«Неподражаемо шевелит ушами»

Но для великой Императрицы у Потемкина имелось то, что для нее было важнее страсти. Он оказался безмерно умен и талантлив. Армейский генерал поразил ее точностью политических оценок. У него оказались воистину грандиозные государственные планы. И, наконец, у него было качество, весьма важное для интеллектуалки Екатерины, – он умел… смешить! Она обожала все радостное, счастливое и смешное. Она верила в то, что смех продлевает молодость. Объясняя, почему не полюбила Васильчикова, написала, что он был «скушен и душен»…

Существовало особое немецкое шутовство, не очень понятное в России. Ее сын Павел очень удивлялся, когда интеллектуал Фридрих Великий «охотно смеялся над тем, что, по моему мнению, не должно бы казаться смешным подобному ему человеку. К примеру, я был удивлен, увидев его смеющимся до слез над перепалкой двух актеров из итальянской Оперы-буфф, показавшейся мне вполне заурядной – они просто срывали друг с друга парики…»

У предшественниц Екатерины были шуты. Видимо, втайне ей очень недоставало шутов. Но звание «шут» унижало человеческое достоинство. Анна Леопольдовна их отменила. И, конечно, Екатерина, любимица просветителей, шутов вернуть не могла. Но ее фактическим придворным шутом стал камергер Лев Нарышкин, умевший весело острить и презабавно нелепо падать. Сценка об оступившемся и упавшем вельможе и хохочущей Екатерине в грибоедовском «Горе от ума» списана с натуры: «На ку?ртаге ему случилось обступиться; Упал, да так, что чуть затылка не пришиб; Старик заохал, голос хрипкой; Был высочайшею пожалован улыбкой; Изволили смеяться; как же он? Привстал, оправился, хотел отдать поклон, Упал вдруго?рядь – уж нарочно. А хохот пуще, он и в третий так же точно…» И блестящий Потемкин оказался весельчаком в немецком стиле. Как восхищенно описывала Екатерина, фаворит «…неподражаемо шевелит ушами и… презабавно передразнивает любые голоса!». «Смешит меня так, что я держусь за бока», – писала она Гримму. Часто роль забавника исполняла сама Императрица. «Она… искусно подражала мяуканью кошки и блеянию зайца», – писала Дашкова. «Иногда, прыгнув, подобно злой кошке, она нападала на первого проходившего мимо, растопыривая пальцы в виде лапы и завывая так резко, будто на месте Екатерины Великой оказывался забавный паяц».