Н. Л.АРОНСОН ЕДИНСТВЕННАЯ ВСТРЕЧА

Н. Л.АРОНСОН

ЕДИНСТВЕННАЯ ВСТРЕЧА

В конце 1908 года в Париже была созвана Всероссийская конференция РСДРП. Город в те дни был наводнен русскими революционерами, среди которых я имел немало друзей, нередко навещавших меня. Чаще других в мастерскую (93, rue de Vaugirard) заходил ко мне А. В. Луначарский, живо интересовавшийся всем новым в искусстве. Тогда же А. В. выступал как художественный критик. Вспоминаю, что около того времени А. В. поместил в каком-то парижском журнале статью о большой, законченной в те месяцы скульптурной группе моей «Разочарование». Выставленная в «Парижском салоне», она обратила внимание многих русских товарищей, и в частности А. В., который отозвался о ней восторженно. Фигура, по моему замыслу, должна была изображать Россию после 1905 года, Россию, скованную реакцией, Россию с опущенными руками. «Когда этот гигант встанет, он разорвет мир», — писал Луначарский.

Думаю, что и В. И. Ленина, впервые приехавшего в те месяцы в Париж на конференцию и имя которого было на устах всей тогдашней русской колонии, эта статуя заставила поинтересоваться моими работами. Иначе ничем не объяснишь того, что в одно ясное утро ранней парижской весны 1909 года ко мне в мастерскую, вместе с А. В. Луначарским, пришел и Ленин.

С первого взгляда меня поразила его «человечность». Ничего «диктаторского» не чувствовалось в этой коренастой фигуре человека, мимо которого пройдешь по улице не останавливаясь. В нем ничего не обращало на себя внимание — единственное исключение составлял череп, определенный мною тогда же как череп Сократа (об этом вспомнил недавно в своих воспоминаниях А. В. Луначарский).

К сожалению, моя память не сохранила мне наших бесед. Помню лишь о своем желании тогда же вылепить бюст В. И. и его обещание заходить ко мне. Но больше я не видел В. И. и поэтому должен был отказаться от мысли лепить его бюст с натуры.

В моей же памяти надолго сохранился его характерный взгляд, резкая подвижность его лица…

В начале 1925 г., освободившись немного от заказов, по собственной инициативе я принялся за лепку бюста Владимира Ильича. Должен предупредить, что меня совершенно не интересовало портретное сходство. Абсолютное сходство — достояние фотографии. Те же бюсты. которые мне пришлось видеть и которые широко распространяются в СССР, изображают почти всегда какого-то сатира, а не Ленина.

Работал я над моим Лениным два года. За это время я сломал до двадцати бюстов — и лишь в последнем бюсте, который был привезен мной в СССР в 1927 году, я сумел, по моему мнению, выявить Ленина как символ силы, как вдохновителя миллионных масс.

Лучшим показателем ценности моей работы были для меня мнения белогвардейцев, видевших этот бюст. Как обрушился на меня Куприн, пришедший ко мне в мастерскую специально посмотреть бюст Ленина! Плодом этого посещения оказался написанный желчью фельетон в каком-то белогвардейском листке, где он обвинял меня во всех смертных грехах. Злоба их ясна: Ленин как вождь миллионных масс, Ленин как организатор Октябрьского восстания слишком памятен им.

Отзывы же побывавших в прошлом году у меня в мастерской в Париже тт. Семашко и Луначарского и видевших последнюю редакцию бюста в окончательный период его создания меня вдохновили до конца. Когда же Н. К. Крупская перед выставленным бюстом моим в Москве сказала: «Это — кусок Ленина», я понял, что цель моя — передать в своей работе вечную динамику В. И., его вечное стремление вперед, его железную силу воли, увлекавшую массы за собой, — мною достигнута.

Ленин в зарисовках и воспоминания» художников. М.; Л… 1924. С, 88–89