Воейков — профессор
Воейков — профессор
Начало восьмидесятых годов было периодом расцвета Петербургского университета. В особенности славился в то время физико-математический факультет. На кафедре химии работали А.М. Бутлеров и Д.И. Менделеев, кафедру ботаники возглавлял А.Н. Бекетов, кафедру математики — П.Л. Чебышев. Группой преподавателей-геологов руководил А.А. Иностранцев, из молодых профессоров выделялся В.В. Докучаев.
Отношения между учеными не ограничивались официальными встречами в университете. По вечерам собирались у Менделеева или Докучаева.
Дмитрий Иванович Менделеев и его жена Анна Ивановна — художница — приглашали ученых, общественных деятелей и художников. Здесь бывал творец «Бурлаков» и «Запорожцев» великий Репин, замечательный портретист и теоретик искусства Крамской, автор поэтических полотен «Ночь на Днепре» и «Березовая роща» Куинджи, создатель незабываемой картины «Всюду жизнь» Ярошенко. Из ученых у Менделеева бывали Докучаев и Бекетов.
Постоянным участником «сред» стал и Воейков. Обладавший живым темпераментом, блестящий оратор и занимательный рассказчик, он всегда являлся желанным гостем.
Не пропускал Александр Иванович и «заседаний докучаевского кружка». Здесь бывали преимущественно ученые.
Частыми гостями в квартире Докучаева были В.И. Вернадский, Ф.Ю. Левинсон-Лессинг, А.А. Иностранцев, Г.И. Танфильев, А.Н. Бекетов.
Молодой минералог, работавший под руководством Докучаева, Владимир Иванович Вернадский впоследствии стал одним из основоположников новой науки — геохимии; Франц Юльевич Левинсон-Лессинг после революции возглавил советскую школу петрографии[55]; Александр Александрович Иностранцев, тогда уже профессор Петербургского университета, руководил геологическими исследованиями Крыма, Кавказа, Урала, Донбасса, Северного края и издал ряд трудов по геологии, петрографии, палеонтологии[56]. Гавриил Иванович Танфильев в восьмидесятых годах только начинал свои исследования географии растений — изучал степи, тундры, болота. Впоследствии Танфильев написал «Географию России» — солидный труд в пяти частях, законченный уже при советской власти.
К старшему поколению неизменных посетителей докучаевского дома принадлежал один из крупнейших русских ботаников, Андрей Николаевич Бекетов, который почти одновременно с Дарвином (и независимо от него) дал научное объяснение естественных причин приспособления растений к окружающей среде. Среди его учеников был Климент Аркадьевич Тимирязев.
Бекетов пользовался большим уважением среди петербургских профессоров. В течение семи лет (с 1876 по 1883 год) он возглавлял университет. Благородную память о себе Андрей Николаевич оставил и как поборник высшего женского образования. Университет обязан Бекетову организацией ботанического сада.
В докучаевском кружке, живо интересовавшемся всем примечательным, что появлялось в науке, Воейков встречал внимательных слушателей и строгих критиков.
* * *
«Климаты земного шара, в особенности России» — это заглавие стоит на только что полученном от издателя экземпляре книги. Увидели свет плоды многих лет напряженной работы.
Хочется немедленно поделиться радостью с друзьями. Бережно держа еще пахнущую типографской краской книгу, Воейков направляется на квартиру Василия Васильевича Докучаева.
Навсегда сохранился в памяти Александра Ивановича тот вечер, когда он, вручив каждому из участников «кружка» по экземпляру, в смущении ждал, что они скажут.
Молча просматривали ученые книгу. Вскоре каждый углубился в ту часть исследования, которая его больше всего интересовала. Докучаев, быстро перелистав всю работу, погрузился в чтение главы о климате черноземных областей.
Молчание прервал Бекетов:
— А ведь верно у вас схвачена, Александр Иванович, связь между растительностью и климатом. — И Андрей Николаевич заговорил о дремучих лесах Сибири.
Исследователям черноземных степей Докучаеву и Сибирцеву не терпелось: хотелось побеседовать о степных просторах южной России.
Книга Александра Ивановича дала пищу для дискуссии на много вечеров. С пристрастием обсуждались главы воейковского труда, в которых ученый рассказывал о географии и климате Европейской России и Западной Сибири, о Кавказе, Средней Азии и Восточной Сибири.
Это «пристрастие» объяснялось тем, что почти все собравшиеся у Докучаева ученые были знатоками России.
Общение с менделеевцамл и докучаевцами настолько сблизило Александра Ивановича с университетскими кругами, что еще задолго до приглашения его в университет он стал там своим человеком.
