Глава 21

Глава 21

Помню, как однажды в Париже, в воскресенье, мы с Ларсом пришли на Монмартр. Вошли под своды Сакре-Кёр, и каждый поставил свечку. Ларс выглядел очень торжественно.

— Ты молишься? — спросила я.

— Да, — ответил он. — Я молюсь, чтобы ты стала моей.

Я улыбнулась и ответила:

— Как ты смеешь? Я же замужем.

— Но молиться-то я всегда могу, правда? — улыбнулся в ответ Ларс.

Вначале я была не уверена, что мы с Ларсом должны пожениться. Может, Роберто прав? Два брака. Четверо детей. Наверное, достаточно?

Дети большую часть времени находились теперь со мной в Париже. Роберто был этим совершенно удовлетворен, тем более что Ларс держался все время в тени. Роберто пребывал в полной уверенности, что я осела в Париже, честно работая в «Чае и сострадании», а потом в «Нескромном». Следом шел фильм «Таверна шести счастливчиков «, в котором мне предложила сниматься студия «ХХ Сенчури Фокс». Он считал, что я забочусь о детях, проводя с ними дни и ночи. Ему ни на (Секунду не приходила в голову мысль, что кто-то еще может войти в мою жизнь. Я поинтересовалась у своего итальянского адвоката Эрколе Градидеи, когда тот приехал в Париж:

— Сколько времени может понадобиться на развод?

— Вы можете подождать три месяца? — спросил он.

— Три месяца? Конечно, могу.

Мы начали заниматься разводом. Никаких проблем. Только короткие визиты к адвокатам.

— Вы хорошо обдумали свое решение? — спросил нас мой французский адвокат Рене Флорио.

— Да, конечно.

— И вы оба убеждены, что поступаете правильно?

— Да. совершенно.

— Тогда нужно будет обсудить вопрос опеки над детьми хотя французский суд, безусловно, предоставит преимущество матери, точно так же, как отцу будет дано право общаться с детьми.

Единственное, о чем мы просили, — это чтобы был аннулирован мексиканский брак, заключенный по договоренности. По итальянским законам это было возможно, но требовалось какое-то время.

На рождество дети, Роберто и я собрались вместе в квартире на Бруно Буоци. У нас был прекрасный вечер. Репортеры, собравшиеся внизу, недоумевали:

— Живете раздельно, а рождество справляете вместе?

— Да, — отвечала я. — Потому что не хотим расстраивать детей. Мы устроим замечательный рождественский вечер, а в январе я поеду сниматься в Англию.

Прекрасно помню, как Роберто лежал, пристроив голову у меня на коленях, и я смеялась: «Господи, видели бы нас сейчас те, кто ждет на улице. Они могли бы сделать фотографию недели».

Мы оба пили glogg — шведский напиток, в котором поровну смешивались чуть подогретое красное вино и водка, а потом добавлялись орехи, изюм и корица. Очень крепкий. Я послала большую бутылку репортерам.

— Мне вас очень жаль, — сказала я. — Можно ведь до смерти замерзнуть, ожидая, пока у нас что-нибудь случится. Выпейте и расходитесь по домам, потому что сегодня мы вообще не собираемся никуда выходить.

Они, конечно, ничего не понимали. Но до тех пор, пока дело не начало принимать серьезный оборот, мы с Роберто придерживались именно такой линии поведения.

Я поехала в Лондон на съемки «Нескромного», где моим партнером должен был стать Кэри Грант. Журналисты уже поджидали меня в аэропорту Хитроу. «Вы разрушили свою карьку, когда выходили замуж за Росселлини, а теперь собираетесь опять превратить ее в руины, оставляя его?» — спрашивали они. На импровизированной пресс-конференции находился и Кэри Грант. Сидя на столе, он через головы журналистов прокричал: «Ингрид, подожди, сейчас ты услышишь о моих проблемах!»

