Глава 172.

Глава 172.

А вот уже не тень, а сами события!

"Вижу 575 кг!

Соревнования штангистов второго тяжелого веса, пожалуй, самый интересный этап спартакиадного турнира богатырей,– писал Я. Купенко в "Советском спорте", (1963, 2 августа).-Зрители были предельно возбуждены, порой несдержанны, шумливы; всех разжигал жгучий интерес к выступлению человека, ставшего символом советского спорта, Юрия Власова, и, безусловно, его ближайшего соперника украинского атлета Леонида Жаботинского…

Жаркая погода мешает Юрию Власову уловить нужный ритм движений. Он фиксирует 175 кг, но сходит с места. Та же ошибка не позволяет ему во втором подходе зафиксировать 185 кг. И все же через три минуты он блестяще выжимает этот вес. Затем он заказывает 192,5 кг. Это уже мировой рекорд! Поднимет ли? Поднял… но в последний момент атлет сходит с места…

Пятый день длятся соревнования. Одолевает усталость. Я сажусь в уголок зала и мечтаю: все то, что происходит сейчас на помосте, как-то переплетается с прошлым. В памяти воскресают великие мастера жима. В 1950 году Джон Дэвис достигает в этом упражнении 160 кг. "Это новая эра",-отмечалось в журнале "Стрэнгт энд Хэлт". В 1953 году малоизвестный гигант из Канады Даг Хэпбёрн берет в Стокгольме 168,5 кг. Неужели это предел? Через два года в Москве в Зеленом театре Пол Андерсон фиксирует 185,5 кг (это ошибка, Эн-дерсон зафиксировал в Москве 182,5 кг.-Ю. В.). Фантастично, непостижимо!

И вот теперь в таблице рекордов имя Юрия Власова и его результат-190,5 кг. А на подходе новый рекорд. Что же дальше? Какие возможные резервы Юрия Власова в этом упражнении?

Я думаю, не будет бестактным с моей стороны сделать некоторые предположения, основанные на непрерывном росте результатов Власова. Стиль жима, умение подбирать нужные упражнения, увеличение собственного веса до 140 кг, разумеется, за счет мышечной массы, как это было до сих пор, позволит Власову в недалеком будущем выжать 200 кг…

Власов не в "рывковом" состоянии. Травма мышц шеи мешает ему точно закончить движение. Приходится ограничиться результатом 152,5 кг. А Жаботинский фиксирует… в дополнительном подходе… 165 кг. Неожиданность подвига потрясла всех…

Какая перспектива рывка у Юрия Власова и Леонида Жаботинского? Возможности у первого, на мой взгляд, далеко не исчерпаны, что касается Жаботинского, то и подавно…

Судьи вызывают Жаботинского, и он последовательно выталкивает 185 и 200 кг и с суммой 530 кг заканчивает превосходное выступление. У Юрия Власова другая раскладка: он толкает 195 кг, затем 205… Победил, как и предполагалось, Власов. Его сумма отличная – 542,5 кг. И все же чувствуется какая-то неслаженность в его выступлениях…

Когда я думаю о ближайшем рекорде в троеборье, то реально вижу 575 кг. Возможно, что этот результат будет показан на XVIII Олимпийских играх в Токио"… (Эти 575 кг я накрыл раньше.-Ю. В.).

Итоги личного зачета Спартакиады: Власов (Москва) – 542,5 кг, Жаботинский (Украина) – 530 кг, Поляков (РСФСР) –490 кг.

Я весил на соревнованиях 132,5 кг-сказалась мощная силовая работа. Меня затяжелили новые мускулы.

Купенко отроду не бывал на моих тренировках, не навещал в зале ни меня, ни тренера. Он видел выход этих тренировок. И все выводы делал по формальностям выхода.

Он не знал, да и вряд ли его это интересовало, что я перетренирован, качу тренировки на другую цель, не на спокойные, обеспеченные победы. Да и только ли Яков Григорьевич вел анализ без учета того, что я не "восстановился" после австрийского турне, что сам метод тренировок принципиально отвергает специальную подготовку к Спартакиаде? Наблюдатели исходят из цифр. Господствует метод оценки лишь по внешности фактов, при этом ускользают смысл действия, явления, и уж во всяком случае – широта оценки.

