Глава 186.
Глава 186.
Стокгольмский чемпионат оказался последним в короткой, но блестящей карьере Александра Курынова. Он выиграл его в изнурительной, равной схватке с венгром Хуской.
С Сашей я познакомился, если не изменяет память, в 1958 году на чемпионате СССР в Донецке (бывший Сталине). Нас тогда было трое юнцов, крепко поднажавших на рекорды страны и чемпионов: Виталий Двигун, Александр Курынов и я (Двигун – чемпион Европы 1960 года в полутяжелом весе).
Я сдружился с обоими. Однако с Александром судьба свела особенно близко и спортивной общностью путей. В сборную он был зачислен на год позже и впервые по-серьезному выступил в Риме, на Олимпийских играх 1960 года, не считая победы на европейском чемпионате в Милане.
Рим… "Мы были юны в последний раз!.."
В ту пору не было прославленней смуглого красавца Томми Коно – гордости американской тяжелой атлетики и его опекуна – Роберта Хоффмана. Сколько ни пытались сломить Коно – он все равно побеждал либо за несколько дней до поединка (с сомнительным исходом) откочевывал в другую, совершенно безопасную для него весовую категорию,– и опять-таки побеждал. Коно с одинаковым успехом выступал в легкой, полусредней, средней и даже полутяжелой весовых категориях. Взять верх над ним не удавалось лучшим из лучших атлетов 50-х годов, и доказательство – восемь триумфов Коно на мировых пробах силы. А какие атлеты наседали!
Коно побеждал изящно. Казалось, борьба развлекает его. С каким трепетом я брал у него автограф в июне 1955 года, в первый приезд американцев к нам! Многомедальный бесстрашный Коно с гордым прозвищем Железный Гаваец. "Повелитель рекордов" – так писали о нем.
Александр сломал Коно в ночном поединке на помосте "Палаццетто делло спорт". То утро он встречал уже знаменитостью. Помню его сразу после возвращения из зала: осунувшееся лицо, черные разводы под глазами, непривычно тонкая кожа – изможденность от поединка, сухота губ и глаза – неуверенность счастья. Коно сказал тогда репортерам: "Курынов – страшный штангист".
О славе Курынова свидетельствуют приглашения. Не сборную команду страны, а его зовут на международные турниры. Мы вместе отработали на юбилее британской тяжелой атлетики в Лондоне летом 1961 года (там и "откушали" на банкете "салат из фруктов – Власов" и "крем – Курынов" – так значилось в солидной росписи меню).
Год спустя снова "закатили гастроль" (выражение Саши), на сей раз по Франции и Финляндии. Случай едва ли не единственный для советского спорта тех лет. Обычно выезжали только командами, а тут все выступление – два атлета. И я не помню, чтобы в залах пустовало хоть одно кресло, даже в богатом на зрелища Париже люди стояли в проходах, за кулисами, у сцены. Ощущение жара их дыхания, близости…
Курынов пачкой выдает мировые рекорды. Орден, медали, призы, почтение газет – все знаки внимания. Именно с Александром мы оказались делегатами XIV съезда ВЛКСМ.
Я был уверен в его победе и на Олимпийских играх в Токио, если бы его сохранили для сборной. Это доказывает результат победителя и характер борьбы. Помню тот день. Куренцов отработал вместо Курынова. Хороший результат для первой пробы – серебряная медаль. Я перекидывался в "дурака" с Вахониным, когда Воробьев обрушился на Куренцова с попреками за "серебро". Я терпел до тех пор, пока Воробьев не заявил: "Тебя и в сборную не следовало брать, "загорал" бы дома!" Тут меня прорвало. Я напомнил Воробьеву его серебряные и бронзовые медали – что в них позорного? Результат Куренцова для первого боя с такими опытными соперниками совсем не постыдный.
По итогам чемпионата страны Куренцов был первый – все права на олимпийское выступление. Курынов уступил очень незначительно, но опытностью превосходил всех соперников – четыре золотые медали первого в мире атлета в полусреднем весе. И какие победы! В спортивном бою его всегда отличала стойкость.
Неприятности ударили по Курынову более чем чувствительно, если принять во внимание, что выступал он хронически больным. Скачки кровяного давления сказывались на его способности вести тренировки, а он их вел. И сколько я его помню – это улыбки, смех, шутки…
Для отпора соперникам необходимы массированные силовые тренировки, но их ему не позволяло здоровье. И в таких условиях он побеждал не только на Олимпийских играх в Риме, но и на чемпионатах мира 1961, 1962, 1963 годов, а также возводил и классные мировые рекорды.
Я надоедал ему разговорами о силовых тренировках. Я видел: вот-вот соперники выйдут на его результаты. Но был прав он, а не я. Он бы разрушил себя еще быстрее подобными нагрузками. Без преувеличения можно сказать, что Александр побеждал природной силой, лишь слегка подтянутой работой с тяжестями. Он был уязвим в силе ног, а руки и особенно спина – превосходны! Нездоровье отнимало у него возможность изменить силу ног: нужны были все те же мощные нагрузки. Вот на этом он и был, что называется, пойман. Надо отвечать силой, а он не в состоянии вести нужные тренировки. Мы были дружны. Не день, а много-много дней и недель провели с глазу на глаз. Думаю, беды, которые по-прижали меня при уходе из спорта, отозвались и на нем. Кое-кто не мог простить ему дружбы со мной. За строптивость мне спуска не давали. Куда там "железу", оно и близко не гнуло так, как эта тупая и увязчивая месть разного рода взматеревших "присыпкиных", густо усыпанных званиями, титулами, дутыми научными степенями. Точь-в-точь как у Саши Черного: "Взматерели дождевые черви…"
Помыслы и вся завидная энергия этих "присыпкиных" направлена не на расширение знаний, не на труд ради такого расширения знаний, а "освоение" все новых и новых льгот, чинов и ученых званий: жадное топтание на месте в стремлении крепче, плотнее присосаться к льготам и сломать всех, кто иначе понимает свое назначение в жизни. Столбятся угодья, где можно пожирней и без помех добывать деньги, давя всех прочих всей тяжестью своих титулов и степеней. Это о них писал Герцен: "…постные труженики, копающиеся на заднем дворе науки… Педанты, которые каплями пота и одышкой измеряют труд…" Последний раз мы встретились с Сашей в 1966 году. Он был удручен отношением нового руководства сборной, особенно Воробьева. И еще несколько растерян перед будущим. Мы сидели в хоккейной раздевалке, примыкающей к нашему тесноватому залу. Был не сезон, и раздевалка пустовала – холодноватая, пахнущая пылью комната. Мы сидели на узенькой скамейке у стены. За этой самой стеной с лязгом обрушивалось на помосты "железо", и пол вздрагивал мелко, как-то упруго-тряско.
