В Японии

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

В Японии

Вплоть до шестидесятых годов прошлого столетия Япония была типично феодальной страной, развитие которой тормозилось большой раздробленностью государства, слабостью центрального правительства сегуна[44], которому многочисленные вассалы — дайме — зачастую были подчинены только номинально. Усиление эксплуатации крестьян феодалами и военным дворянством (самураями) вызывало массовые крестьянские восстания. Часть самураев, недовольная режимом сегуна, стремилась восстановить власть императора, узурпированную сегунами, рассчитывая получить большую свободу действий.

Происходил процесс формирования промышленной буржуазии. Японская буржуазия добивалась отмены феодальных ограничений и стремилась к созданию централизованной власти.

Японское правительство в течение столетий не допускало в страну иностранцев. Эта изоляция Японии была насильственно прекращена вторжением в японские порты американской эскадры адмирала (коммодора) Перри, который в 1853 году под угрозой артиллерийского обстрела потребовал допуска судов в японский порт Иокогаму.

Вслед за американцами Японию посетили эскадры европейских стран. Япония была вынуждена заключить с рядом государств неравноправные торговые договоры и открыть иностранцам доступ в несколько портов.

Вторжение иностранного капитала ускорило процесс разложения феодализма. В 1867 — 1868 году в Японии произошел государственный переворот, получивший в истории название «революции Мэйдзи». Этот переворот сильно отличался от буржуазных революций европейских стран. Буржуазия заключила соглашение с крупными феодалами-землевладельцами и, устранив сегуна, восстановила власть императора. Феодально-буржуазный блок стремился сохранить феодальную систему принудительного труда, за исключением того, что мешало самим помещикам и буржуазии.

Результатом этого сговора двух высших классов было сохранение многих феодальных повинностей в деревне и жестокая эксплуатация безземельных и малоземельных крестьян. Крестьяне бежали в города и поступали на промышленные предприятия. Уже с тех времен Япония стала страной особенно низкой заработной платы, поэтому капиталисты получали высокую прибыль и имели возможность бороться за расширение внешних рынков.

В 1872 году в Японии была проведена аграрная реформа. Площадь государственных земель, принадлежащих микадо (императору), дворцовой знати и религиозным организациям, а также крупным помещикам, была увеличена за счет крестьянских владений.

В 1873 году правительство микадо установило высокий поземельный налог, непосильный для подавляющего большинства мелких землевладельцев, и разрешило свободную продажу земли. Многие крестьяне продавали или отдавали в залог землю помещикам и ростовщикам. Резко увеличилось число безземельных и малоземельных.

Стремительный рост сельскохозяйственного пролетариата и полупролетариата и недовольство сторонников свергнутого сегуната создавали в стране напряженное положение.

Когда Воейков еще только собирался в Японию, его предупреждали, что в стране часто происходят волнения и путешествовать там опасно, но это не заставило ученого отказаться от намеченной поездки.

В начале июля 1876 года Александр Иванович сошел с парохода в Иокогаме и по железной дороге проехал в столицу Японии Токио. Здесь он посетил русского посланника Струве и просил его получить у японского правительства паспорт для посещения внутренних областей страны.

Правительство Японии, хотя и заключило с европейскими государствами договоры, попрежнему очень неохотно допускало иностранцев внутрь страны. «Открытыми» для иностранцев считались только семь портов и зона около тридцати километров вокруг каждого из них. Поэтому для поездки внутрь страны требовался особый паспорт, который вскоре и был выдан Воейкову.

— Но я не знаю ни языка, ни японских обычаев, — сказал Воейков посланнику. — Мне необходим переводчик-японец.

Через несколько дней посланник с довольной улыбкой говорил Воейкову:

— Все устроилось как нельзя лучше. У вас есть переводчик, и даже говорящий по-русски.

В то время в Японии открылись школы, в которых обучались иностранным языкам. Посланник присутствовал на экзаменах в одной из таких школ, где преподавание велось на русском языке. На экзамене по физике воспитанники хорошо отвечали по-русски. Директор школы, узнав от посланника, что Воейков нуждается в переводчике, рекомендовал одного из своих воспитанников — Ватанабе.

Воейков начал изучение страны с севера. Вместе со своим спутником он сел на пароход, доставивший его на северный остров Японии Хоккайдо в небольшой тогда порт Хакодате. В то время население острова Хоккайдо было малочисленно. На весну и лето сюда перебирались с юга японские рыболовы.

За день до приезда Воейкова в Хакодате отсюда уехал японский микадо, которому представлялись делегации местного населения, в том числе рыболовы-айны с южного берега Хоккайдо. Как и японцы, айны небольшого роста, но отличаются от них крепким телосложением. Они широкоплечи, длинное лицо покрыто густой растительностью, скулы, как у японцев, не выдаются. Странно видеть в Японии белых людей с окладистыми бородами, в длиннополых одеждах.