Усталость, перетренировки, перемогания, ход без передышек, понукания болельщиков – я вдруг почувствовал… слезы. Я стою на пьедестале почета, а на щеках слезы. Я первый! Я победитель, но никакой радости, а горечь и рыдания перехватывают горло…

Я стоял и не шевелился. Я даже не вытер слезы – тут же сами сгорели: я был еще в распаленности работы. Но после, уже когда я вышел из зала, сел за руль,– задохся слезами.

Слабость унижает, но в том-то и дело, что бывают состояния, когда невозможно ей не дать выхода; без этого в тебе что-то поломается, произойдет перенапряжение душевных сил.

Слабость, если она не в ладонях любимого, дорогого человека,– сколько же раз ее проявление бывает для унижения тебя и новой боли!

Я вел машину, окаменев, беззвучно плача. Путь домой из Сокольников лежал через всю Москву. Только иногда я шептал: "Не могу, больше не могу!.."

Это был приступ сокрушительной слабости; для посторонних – жалкая сцена, достойная презрения и слова "бедненький".

А я катил машину не через Москву, а в новую яму судьбы…

…К тому времени я убедился: цена благополучия в обществе – почти всегда потеря собственного достоинства. Чем выше достаток – ниже падение. Плата за блага – духовное и нравственное вырождение. Исключения довольно редки.

А уже Швеция ждала любопытством старого зала "Эриксдальсхаллен". У великой гонки пустые глаза и ход без сердца…

Поездка в Австрию-ошибка. Я уразумел это в канун Спартакиады. Да, рекорд был, но турне усугубило выход из нагрузок, рассчитанных на совсем иной ритм работы, дополнило и без того чрезмерное утомление.

Сами по себе частые выступления не опасны, но такой характер они неизбежно принимают при режимах плотных тренировок, преследующих более отдаленные цели.

Даже разминочные тренировки накануне Спартакиады складывались туго. Я был пришиблен усталостью.

Следовало без промедлений снижать нагрузки, а я все гнул свое. Я видел ту, настоящую силу,– до нее какие-то шаги из месяцев работы, силы уже в мышцах. Только свести хвосты нагрузок по расчетам. И никогда никакой "Будапешт" не повторится! Будет другая сила! Совсем другая!

И я не менял ни одной цифры в тетради.

Выдержать натяжение дней.

Я не надеялся на результат, я верил, знал: будет. Меня поглощала лишь одна мысль: возьму ли расчетный результат? В него не верят, его называют фантастическим, а он уже в мышцах. Еще немного, всего каких-то несколько шагов. Недели этих шагов…

И тут Спартакиада, ее килограммы – я не выдержал. Через несколько дней после Спартакиады я заявил по телевидению об уходе из спорта.

Я отказался выехать на всесоюзные сборы, обязательные перед чемпионатом мира, и прекратил тренировки. Ничего от привязанности к спорту – выжгли, обуглили непрерывные усилия, рекорды, турне, взведенность жизни и сама жизнь, как проходной двор…

Сколько же сыпанулось упреков в зазнайстве! Будто накормили грязью.

То, что принимали за заносчивость, в действительности являлось подчинением жизни интересам дела. Все, что хоть в какой-то мере не соответствовало этой цели, исключалось, каким бы ни было дорогим или привлекательным. И это была не бравада и не рисовка. При несоблюдении этого правила я не выдержал бы ни ритма тренировок, ни напряжения литературной работы.

Зазнайство. К тому времени я имел все мыслимые титулы. Не существовало наград, которыми я не обладал бы. И если бы я гнался за благами, следовало вести себя иначе. Ведь несокрушимость здоровья – это и есть долгая жизнь в спорте. Я же это самое здоровье превратил в предмет беспощадной эксплуатации. Я стремился в отведенные мне судьбой годы достать 600 кг в сумме троеборья.

Разве не так: каждый шаг вперед – это и победа всех?..

Сила требовала преданности. Я дрогнул.

Отступил. Воля завела меня в тупик.

Мой неутомимый конь воли.

Стон заезженной плоти.

Надежда даже в падении. Солнце новой жизни даже в ночи крушения.

Я обрубал концы прошлого – пусть с мясом и кровью – ради будущего.

Новые химеры манили меня.

Я верил в величие слова, святость вязи слов, в мысль.

Я верил в литературу. Я клял настоящее и звал будущее.