Это сломало лед. Все рассмеялись. Как-то мило и ненавязчиво он их затормозил: «Хватит, ребята, не нужно расспрашивать даму о таких вещах. Спросите лучше меня, и я вам все расскажу. Неужели вас не интересует моя жизнь? Она вдвое цветистее, чем у Ингрид».

Наконец мы сбежали. Сидней Бернстайн ждал нас в машине, и мы двинулись в отель «Коннот». Всем было весело. Я рассказывала о Роберто, о своих неурядицах, Кэри — о своих... Внезапно Сидней спокойно произнес: «Хотел бы я знать, интересны ли кому-нибудь мои проблемы?»

Он был прав. Таковы кинозвезды. Мы всегда говорим только о себе и своих трудностях.

Фильм «Нескромный» был легкой комедией. Я играла знаменитую, богатую актрису, Кэри Грант — американского дипломата, притворявшегося женатым, чтобы сохранить свою холостяцкую жизнь. Моя героиня, выяснив это, спрашивает, как он смел влюбиться в нее, не будучи женатым. В конце концов все счастливо заканчивается. Это было именно то, чего я хотела. Я была влюблена в Ларса, и мы хотели пожениться.

Ларс Шмидт родился в Гётеборге, в состоятельной семье, чьи мужчины традиционно становились военными. Но его больше всего в жизни интересовал театр. Когда Ларс был юношей, его послали в Уэльс, в Суонси для приобретения познаний в корабельном деле. Шахтеры, с которыми он познакомился в одной из пивных, сказали ему: «Если хочешь как следует узнать о том, как уголь из Уэльса попадает на шведские корабли, спускайся с нами и посмотри, где все начинается». Вот так, перед тем как попасть в Лондон, Ларс несколько месяцев проработал в шахте. Но свет театральной рампы манил его все сильнее.

Театральные приключения Лама совпали с началом войны, когда театральная жизнь Лондона сошла на нет.

Будучи шведом-нейтралом, он взял курс на Нью-Йорк, где театры процветали. В начале 40-х годов пассажирские самолеты через Атлантику не летали, а путешествие по океану было опасным из-за немецких подлодок. Ларсу удалось попасть на небольшой корабль, идущий под финским флагом, но около Фарерских островов маленькое суденышко атаковали немецкие бомбардировщики. Когда Ларс сбежал вниз, чтобы взять паспорт и деньги, в судно попала бомба, повлекшая корабль на морское дно. В это время года в Северной Атлантике быстро темнеет, но клубы дыма, пламя увидели со шведского корабля. Он взял на свой борт половину команды и пассажиров — больше о них никто никогда не слышал. Английский корабль, подошедший следом, забрал Ларса и остальных пассажиров и доставил их на Фарерские острова. Там Ларс провел восемь изнурительных недель, прежде чем попал в Нью-Йорк — без гроша, с узлом за спиной. В Нью-Йорке, решив получить избранную им профессию. Ларс сменил несколько занятий. Он был рабочим сцены, установщиком декораций, ассистентом ассистента... А потом пришло время, когда он купил права на постановку за границей США своей первой американской пьесы — «Мышьяк и старое кружево».

Ларс продолжал искать пьесы, становился их продюсером и открывал собственные конторы в Нью-Йорке, Лондоне, Париже, по всей Европе.

Жизнь Ларса во многом походила на мою. Он тоже родился и воспитывался в Швеции, но всю жизнь жил за границей, говоря повсюду на чужом языке. Все это необычайно нас сблизило, мы прекрасно понимали друг друга. Нам не нужно было даже разговаривать. Я знала, когда Ларсу не нравилось что-то из сделанного или сказанного. Нам достаточно было обменяться взглядами, и все становилось ясно. Ларс прекрасно чувствовал, что именно меня раздражает, чего я хочу и что меня не устраивает. Я тоже понимала его. Иногда влюбляешься благодаря мелочам, порою глупым, и даже тем, которые иногда раздражают.