Воейков заинтересовался айнами. Он выяснил, что лучше всего знает их живущий в Хакодате английский полковник Блэкистон, который разбогател на торговле с ними. Воейков посетил Блзкистона. Английский коммерсант посоветовал поехать в рыбачье селение Юрап на берегу Вулканической бухты.

Айны встретили русского путешественника радушно. Многие из них и раньше знавали русских. Их родичи, жившие на Сахалине и Курильских островах, были русскими подданными, некоторые говорили порусски, приняли православие. Но айны, жившие на Южном Сахалине, когда он находился под властью японцев, привыкли к японскому образу жизни, питались преимущественно рисом, переняли у японцев технику рыболовства, которое было главным их занятием.

Жилища айнов резко отличались от японских хижин: у айнов были зимние бревенчатые хаты и летние шалаши, напоминавшие доисторические свайные постройки. У некоторых Воейков увидел клетки с медведями. Айны считали медведя священным животным и верили, что он приносит счастье семье, которая его воспитала. Они почитали также змей.

Орнаменты, служившие украшением хат и утвари, изображали змей, человеческие черепа.

Осматривая жилища айнов, Александр Иванович обнаружил большое сходство некоторых предметов с утварью, которую он видел в хижине индонезийцев. А ткацкие станки и луки были совсем индонезийские. Похожей на индонезийскую была одежда — длинные цветные халаты.

Воейков сделал подробные записи об айнах, приобрел у них предметы утвари и ремесленных изделий и двинулся в обратный путь — в Хакодате[45],

Путешествуя по Хоккайдо, Александр Иванович все время обращал внимание на слабую заселенность острова. В Хакодате ему удалось выяснить, что причиной, тормозившей колонизацию Хоккайдо, является неудачный выбор местности для переселенцев.

Осматривая полупустынный остров Хоккайдо, Воейков. размышлял о его большой будущности: обилие рыбы, прекрасного строевого леса, благоприятные почвенные и климатические условия для посева пшеницы и ржи, овцеводства, несомненно, будут способствовать развитию хозяйства и заселению этого острова. Как известно, то, что предсказывал Воейков, осуществилось уже к концу прошлого века, и только общий упадок экономики капиталистической Японии в начале XX века задерживал дальнейшее хозяйственное развитие острова.

В конце июля Воейков и Ватанабе переправились через пролив Цугару на остров Хонсю (главный из Японских островов) и высадились в городе Аомори. Взору путешественников предстала густонаселенная долина с симметрично расположенными деревьями и живыми изгородями рисовых полей.

По обе стороны долины тянулись цепи лесистых хребтов с возвышающейся над местностью высокой конусообразной вершиной Иваки. Воейков совершил подъем на эту довольно крутую вершину.

Перед ним открылся замечательный, подлинно японский пейзаж. Япония — страна лесов, кустарников и трав, отлично произрастающих здесь в атмосфере, значительную часть года напоминающей оранжерейную. В летние месяцы над Японией проносится юго-восточный муссон, насыщенный испарениями Тихого океана. В зимнюю пору дует северо-западный муссон, зарождающийся на Азиатском континенте, но впитывающий теплые пары Японского моря. Летом обильные дожди идут в восточной и центральной части Японских островов. Зимой осадки выпадают преимущественно на западном побережье. Но на севере Хонсю зимы бывают относительно холодными, выпадает снег. Поэтому и растительность здесь отличается от субтропической флоры южной половины острова. Много хвойных лесов.

Воейков знакомился с породами леса, своеобразной вьющейся растительностью. Криптомерии, сосны, туи, кедры, кипарисы в этой местности явно преобладали, но встречались и лиственные породы: дубы, клены, вязы, ясени, тополя. Наряду с деревьями обильно росли дикие кустарники, бобовые растения и папоротники. Горные породы представляли собой разноцветные мергели[46].

Из Аомори путешественники направились на юго-запад и вскоре оказались на берегу порожистой реки Носиро, впадающей в Японское море. Наняли лодку, чтобы спуститься вниз по течению. Это было плоскодонное суденышко из очень тонких сосновых досок. Ударяясь о камни, доски не ломались, а гнулись. Впрочем, гребцы с большой ловкостью обходили хорошо им известные пороги и камни, и Воейков очень скоро убедился в безопасности путешествия по реке с такими опытными лодочниками.

Наблюдая за склонами речной долины, Александр Иванович впервые увидел часто встречающиеся в Японии глинистые сланцы.

Бассейн реки Носиро (по которой спускался Воейков) славится своими лесными массивами. Здесь преобладают большие суги (японские криптомерии), достигающие 120 — 200-летнего возраста, хибы с отличной плотной древесиной. Поднимаясь на горные хребты, Воейков видел леса, перемежающиеся с живописными долинами, в которых были расположены японские деревни, напоминавшие чистенькие дачные поселки европейских стран.

