Барбара НЕМЧИК (США)

Барбара НЕМЧИК (США)

Осенью 1979 года я приехала в Москву учиться в аспирантуре МГУ. И именно тогда по телевидению шел фильм «Место встречи изменить нельзя». Очень хорошо помню, что зал, где стоял телевизор, был забит. Битком! Я почти ничего не видела — столько было народу. Но еще дома в США я, конечно, знала о Высоцком, слышала его песни.

Потом мы как-то поехали на Птичий рынок и там говорили: вот только что здесь был Высоцкий…

Через знакомых мы ходили на Таганку… Я очень хотела попасть на «Преступление и наказание», потому что знала: в этом спектакле играет Высоцкий. Но билеты достать было невозможно. Один мой знакомый знал Валерия Павловича Янкловича, и мы с ним пришли прямо к началу спектакля. Народу было невероятное количество! Валерий Павлович нас провел и спросил у меня:

— Вы еще успеете побывать в нашем театре?

— Конечно, я еще целый месяц в Союзе.

Но мне не особенно нравилось «по блату», и я еще раз попала на Таганку сама… Валерий Павлович увидел меня в театре:

— Что же Вы?! Я же сказал, что в любое время можете приходить…

Через неделю я решила попробовать — свой билет отдала приятелю из МГУ. Он смеялся: смотри, сама не попадешь.

Но Валерий Павлович, конечно, меня провел, а потом спросил:

— У Вас есть какие-нибудь планы после спектакля? Может быть, поедем к Володе Высоцкому? Вы знаете Высоцкого?

— Да, конечно, знаю…

Он посадил меня на приставной стул, прямо перед моим приятелем. Приятель поворачивается:

— Ну что, пропустили?

— Как видишь… А после спектакля мы поедем к Володе…

— К какому Володе? К Высоцкому?! Ты что!

— Он обещал…

После спектакля мы действительно поехали к Высоцкому. Пили чай, разговаривали… Все было очень прилично и замечательно.

А рано утром, наверное, часов в семь, приятель стоял у двери моей комнаты…

— Ну что, была у Высоцкого? Ну как?

Мне Володя тогда показался абсолютно нормальным человеком. Безо всякого снобизма. Атмосфера в его доме была простая и дружеская. А прощаясь, Володя сказал: «Заходи…» А потом он с Валерой несколько раз заезжал за мной, мы бывали в разных местах… С самого начала все было нормально и очень интересно.

А у нас в Штатах так не принято… Ты познакомился с человеком, надо подождать некоторое время… Потом позвонить, пригласить к себе…

Времени оставалось все меньше и меньше — мне надо было уезжать из Союза. Естественно, мне этого очень не хотелось… Мы с Валерием Павловичем очень подружились и возникла идея: нам «расписаться». Просто Володя сел со мной рядом и объяснил ситуацию… Он надолго собирается в Штаты, Валера должен быть с ним… «Я думаю, и для тебя это будет не самый плохой вариант. Ты подумай».

И мы с Валерой поехали на дачу — подумать и обсудить этот вопрос… И решили, что для каждого из нас будет лучше «расписаться».

Но шел уже восьмидесятый год, у меня кончалась виза — ждать было невозможно. И мы с помощью Высоцкого оформили брак за один день! То есть, сделали то, что другие люди не могли сделать за несколько месяцев!

Буквально все сделал Володя — он везде со мной ходил… Ведь все надо было «проталкивать»…

Мы вместе с ним пришли в Бюро переводов… Я знаю, как долго там держали американцев, которые женились или выходили замуж в Советском Союзе. Я сама сделала перевод паспорта, а этого делать нельзя — они должны переводить сами… Мы пришли туда, нас встретила женщина — такой очень тяжелый, железный советский тип. Я сама никогда в жизни не осмелилась бы подойти к ней. Володя подошел, объяснил ситуацию, и через десять минут все было готово. А для наших это одна из самых сложных проблем, в Бюро переводов документы задерживались на две-три недели. Володя все сделал за десять минут.

Можно так сказать, что я немного скептически относилась к этому предприятию, но когда я видела, как к нему относятся люди! Такого человека я никогда не встречала в жизни и не думаю, что когда-нибудь еще встречу!

Регистрация была назначена на 25 июля — день Володиной смерти, а мы расписались 25 мая — на два месяца раньше. Нам говорили: ну, если бы невеста была англичанка или канадка, но американка — никогда! Это же был восьмидесятый год — Соединенные Штаты бойкотировали Московскую Олимпиаду. И то, что Володя это сделал, меня потрясло! Впрочем, и то, как он это делал!

