Глава семнадцатая В лабиринте
Глава семнадцатая В лабиринте
Через неделю после своего возвращения Сайхун принес богам клятву А блюсти аскетический образ жизни, пока не добьется вершины духовного просветления. Выбрав подходящий день, Великий Мастер отправился с Сай-хуном на Западный Пик. Они остановились у каменной плиты, лежавшей перед входом в пещеру. Обернувшись к ученику, Великий Мастер многозначительно произнес:
– Вот место, где ты откроешь свое истинное «я».
После этого они начали спускаться по длинному туннелю, который служил входом в лабиринт, состоявший из бесчисленного количества переходов и келий. Сайхуну предстояло жить в помещении из пяти келий, расположенных глубоко в теле горы. От келий во все стороны уходили бесчисленные коридоры и загадочные провалы, которые нужно было исследовать. Великий Мастер и Сайхун пробирались вглубь пещеры через едва заметные расселины в скалах. Воздух в подземелье был гораздо холоднее, чем снаружи; вокруг царила абсолютная тишина, только шаги двух монахов гулко раздавались во тьме. Иногда проход суживался настолько, что пробираться в следующий коридор приходилось буквально дюйм за дюймом. Иногда они натыкались на скопления светящихся минералов. То были сталактиты. Казалось, будто камень стал текучим, как вода, и медленно струится вниз, чтобы соединиться со своими собратьями сталагмитами. Рядом с каменными наростами текла широкая подземная река, вдоль которой можно было добраться до пята келий. Путь к ним освещался факелами и масляными светильниками. В нескольких кельях естественные отверстия в потолке пропускали немного дневного света; эти же отверстия служили дымовыми отверстиями для железной жаровни с углем. Пользуясь крошечными пятнами дневного света и пламенем факела, Сайхун осмотрел свое новое жилище. В келье стояло каменное ложе, подставка для курения благовоний, масляный светильник, несколько книг, кувшин с водой, песочные часы, музыкальные инструменты, письменные принадлежности, дневник и комплект одежды. Одна из келий предназначалась исключительно для медитаций. В ней журчал источник – прозрачная вода наполняла небольшую впадину посередине, а потом вытекала прочь. Тяжелый деревянный помост для медитаций стоял на ножках в форме когтей дракона. Помост покрывали древние письмена, а по его бокам возвышались две железные курильницы для благовоний, сделанные в форме журавля. Опоясывал помост вырубленный в каменном полу священный круг.
Сайхун постелил на помост травяную циновку, накрыл ее шкурой леопарда, а сверху положил молельный коврик. Великий Мастер передал ему зеркало багуа, повесил ему на шею талисман, а потом приступил к последним указаниям.
– Многие даосы смогли реализовать себя именно здесь» – сказал Великий Мастер, собираясь уходить. – Все старшие в твоей семье побывали здесь в свое время. Так что учись настойчиво, Сайхун, и ты преуспеешь.
Еще мгновение Сайхун видел шину уходящего Великого Мастера. Но вот учителя поглотила тьма, шаги стихли. Юноша остался один.
Каждый день Сайхун выполнял четыре обязательных упражнения: утренняя медитация, астральное путешествие, чтение сутры и вечерняя медитация. Между этими основными занятиями он принимал пищу (еще горячую еду носили Сайхуну его соученики), изучал боевые искусства, читал священные тексты, занимался музыкой, каллиграфией, живописью и… исследованием пещер.
Проснувшись утром, Сайхун быстро съедал завтрак, умывался и приступал к укрепляющим и очищающим упражнениям. Потом он уходил в келью для медитаций. Сидя внутри священного круга, Сайхун рисовал на песке, которым был посыпан пол, особую диаграмму. Эта сложная комбинация из кругов, квадратов, линий и треугольников пробуждала к жизни все силы неба и земли, сзывала их с десятью направлениями и служила заклинанием пяти стихий. Каждый штрих следовало чертить, одновременно произнося особое заклинание; при этом каждый штрих символизировал определенное божество. Сложный и кропотливый ритуал приводил Сайхуна в состояние созерцания. В результате получалась диаграмма, которая поддерживала его и придавала ему силы. Потом молодой даос делал шаг в центр диаграммы и аккуратно садился.
