Грабарю (20.01.1947)
Грабарю (20.01.1947)
Дорогой друг Игорь Эммануилович,
Спасибо, большое спасибо и за доброе письмо Твое от 15 Декабря и за "Рублева" — прекрасная, нужная книга. И год на ней 1926 — нам памятный — в Москве были. Письмо Твое и без Америки шло всего месяц и четыре дня. Выходит, что воздушная почта отсюда идет медленнее, чем обычная из Москвы. Хорошо хоть вообще доходит.
Действительно, жаль, что нет фото с репинского рисунка — хороший, четкий, выразительный для молодого Серова. Углубленная сущность нашего друга передана вполне. Серовский портрет Елены Ивановны — большой рисунок, расцвеченный пастелью. Где он теперь, в Англии? Как вспомнишь Серова, так и выплывают его черты — вот какие люди жили на нашем веку. Незадолго до ухода В.А. в спешке прибегал за темперой. "Микстурки, микстурки-то нет ли, — быстро она выходит, а без нее невозможно — густо". И не было признаков болезни, и В.А. был полон рвения к творчеству. Как быстро сломило его драгоценную жизнь. И мало теперь осталось — надо спешить.
Вполне понимаем Твое желание сосредоточиться на Академии Наук, но все же жаль, что Ты уклоняешься от президентства в Академии Художеств. Именно Ты укрепил бы и возвысил культурно этот пост — такой важный в продвижении нашей Родины. Русское искусство прогремело по всему миру, и ему предстоит славное будущее. Тем более во главе Всесоюзной Академии Художеств должен быть не только знаменитый художник, но и истинный культурный деятель — все сии качества в Тебе. Много Ты натворил за эту четверть века, придется и еще принять бремя во славу народа.
На конгресс в Дели прибыла делегация наших ученых. Индия встретила их по-братски. Протянулись новые, задушевные нити крепкой дружбы. Мы радовались, читая, как прекрасно принял делегацию наш друг Неру и как сердечно говорил он, обращаясь к нашим ученым. Наверно, Ты повидаешь их (сегодня они летят обратно) и услышишь добрые вести. Прочны связи науки и искусства. Святослав с Девикой встретили ученых в Дели и писали нам о прекрасных установленных отношениях, чему мы все радовались. Делегация привезла нам вести и фотографии от вдовы моего брата Бориса, и ей посланы памятки. Святослав еще встретится с делегацией в Бомбее перед их отъездом, но об этом мы узнаем дней через пять.
Посылаю Тебе мое новогоднее приветствие для АРКА. Наверно, Ты скажешь словами Твоего Сентябрьского письма: "Зачем греметь во славу Родины на Гималаях, когда следует…" Тогда же Ты писал мне: "Тебя нужно, очень нужно". И на том спасибо. А мы-то все трудимся, творим, преуспеваем и чуем, что народу русскому, всей семье всесоюзной труды наши принесут пользу. Писали нам, что в Ленинграде, в окнах книжных магазинов, видели мою "Монографию", но какую — рижскую или американскую? А может быть, здешнюю или французскую? По римской пословице: "Книги имеют свою судьбу". "Индология" Юрия в спросе. Сейчас много пишет и готовит новые книги.
Посылаю и последний снимок — перед домом. Жаль, горы слабо вышли, да и лицо лишь в лупу рассмотришь. Все еще трудно с фото, да и со многими материалами. Вот и с последних картин нет снимков, а их спрашивают. Ежемесячно журналы что-то печатают. Сейчас послана в Мадрас памятка о Московском Художественном Театре и о встречах со Станиславским. Неужели В. Ф. Булгаков из Праги приехал? Видел ли Ты его?
Привет, душевный привет от нас всех всем Твоим, всем друзьям. Рады вестям Твоим.
Сердечно…
20 января 1947 г.
Публикуется впервые