Я тогда больше молчал. Уж очень упрямилась, не подчинялась жизнь. Не идут литературные публикации, соперники обкладывают результатами – аж не продохнуть, нет прежнего азарта к тренировкам, гнетет усталость…
Груз испытаний, сведенный в спрессованность четырех-шести лет энергичных выступлений, подорвал здоровье Курынова. Меня потрясло известие о его смерти в декабре 1973 года. Ему не было и сорока.
Я не в восторге от слов "тяжелая атлетика", "гиревой спорт", "поднимание тяжестей". По душе старое именование – "силовой спорт". Его подсказал мне Красовский, точнее воскресил известное и принятое дедами…
Так именно в силовом спорте Курынов был велик. В жестком схождении силы, пробах силы ему в наше время было мало равных, совсем мало…
"Достойный аккорд
…Невозможно кратко рассказать обо всем пережитом, виденном в тот заключительный вечер чемпионата, когда выступали штангисты тяжелого веса,– сообщает Куценко в "Советском спорте"" (1963, 15 сентября),-это был настоящий триумф наших богатырей, и в первую очередь – Юрия Власова.
Большого почета достоин каждый призер мирового первенства, но самой большой славой увенчан тот, кто обладает наибольшей силой и достигает абсолютных результатов в тяжелой атлетике.
Чтобы увидеть борьбу спортсменов-гигантов, шведы стояли у касс "Эриксдальсхалле" с раннего утра. И, разумеется, не все были счастливчиками, не все желающие стали свидетелями незабываемого спортивного зрелища.
Впервые за всю историю тяжелой атлетики от команды Советского Союза в розыгрыше чемпионата мира участвовали два тяжеловеса. Как и ожидалось, основная борьба разыгралась между Юрием Власовым, Леонидом Жаботинским, 39-летним американским штангистом Нор-бертом Шемански и его молодым соотечественником Си-дом Генри… Генри начал жим со 162,5 кг, затем поднял 170 и 175 кг. Жаботинский вышел на помост, когда на штанге было 170 кг. Следующий вес– 177,5 кг он также выжимает… Третий подход не приносит успеха…
Шемански удается выжать 180 кг.
…Власов удивительно легко фиксирует 180 кг и 187,5 кг, после чего пытается повторить свой же мировой рекорд– 192,5 кг, но это ему не удается.
В рывке состязания проходят также очень интересно. Генри останавливается на 147,5 кг. Власов и Жаботинский изящно вырывают по 150 кг. Затем чемпион мира уверенно развивает успех, фиксируя последовательно 155 и 160 кг. Столько же вырывает и его главный соперник Шемански. Жаботинский во втором подходе одолевает 157,5 кг и, стремясь догнать Шемански, идет сразу на 165 кг. К сожалению, этот вес был поднят неточно… Досадная неудача… К удивлению зрителей, он тут же просит дополнительную попытку для установления мирового рекорда… Штанга весом 167,5 кг застывает над головой… Как жаль, что этот результат ничего не дал Жаботинскому в борьбе за первенство!
И вот начинается заключительный этап всего чемпионата. Тяжеловесы приступили к толчку. Когда на штанге был установлен вес 182,5 кг, к ней подошел Генри. Он закончил выступление с великолепным результатом – 195 кг. Жаботинский уверенно толкает 190 кг. Большая потеря килограммов в жиме и рывке лишила его возможности победить Шемански, который поднял 197,5 кг и набрал в троеборье 537,5 кг… Дебютант чемпионата мира (Жаботинский.– Ю. В.) завоевал бронзовую медаль с хорошим результатом… 527,5 кг.
В победе Власова никто не сомневался. От него ждали только мировые рекорды. И он не обманул надежды.
Самый сильный человек земли, толкнув 195 кг, обеспечил себе золотую медаль и тут же поднял 205 кг. Это дало ему возможность показать в сумме троеборья 552,5 кг, что на 2,5 кг выше его же мирового рекорда. Затем чемпион мира поднял 210 кг и этим самым увеличил только что установленный рекорд еще на 5 кг.
Богатырь доволен… Он улыбается, но жестом руки показывает, что еще вернется на помост. На табло появляется цифра "212 кг"! Это же мировой рекорд, но его еще надо воплотить в жизнь. И вот Власов вновь на арене. С легкостью, не соответствующей подъему такого огромного веса, он его толкает…
Всеобщему восторгу нет предела. А Власов снимает со штанги маленький диск, который был рекордной надбавкой, и целует его. Ассистенты сняли с табло четыре цифры, означавшие мировой рекорд, и преподнесли советскому атлету. Власов бережно прижал дощечки к груди. Зрители ликовали, а кое у кого из нас навернулись слезы…"