Наняв лошадей, Воейков и его спутник проехали вдоль полуострова Ого.

— На этом полуострове еще никогда не был ни один европеец. Вы — первый, — торжественно заявил Ватанабе Воейкову.

Переправившись на лодке через лагуну и поднявшись по реке Омано, путешественники прибыли в Акиту — один из важнейших городов северного Хонсю. На горе находился старый замок бывшего дайме, окруженный садом. Воейков посетил губернатора и получил от него карту губернии («кена»), что значительно облегчало знакомство с местностью.

Расспрашивая жителей, Воейков заметил, что распространенное в литературе мнение о том, будто северо-западная часть Хонсю отличается суровым климатом, не соответствует действительности. Когда он увидел близ Акиты чайные плантации, то окончательно убедился в неправильности сведений о климатических условиях этого района.

Из Акиты путь Воейкова и Ватанабе лежал на юго-восток, в сторону крупного города Сэндай, расположенного у одноименного залива на восточном берегу Хонсю. В Сэндай можно было проехать по нескольким дорогам. Воейков выбрал из них наименее известную, южную, чтобы проникнуть вглубь страны, увидеть не только показную сторону жизни, но и быт простых людей.

Александр Иванович, как мы уже знаем, уважал обычаи страны, гостеприимством которой пользовался, и всегда приспосабливался к жизни и привычкам местного населения. Воейков останавливался в японских гостиницах. Это были постройки легкого типа с двумя наглухо выведенными боковыми стенами. Спереди и сзади дома поставлены столбы. Пространство между ними закрывалось ставнями только на ночь. Днем ставни убирались, и с улицы можно было видеть, что происходит в доме. Внутри помещение разделялось перегородками — широкими деревянными рамами, оклеенными тонкой бумагой. Эти перегородки также были съемными. Когда удалялись перегородки, весь этаж превращался как бы в один сплошной зал. Мебели не было. Сидели на полу на цыновках, спали на разостланных ватных одеялах. Днем одеяла убирались в шкафы. Перед входом в японские дома принято снимать обувь.

Европейцы, в особенности англичане, с пренебрежением относились к японским обычаям и почти всегда нарушали их. Поэтому японцы неохотно пускали иностранцев в свои гостиницы. В городах, часто посещаемых европейцами, были специальные гостиницы для европейцев, но Воейков их избегал. Они были гораздо грязнее японских.

Воейкова пускали в японские дома под поручительство Ватанабе, который заверял хозяев, что русский путешественник ничем не обидит их и будет соблюдать местные обычаи. Воейков вел себя, как японец, и питался той же пищей, что местные люди: рисом, овощами, рыбой, морскими водорослями, устрицами и ракушками, каракатицами, иногда яйцами. Мясо продавалось только около крупных городов, да и Воейков давно убедился, что в жарком климате полезнее избегать мяса.

В северных областях Японии население почти не видело европейцев, нередко толпы взрослых и детей выбегали на улицу посмотреть на иностранца. Такое внимание не смущало Воейкова. Он даже находил в этом своеобразное удобство: можно было лучше наблюдать народ.

При помощи Ватанабе Воейков вступал с японцами в оживленную беседу. Ему нравилось добродушие и вежливость японских крестьян. Входя в дом, японцы низко кланяются хозяевам и обмениваются с ними комплиментами, но затем садятся на пятки и уже без всяких церемоний завязывают разговор. Воейков узнавал многое о стране именно от хозяев во время остановок, от их гостей, прислуги в гостиницах, носильщиков и рикш. Его природная общительность оказывала ему неоценимую услугу.

* * *

В семидесятых годах прошлого столетия в Японии было очень мало железных дорог. Общая протяженность железнодорожных линий составляла всего около ста километров. Приходилось пользоваться разнообразными способами передвижения.

Наиболее распространенной была езда на джин-рикшах — двухколесных тележках, в которые впрягались люди. Это были легкие повозки с огромными колесами, которые не застревали на ухабах и проходили даже по дурным дорогам. Люди, впрягавшиеся в тележки, поражали Воейкова своей выносливостью и сноровкой. Они бежали как бы рысью, делая около семи-восьми километров в час, то-есть немногим медленнее лошадей. Воейков удивлялся силе и ловкости рикш, но и чувствовал глубокое сострадание к людям, принужденным к столь тяжелому труду. Известно, что, за редкими исключениями, рикши уже через несколько лет погибают от болезни сердца или же становятся безнадежными инвалидами. Воейков не любил «ездить на людях», но порой другого способа передвижения здесь не находилось. На крутых подъемах Александр Иванович слезал с тележки и шел пешком, чтобы хоть этим облегчить труд рикш.

Северную часть Хонсю Воейков проехал главным образом верхом и часто шел пешком за вьючными лошадьми. В горных местностях лошадь вел под уздцы бетто (погонщик). На юге Хонсю и на острове Кюсю[47] приходилось передвигаться на носилках (канго). Везде, где возможно, Александр Иванович пользовался пароходным сообщением, но на севере страны суда ходили редко. Правильные рейсы были установлены только между большими портами.