С 1884 года Александр Иванович начал читать в Петербургском университете курс климатологии.
Воейков отлично владел речью, — не прибегая к запискам, приводил много фактов, доказательств, Цифр, часто подтверждал свои выводы собственными наблюдениями и впечатлениями, пользовался графиками, картами, фотоснимками.
Но при всех этих замечательных качествах лектора Воейков был недостаточно опытным педагогом.
В первые годы на лекциях Воейкова не чувствовалось живой связи между лектором и аудиторией. Слушатели плохо понимали ученого. Объяснялось это очень просто. Средняя школа (преимущественно классическая гимназия) не подготовляла своих питомцев к восприятию университетского курса естественных наук. Естествознание и география проходились только в младших классах и очень примитивно, формально и плохо преподавалась физика. Главное внимание обращали на изучение латинского и греческого языков. В университете студентам не читали какого-либо подготовительного или вводного курса метеорологии или географии, — они сразу начинали слушать лекции Воейкова.
Вот что писал в воспоминаниях об Александре Ивановиче один из его учеников:
«Он подавлял слушателей фейерверком не только названий, дат и совершенно новых фактов, но и оригинальных выводов по целому комплексу наук, для нас часто чуждых. Неудивительно, что число слушателей Александра Ивановича редело по мере приближения к весне. Воейков подавлял нас. Он был слишком велик для нас, и действительно прослушать и освоить полный курс его «Климатов», без всякой предшествовавшей подготовки по метеорологии вообще, было делом безнадежным».
В тесном кругу друзей, собиравшихся попрежнему у Докучаева, Воейков жаловался:
— Не интересуются студенты наукой. Прихожу вчера в аудиторию, а там сидят три человека. Три человека! — с раздражением в голосе повторял он. — Неудивительно, что студенты ничего не знают и проваливаются на экзамене.
Педагогическим неудачам Воейкова способствовала и ненормальная постановка в русских университетах преподавания географии и смежных с нею дисциплин.
В восьмидесятых годах прошлого столетия не существовало не только географических факультетов или отделений, но даже кафедр географии. Эту науку изучали на историко-филологических факультетах, окончание которых давало право преподавать в гимназии русский язык, древние языки, историю и географию.
География считалась в университетах предметом второстепенным, иногда ее и вовсе не читали. Так, например, в Московском университете курс географии отсутствовал в течение тридцати восьми лет (с 1847 до 1885 года), и лишь с 1885 года этот курс был поручен профессору Дмитрию Николаевичу Анучину.
В Петербурге дело обстояло немного лучше, но и здесь география оставалась на втором плане.
Успехи русской географической науки и большой интерес общества к географии показывали несообразность создавшегося положения.
В 1886 году ревизионная комиссия Русского географического общества высказала пожелание, чтобы общество разработало проект реорганизации постановки преподавания географии в средних, высших и специальных учебных заведениях.
Было решено командировать кого-либо из профессоров в страны Западной Европы, чтобы посмотреть, как ведется преподавание географии там. Выбор пал на Александра Ивановича Воейкова.
Ученый побывал в Германии, Франции, Швейцарии и Австрии.
Никогда не отделяя преподавания от исследовательской работы, он и теперь пользовался случаем познакомиться с научно-исследовательской работой зарубежных ученых.
Во Франции Александр Иванович побывал в метеорологической обсерватории на вершине горы Пюи-де-Дом. Наблюдения французских ученых подтверждали учение Воейкова о влиянии рельефа на климат. Клермонская обсерватория, расположенная на дне обширной долины с отлогими склонами у подошвы горы, часто регистрировала большие суточные колебания температуры: рано утром температура была +3 градуса, после полудня +32 градуса, а суточные колебания на Пюи-де-Дом были очень малыми.
Теплая встреча ждала Александра Ивановича в Лионской обсерватории. Директор Андрэ принял русского ученого, как старого знакомого. Прочитав статью Воейкова о влиянии топографических условий на суточные колебания температуры, он послал в Петербург извлечения из наблюдений, сделанных в Лионе и тоже подтверждавших точку зрения Воейкова.
Александр Иванович беседовал и с учеными других специальностей. Геолог и антрополог Шантр, с которым Воейков увиделся в Лионе, побывал в Москве и на Кавказе, был знаком с русскими учеными и немного читал по-русски. Не без чувства удовлетворения Воейков писал:
«Русский язык становится все более необходимым для ученых, и многие в Западной Европе указывали мне на тома научных сочинений, полученных из России, которые они не в состоянии читать»[57].