Линии диаграммы и талисман, который дал Сайхуну Великий Мастер, охраняли его тело на время, пока дух покидает тело. Без такой защиты физическая оболочка Сайхуна оказалась бы уязвимой для всевозможных злых духов, которые только и ждали момента, когда чье-нибудь тело окажется пустым. Проникнув внутрь через одно из девяти отверстий, они заняли бы место духа, и он никогда уже не смог бы вернуться на прежнее место.
Находясь в состоянии умиротворения, Сайхун выполнял комплекс из двадцати четырех молитвенных жестов; эти сложные движения рук изолировали мысли, углубляли состояние концентрации и готовили дух к выходу из тела. Эти жесты символически отражали весь процесс эволюции, а сама медитация представляла собой воображаемую кульминацию создания Вселенной.
В эти минуты Сайхун ощущал, что полностью принадлежит иному миру. Он тихо читал сутру, текст которой покоился на подставке перед ним. В этих словах была сила, и поэтому они были способны отправить его дух в далекое путешествие.
Этой сутрой Сайхун вызывал богов: называя каждого из них по имени, он мыслендо представлял обра.^ бога, так что в конце концов перед ним собрался весь даосский пантеон целиком. Все небожители, предводительствуемые Тремя Чистыми, явились Сайхуну во всем своем блеске.
Дух молодого монаха покинул тело и, оседлав дракона, вознесся в небеса. Там Сайхун распростерся ниц перед богами. Отвесив им церемониальный поклон, он сел в позу для медитации, ожидая приказаний свыше. Иногда оказывалось, что боги ничего не требуют от духа Сайхуна; тогда он сам начинал задавать им вопросы.
Через два часа Сайхун повторял следующую часть сутры и возвращался в сознание. Заканчивая медитацию, Сайхун делал упражнения на рассеивание энергии и постепенно, штрих за штрихом, стирал диаграмму, каждый раз читая соответствующую сутру, чтобы освободить божество, призванное частью диаграммы.
Каждый день перед обедом Сайхун читал особую сутру, которая призывала богов стереть последствия его прошлых жизней. Весь пантеон небожителей созывался дважды в день, причем боги Ян собирались днем, а боги Инь – вечером.
В полдень Сайхун еще раз медитировал; потом наступало свободное время, когда он занимался исследованием окрестных пещер и подземных ходов.
Весь комплекс пещер представлял собой сложную несимметричную разветвленную сеть, которая причудливо тянулась на нескольких уровнях. Некоторые части были доступны; в другие можно было попасть только ползком, пробираясь через узкие лазы, проплывая через подводные туннели или осторожно ступая по тонким естественным каменным мостикам. Отшельники, которые жили в пещерах ранее, уже исследовали некоторые части этого подземного царства, описав свои впечатления. Но все-таки оставалось еще много неизведанных подземелий, и некоторые из них даже считались опасными для жизни. У входа в туннель, например, можно было иногда увидеть каменную табличку, предупреждавшую, что заходить внутрь будет неразумно. Ряд пещер, соединенных между собой переходами, был излюбленным местом Сайхуна, но юноша периодически смело отправлялся к новому, неизведанному, иногда сталкиваясь при этом с весьма странными, а то и вправду опасными событиями.
Еще в самом начале своего добровольного заточения он как-то забрался через вентиляционный ход в длинный коридор. Он прополз несколько ярдов наощупь, пока не наткнулся на отвесный шурф, уходивший вертикально под пол пещеры. Когда глаза привыкли к темноте, Сайхун заглянул вниз и рассмотрел там древние, полустертые ступени, вырубленные в скале. Параллельно ступеням вниз вдоль стены тянулись поручни, сделанные из теперь уже ржавых кусков железной цепи. Тогда юноша взял факел и решительно спустился вниз.
Опускаясь в неведомое, Сайхун внимательно считал ступени. Свет, проникающий из пещеры наверху, все слабел, превращаясь в слабое светлое пятно, потом исчез совсем. Оставалось надеяться только на факел. Молодой монах продолжил свой путь, считая ступени дальше.