В одной из статей Воейков сделал подсчет своих путешествий по Японии. Всего он изъездил по этой сравнительно небольшой стране 3 633 километра. Почти половину пути — 1 703 километра — пришлось, к глубокому сожалению ученого, пользоваться джин-рикшами. 588 километров Воейков проехал верхом, 226 километров — на носилках. Водными путями — 732 километра, из них только 173 на пароходе, остальное — лодкой. Путешественник передвигался и в дилижансе, совсем немного по железной дороге, а 172 километра было пройдено пешком.

По дороге в Сэндай Александр Иванович посетил торфяники и неожиданно узнал, что население местных деревень пользуется торфом для отопления уже более шестисот лет. Об этом не упоминалось ни в одной из книг о Японии, прочитанных Воейковым.

Это как будто небольшое, но, несомненно, интересное открытие немедленно заносится в записную книжку. Воейков отмечает все хоть в малейшей степени достойное внимания. Ведь ему нужны факты, факты, факты!

Воейков решил осмотреть и медный рудник Инкой. Директор рассыпался в извинениях:

— Наш рудник старинный, он устроен не так, как европейские и как рудник Икуно на юге Хонсю. У нас работают по старинке.

Но отговорить любознательного русского путешественника от осмотра рудника не удалось. Несмотря на свой невысокий рост, Воейков с трудом шел, согнувшись, по низкой галерее. Вскоре галерея стала настолько узкой, что дальше итти было невозможно. Только маленькие и худые японцы могли проскальзывать в щели, где самыми примитивными способами, вручную добывалась медная руда.

— Какой тяжелый труд! Как могут эти несчастные люди выносить подобную каторгу? — сказал Александр Иванович своему спутнику, вылезая из мрачных подземелий рудника.

Все, что увидел Воейков на руднике, встречи и беседы с людьми постепенно приводили его к выводу, что господствующее в Европе мнение о громадных успехах в преобразовании Японии сильно преувеличено. Высшие японские круги заботились главным образом о том, чтобы усвоить современную военную технику…

По мере продвижения на юг путешественники все чаще встречали тутовые деревья. Население этого горного района занималось шелководством. В деревнях, через которые проезжал Воейков, размотка шелка была на полном ходу.

Перед Сэндаем пришлось преодолеть довольно крутой подъем к перевалу через высокий хребет. По обе стороны перевала местность напоминала парк. Среди деревьев преобладали различные породы дуба, но встречался также бук, каштан, мацу (японская сосна). Деревья были перевиты вьющимися растениями. Леса чередовались с живописными лугами, заросшими высокими злаками, бобовыми растениями папоротниками.

Путешественники остановились в поселке Тодороги, известном своими минеральными источниками. Отдохнув после трудного перехода, Воейков осмотрел теплые железистые ключи. Узнав, что поблизости есть гейзеры, Воейков решил ознакомиться с ними. Струя гейзеров поднималась вверх на двадцать метров. Температура воды достигала 94 градусов. На берегах бассейна были осадки серы и окаменелые деревья.

Дальнейший путь к Сэндаю шел по сильно пересеченной местности вдоль реки, а затем по дну старой озерной котловины, сначала очень узкой, а к югу расширяющейся. Здесь Воейков увидел и плантации бамбука. Чувствовалось дыхание юга.

Северный Хонсю кончается у Сэндая. Долины вокруг залива Сэндай, в отличие от северной Японии, были густо заселены. Во все стороны тянулись орошаемые рисовые поля, а где невозможно орошение — посевы пшеницы или ячменя, чайные плантации и тутовые деревья.

В заливе Сэндай свыше восьмидесяти островов. Они покрыты главным образом сосновыми лесами, но встречаются лиственницы, кедры, туи, множество южных растений и среди них огромные камелии, своей необычной красотой особенно привлекавшие путешественника.

С интересом осмотрев богатые сэндайские храмы, Воейков со своим спутником отправился на юго-запад, к городу Фукусима. Путешественники ехали по широкой котловине. Фукусима славилась высококачественным шелком (ошью). Воейков остановился в городе, осмотрел его, посетил губернатора, получил от него карту провинции и направился на северо-запад, чтобы вновь пересечь горы и познакомиться с побережьем Японского моря.

Путешественники поднимались к перевалу по лесистой местности. В горах природа была дикой. За перевалом долина расширилась, и перед взором путешественников раскинулись все те же рисовые поля.

Воейков изумлялся искусству японских крестьян, примитивными орудиями обрабатывавших поля. Культура риса требует большого труда. Площадь поля должна быть аккуратно выровнена, что нелегко сделать в холмистой и горной местности. Каждое поле окружается глиняной стенкой. К полю подводится вода. Поля тщательно удобряются.