В Швейцарии Воейков посетил несколько городов. В Берне он встретился с профессором Э.Ю. Петри — русским подданным, по образованию врачом. Любимыми его предметами были антропология и этнография, но он читал также курс физической географии. Петри сообщил Воейкову, что интересуется Сибирью и ее народностями и собирается весной приехать в Петербург.
Берлинскому университету Александр Иванович, помня о лекциях Дове, уделил больше времени. Бывшего берлинского студента пригласили на семинар. Слушатели делали доклады по его книге «Климаты земного шара». Воейкову не понравилось, что они слишком погружались в детали, приводили чересчур много цифр и фактов, давали подробные таблицы. Это показывало, что студенты не умели выделить главные мысли, не овладели предметом.
Александр Иванович побывал и в других германских университетских городах. Конечно, он посетил свой первый университет в Германии — Гейдельберг. Проехал и в Геттинген, где получил докторскую степень.
После непродолжительного пребывания в хорошо знакомой ему Вене Воейков направился в столицу Чехии — Прагу.
Прекрасный старинный славянский город «Злата Прага» восхитил даже путешественника, объездившего почти весь земной шар.
С большой теплотой отнесся Воейков к успехам чешских ученых.
Чешские учебные заведения были технически бедно оборудованы, так как австрийское правительство поддерживало главным образом немецкие университеты и институты. Но зато с каким энтузиазмом работали чешские ученые! Воейков с симпатией писал об удивительно трудоспособном профессоре Палацком, который читал курс географии. В чешском университете было так мало специальных книг, что Палацкий снабжал студентов тешами из собственной библиотеки.
Александр Иванович ценил чешских профессоров Студничку и Августина, известного своими работами о климате Праги.
Воейков отмечал высокий уровень метеорологии в Чехии. Там была самая густая сеть дождемерных станций (более семисот).
Одобрительно отозвался он о чешских топографических, геологических картах и картах лесных массивов. С удовлетворением замечал, что русский язык очень распространен между чешскими учеными.
В наши дни особенно интересно вспомнить об одной из многих поездок русских деятелей в Чехию в те тяжелые для нее времена, когда чешская наука отстаивала свое существование в борьбе с австро-немецким шовинизмом.
По возвращении в Россию Воейков представил обстоятельный доклад об организации преподавания географии за границей и о том, как следует поставить его в русских университетах. В частности, он писал, что в Германии и Австрии география читается на физико-математических отделениях философского факультета. Воейков считал это правильным и предлагал и у нас перенести преподавание географии на физико-математический факультет, что в конце концов и было сделано.
В связи с командировкой Воейкова совет Географического общества создал в 1887 году для обсуждения вопросов преподавания географии комиссию под председательством П.П. Семенова. Среди членов комиссии был и бернский знакомый Воейкова — Петри, который к тому времени приехал в Петербург. На совместном заседании отделений физической и математической географии, когда обсуждались предложения комиссии, Петри выступил с сообщением «О задачах научной географии». Предложения Петри были одобрены Географическим обществом и направлены в министерство народного просвещения.
Министерство приняло решение об учреждений в петербургском университете кафедры географии. Руководство кафедрой было поручено Петри.
Почему не Воейкову?
Академик Л.С. Берг считает причиной назначения Петри личное нерасположение к Воейкову тогдашнего декана физико-математического факультета известного геолога Иностранцева, пользовавшегося влиянием в университетских кругах. Но истинная причина заключалась в общей реакционной политике правительства. «Беспокойного» Воейкова, к которому прочно прилипла репутация «либерала», сочли благоразумным не выдвигать на высокую должность. Научные же заслуги в глазах правительства не играли особой роли.
После Петри на должность заведующего кафедрой географии был приглашен из Киева Броунов. Некоторые почитатели Воейкова считали назначение Броунова для него обидным, но сам Александр Иванович вряд ли воспринял это назначение как несправедливость. Он уже был в преклонном возрасте и, выйдя в отставку, продолжал преподавать как внештатный профессор (так поступали и другие пожилые преподаватели). К тому же Воейкова связывала с Броуновым длительная совместная работа по сельскохозяйственной метеорологии.
Положение «профессора без кафедры» не давало Воейкову возможности развернуть работу в университете в такой степени, как он сам этого хотел. Поэтому университету он отдавал только часть своих сил.
