Барбара НЕМЧИК (США)
Барбара НЕМЧИК (США)
Осенью 1979 года я приехала в Москву учиться в аспирантуре МГУ. И именно тогда по телевидению шел фильм «Место встречи изменить нельзя». Очень хорошо помню, что зал, где стоял телевизор, был забит. Битком! Я почти ничего не видела — столько было народу. Но еще дома в США я, конечно, знала о Высоцком, слышала его песни.
Потом мы как-то поехали на Птичий рынок и там говорили: вот только что здесь был Высоцкий…
Через знакомых мы ходили на Таганку… Я очень хотела попасть на «Преступление и наказание», потому что знала: в этом спектакле играет Высоцкий. Но билеты достать было невозможно. Один мой знакомый знал Валерия Павловича Янкловича, и мы с ним пришли прямо к началу спектакля. Народу было невероятное количество! Валерий Павлович нас провел и спросил у меня:
— Вы еще успеете побывать в нашем театре?
— Конечно, я еще целый месяц в Союзе.
Но мне не особенно нравилось «по блату», и я еще раз попала на Таганку сама… Валерий Павлович увидел меня в театре:
— Что же Вы?! Я же сказал, что в любое время можете приходить…
Через неделю я решила попробовать — свой билет отдала приятелю из МГУ. Он смеялся: смотри, сама не попадешь.
Но Валерий Павлович, конечно, меня провел, а потом спросил:
— У Вас есть какие-нибудь планы после спектакля? Может быть, поедем к Володе Высоцкому? Вы знаете Высоцкого?
— Да, конечно, знаю…
Он посадил меня на приставной стул, прямо перед моим приятелем. Приятель поворачивается:
— Ну что, пропустили?
— Как видишь… А после спектакля мы поедем к Володе…
— К какому Володе? К Высоцкому?! Ты что!
— Он обещал…
После спектакля мы действительно поехали к Высоцкому. Пили чай, разговаривали… Все было очень прилично и замечательно.
А рано утром, наверное, часов в семь, приятель стоял у двери моей комнаты…
— Ну что, была у Высоцкого? Ну как?
Мне Володя тогда показался абсолютно нормальным человеком. Безо всякого снобизма. Атмосфера в его доме была простая и дружеская. А прощаясь, Володя сказал: «Заходи…» А потом он с Валерой несколько раз заезжал за мной, мы бывали в разных местах… С самого начала все было нормально и очень интересно.
А у нас в Штатах так не принято… Ты познакомился с человеком, надо подождать некоторое время… Потом позвонить, пригласить к себе…
Времени оставалось все меньше и меньше — мне надо было уезжать из Союза. Естественно, мне этого очень не хотелось… Мы с Валерием Павловичем очень подружились и возникла идея: нам «расписаться». Просто Володя сел со мной рядом и объяснил ситуацию… Он надолго собирается в Штаты, Валера должен быть с ним… «Я думаю, и для тебя это будет не самый плохой вариант. Ты подумай».
И мы с Валерой поехали на дачу — подумать и обсудить этот вопрос… И решили, что для каждого из нас будет лучше «расписаться».
Но шел уже восьмидесятый год, у меня кончалась виза — ждать было невозможно. И мы с помощью Высоцкого оформили брак за один день! То есть, сделали то, что другие люди не могли сделать за несколько месяцев!
Буквально все сделал Володя — он везде со мной ходил… Ведь все надо было «проталкивать»…
Мы вместе с ним пришли в Бюро переводов… Я знаю, как долго там держали американцев, которые женились или выходили замуж в Советском Союзе. Я сама сделала перевод паспорта, а этого делать нельзя — они должны переводить сами… Мы пришли туда, нас встретила женщина — такой очень тяжелый, железный советский тип. Я сама никогда в жизни не осмелилась бы подойти к ней. Володя подошел, объяснил ситуацию, и через десять минут все было готово. А для наших это одна из самых сложных проблем, в Бюро переводов документы задерживались на две-три недели. Володя все сделал за десять минут.
Можно так сказать, что я немного скептически относилась к этому предприятию, но когда я видела, как к нему относятся люди! Такого человека я никогда не встречала в жизни и не думаю, что когда-нибудь еще встречу!
Регистрация была назначена на 25 июля — день Володиной смерти, а мы расписались 25 мая — на два месяца раньше. Нам говорили: ну, если бы невеста была англичанка или канадка, но американка — никогда! Это же был восьмидесятый год — Соединенные Штаты бойкотировали Московскую Олимпиаду. И то, что Володя это сделал, меня потрясло! Впрочем, и то, как он это делал!