Володя интуитивно находил общий язык с каждым человеком, с которым нам приходилось сталкиваться. С носильщиком он говорил на одном языке, с каким-нибудь администратором — на другом, с этой железной женщиной — на третьем… Вообще, с женщинами он общался гениально! Если это была молодая девушка, то Володя начинал тактично «приставать», если солидная женщина в возрасте — говорил совершенно по-другому: очень вежливо и внимательно.

В конце апреля меня выселили из общежития, я переехала на Володину квартиру. Когда Володя приехал за мной, мои вещи уже стояли на улице… Я не хотела, чтобы он заходил в общежитие. Володя об этом переезде очень смешно рассказывал. Я так, конечно, не смогу…

— Я подъехал, весь тротуар был заставлен ее вещами… И как Барбара могла за десять месяцев накопить столько вещей?! Мы еле-еле затолкали все это в «мерседес»…

На Малой Грузинской я прожила два месяца… Володи почти все время не было дома. Вначале он лежал в клинике в Париже… Он звонил оттуда, говорил, что собирается сбежать из больницы… Он и там нашел человека, который обещал ему помочь…

Потом Володя переехал в Варшаву, тоже звонил сюда… И, наконец, он приехал. Самое смешное, что в два часа ночи из Бреста позвонили таможенники… Они сказали, что Высоцкий пересек границу и что его надо встретить на вокзале… Они говорили какими-то странными голосами, видимо, все вместе выпили… Естественно, Валера и Володя Шехтман поехали его встречать…

А потом пришло время отправить мои вещи в Штаты, здесь это так сложно! И Володя мне помогал в этих делах, мы ездили по разным местам…

Однажды мы сидели в машине и Володя меня ругал. Ужасно! Мне надо было взять справку в Университете, а это у меня никак не получалось. Он говорил:

— Надо уметь разговаривать с людьми. Мы сейчас поедем туда, и если через час ты этого не сделаешь, я пойду сам.

Знаете, в последнее время Володя часто… очень часто был в плохой форме… Я уже знала: если Володя меня ругает за то, что я не умею общаться с начальниками, то он хорошо себя чувствует.

Да, в багаже у меня был запас вин — я собирала подарки в Польшу, там у меня живут родственники… В валютных магазинах покупала самые разные напитки. Володя и Валера хорошо помнили, что у меня это есть, этот ящик с бутылками. А я уехала на неделю в Среднюю Азию… Продлевать визу — это всегда была целая проблема. И мы с подругой просто купили путевки через «Интурист». А пока я была в Средней Азии, Володя сумел продлить визу в Москве. И когда меня не было, Володя вспомнил про эти бутылки. Они взяли этот ящик и выпили все! Я страшно разозлилась, я же специально собирала эти подарки!

— Ну и что, мы тебе такие же купим… Но как ты можешь эту гадость пить?! Мы так мучались!

А они мешали розовое португальское вино с испанским ликером — делали себе такие коктейли! Портили все-и пили!

Я очень хотела побывать в Ленинграде и однажды сказала об этом Володе…

— Ну ладно, давай сядем в машину и поедем.

А Володя Шехтман мне сказал:

— Ты больше не говори Володе, что хочешь в Ленинград… А то он сядет и поедет…

За Володю уже боялись, потому что машину он водил в любом состоянии… Однажды мы были на даче, и он чуть не стукнул Трифонова своей машиной… И тогда он отдал руль Севе Абдулову, наверное, это единственный раз, когда его машину вел другой…

В Шереметьеве мы с Володей отправляли багаж в Штаты. Я собрала все справки, чтобы отправить заранее, все объяснила… А женщина-начальница говорит: «Нет! Это невозможно».

— Как?! Я же все оформила?!

Я уже бешеная, уже начала орать. А Володя говорит:

— Сиди и рот не открывай!

Володя поговорил с ней, и эта суровая женщина сделала все в свой обеденный перерыв!

Потом она сидит и пишет:

— Адрес? Нет, не ваш, а его…

— Телефон? Нет, не ваш, а его…

— А зачем Вам его телефон?

— Но Вы же уезжаете…

— Нет, я возвращусь через неделю.

— Ну, тогда и Ваш телефон… А Вы его жена?

— Его жена — француженка.

— А Вы кто? Хорошая подруга?

— Пусть будет так — хорошая подруга…

А потом мы поехали в аэропорт, и Володя поставил машину у входа. Там можно ставить на десять минут. Подъехал милиционер и в свой мегафон кричит:

— Здесь нельзя ставить машину!

Это была потрясающая сцена… Толпа людей, много иностранцев. Володя вышел. А милиционер продолжает кричать:

— Уберите машину!

И Володя — такой маленький человек — выходит из машины и громко говорит:

— Твою мать! Здесь написано, что я имею право стоять десять минут. И ровно десять минут я буду здесь стоять!

