Глава 54.

Глава 54.

Впервые я увидел Шемански в фильме о чемпионате мира 1954 года и Панамериканских играх 1955 года– просмотр для узкого круга преподавателей и слушателей академии. Сенсационные кадры: Норб выводит на прямые руки "континентальным" способом 200 кг! Я ничего не знал о Норбе, а хотел знать все, чтобы понять его силу, причину власти над "железом", которое на тренировках столь громадно, столь неуклюже и уступает с такой медлительностью, издевательской ленью каждые 2,5 кг – наименьшая из допустимых добавок к штанге – и ранит за любую промашку! Как люди умеют совмещать мягкость, тепло, уступчивость тела с твердостью "железа"? Как живое и мертвое могут быть едины?!

Через пять лет я встретился с Норбом в Виладжио Олимпико. Он изменился – в плечах горбоватые мышцы от жимовой пахоты, и поширел, раздался. Я слышал: Норб скуп на слово. Но это чересчур слабо сказано. На откровенную мы потолковали лишь после чемпионата мира 1963 года в Стокгольме. Мы соседствовали номерами в гостинице "Мальмё". За переводчика сошел американский тренер Липски, сохранивший, несмотря на эмиграцию еще в далекие дореволюционные годы, жаргон и замашки одессита. И пил, надо сказать, Яша Липски прямо по-биндюжному – "для восторга", – и на другой день от выпитого вовсе не слабел. И уже очень по-русски сетовал на меня: даже удивительно, такой видный человек и не пьет.

В той короткой ночной откровенности Норб обнаружил всю непримиримость к моим победам, всю страсть бойца, несогласного быть вторым, и в то же время благодарную искренность…

Брэдфорд производил впечатление человека, весьма потерпевшего от доверчивости. Держался не то чтобы сухо, но в себя не пускал. Как он переменился! Грудь в верхнем отделе позвоночника добротно разработана под жимовой старт. Тут штанга, как в станке, и удерживать лишне, опускай руки – не скатится. На таковскую в старину атлеты ставили графин с лафитничками: разуй глаза на силу, экая наковальня!.. При встречах мы улыбались, помахивали рукой: ничего, кроме добра, не желаю. Однако метили взглядом каждую подробность. Все пытались отгадать силу.

Скрипуче рыкал приветствия "отец американской тяжелой атлетики" Боб Хоффман. Но какой же он "отец" – босс, стопроцентный босс ходко сбитой спортивной машины! Босс со слабостью к самым сильным. И держит марку: удлиненное лицо надменно, глаза смотрят мимо – в слабость чужую, что ли…

"…Юрий Власов. Уже потом, после победы, его имя и фамилия набирались самым крупным шрифтом в газетах и журналах,– напишет о тех днях старший тренер сборной Куценко.– А ведь совсем недавно это имя упоминалось только для того, чтобы сообщить, что в поединок между американцами Шемански и Брэдфордом намерен вмешаться какой-то русский. Правда, сами американцы были иного мнения об этом "каком-то" русском. Гофман и Тэрпак, эти действительно тонкие ценители мастерства штангистов, с блокнотами в руках не пропускали ни единой власовской тренировки (пропускали.-Ю.В.). Американские тренеры были изумлены. Но все же чувствовалось, что и у наших главных соперников тоже есть какие-то планы. Прежде всего нас заставило задуматься заявление Гофмана, что он запустит в Риме "межконтинентальную бомбу". Кого он имел в виду?.."( Физкультура и спорт, 1961, № 1. С. 30).

Тренироваться тайком – это не по мне. На римских тренировках я притупил озорливость. Хватит, свалял дурака в Варшаве. Здесь, на разминках в Аквиа Асетоза, каждый подход класть только на дело. Та ночь в Палаццетто – для публики, а тренировки – мне. В "технике" забочусь о чистоте, чтобы без помарок – один механизм, но каков! Вымах без задержки в перекатах, где усилия передаются главным мышцам.

Находил особый день – отрицание исключительности силы Эндерсона, доказательство способности нести бремя переворота, совершенного Эндерсоном в представлениях о возможности человека, сокрушение его рекордов.

В те дни взрослела великая гонка силой – прозрение силы, умирание традиции долгой неизменяемости силы, обстоятельной постепенности в ее накоплении. Мы этого не знали определенно, но чувствовали. Весны еще нет, но аромат воздуха предвещает…

Сшибка за победу в Риме не сулила обыкновенности очередной золотой медали. Нет, настоящее решительно отделялось от прошлого. Все в спорте становилось другим. И с ним – взрыв результатов, их обновление уже по новой экспонентной зависимости. Вопрос отныне стоял не о первенстве силы, а о способности справляться с темпом ее изменения, умении ее извлекать и нести последствия – растущую плотность тренировок.

Я осознавал лишь необходимость поиска новых средств извлечения силы, отказа от догм. В Риме должна была возобладать не какая-то новая "порода" спортсменов, а результат тех других условий, в которые они прежде не ставились. Спорт, отражая изменения в обществе, преображался. Время стремительно изменяло все масштабы…