Во время путешествия по Японии Воейков много раз видел, что трудолюбивые японские крестьяне превращали иногда довольно крутые склоны гор в несколько террас, расположенных одна выше другой. Запруживая ручейки, они направляли воду сначала на верхние террасы, а затем через отверстия в глиняных стенах, окружающих поля, на нижние. Таким образом, рисовые поля орошались проточной водой. Они не становились источником заболеваний злокачественной лихорадкой, нередкой в других странах, где культивируют рис (например, в Индии).

Остановившись в городе Йонедзава, Воейков стал расспрашивать жителей о климате и выяснил, что в этой местности бывают обильные снегопады. Снежный покров достигает саженной высоты. Жители вырывают ямы, засыпают их снегом и заливают водой. Весной они прикрывают ямы цыновками и насыпают сверху слой песка. Таким образом, обледенелый снег сохраняется до осени. Вечером на улицах города то и дело слышен крик: «Кори, кори!»[48]. Это разносчики продают лед, сбереженный в ямах.

Из йонедзавы Воейков направился к западу. У города Ниигаты рисовые поля сменились парковыми насаждениями и фруктовыми деревьями, среди которых преобладали персики и абрикосы.

Путешественники ехали через села, тянувшиеся по семи-восьми километров. Перед Ниигатой Воейков и Ватанабе сели в лодку и доехали до города по каналу и реке.

Ниигата принадлежала к числу семи открытых для иностранцев портов, и Воейков сразу это почувствовал. Именно здесь впервые он встретился с враждебным отношением японского населения к европейцам. Воейкова, как чужеземца, избегали и боялись.

Объяснялось это тем, что европейцы часто бесчинствовали, и это проходило им совершенно безнаказанно.

От побережья путешественники снова направились внутрь острова. Они пересекли несколько небольших хребтов и вышли к озеру Инавасиро. От озера к юго-востоку тянется узкая долина со скалистыми склонами. Дорога по этой долине была проложена незадолго до приезда Воейкова. Вдоль нее правительство построило «образцовые деревни», но охотников жить в казенных домах находилось мало: арендная плата была для крестьян непосильна.

Этот факт достаточно показал Воейкову правильность складывавшегося у него мнения, что крестьяне в Японии остались такими же бесправными и приниженными, как и при феодализме. Управляют ими чиновники. Дайме и самураи стали пенсионерами и чиновниками. Аристократия, раньше презиравшая занятие торговлей или промышленностью, поняла «дух времени» и завладела командными позициями в экономике страны.

Зато Воейков с неизменной симпатией относился к трудящимся Японии, удивляясь необычайному трудолюбию крестьян, их умению выращивать ценнейшие сельскохозяйственные культуры и отмечая, что «японские рабочие до крайности понятливы и ловки».

К югу от города Огахара тянется самое значительное плоскогорье Японских островов. Воейкова заинтересовала почва, очень похожая на русский чернозем, и богатейшая растительность: кукуруза достигала трех с лишним метров высоты.

В городе Никко Воейков посетил главную достопримечательность — храм, в котором были похоронены японские сегуны. Храм Никко представляет собой выдающееся сооружение. Наиболее ценная часть архитектурного ансамбля — центральные ворота, изготовленные лучшим японским мастером XVII века Хидари Ценгоро. Изумительны чистота столярной работы, нежность красок и в особенности отливка из металла. Очень хороши также внутренние украшения храма: статуи и орнаменты, бронзовые, лаковые, серебряные и деревянные изделия с тонкой художественной резьбой. Японские мастера с неподражаемым искусством отливали и вырезали из металла статуэтки, изображавшие журавлей, орлов, павлинов, уток, обезьян.

«Это один из интереснейших городов Японии», — писал Воейков.

В окрестностях Никко он видел рощи столетних кедров, которые обвивали лианы. Под сенью кедров цвели яркие орхидеи. Вокруг кедровых рощ росли деревья лиственных пород: японские белые буки, восточноазиатские липы и вязы.

От Никко Воейков снова направился в горы. Местность была живописная. Часто встречались водопады. У горного озера — лиственницы и другие хвойные деревья, в том числе хинок — «огненное дерево». По преданию, это дерево некогда служило для получения огня путем трения, этим объясняется его название.

Путешественники посетили озеро Юмото, из которого вытекает река Югава, образующая крупнейший водопад Японии. Близ озера находятся сернистые минеральные источники. Японцы говорили Воейкову, что все озеро наполнено теплой минеральной водой.

— Я этому не поверил, — рассказывал Воейков, — сел в лодку, отплыл подальше от берега и измерил температуру. Оказалось, что температура воды двадцать градусов, в то время как температура источников превышала шестьдесят четыре градуса. Вода в озере оказалась отличной от источников и по составу.

