География населения

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

География населения

Кроме «Русского Туркестана», Воейков в. поздний период своей деятельности написал и другие работы экономико-географического характера. Самая ценная из них — «Распределение населения земли в зависимости от природных условий и деятельности человека». Эта книга, объемом около ста пятидесяти страниц, содержит обширный статистико-географический материал, таблицы, карты.

Основная идея ее высказана автором на первых же страницах:

«Решающим фактором в распределении населения является не столько окружающая человека природа, сколько сам человек».

Это положение автора выделено курсивом. Воейков далеко отошел от буржуазного вульгарного географизма, утверждающего, что «человек зависит от природы». А между тем и в наши дни находятся «ученые», вроде усердного слуги американских империалистов географа Хентингтона и его последователей, которые уверяют, что развитие и культура стран главным образом определяются климатом. Жители южных материков будто бы обречены самой природой быть рабами «белых господ» англосаксонской расы, рожденных в условиях умеренного климата.

Искусно связывая статистические данные о размещении населения с характеристикой хозяйства и учитывая природные условия каждой страны, Воейков дает прекрасный обзор географии населения мира. Он очень метко выделяет два типа концентрации населения: «европейско-американский» и «азиатский».

Европейско-американский тип концентрации обусловлен развитием промышленности и торговли, причем преобладает городское население, в то время как сосредоточение населения в областях Восточной и Южной Азии связано с развитием интенсивного трудоемкого земледелия.

Внимание Воейкова всегда привлекало неравномерное распределение населения между городом и деревней:

«Наибольший процент населения живет в столицах государств с малым населением, где они (столицы. — А.Т.) главные и часто единственные торгово-промышленные центры страны. Таковы Дания, Аргентина, Уругвай, австралийские колонии».

Воейков говорит, что это означает «непомерный объем головы по сравнению с туловищем»[65]

Много верных замечаний мы встречаем у Воейкова в описаниях переселенческого движения XIX столетия. Вместе с передовыми писателями и общественными деятелями он отмечал, что причиной переселения в Сибирь крестьян центральных губерний Европейской России была необеспеченность их землей. Воейков выражал сочувствие тяжелым страданиям, которые пришлось претерпевать крестьянам-переселенцам.

В работе о «Людности поселений в Европейской России и Западной Европе» Воейков давал точную характеристику стран и областей. Коснувшись прироста населения России, Александр Иванович с негодованием говорил о высокой смертности, в первую очередь детской. Среди причин огромной смертности он отмечал нищету массы населения, неумение ухаживать за детьми. Но он не видел, в чем причина разорения крестьян. Неудивительно, что в этой работе ученый допустил крупную ошибку, высказавшись за столыпинскую земельную реформу — так называемые хутора. Он не понял истинных целей царского министра Столыпина — усилить помещичьи и кулацкие хозяйства за счет дальнейшего разорения беднейшего крестьянства.

Воейков исходил из того, что укрупнение хозяйства необходимо для повышения техники земледелия. Эксплуататорская природа кулацко-фермерских хозяйств, которые насаждались царским правительством, так и осталась ему непонятной. Не зная марксистской литературы по аграрному вопросу, Воейков оказался в плену у проповедовавших реакционные взгляды буржуазных экономистов — Давида, Кэри и других, отрицавших решающее значение машинной техники и восхвалявших «крепкое фермерское хозяйство».

Но далеко не часто Александр Иванович «попадался на удочку» реакционеров. Когда некий Карл Пенка выступил в одном немецком журнале со статьями о происхождении арийцев, Воейков выступил с решительным протестом. Пенка недобросовестно использовал статью Воейкова (в которой Александр Иванович указывал предположительные температуры ледникового. периода) и доказывал, что низкие температуры способствовали формированию «благородных особенностей арийской расы».

«Пенка меня возмущает, — говорил друзьям Воейков. — Я ему должен ответить и разоблачить его шулерские приемы».

Ответ был вскоре написан. Он отличался большим темпераментом, который Александр Иванович проявлял во всех случаях, когда «климатическими обоснованиями» пользовались для вульгарных, антинаучных целей. «Если климат стран Западной и Средней Европы считать самым лучшим, то чем объяснить развитие древних культур при совершенно других климатических условиях?» — язвительно спрашивал Воейков. «Развитие промышленности Великобритании обусловлено главным образом историческими причинами и наличием полезных ископаемых, а не климатом и расой», — заявлял русский ученый.

«Впрочем, может быть, в двадцатом веке появятся толстые тома, в которых будет доказываться особое влияние сильных северо-западных зимних ветров н влажного лета Пенсильвании на культуру США?» — иронизировал Александр Иванович.

Когда известный ученый Лесгафт, к которому Александр Иванович относился с большой симпатией, объяснял развитие европейской культуры тем, что теплые воды Гольфстрима близко подходят к берегам Европы, Воейков сухо возражал. «Это очень преувеличено».

Он не любил вульгаризации науки и отрицал преобладающее влияние климата на культуру и даже на хозяйство.

Александр Иванович выступил и против статистика Риттиха, который утверждал, что Гольфстрим — причина преобладания во многих странах женского населения над мужским.

«Это не доказано, — деликатно, но решительно писал Воейков, — причина проще. В Англии, Шотландии, Норвегии много рыболовов и мореходов. Это занятие опасное. Мужчины-рыбаки погибают. Из тех же стран многие эмигрируют, и главным образом опять-таки мужчины. Португальцы-мужчины уезжают в колонии».