Существовало одно обстоятельство, чрезвычайно важное для Ларса: Данхольмен, его остров. Пожелай я проводить лето в Сан-Тропезе, в Монте-Карло или на Капри, брак не состоялся бы. А вот если я полюблю остров, мы поженимся.

Итак, в середине шведской зимы мы высадились на острове, расположенном в нескольких милях от западного побережья Швеции, затерянном среди таких же каменистых островов. Ларс влюбился в Данхольмен много лет назад, когда приехал сюда со своим старым другом.

В альбоме для гостей Ларс записал: «Надеюсь, что этот остров будет моим, когда я в следующий раз приеду сюда». И попросил потрясенных владельцев: «Когда захотите продавать, дайте мне знать». Спустя десять лет, как раз в то время, когда он встретил меня. Ларс купил остров.

Чтобы добраться до острова, пришлось нанять довольно большую рыбацкую шхуну, которая смогла пробить лед. Я наслаждалась каждой минутой нашего путешествия и самим островом. Полное одиночество. Огромное небо, необъятное море, гигантские круглые валуны, маленькие бухты, и повсюду вода. Летом, когда все освещено солнцем, вокруг только море, скалы и небо.

И полное чувство отрешенности.

Мы были один на один с природой. Ни электричества, ни телефона. Пресную воду нужно было качать при помощи насоса. Мы искали хворост, чтобы разжечь костер, сами ловили рыбу. Мир был далеко... Я поняла, почему Ларс так любил свой остров.

В первый же приезд, когда мы сидели на больших круглых камнях около дома, я сказала:

— Я люблю твой остров.

— Прекрасно, тогда поженимся, — ответил Ларс.

Это было сказано очень просто, но не так просто оказалось сделать это.

А пока что я готовилась стать миссионершей.

Теперь Аллан Бёрджесс, продолжая свою часть биографии Ингрид Бергман, возвращается к 1958 году, когда его книга «Маленькая женщина» была экранизирована студией «ХХ Сенчури Фокс» под названием «Таверна шести счастливчиков».

Режиссером будущего фильма был уроженец Канады Марк Робсон. Он сообщил главному продюсеру картины Бадди Адлеру, что единственной подходящей кандидаткой на роль Глэдис Эйлуорд является Ингрид Бергман. Героиней книги и фильма была лондонская горничная, которая отправилась в далекий Китай, где стала миссионершей. Во время китайско-японской войны Глэдис спасла около ста китайских детей, переправив их через горы Шаньси в безопасное место.

Когда Бадди Адлер усомнился в том, что Марк обеспечит участие в фильме Ингрид Бергман, тот сел в самолет, прилетел в Париж и прямиком направился в отель «Рафаэль». Первое, что он увидел, войдя в номер Ингрид, был экземпляр сценария «Маленькой женщины», посланный ей студией.

В начале съемок Ингрид написала письмо на Тайвань, где Глэдис Эйлуорд жила на свою долю гонорара, причитавшуюся ей за издание книги и ее экранизацию. В то время она намеревалась построить еще один сиротский приют для китайских детей.

«Дорогая мисс Эйлуорд, так странно сознавать, что Вы действительно существуете, что Вы не плод фантазии, который может быть предлогом для того, чтобы говорить Вашими словами и жить Вашими чувствами. Но я никогда не видела Вас, и это усложняет дело. Я очень сожалею, что мы не поехали на Тайвань, где я могла бы получить Вашу помощь (Вы, наверное, знаете, что первоначально съемки предполагалось вести на Тайване). Безусловно, Вы обнаружите в фильме множество поводов для того, чтобы с удивлением спросить, почему изобразили что-то так, а не иначе. Я хочу только, чтобы Вы знали: мы все время старались оставаться честными, мы делали фильм с чувством огромного уважения к Вам, восхищения Вами, но при всем этом кино есть кино, и нам пришлось ввести в фильм некоторый элемент развлекательности. Мое личное восхищение Вами и Вашим делом огромно, и единственное, на что я надеюсь, — что фильм будет достоин вас.