У источников было устроено несколько ванн, которыми пользовались приезжавшие сюда больные. Воейков хотел углубиться в горы и снова подойти к берегу Японского моря, но был вынужден вернуться в Никко, Ватанабе торопился в Токио: 1 сентября начинались занятия в школе.

В городе Уцуномии путешественники сели в дилижанс.

— В первый и в последний раз! — заявил Воейков уже через несколько минут пути.

Дорога была сносная, но японские лошади не были приучены к упряжке, а кучера совершенно не умели править. Дилижанс двигался с такими толчками, что казалось, каждую минуту может опрокинуться, налететь на столб или дерево. Если бы не погонщики, сопровождавшие экипаж, непременно случилось бы несчастье.

Однако все обошлось, и Воейков прибыл благополучно в Токио. Он попрощался с Ватанабе, поблагодарив его за помощь. В статьях о Японии Воейков писал, что Ватанабе он в значительной мере обязан успехом своей поездки по северной Японии, и, повидимому, это заявление не было простой любезностью.

* * *

— Мне снова нужна ваша помощь, — обратился Александр Иванович к русскому посланнику. — Ведь я остался без переводчика, а предстоит еще немало поездить по Японии.

— Что же, поможем и, надеюсь, не менее удачно, чем в первый раз, — отвечал посланник.

На другой же день он познакомил Александра Ивановича с бывшим секретарем японского посольства в Петербурге Сига, хорошо говорившим по-русски. Сига согласился сопровождать Воейкова.

Но сразу выехать не удалось: нужно было запастись новым паспортом. Пришлось задержаться и по другой причине. 14 сентября начался ливень, который продолжался три дня, а 17 сентября Воейкову удалось наблюдать разразившийся над японской столицей тайфун (тихоокеанский ураган). С наибольшей силой тайфун действовал с 9.30 утра до 3.30 дня. Это была буря средней силы (в Японии бывают и более сильные ураганы). Тем не менее еще в течение нескольких дней дороги вокруг Токио были размыты разлившимися реками.

Хотя его планы нарушились, Воейков не выражал обычного недовольства промедлением: немногим климатологам довелось на собственном опыте ознакомиться с таким грозным явлением природы и обогатиться столь ценными наблюдениями.

Как только передвижение стало возможным, Воейков поспешил выехать из Токио. В своих путевых заметках Воейков говорит о Токио очень мало. Он указывает лишь, что японская столица в периоде перестройки. В центральных частях города — европейские дома, но японцы еще не умеют их строить, поэтому они обходятся дорого и построены плохо. Воейков отмечает быстрый рост Иокогамы, ближайшего к Токио портового города с населением, достигшим шестидесяти тысяч человек. Еще недавно Иокогама была маленькой рыбачьей деревушкой.

Воейков и Сига поехали вдоль Токийского залива, держа путь на запад в сторону города Киото. За Иокогамой путешественники несколько отклонились от магистрали Токио — Киото, чтобы посетить средневековую столицу Японии — город Камакуру. Воейков увидел здесь колоссальную бронзовую статую Будды, сидевшего с поджатыми ногами, сооруженную в XIII веке.

Селения встречались часто, но сплошной застройки вдоль всей дороги, о которой писали другие европейские путешественники, не было. Очередное преувеличение «очевидцев»!

Дорога шла вблизи моря, но у хребта Хаконэ отходила к северу. Недалеко от перевала находится известный вулкан Фудзисан (Фудзияма) — самая высокая гора Японии. Воейков поднялся на Фудзисан.

К юго-западу от Хаконэ уже встречались плантации сахарного тростника. Путешественники переправились через залив, чтобы осмотреть храмы побережья. Деревянные храмы были «вечными» и вместе с тем «всегда новыми». Дело в том, что духовенство каждые двадцать один год сносило эти храмы: распиленные на куски, они уносились богомольцами. А взамен снесенных храмов строились точно такие же новые.

Верный своему обыкновению, Воейков отказался от дальнейшего следования по шоссе и уговорил спутника поехать по проселочной дороге до города Нара, который находится недалеко от большого японского города Осака.

Здесь путешественникам встретились рисовые поля, для орошения которых устроены специальные пруды. Дорога шла то по широким долинам, то по узким извилистым ущельям. Город Нара привлек внимание Воейкова. Здесь вокруг старого храма с ценными произведениями японского искусства был устроен парк, где прогуливались ручные олени.

Лаковые вещицы внутри храма вызвали у русского путешественника искреннее восхищение. В Японии лак изготовляют из сока лакового дерева. После очистки лак становится прозрачной белой жидкостью. Искусные руки мастера тонкими слоями покрывают лакируемый предмет, а затем полируют его с помощью особого камня. Дешевые вещи покрыты черным лаком. Лаковые предметы золотого цвета с рельефными изображениями ценятся дороже.

По дороге к Осаке часто попадались хлопковые поля. Хлопок был уже убран и очищался на джинах (американских машинах).