Ритм ступенек действовал на Сайхуна гипнотически, а кромешный мрак вокруг не позволял отчетливо ориентироваться. Единственно однозначным оставалось ощущение стенок шурфа, опускавшихся строго отвесно в никуда. Сайхун уже отсчитал пятьсот ступеней. На тысяче он остановился: ему показалось, что он слышит чье-то невнятное бормотание. Тысяча двести ступеней осталось позади. Голос? А может, ему показалось? Тысяча триста. Определенно, это голоса. Какие-то сдавленные крики и стоны, плач… Сайхун взглянул наверх-над головой была непроглядная темень. Когда он осторожно ступил на тысяча пятисотую ступеньку, его смелость явно поубавилась. Теперь он явственно слышал голоса: они бормотали на непонятном, странном языке. Он снова взглянул наверх и ему показалось, что и ступени, и древняя цепь на стене исчезли из виду. Между тем голоса двинулись к нему. Объятый страхом, Сайхун начал быстро карабкаться наверх. Остановился он только наверху, задыхаясь после утомительного подъема.
Больше он не решался спускаться в то таинственное подземелье, хотя страх довольно быстро выветрился из памяти. В следующий раз он решил исследовать пещерный комплекс в горизонтальном направлении, чтобы хотя бы приблизительно определить его размеры. Добравшись до узкого гранитного карниза над темным провалом, он, прижимаясь к скале, начал понемногу пробираться к едва мерцавшему вдали пучку света. Когда Сайхуну удалось подойти поближе, в глаза ему брызнул свет туманного дня. Сайхун надеялся, что через небольшое отверстие в теле скалы ему удастся увидеть горы Хуашань.
Но вместо этого он обнаружил лишь тянувшуюся до горизонта стену леса. Совершенно растерявшись, юноша попытался было сориентироваться, но как он ни прикидывал, выходило, что в округе таких мощных лесов просто не было. Даже если предположить, что Сайхуну раньше не доводилось видеть этот укромный уголок, это все равно было поразительно, потому что в окрестностях Хуашань леса отсутствовали.
Сайхун не стремился так сильно удаляться от пещеры, так что он предпочел осторожно осмотреться, чтобы запомнить это место. Деревья в основном оказались толстыми, изогнутыми соснами. Лиственных деревьев в лесу не было, и это придавало пейзажу какую-то первобытность. Не было слышно ни одной птицы; абсолютную тишину не нарушал ни шум ручья, ни грохот реки – даже ветра не было. Вековечная лесная чаща стояла совершенно неподвижно.
Тогда Сайхун вернулся на тот самый гранитный карниз, чтобы попасть к себе в пещеру. Все свои впечатления он занес в дневник, а потом спросил об этом Великого Мастера. Старый учитель сообщил, что Сайхуну удалось увидеть Лес Бесконечности и что ни одному человеку еще не удавалось обнаружить, где этот лес оканчивается. Даже достигшие абсолютного совершенства мастера не отваживались исследовать этот лес, ибо тот, кто попадал в него, никогда не возвращался обратно.
В другой раз Сайхуну посчастливилось добраться до другого выхода из пещеры, которого раньше он не видел. Выход располагался высоко на стене узкой подземной каверны. Взобравшись туда, юноша очутился на залитом солнцем козырьке. Над уступом немного возвышалась скальная стена, а сам уступ был достаточно широк, чтобы Сайхун мог осторожно прилечь на нем, наслаждаясь теплым сиянием послеполуденного солнца. Прямо под уступом начиналась огромная пропасть,- по другую сторону возвышалась небольшая гора, вершина которой сплошь поросла леском. Сайхун совершенно расслабился и предался созерцанию потрясающего горного пейзажа.
