Вступление

Вступление

«Биография дарственна: Я получаю ее от других и для других»

М.М. Бахтин

Более десяти лет прошло со дня смерти Владимира Семеновича ВЫСОЦКОГО. Теперь ясно, что Высоцкий не только «останется», но и будет энергично вмешиваться в жизнь живых. «В том состоянии, в котором находится народ; ему нужен именно Высоцкий, — художник синкретический, впитавший и воплотивший всю сумятицу вкусов в нечто высшее и вместо с тем доступное». (Д. Самойлов).

Смерть Высоцкого, как сказал Бродский — не только потеря для русской поэзии — это потеря для русского языка. Высоцкий не заимствовал и не стилизовал, — он создавал: творил свой мир и свой язык.

Очевидно также, что Высоцкий (одним из очень немногих) сумел в самые несвободные времена защитить честь свободного русского слова. Для наиболее проницательных людей это было понятно достаточно давно. В 1974 году Андрей Донатович Синявский написал «об индивидуальном, авторском голосе поэта, осмелившегося запеть от имени живой, а не выдуманной России».

«Поэт после смерти принадлежит всем»? Если — да, то только творчество или вся жизнь? Высоцкий сказал в интервью: «Да зачем Вам факты моей биографии? Кому это интересно: родился, жил… В моей жизни были другие моменты, которые для меня гораздо важнее». (1974 г.)

Теперь нам интересно и важно все — не только спектакли и фильмы, песни и стихи, но также люди и события, даже мелочи и детали. Но где предел нормальному человеческому любопытству? Чем и как оно ограничивается? Разумеется, не только естественной деликатностью, но и правом: строгими законами, которые — как известно — возвышают нравы. Агрессивная неправда, оскорбление памяти должны быть наказуемы не только силой общественного мнения, но и судебными приговорами. Хотя тут многое зависит от степени цивилизованности и правовой оснащенности общества.

В достаточно цивилизованном — развитом обществе принадлежность к определенным профессиям и высокий общественный статус уже предполагают некоторую публичность проживания жизни. Часто цитируют отрывок из письма молодого Пушкина Вяземскому: «Зачем жалеешь ты о потере записок Байрона? черт с ними! Слава Богу, что потеряны… Оставь любопытство толпе и будь заодно с гением… Толпа жадно читает исповеди, записки etc, потому, что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего». Но позже, в 1830 году Пушкин писал: «Нападения на писателя и оправдания, коим подают они повод, — суть важный шаг к гласности прений о действиях, так называемых общественных лиц, одному из главных условий высокообразованных обществ».

Еще один вопрос: кто имеет право вспоминать о Высоцком? Конечно все. Все, кто так или иначе соприкасался с его жизнью. «Запрещенных» людей не должно быть, кто бы ни устанавливал эти запреты. Да, можно попытаться из события или из всего прошлого убрать очевидца. Можно делать вид, что этого человека вообще не существовало. Но следы всегда остаются, как на групповой фотографии, на которой заретуширован «запрещенный» человек. И главное: если убрать из события хотя бы одного участника (то есть лишить его права на голос), то это событие уже лишается части правды.

А правда о Высоцком нужна: уж слишком явным было противоречие между трагическими стихами и прекраснодушными воспоминаниями. Еще правда нужна потому, что «люди, которые ищут, должны иметь пример. В жизни Высоцкого было огромное количество того, что в человеке рождает оптимизм. Его жизнь была невероятной по взлету, по высоте взлета» (И. Дыховичный).

Вообще, наше время особенно нуждается в правде и подлинности: резко возросла цена «человеческих документов» — писем, дневников, воспоминаний. Подлинность всех материалов, опубликованных в трех книгах «Живая жизнь», в том, что все они (за редким исключением) основаны на живом человеческом слове. На слове, которое сказано, произнесено. Что, разумеется, не гарантирует полной правды, а тем более — абсолютной точности. Память человеческая, увы, несовершенна.

Но усилия приблизиться и понять живого Высоцкого не напрасны. Более того, эти усилия необходимы, пока живут и здравствуют люди, знавшие его. Работа с рукописями и документами возможна всегда — и через сто лет, — а живые люди смертны.

В судьбе Высоцкого, как и в судьбе любого другого большого поэта, есть и тайна, и дар. Тайна остается всегда, потому что «судьба не настигает людей извне, а рождается из глубин самого человека» (Рильке). Но судьба Высоцкого — это и дар. Дар всем и на все времена.

В. Перевозчиков