Вот и Осака, по числу жителей уступающий только Токио, а по оборотам морской торговли превосходящий его. Осака уже тогда был оживленным портом, через который проходило десять пароходных линий. Длинные, прямые, но неширокие улицы расходятся радиусами от центра. На каждом шагу — лавки. По рекам и каналам ходят джонки[49] и мелкие суда с различными товарами: раковинами, каракатицами, морской капустой. В Осаке жило много европейских коммерсантов разных национальностей, отчаянно конкурировавших друг с другом.

Русский путешественник заинтересовался историей местности. Он осмотрел крепость Хидейоси, построенную в XVI веке очень оригинальным способом. Эта крепость сложена из огромных камней с применением сухой кладки (без цемента). Воейков измерил один из этих камней. Длина его была больше двенадцати метров. Ничего подобного Воейкову до этого встречать не приходилось.

Осака славился своим театром. Здесь исполнялись драмы исторического содержания. Актеры были одеты в средневековые костюмы дайме и самураев. В руках у них оружие с затейливыми украшениями. Женские роли по старинной традиции исполнялись мужчинами. Спектакль продолжался с семи часов утра до семи часов вечера с длинным обеденным перерывом.

Александр Иванович с удовольствием отбыл эту театральную «повинность», специально возвратившись в Осаку из Киото. Его привлекало не только мастерство японских актеров, но даже самое устройство театров. Партер был разделен невысокими деревянными перегородками на множество маленьких клеток. Зрители сидели внутри клеток на цыновках. Во время спектакля музыка и танцы исполнялись женщинами.

Из Осаки Воейков со своим спутником направился на северо-восток к городу Киото — бывшей столице Японии. Город замечателен прямыми и чистыми улицами с лавками, торговавшими различными ремесленными изделиями.

Старинный дворец микадо с внешней стороны не представлял ничего особенного, но был окружен прекрасным парком. Ценная стенная живопись, изящные бронзовые, лаковые и фарфоровые вещи и художественная отделка оружия привели Воейкова в восхищение.

Дворец некогда всевластного сегуна по внешнему виду несравненно более эффектен. Сквозь деревья парка видны позолоченные фронтоны невысоких, но роскошных построек, внутри которых наряду с обычными для японских дворцов статуэтками и лаковыми предметами обращает на себя внимание изумительная живопись по шелку.

Японские живописцы пишут тушью и акварельными красками по белому шелку или бумаге высокого качества. Их картины вешают на стену или хранят в свернутом виде. На узких полосках шелка или бумаги изображены деревья, цветы, птицы.

Дубовый храм Ниши Хонгводжи в Киото, один из самых замечательных в Японии, снизу доверху украшен великолепной резьбой. Его колонны похожи на мрамор. В саду много гротов, мостов и различных построек. В прудах плавают исключительные по величине (тридцать сантиметров и больше) золотые рыбы.

Осматривая мастерские художественных вещей, Воейков не без сожаления замечал своему спутнику, что в Киото некоторые японские мастерские начали изготовлять изделия по плохим западноевропейским образцам.

— Неужели замечательное искусство японских мастерских уступит место подражанию банальной ремесленной работе?

Ознакомившись с достопримечательностями города, Воейков выехал в окрестности Киото, которые представляют собой как бы ботанический сад. Пленительно разнообразие окраски листвы осенью. Здесь были все оттенки — от светложелтого до багрового и лилового. Особенным своеобразием отличалось дерево момизу, напоминающее фантастическую декорацию. Любители природы охотно посещали одну из деревень близ Киото, где росли деревья, листва которых в разные времена года приобретает различные, но неизменно пленительные оттенки. Они приезжали сюда до семи раз в году, чтобы полюбоваться листвой и цветущими растениями.

Ранней осенью меняют свой цвет изящно изрезанные листья клена, а у лесных ручьев распускаются огненно-красные цветы японской фиалки. В феврале цветет японская слива. Плоды ее безвкусны, но красные и белые цветы полны очарования. Март — время нежных камелий, распускаются ароматные цветы дерева бибас, цветут персиковые и миндальные деревья. В апреле за ними следует вишня, которая покрывается розовыми цветами. В мае особенно много цветов: вистарий, пионов, азалий, дехсий, розовых вигелий. В июне распускаются магнолии и лилии, в августе расцветает сказочно красивый лотос, в сентябре появляются большие голубые колокольчики, в октябре — огромные хризантемы, в ноябре — цветы чайного дерева. Круглый год смена цветов и оттенков листвы радует взор любителя природы.

Совершив поездку вдоль берега Японского моря, путешественники вновь повернули к югу. В Икуне они осмотрели построенные французами рудник и сереброплавильный завод. В то время из местных руд извлекали только золото и серебро. Выплавка меди считалась невыгодной. Медь шла в отвал. Воейков записал результаты метеорологических наблюдений, которые велись на заводе французскими инженерами. Оказалось, что максимальная температура за пять лет наблюдений достигала + 34,5 градуса, а минимальная — 13 градусов. Осенью и зимой в этой части острова Хонсю стоит ясная погода.