С самыми теплыми пожеланиями».

Глэдис Эйлуорд получила письмо, но не ответила на него. С ее точки зрения, причины для этого были весьма уважительными.

Задолго до получения этого послания, ранней весной 1958 года, Марк Робсон и несколько членов съемочной группы студии «ХХ Сенчури Фокс» прибыли на остров Тайвань, где должны были проходить съемки. Они обратились за помощью к Глэдис Эйлуорд. Один из самых активных членов группы попросил ее собрать всех своих знакомых и предложить им приготовить к съемкам шляпы, платья, чтобы достойно выглядеть в массовках.

Но как раз в это время правительство Чан Кайшн затребовало сценарий «Таверны шести счастливчиков» и, прочитав его, возмутилось: режим Чан Кайши никогда-де не знал, что такое бедность, нужда и неравенство, в стране царили свет, восторг и милосердие, пока не пришли коммунисты... И если сценарий не будет переработан, то фильм столкнется с большими трудностями.

Марк Робсон решение принял быстро: съемочная группа покинула Тайвань в следующую же ночь. Но никто не позаботился сообщить об этом Глэдис! Ее оставили один на один с дюжиной разъяренных тайваньцев, требующих платы за свои полуготовые изделия. Был момент, когда ее чуть не вытащили из коляски рикши. Можно понять, почему она испытывала такую неприязнь к этому фильму и не делала никаких попыток увидеть его на экране.

Съемки перенесли в горный район Сноудонии в Уэльсе, и на вершине горы был построен обнесенный стеной город Янгчень, где жила Глэдис Эйлуорд. Все китайские прачечные Кардиффа, Лондона и Ливерпуля враз опустели, поскольку китайские дети, говорившие на самом отчаянном кокни или с лондонским акцентом, вместе со своими родителями и другими уроженцами Китая были приглашены для участия в фильме.

В конце марта 1958 года Ингрид писала Рут Роберто: «Я нашла в Ларсе замечательного человека. Я так счастлива. Думаю, что на этот раз я обрела того, кто мне нужен. Ведь бог троицу любит. Мы остаемся в Швеции. Странно, что, будучи шведом, он, как и я, любит приезжать в Швецию — в Швеции есть масса прекрасного, — но потом рвется назад, во Францию! Мы похожи . во всем.

Мы полны надежд. Если я получу развод в мае, то скоро опять стану невестой! Думаю, мои малыши воспримут это спокойно. А вот Пиа удивится и расстроится».

Пиа в своем письме предупреждала, что Ингрид ; грозит попасть из огня в полымя, она замечала, что та не совсем удачно выбирает себе мужей». Настаивала на том, что следует все продумать, прежде чем решить вопрос окончательно, что прошел слишком маленький срок, для того чтобы они могли хорошо узнать друг друга. Она спрашивала, был ли женат Ларс раньше, и если да, то что же случилось с его женой. Она : напоминала Ингрид об ее ответственности перед детьми . и о том, что люди будут судить о них по ее поведению. Но заканчивала письмо словами: «Я с тобой, что бы ты ни решила».

Вскоре Пиа прибыла в Париж. С Ларсом они поладили мгновенно. Меня сразу же отослали из комнаты присматривать за ужином. Они болтали, смеялись и подшучивали надо мной. Поздно ночью, когда мы остались одни, Пиа сказала: «Если ты не выйдешь за него замуж, это сделаю я».

Итак, Пиа была довольна. Теперь оставалось узнать, что думают по этому поводу близнецы.

Я играла в «Чае и сострадании» в Уэльсе, и девочки были со мной. Однажды вечером мы вымыли головы и, сидя в халатах на полу, сушили волосы. Я спросила шестилетних Ингрид и Изабеллу:

— Что вы думаете о том, чтобы ваша мама опять вышла замуж?

Они просияли:

— Это будет замечательно. — Потом они поинтересовались: — А ты уже нашла кого-нибудь?

