Непосланное

Конец письма не послал, да и не пошлю. Кто-то заподозрит наши теперешние письма в отрывочности, в скрытности. Удивится, как можно не оценивать все текущие события — военные и государственные. Или мы их не замечаем?

Очень, очень замечаем, но писать о них невозможно. Вы забываете, что все идет через двойную, а иногда даже через тройную цензуру, — что за люди цензоры? По нескольким примерам видим, что их качество весьма относительно. В лучшем случае, они передают содержание пакетов на потеху своим собутыльникам, а в худших плетут вредную клевету. Бывали случаи, что цензоры с хорошей для себя пользою читают посылки. Слыхали через дальние руки очень трогательные отзывы. Но много ли таких? Зато о вредителях тоже достаточно наслышаны.

И где произойдет вред? На котором конце? И на ком он отстукнется? И без того горя и бедствий слишком достаточно. Вот из некоторых освобожденных мест нет вестей, а уж, наверно, написали, если бы могли. Значит — нельзя. И так вынимаешь из посылок все, что кому-то повредить может. В конце концов, остаются какие-то сухие листья. Да и не подымается рука писать о личных чувствах, когда знаешь, что какие-то неведомые люди будут хохотать и глумиться.

А друзья думают: неужели иссохли и не найдут прежнего задушевного слова? Но ведь душа-то на перекрестке не откроется. Может зарождаться отчужденность, а такие прорехи нелегко заштопать.

Свобода, демократия, справедливость возвещаются. Пусть они не превратятся в те три слова, еще видные на фронтонах французских зданий. "Свобода, равенство, братство" — чего лучше! А в результате известный ученый-старец сходит с ума в Париже от пыток. Его пытали наследники Гете и Шиллера, но пытали перед ликом народа Франции! Ужас! Любопытное дело о нас хранится в архиве здешних начальников — лишь бы его не уничтожили — уж очень показательно!

3 мая 1945 г.

Публикуется впервые