Вокруг завода были вырублены леса, и в этой местности чувствовался недостаток древесины. Даже в Японии — стране лесов — довели хозяйство до такого печального состояния. После вырубки леса склоны гор зарастали камелиями, азалиями и травами.

Поднявшись на один из высоких холмов, Воейков окинул взглядом всю местность. Ее особенностью было маловодье, необычное в японских условиях. Для орошения полей были устроены запруды; население занималось главным образом выращиванием корнеплодов. Не хватало влаги, чтобы выращивать рис. Вот к чему приводит хищническая вырубка лесов!

Воейков и Сига приближались к берегам Японского моря. С горных хребтов уже можно было обозревать панораму его северного побережья. Осмотрев крепость Михару (близ Хиросимы), путешественники по очень трудной дороге через перевал Синжоно-Тау достигли города Хиросимы.

Оживленный морской порт близ устья реки с многочисленными ответвлениями и каналами, Хиросима напоминал Осаку. Воейков и его спутник совершили поездку в лодке на Священный остров, где, как и в На-ре, был устроен парк с сотнями ручных оленей, и в ближайшие порты побережья.

У моря расположены густонаселенные земледельческие районы. Главная культура — рис.

Воейков намеревался еще раз пересечь остров Хонсю через горы, но ему удалось проехать только половину дороги. Носильщики отказались итти дальше, так как в этой местности вспыхнуло восстание. Пришлось вернуться к морю.

Воейков непременно хотел побывать на южном острове Кюсю, но в это время и там происходили военные действия между повстанцами и правительственными войсками.

Опасность восстания для центрального правительства усугублялась тем обстоятельством, что в восстании принимали участие воинственные сатцумцы, жители южного Кюсю, известные издавна своей непокорностью.

Правительство неохотно разрешало иностранцам посещение острова Кюсю. Александру Ивановичу не без труда удалось получить такое разрешение лишь через посредство русского консула в Нагасаки. Для этого ему пришлось прожить в городе несколько дней.

Паспорт был выдан с предупреждением о том, что правительство не может гарантировать путешественнику безопасности.

Пароходное сообщение, нарушенное военными действиями, еще не было восстановлено. Воейков поехал на лодке и высадился в Фукуоке. Это был типичный военный город — недавняя резиденция могущественного дайме.

В то время на Кюсю не было горнозаводской промышленности. Территория острова не была освоена и в сельскохозяйственном отношении. Рисосеяние и скотоводство, которым впоследствии славился остров Кюсю, в то время развивалось еще очень слабо.

Тем не менее Воейкову не пришлось раскаиваться в решении посетить эту часть страны. Нигде в Японии он не видел такой буйной дикой растительности. Ее развитию способствовал южный климат и чрезвычайно плодородная вулканическая почва. На склонах потухших вулканов были видны поля и сады.

Особенностью растительности этой части острова Кюсю были громадные камфарные деревья и чайные плантации.

Стремясь посетить не только северную, но и южную часть Кюсю, Александр Иванович нанял парусную лодку и, обогнув западный берег острова, добрался до города Кагосима.

Кагосима поразил русского ученого своей бедностью. «Видно, что это главный город воинственной страны», — писал Воейков в статье о Японии. Дело объяснялось тем, что Кагосима сильно пострадал от бомбардировок английского флота в 1865 году, разрушивших хозяйство и постройки. Полюбовавшись живописным морским заливом, напоминавшим Неаполитанский залив, но отличавшимся значительно более богатой растительностью, Александр Иванович поехал на север в сторону Кумамото — крупнейшего города Кюсю.

Воейков ехал по стране с роскошной растительностью и… очень бедным населением. Лишь кое-где встречались хлебные поля, небольшие участки мелкого бамбука и бататов, служивших главным питанием для крестьян. Рис был для них недоступным. Слабо обжитой южный остров, к тому же пострадавший от войны, производил грустное впечатление.

Переправившись через реку Кумагаву, Воейков приехал в город Кумамото, еще не оправившийся от разрушений во время ликвидации восстания. Он переплыл на лодке морской залив, а затем пешком пошел до Нагасаки.

Из японских портов Нагасаки чаще всего посещался русскими судами. Население настолько привыкло к русским, что жители окрестной деревни, доставлявшие нашим морякам съестные припасы, почти все говорили по-русски.

«После долгих путешествий по чужим странам даже эти исковерканные звуки родного языка произвели на меня странное, но приятное впечатление», — вспоминал Воейков.

В Нагасаки Воейков сел на русский пароход, доставивший его в Шанхай. Оттуда Александр Иванович на французском судне вернулся в Европу. Через Неаполь и Вену он приехал в Петербург.