— Да, — сказала я. — Помните такого симпатичного человека по имени Ларс — он навещал нас здесь, в Уэльсе?

— О да, он нам очень понравился. А когда же ты выйдешь за него замуж?

Робертино в это время находился в Париже вместе с Ренцо, тринадцатилетним сыном Роберто от первого брака. Я не могла поехать к Робертино из-за съемок.

Девочек я попросила:

— Не говорите пока ничего Робертино. Я хочу сама сказать ему об этом.

Но Роберто, который к этому времени уже все знал, сообщил новость Ренцо, а Ренцо сразу же доложил о ней Робертино. Когда я наконец приехала с девочками в Париж и вошла в дом, меня встретили двое ревущих мальчишек.

— Что случилось? — спросила я. — Что происходит?

— Бу-у-у, бу-у-у, ты снова собираешься замуж, бу-у-у!

— Что ж, извините. Я сама собиралась сказать об этом, но вы уже все знаете от кого-то другого.

Маленькие Ингрид и Изабелла забеспокоились. Может быть, их старший брат прав и всем им грозит какое-то несчастье?

Мне пришлось повести девочек и Робертино в парк. Репортеры, как всегда, решили нас сфотографировать. И вот появились трое детей с вытянутыми лицами. Снимок, на котором были запечатлены три расстроенных ребенка, производит ужасающее впечатление.

В конце концов я спросила Робертино:

— В чем дело? Ты же встречался с Ларсом. Ты ходил с ним в зоопарк.

— Я ничего не имею против Ларса. Мне он нравится, но это вовсе не значит, что тебе нужно выходить за него замуж. Пусть он живет с нами, но зачем тебе выходить замуж?

Итак, папа и трое детей объединились против меня. Правда, девочки были настроены более романтично. Они все время шептались и уже начали сомневаться в правоте своего брата.

Ларс встречал нас у входа в парк. Мы собрались ехать за город, чтобы посмотреть дом в деревне Жуазель, в сорока километрах от Парижа, который хотели купить. Робертино сидел впереди с Ларсом; Ингрид, Изабелла и я — сзади. Робертино уставился в окно, он не смотрел в сторону Ларса и вообще не открывал рта.

— Мама, — прошептала малышка Ингрид. — А Ларс знает, что ты собираешься за него замуж?

— Думаю, что да.

— Но ты его об этом не спрашивала?

— Нет, не спрашивала.

— Но ты же должна спросить его об этом, — расстроилась она. И чтобы обрести уверенность, она наклонилась вперед и проговорила: — Ларс, ты хочешь жениться на моей маме?

Ларс был так удивлен, что, быстро обернувшись, взглянул на меня. Он молча продолжал вести машину, но видно было, как он разволновался.

Ингрид повернулась ко мне и обеспокоенно спросила:

— Что он сказал?

— Ничего.

— О! — Она была в шоке, а вдруг Ларс не женится на мне. Поэтому она снова наклонилась вперед и сказала:

— Ларс, мама еще молодая.

Я чуть не заплакала. Это было самое очаровательное предложение, которое от имени матери могла сделать шести летняя девочка.

— Ну, если ты хочешь, чтобы я женился на твоей маме, возможно, я это и сделаю, — сказал, улыбнувшись, Ларс.

Теперь присоединилась и Изабелла:

— Мы бы очень хотели, чтобы ты женился на нашей маме. И не волнуйся о Робертино, мы с ним сами поговорим и все ему объясним.

Они остановились перед длинной, выложенной из серого камня оградой с огромной, окрашенной в зеленый цвет дверью. Войдя внутрь, они увидели большую зеленую лужайку, на которой небольшими группками росли кедры невиданной красоты. Их бледно-зеленые перистые ветви свешивались вниз, почти касаясь изумрудной травы. Ингрид сделала несколько шагов вперед и увидела небольшой фермерский дом из серого камня.

Мгновенно, как было и на острове Ларса, она почувствовала, что это как раз тот дом, который им нужен.