Володя интуитивно находил общий язык с каждым человеком, с которым нам приходилось сталкиваться. С носильщиком он говорил на одном языке, с каким-нибудь администратором — на другом, с этой железной женщиной — на третьем… Вообще, с женщинами он общался гениально! Если это была молодая девушка, то Володя начинал тактично «приставать», если солидная женщина в возрасте — говорил совершенно по-другому: очень вежливо и внимательно.
В конце апреля меня выселили из общежития, я переехала на Володину квартиру. Когда Володя приехал за мной, мои вещи уже стояли на улице… Я не хотела, чтобы он заходил в общежитие. Володя об этом переезде очень смешно рассказывал. Я так, конечно, не смогу…
— Я подъехал, весь тротуар был заставлен ее вещами… И как Барбара могла за десять месяцев накопить столько вещей?! Мы еле-еле затолкали все это в «мерседес»…
На Малой Грузинской я прожила два месяца… Володи почти все время не было дома. Вначале он лежал в клинике в Париже… Он звонил оттуда, говорил, что собирается сбежать из больницы… Он и там нашел человека, который обещал ему помочь…
Потом Володя переехал в Варшаву, тоже звонил сюда… И, наконец, он приехал. Самое смешное, что в два часа ночи из Бреста позвонили таможенники… Они сказали, что Высоцкий пересек границу и что его надо встретить на вокзале… Они говорили какими-то странными голосами, видимо, все вместе выпили… Естественно, Валера и Володя Шехтман поехали его встречать…
А потом пришло время отправить мои вещи в Штаты, здесь это так сложно! И Володя мне помогал в этих делах, мы ездили по разным местам…
Однажды мы сидели в машине и Володя меня ругал. Ужасно! Мне надо было взять справку в Университете, а это у меня никак не получалось. Он говорил:
— Надо уметь разговаривать с людьми. Мы сейчас поедем туда, и если через час ты этого не сделаешь, я пойду сам.
Знаете, в последнее время Володя часто… очень часто был в плохой форме… Я уже знала: если Володя меня ругает за то, что я не умею общаться с начальниками, то он хорошо себя чувствует.
Да, в багаже у меня был запас вин — я собирала подарки в Польшу, там у меня живут родственники… В валютных магазинах покупала самые разные напитки. Володя и Валера хорошо помнили, что у меня это есть, этот ящик с бутылками. А я уехала на неделю в Среднюю Азию… Продлевать визу — это всегда была целая проблема. И мы с подругой просто купили путевки через «Интурист». А пока я была в Средней Азии, Володя сумел продлить визу в Москве. И когда меня не было, Володя вспомнил про эти бутылки. Они взяли этот ящик и выпили все! Я страшно разозлилась, я же специально собирала эти подарки!
— Ну и что, мы тебе такие же купим… Но как ты можешь эту гадость пить?! Мы так мучались!
А они мешали розовое португальское вино с испанским ликером — делали себе такие коктейли! Портили все-и пили!
Я очень хотела побывать в Ленинграде и однажды сказала об этом Володе…
— Ну ладно, давай сядем в машину и поедем.
А Володя Шехтман мне сказал:
— Ты больше не говори Володе, что хочешь в Ленинград… А то он сядет и поедет…
За Володю уже боялись, потому что машину он водил в любом состоянии… Однажды мы были на даче, и он чуть не стукнул Трифонова своей машиной… И тогда он отдал руль Севе Абдулову, наверное, это единственный раз, когда его машину вел другой…
В Шереметьеве мы с Володей отправляли багаж в Штаты. Я собрала все справки, чтобы отправить заранее, все объяснила… А женщина-начальница говорит: «Нет! Это невозможно».
— Как?! Я же все оформила?!
Я уже бешеная, уже начала орать. А Володя говорит:
— Сиди и рот не открывай!
Володя поговорил с ней, и эта суровая женщина сделала все в свой обеденный перерыв!
Потом она сидит и пишет:
— Адрес? Нет, не ваш, а его…
— Телефон? Нет, не ваш, а его…
— А зачем Вам его телефон?
— Но Вы же уезжаете…
— Нет, я возвращусь через неделю.
— Ну, тогда и Ваш телефон… А Вы его жена?
— Его жена — француженка.
— А Вы кто? Хорошая подруга?
— Пусть будет так — хорошая подруга…
А потом мы поехали в аэропорт, и Володя поставил машину у входа. Там можно ставить на десять минут. Подъехал милиционер и в свой мегафон кричит:
— Здесь нельзя ставить машину!
Это была потрясающая сцена… Толпа людей, много иностранцев. Володя вышел. А милиционер продолжает кричать:
— Уберите машину!
И Володя — такой маленький человек — выходит из машины и громко говорит:
— Твою мать! Здесь написано, что я имею право стоять десять минут. И ровно десять минут я буду здесь стоять!