Вдруг на горе напротив, прямо перед Сайхуном возникло маленькое животное. Оно тут же принялось игриво скакать и резвиться. Размерами и видом зверь напоминал пони, но явно отличался от последнего, и вообще его было трудно сравнить с любым другим животным. Копыта странного создания напоминали лошадиные, но тело пони венчала оленья голова, хвост был совершенно пушистый, бока покрывала чешуя. Всем своим видом выражая восторг, животное скакало и кружилось на месте, становилось на дыбы, взбивало копытами пыль и ржало, как лошадь, словно приглашая Сайхуна порезвиться вместе. Что было делать? Глубокая пропасть между ними лишала юношу такой возможности. Иногда странное создание скрывалось из виду, кокетливо поглядывая из-за какого-нибудь дерева, но тут же вновь выскакивало на поляну, чтобы продолжить свои ужимки.
Сайхун наблюдал за танцами животного до солнечного заката. Когда он развернулся, чтобы уйти – пора было приступать к своим ежевечерним занятиям, – животное явно загрустило. Сайхун в последний раз взглянул на своего таинственного друга: зверь печально стоял на краю утеса и медленно покачивал головой, а уходящее солнце золотило его гриву.
Когда Великий Мастер вновь заглянул к Сайхуну на следующей неделе, тот спросил наставника о странном животном.
– Да Си, я начинаю видеть странных существ. Два дня назад я наблюдал за странным пони, а сегодня видел кролика.
И Сайхун тут же описал дневную встречу.
– Сегодняшняя сцена и все остальные видения – это знаки для тебя, – немногословно заметил Великий Мастер. – Ты должен попытаться самостоятельно разобраться в их значении.
– Ну ладно, бог с ним, с пони; но кролик был совершенно странным.
– А как это произошло?
– Я часто хожу через грот, в котором растет трава. Сегодня я с испугом обнаружил в нем круг растущих грибов и кролика. Я прошел через грот, а когда вернулся буквально пять минут спустя, ни кролика, ни грибов уже не было. Может, кролик поел грибы? Но даже если так, то должны были остаться хотя бы крошки, огрызки или вмятины на траве. А трава была девственно ровная.
– Верно, боги посылают тебе какой-то знак, – произнес Великий Мастер.
– И что же он значит?
– Разберись. Если не получится, спроси об этом богов, когда будешь видеться с ними во время сновидения.
Так прошло шесть месяцев. Сайхун регулярно вносил записи в дневник, пытаясь разобраться в своих ощущениях. Теперь он по-настоящему наслаждался медитацией. Он даже смеялся от этого удовольствия. Потребовалось десять лет учебы в Хуашань, прежде чем Сайхун смог разобраться в смысле медитации, и теперь его просто тянуло к этому радостному спокойствию, к ощущению абсолютного здоровья, к новым знаниям.
Скуки как не бывало. Медитация сделала его очень чувствительным, восприимчивым. Сайхун наслаждался одиночеством, не испытывая никакой тяги к друзьям, родными знакомым. Его способности к восприятию настолько обострились, что стимулов оказывалось всегда предостаточно. Искусства и музыка служили ему отличным развлечением; самопознание оказывалось достаточным источником знаний; а необычные ощущения, как реальные, так и воображаемые, вызывали желание повторить их.
Новые ощущения озадачивали Сайхуна. Это были настоящие загадки и головоломки, которые предстояло разгадать. И таинственный шурф, и пони, и Лес Бесконечности, и кролик – были ли они реальными? Может, он просто сошел сума? Другая дилемма: существуют они внутри его восприятия или вне его? Может, это просто его личная точка зрения, которая ко всему еще и ошибочна? А может, неправильны все его предположения относительно реальности? В сутрах уже не раз указывалось, что те или иные объекты мира являются иллюзорными, что сосуществуют различные реальности. Измерения могут пересекаться в любой точке времени и пространства. Не исключено, что все это существует одновременно. Может вообще оказаться, что этот странный пони был единственной реальностью, тогда как весь остальной мир людей – сугубой иллюзией.
Но при этом Сайхун не сомневался, что он мог потеряться во мраке подземного шурфа, или заблудиться в лесу, или упасть в пропасть. Он все размышлял, существовало ли все это независимо от него или представляло собой лишь проекцию его собственной психики. В течение многих месяцев он сталкивался и с другими событиями, которые были столь неоднозначны, что мучившие Сайхуна вопросы становились еще более жгучими. Где бы ни находился первоисточник реальности, он определенно мог воздействовать на Сайхуна физически, умственно и духовно.