7 июля 1958 года она написала Лиане Ферри в Рим:

«Мы не можем избавиться от провокаций, подозрений, слухов — особенно с тех пор, как репортеры обнаружили, что мы купили дом, а я по глупости объявила, что, как только стану свободна, выйду замуж за мистера Л. Ш. С тех пор журналисты ведут себя просто невыносимо. Они охотятся за нами, как за зайцами, стараясь допытаться, когда и где мы будем сочетаться браком. Теперь я думаю, что лучше было вообще ничего не говорить. Нельзя же строить планы о будущей свадьбе, когда расторжение прежнего брака отдаляется все больше и больше. Близнецы знают о моих намерениях и относятся к ним прекрасно. Робертино, к сожалению, узнал обо всем от Ренцо и поначалу был в шоке, но думаю, что сейчас он тоже успокоится, если, конечно, все остальное семейство не станет рыдать и демонстрировать свое неодобрение. Я сказала Роберто, что ему нужно объявить детям только одно: что он вовсе не несчастен. И все будет в порядке. Но разве он это скажет? Он обещал сделать все, что в его силах, а сам, как мне думается, тревожится только о том, что дети вдруг слишком полюбят Ларса.

Чтобы успокоить тебя, хочу сказать, что ощущаю невероятную уверенность в себе и безмятежность. То, что происходит со мной, — самое лучшее из всего того, что может быть в моей жизни. Этот человек — единственный, кто меня прекрасно понимает и принимает со всем хорошим и плохим. Никогда мне не приходилось встречать от людей такого понимания».

15 июля 1958 года Ингрид писала Лиане Ферри:

«Дети все еще у Роберто. Как раз в тот момент, когда я собиралась совсем обозлиться на него, произошло несчастье: малышка Иза свалилась с аппендицитом. Сейчас уже все в порядке, но он не хочет отдавать мне детей еще две недели. Надеюсь, скоро он продаст свой телевизионный документальный фильм, — не может же это продолжаться вечно. Он не может понять, почему ему так не везет. Я пробую объяснить, что во многом виноват он сам, но в это он, конечно же, никогда не поверит».

Через десять дней она добавляла во втором письме:

«Сегодня вечером покидаю Париж, и дети опять будут со мной. По телефону они мне сказали: «Бедный папа, он проплакал всю ночь». Меня это сводит с ума; вместо того чтобы представить все происходящее как можно естественнее и проще, он обязательно должен устроить итальянскую мелодраму. Я пообещала, что они проведут с ним лето в «Санта Маринелле»».

5 сентября 1958 года — Лиане Ферри:

«Пиа полюбила свой дом во Франции, но больше всего она любит этот маленький остров. Конечно, он уникален, и я так рада, что она счастлива. Самое главное, она полюбила Ларса, — для меня нет большего счастья. Им так весело вдвоем. И все три девочки, все три мои девочки, счастливы за меня.

Я не так, как ты, волнуюсь о детях. Неужели Роберто задержит их в Италии? Его же самого там нет. И у него нет денег, по крайней мере пока нет, чтобы содержать их. Слава богу, меня это больше не касается. Когда я оглядываюсь назад, жизнь кажется мне кошмаром; перемены, путаница, обещания, непонимание, ложь... помогите! Милая, милая подруга, благодарю бога за таких друзей, как ты. Хорошо, если у тебя представится возможность приехать во Францию, тогда я покажу тебе человека, которого люблю. И наш чудесный дом».

И снова — Лиане. Из Жуазели, 5 октября 1958 года.

«Меня пугает, как ты предвидишь некоторые вещи. Снятся они тебе — или ты их предчувствуешь? Конечно же, с Роберто возникли сложности из-за детей. Он пытается найти любую возможность, чтобы получить над ними опеку. Я решительно против этого. Я сказала, что у нас должны быть равные права. Он находит любые предлоги, чтобы возвести передо мной преграды. К ним, например, относится и то, что дом в Жуазели куплен не на мое имя, а на имя Ларса.

