или «славянином», был очень важен для учеников линцского реального училища. Согласно утверждению Йозефа Кеплингера, молодого Гитлера очень занимали воображаемые расовые различия. Однажды он сказал Кеплингеру: «Ты не германец, у тебя тёмные глаза и тёмные волосы!», в другой раз он якобы встал у входа в класс и стал направлять учеников по чисто внешним признакам направо и налево, деля их на «арийцев и неарийцев»[86]. К какой группе темноволосый Гитлер отнёс себя, неизвестно.