На него все так смотрели, особенно советские! Все как будто остолбенели… И тогда я поняла, что Володя за каждого из них это сказал. Каждый хотел бы крикнуть милиционеру:
— Твою мать! Я имею право это сделать. И я это сделаю!
Планы поездки в США? Нет, не только концерты… Насколько я помню, Володя хотел, чтобы мы поехали все вместе: он, Валера и я… Уже была оформлена американская виза, вместе с ним мы ходили в наше посольство… И не только советские девушки, которые там работают, но и наши сотрудники, которые еле-еле знают по-русски, — все вышли посмотреть на живого Высоцкого. когда мы возвращались из посольства, Володя мне рассказывал, что перед первой поездкой в США его вызвали в органы:
— А если Вы встретитесь там с Барышниковым, то как будете себя вести?
— Так же, как в Ленинграде — он же мой друг…
А они ему очень холодно посоветовали как следует себя вести в Америке.
Ему очень понравился Нью-Йорк, он говорил: этот город для меня…. Но чтобы жить там постоянно — об этом никогда разговора не было… А еще Володя хотел как-то связать русскую эмиграцию с Россией, — тогда это было очень трудно. И Высоцкий был, наверное, единственным человеком, который мог это сделать…
Но и концерты — тоже… Поэтому Володя и уговаривал Валеру, который был в курсе дела и мог бы все это организовать…
Володя приехал из Польши в очень плохой форме… Потом стало лучше, были спектакли и концерты… Но в принципе, до моего отъезда в конце июня все время было плохо… А еще он занес инфекцию, и очень сильно болела нога. Я доставала в посольстве очень сильный антибиотик… И когда узнали, что это лекарство для Высоцкого, все было быстро сделано.
У него самого было какое-то чувство безысходности. Однажды он сказал мне:
— Знаешь, мне только и осталось, что пустить себе пулю в лоб.
Марины не было все это время, но она часто звонила… У нее умирала сестра, и ей, конечно, нужна была поддержка. А Володя сам очень плохо себя чувствовал…
И ссоры, естественно, были… Однажды Володя просто пропал в Париже. Он позвонил Марине, что встречать не надо, что он сам доедет… А на другой день она звонит:
— Где Володя? Он не приехал! Я не знаю, где он!
А Володя просто сбежал. Он там тоже выпивал…
При мне Марина звонила, а Володя был в такой плохой форме, что даже не мог говорить… Марина тогда сказала, что пойдет в посольство и сама разведется с ним… И Володя этого боялся… Мне однажды признался:
— С ней уже не могу, а без нее тоже не могу…
Валера говорил, что они очень просили ее приехать, но Марина не смогла — у нее умирала сестра…
В ней действительно очень много горя, много боли — очень много трагического начала…
В день, когда я уезжала, Володя сказал, что обязательно поедет меня провожать… Но он очень плохо себя чувствовал… Вызвали такси. И было немножко неудобно, потому что все его узнавали, а Володя был в плохой форме…
Я уезжала в Польшу, и Володя сказал, что уже сделал все… Что в Варшаве в советском посольстве мне дадут въездную визу… Я приехала в посольство, меня принял сам консул…
— Да, Володя был у нас. Рассказывал Вашу историю… Если бы Вы были в Польше хотя бы шесть месяцев… и не было бы Олимпиады. Мы бы могли поставить Вам визу. Поймите, сейчас я не могу.
Володя и Валера все время звонили… А в семье моих родственников не очень любили русских. «A-а, москали…» — говорила одна женщина. Но когда я разговаривала с Высоцким — все бросались ко второму аппарату — послушать, что скажет Высоцкий… Володя, наверное, единственный русский, которого в Польше любят все.
Потом я переехала в ФРГ, там тоже ходила в советское посольство… Но они не давали виз даже участникам Олимпиады, которые хотели ехать в Москву…
Поехала в Рим, жила у своей подруги… Они все время звонили… Володя иногда нормально разговаривал, а иногда был в плохой форме. Ничего не получалось, я никак не могла вернуться в Москву. И, наконец, решила вернуться в Штаты, там оформить визу и приехать в Союз в сентябре…
За день до моего отъезда — 23 июля — разговаривали по телефону…
— Как у вас там дела?
Валера ответил:
— Сама не слышишь?
(Было слышно, как Володя стонал: «A-а! А-а!»)
— И так все время?
— Все время…
24 июля я вылетела в Штаты. 25 июля вошла в свой дом — и сразу звонит телефон, Валера говорит:
— Володя умер.
Я кричу:
— Что?! Что теперь будет?!
— А что теперь будет… Похороны…
Это был для меня ужасный шок.
Москва, октябрь 1989 г.