Политика нимфы

«Она не имела дальних планов управления страной – она правила, как жила, изо дня в день». «Беспорядочная и своенравная русская барыня», – писал о Елизавете Ключевский.

Управлял страной в эти первые годы ее власти (сороковые годы XVIII века) канцлер Алексей Бестужев.

Императрица была суеверна и особенно верила людям, носившим имя ее отца. Участники переворота лейб-гвардеец Петр Грюнштейн и Петр Шувалов радовали ее своими именами. Бестужев ее быстро понял и постоянно эксплуатировал имя Петра.

Он объявил себя продолжателем «системы Петра». Суть ее сводилась к следующему: у России должны быть союзники, с которыми у нее нет территориальных споров и которые гарантируют нужную России ситуацию на ее границах – сухопутных и морских. Это были Англия и Голландия. Они субсидировали нашу армию, помогали контролировать ситуацию на Балтике – защищали наши морские рубежи. Но главным союзником являлась Австрия. Россия имела общего с нею врага – турок. И общую опасность на границе – вечно мятежную Польшу. Вместе с Австрией Россия могла контролировать ситуацию в опасно нестабильной стране. Другой общий с Австрией неприятель – прусский король, великий Фридрих, который «отгрыз» у Австрии Силезию…

Понимала ли Елизавета, что политика Бестужева – это всего лишь продолжение проавстрийской политики сосланного ею немца Остермана? Не понимала да и не хотела вникать. Имя отца ее совершенно успокаивало. Не беспокоило ее и то, что канцлер Бестужев – чудовищный мот. Он с удовольствием брал деньги у послов. Но Елизавета знала: он брал их выборочно – то есть у послов тех держав, с которыми Россия находилась в союзе. В соответствии с этим правилом Бестужев отвергал деньги, предлагаемые королем Пруссии. Но никогда не отказывался от подношений (даже настаивал на них!), имея дело с министрами Австрии, Англии, Голландии. Взятка от друга-союзника входила, с его точки зрения, в правила игры и была своего рода знаком уважения к мощи представляемой им державы. «…Я весьма верный ее императорского Величества раб и сын Отечества, чтоб я помыслить мог и против интересов ее и государства малейшее поступить», – писал Бестужев Алексею Разумовскому, отчитываясь перед фаворитом.

Только дважды Елизавета ослушалась канцлера. Бестужев хотел уладить конфликт с Данией, нашей верной союзницей со времен Петра. Канцлер предлагал согласиться с давним захватом датскими королями Шлезвига, принадлежавшего прежде голштинским герцогам – предкам наследника. Дания предлагала за Шлезвиг огромный выкуп. Но Елизавета знала, как любил Петр Федорович свою маленькую родину Голштинию, как мечтал вернуть захваченный Данией Шлезвиг. Он буквально жил этой мечтой… И она отказала Бестужеву.

И еще. Бестужев боялся усиления в Курляндии влияния Польши, Франции и Пруссии. Он хотел вернуть Бирона в Курляндию, оставив заложниками в России его сыновей. Но Императрица не смогла победить прежний девичий страх перед всесильным Бироном и предпочла надзирать за ним в России – в Нижнем Новгороде.

В остальных вопросах Бестужев был хозяином… Его внешняя политика исключала союз с Францией, которая имела в союзниках врагов России – Турцию и Швецию. Это вызывало ярость у двух французов, считавших себя отцами переворота, – французского посла маркиза де ла Шетарди и лейб-медика Лестока. Лесток, получавший деньги от Шетарди, был возмущен неблагодарностью Бестужева, которого он привел во власть. Между тем французский король Людовик Пятнадцатый, проигрывая битву за битвой, так нуждался в могучей русской армии. И как можно скорее!.. Маркиз решил, что путь к кардинальному изменению русской политики – к военному союзу России и Франции – лежит через кровать красотки Императрицы… И, зная ее чувственность, в лучших традициях галантного века Шетарди пошел в атаку.