Воейков отверг утверждения Риттиха о том, что процент женского населения между 56-м и 60-м градусом северной широты зависит от… земного магнетизма. «Это более, чем сомнительно», — заявил Александр Иванович, явно раздраженный подобной галиматьей.

Воейков использовал материалы измерений роста, размеров и формы черепов и других признаков различных рас и народов и с убедительностью доказал, что очень хорошее физическое развитие нередко встречается и в условиях резко континентальных климатов.

Воейкову, как и другому русскому географу Миклухо-Маклаю, были глубоко антипатичны разглагольствования о мнимом превосходстве «высших» рас над «низшими».

Работы по географии населения сблизили Воейкова с профессором Московского университета Дмитрием Николаевичем Анучиным, создателем русской университетской географической школы.

По разносторонности своих научных занятий Ану-чин очень напоминал Воейкова, и темы их исследований нередко соприкасались. Взгляды обоих ученых были прогрессивными. Оба стояли на позициях дарвинизма. Анучин придерживался материалистических взглядов. Он доказывал близость человеческих рас, равенство и сходство людей независимо от их цвета кожи, народности, языка.

Во время поездок в Петербург Дмитрий Николаевич всегда встречался с Воейковым. В свою очередь, и Александр Иванович, проезжая через Москву, не упускал случая провести хотя бы несколько часов с Анучиным.

Эти дружеские беседы взаимно обогащали ученых. Дмитрий Николаевич, по выражению Л.С. Берга, являлся «целым географическим факультетом». О Воейкове Анучин говорил:

— Александр Иванович — один из первоклассных наших ученых, соединяющий в себе высокую талантливость и неустанное трудолюбие с широтой научного мировоззрения и отзывчивостью на те запросы и нужды нашей родины, которым он может послужить своими знаниями.

Московская университетская школа географов, возглавлявшаяся Анучиным, всегда была на стороне Воейкова в его научных и публицистических выступлениях. В журнале «Землеведение», редактором которого был Дмитрий Николаевич, и в «профессорской» газете «Русские ведомости» (в ней сотрудничали многие преподаватели университета, в том числе и Анучин) высказывались по вопросам экономической географии те же взгляды, которых придерживался и Александр Иванович. Один из важнейших трудов Воейкова «Экономическое использование Севера Европейской России и Сибири» был напечатан в 1914 году в журнале «Землеведение».

Анучин хорошо знал научные замыслы своего друга. В некрологе о Воейкове он вспоминал намерение покойного издать новое подробное климатологическое описание России. Этой работе помешала смерть Воейкова.

Такие же отношения, как с Анучиным, сложились, у Воейкова с двумя другими деятелями науки, различными по своей деятельности и по складу натуры — Дмитрием Ивановичем Менделеевым и Вениамином Петровичем Семеновым-Тян-Шанским.

Много общего во взглядах и характерах было у Воейкова и Менделеева. Дмитрий Иванович с его темпераментом, интересом к жизни органически не был способен замыкаться в четырех стенах. Уже в преклонном возрасте, несмотря на отговоры окружающих, он совершил полет на воздушном шаре, чтобы произвести метеорологические наблюдения. Менделеев глубоко принимал к сердцу вопросы, которые, казалось бы, не имели прямого отношения к его специальности. Достаточно вспомнить его роль в развитии не только нефтяной, но и тяжелой промышленности России. С именем Менделеева связано упорядочение русских мер веса и длины.

На съездах Общества испытателей природы Менделеев высказывался за прогрессивное направление климатологии, резко критиковал Вильда, «казенщину», тяготевшую над Главной физической обсерваторией. Как и Воейков, Менделеев считал необходимым широкое использование природных богатств родной страны, подъем отечественной промышленности, возмущался бюрократизмом правящих кругов.

Сочувственно встретил Воейков книгу Менделеева «К познанию России».

«Заветы Менделеева в экономической области должны быть нам дороги», — писал Воейков после смерти великого ученого.

Воейкову иногда приходилось слышать суждение, что автор периодической системы элементов напрасно, мол, отвлекался от «чистой науки» в мало понятную ему область хозяйственной деятельности, напрасно растрачивал свои силы. Воейков не мог согласиться с этим.

Ведь заветы Менделеева были так близки его собственным стремлениям!

Второй друг Воейкова, Вениамин Петрович Семенов-Тян-Шанский, унаследовал от своего отца Петра Петровича глубокий интерес к «живым людям» России и много занимался географией населения.

Несмотря на значительную разницу в возрасте, он очень сблизился с Воейковым. Под влиянием старшего друга Вениамин Петрович углубил свои исследования в области географии населения. Этому помогли частые беседы с Александром Ивановичем, любившим проводить вечера в беседе или в прогулке с кем-нибудь из близких ему людей. Вениамин Петрович так вспоминал о встречах с Воейковым:

«Для светлого духа Александра Ивановича мир был премудрой поэмой, которую он во всеоружии своих знаний доброжелательно и подчас трогательно открывал любому своему собеседнику как в заседаниях нашего общества, так и в тиши своего городского кабинета, или вне города, безуртали идя босым где-нибудь по влажному от морского прибоя песку или по пыльной дороге и разделяя со слушателем скромную трапезу из одних фруктов, которые он всегда носил с собой. Величавая простота природы в тихой гармонии сочеталась с этим замечательным и скромным человеком, от которого всякий уходил умудренный и обласканный каким-то внутренним светом».