На него все так смотрели, особенно советские! Все как будто остолбенели… И тогда я поняла, что Володя за каждого из них это сказал. Каждый хотел бы крикнуть милиционеру:

— Твою мать! Я имею право это сделать. И я это сделаю!

Планы поездки в США? Нет, не только концерты… Насколько я помню, Володя хотел, чтобы мы поехали все вместе: он, Валера и я… Уже была оформлена американская виза, вместе с ним мы ходили в наше посольство… И не только советские девушки, которые там работают, но и наши сотрудники, которые еле-еле знают по-русски, — все вышли посмотреть на живого Высоцкого. когда мы возвращались из посольства, Володя мне рассказывал, что перед первой поездкой в США его вызвали в органы:

— А если Вы встретитесь там с Барышниковым, то как будете себя вести?

— Так же, как в Ленинграде — он же мой друг…

А они ему очень холодно посоветовали как следует себя вести в Америке.

Ему очень понравился Нью-Йорк, он говорил: этот город для меня…. Но чтобы жить там постоянно — об этом никогда разговора не было… А еще Володя хотел как-то связать русскую эмиграцию с Россией, — тогда это было очень трудно. И Высоцкий был, наверное, единственным человеком, который мог это сделать…

Но и концерты — тоже… Поэтому Володя и уговаривал Валеру, который был в курсе дела и мог бы все это организовать…

Володя приехал из Польши в очень плохой форме… Потом стало лучше, были спектакли и концерты… Но в принципе, до моего отъезда в конце июня все время было плохо… А еще он занес инфекцию, и очень сильно болела нога. Я доставала в посольстве очень сильный антибиотик… И когда узнали, что это лекарство для Высоцкого, все было быстро сделано.

У него самого было какое-то чувство безысходности. Однажды он сказал мне:

— Знаешь, мне только и осталось, что пустить себе пулю в лоб.

Марины не было все это время, но она часто звонила… У нее умирала сестра, и ей, конечно, нужна была поддержка. А Володя сам очень плохо себя чувствовал…

И ссоры, естественно, были… Однажды Володя просто пропал в Париже. Он позвонил Марине, что встречать не надо, что он сам доедет… А на другой день она звонит:

— Где Володя? Он не приехал! Я не знаю, где он!

А Володя просто сбежал. Он там тоже выпивал…

При мне Марина звонила, а Володя был в такой плохой форме, что даже не мог говорить… Марина тогда сказала, что пойдет в посольство и сама разведется с ним… И Володя этого боялся… Мне однажды признался:

— С ней уже не могу, а без нее тоже не могу…

Валера говорил, что они очень просили ее приехать, но Марина не смогла — у нее умирала сестра…

В ней действительно очень много горя, много боли — очень много трагического начала…

В день, когда я уезжала, Володя сказал, что обязательно поедет меня провожать… Но он очень плохо себя чувствовал… Вызвали такси. И было немножко неудобно, потому что все его узнавали, а Володя был в плохой форме…

Я уезжала в Польшу, и Володя сказал, что уже сделал все… Что в Варшаве в советском посольстве мне дадут въездную визу… Я приехала в посольство, меня принял сам консул…

— Да, Володя был у нас. Рассказывал Вашу историю… Если бы Вы были в Польше хотя бы шесть месяцев… и не было бы Олимпиады. Мы бы могли поставить Вам визу. Поймите, сейчас я не могу.

Володя и Валера все время звонили… А в семье моих родственников не очень любили русских. «A-а, москали…» — говорила одна женщина. Но когда я разговаривала с Высоцким — все бросались ко второму аппарату — послушать, что скажет Высоцкий… Володя, наверное, единственный русский, которого в Польше любят все.

Потом я переехала в ФРГ, там тоже ходила в советское посольство… Но они не давали виз даже участникам Олимпиады, которые хотели ехать в Москву…

Поехала в Рим, жила у своей подруги… Они все время звонили… Володя иногда нормально разговаривал, а иногда был в плохой форме. Ничего не получалось, я никак не могла вернуться в Москву. И, наконец, решила вернуться в Штаты, там оформить визу и приехать в Союз в сентябре…

За день до моего отъезда — 23 июля — разговаривали по телефону…

— Как у вас там дела?

Валера ответил:

— Сама не слышишь?

(Было слышно, как Володя стонал: «A-а! А-а!»)

— И так все время?

— Все время…

24 июля я вылетела в Штаты. 25 июля вошла в свой дом — и сразу звонит телефон, Валера говорит:

— Володя умер.

Я кричу:

— Что?! Что теперь будет?!

— А что теперь будет… Похороны…

Это был для меня ужасный шок.

Москва, октябрь 1989 г.