Я предоставила Роберто право видеться с детьми в любой день недели, где только он пожелает, и быть с ними каждый второй уикенд. Кроме того, ему принадлежат два месяца с ними в Италии, в то время как мне остается всего один. А он жаждет еще и официального опекунства и говорит о собственном доме в Париже, где будет жить с детьми, когда имеет лишь номер в отеле «Рафаэль»! Да и тот не оплачен! Все свои требования он основывает на том, что я собралась замуж. Хотя в глубине души знает, что я никогда не разделю его с детьми, не заберу их из Италии. Я даже не знаю, что я еще могу сделать для него. Порою кажется, что ему доставляет удовольствие сама борьба и хождение по судам.

Слишком много лет я не представляла, что происходит вокруг меня, а теперь вижу со стороны, в какие игры он играет. Скажи хоть слово, и ты у него на крючке.

Если бы во все это не были вовлечены дети, мне было бы просто интересно изучать человеческий эгоцентризм. Но сейчас это меня, конечно, очень беспокоит».

Несколькими неделями раньше, перед тем как Ингрид закончила «Таверну шести счастливчиков», Роберт Донат -- блестящий английский актер, приглашенный на роль мандарина, — внезапно заболел. Были приостановлены все другие работы, пока он пытался озвучивать свою роль. Через несколько дней он умер. Многие его друзья считают этот фильм реквиемом по Роберту Донату. Сцены, где Донат и Ингрид играют вместе, удостоились похвал во всем мире.

Дилис Пауэлл писала в «Санди таймс»: «Мисс Бергман с ее чистосердечием, искренностью и естественной грацией обладает тем даром, который может передать безграничную доброту. Пожалуй, это лучшее и самое волнующее из того, что она сделала».

Лондонская «Дейли скетч» заметила, что «игра мисс Бергман была настолько прекрасной, что в некоторых эпизодах фильм достигал высот, не покоряемых кинематографом со времен Гарбо».

Журнал «Тайм», сетуя, что на фильм продолжительностью сто пятьдесят семь минут потрачено 5 миллионов долларов, писал: «Эта картина — наихудший образчик, созданный когда-либо на экране, перенасыщенный предметами китайского быта. Фильм насквозь феминистский, чересчур оптимистичный и приторный до такой степени, что его можно сравнить лишь с великим наводнением патоки в Бостоне в 1919 году». Но добавлял: «Бесспорно, что-то сохранилось в фильме от одержимости и твердости его героини».

Приехав через десять лет в Японию, Ингрид специально отправилась на Тайвань, чтобы попытаться увидеться с Глэдис Эйлуорд. Но приехала она слишком поздно. Глэдис умерла десятью днями раньше. Ингрид отослала маленькое грустное письмо в Англию Алану Бёрджессу:

«В конце концов, после всех этих лет, я здесь, а Глэдис уже нет. Так грустно. В полдень я пошла с Кэтлин Лангтон-Смит (молодой английской девушкой, которая приехала из Британии, чтобы помочь Глэдис в устройстве сиротского приюта, и после смерти Глэдис взяла его на себя. — А. Б. посмотреть дом Глэдис. Все осталось так, как было при ней. Ужасно тронула скромная обстановка в доме. Я встретила многих из ее воспитанников. Так странно, что я опоздала совсем на немного, сердце у меня просто разрывается. Она работала до самого последнего дня. Какая замечательная женщина».

Кэтлин Лангтон-Смит показала Ингрид толстую пачку вырезок из газет, фотографии Ингрид, которые она нашла в одном из ящиков буфета. Удивляло, что высокая женщина из Швеции и маленькая женщина из Лондона были во многом схожи; эмоциональные, решительные и свято верующие в то, что они делают. В дальнейшем Ингрид внимательно следила за тем, чтобы сиротские дома Глэдис Эйлуорд получали постоянную поддержку и помощь. По ее инициативе «Вэрайети клаб Америка» стал одним из самых великодушных меценатов этих приютов.