Однако Александр Иванович был слишком добросовестным человеком и слишком искренно любил молодежь, чтобы относиться к своим профессорским обязанностям формально. «Климаты земного шара» со временем дополнились солидным четырехтомным курсом метеорологии, изданным Воейковым в 1903 — 1904 годах. Лекции ученого становились с каждым годом богаче по содержанию. Воейков приобретал педагогический опыт.
Студенты, которые хотели серьезно изучить метеорологию и физическую географию, слушали курс Воейкова дважды. Это помогало им усвоить лекции профессора и узнать много нового: Александр Иванович постоянно вносил в свой курс результаты последних исследований.
По мере того как усиливался интерес студентов к лекциям Воейкова, изменялась обстановка его работы в университете. Вначале Воейков читал лекции в верхнем этаже старого здания физического института, на его башне были установлены некоторые метеорологические приборы. Позже кабинет физической географии был перенесен в большее помещение нижнего этажа главного здания университета. Воейков ежегодно пополнял кабинет новыми приборами и пособиями.
В саду перед зданием университета были установлены приборы для практических занятий, которые обычно проводились в утренние часы. Вечером студенты под руководством профессора работали над картами, графиками и составлением таблиц. Воейков ввел еще и семинары, на которых студенты выступали с докладами. Семинарами руководил обычно он сам и пользовался ими для того, чтобы развивать у учащихся интерес к метеорологии и географии.
Александр Иванович требовал от студентов представления в письменном виде самостоятельных научных работ. В архиве Воейкова сохранились некоторые из них, получившие высокую оценку профессора.
В 1912 году Александру Ивановичу Воейкову было присвоено почетное звание заслуженного профессора.
За свою почти тридцатипятилетнюю педагогическую деятельность Воейков подготовил много специалистов по физической географии и метеорологии. Они сохранили благодарную память об учителе. В их глазах он был обаятельным, доступным и отзывчивым человеком, всегда готовым помочь студенту в беде. Воейков не запятнал себя угодничеством перед начальством и никогда не был гонителем студенческой молодежи. Несомненно, это явилось одной из причин того, что он «не сделал карьеры» в университете и остался до конца жизни «профессором без кафедры».
Студенты относились к Воейкову с полным доверием. В бумагах Александра Ивановича сохранились студенческие листовки и воззвания политического характера. Одна из них — сообщение о сходке 20 ноября 1901 года, где присутствовало больше шестисот человек. Студенты вынесли резолюцию, в которой требовали самоуправления, свободного доступа в университет без различия пола, вероисповедания, национальности и принадлежности к тем или иным учебным округам.
Тяжелое впечатление оставляет прокламация, призывающая всех студентов собраться 4 марта 1906 года к Казанскому собору, чтобы выразить протест и требовать отмены «Временных правил», которые устанавливали в учебных заведениях полицейский режим. Это собрание окончилось трагически. Безоружная толпа была окружена конной полицией. Студентов били нагайками, топтали лошадьми и увечили. Зверство царских властей вызвало возмущение многих общественных деятелей. В бумагах Воейкова осталась копия текста письма-протеста в редакцию одной из газет. Оно подписано А.М. Горьким, Д. Маминым-Сибиряком, Петром Лесгафтом, Н.И. Кареевым, В. Поссе, Е. Чириковым и другими писателями, учеными и общественными деятелями.
Воейков хранил также такие «памятки» о годах студенческих волнений, как написанное, видимо, каким-нибудь арестованным и сосланным студентом-юнцом невеселое «попурри», которое начинается следующими строфами:
Мы в тюрьме по доброй воле.
Это славно, как ни кинь.
Страшно, страшно поневоле
Средь неведомых равнин.
В одиночном заключении
Привыкали, как могли.
Ах вы, сени, мои сени,
Сени новые мои!
В заключительной строфе автор впадал в уныние:
По дороге зимней, скучной
Тройка борзая бежит.
Вот Архангельск, вот Пинега.
Пропадай, моя телега!
Может быть, именно это чувство беспомощности, высказанное в довольно неумелых стихах, побуждало Воейкова сохранять у себя это еще детское произведение и жалеть о судьбе молодого студента, которого ой, вероятно, знал.
Все, что известно нам о Воейкове как о человеке, заставляет нас высказать уверенность, что, не будучи по складу характера и своему политическому мировоззрению сторонником революционной борьбы, Александр Иванович в душе сочувствовал молодежи. Репрессии Царского правительства по отношению к неугодным начальству профессорам вызывали в Воейкове возмущение. Незадолго до первой мировой войны министром народного просвещения был назначен махровый реакционер Кассе, который, не задумываясь, изгонял из университетов даже крупнейших ученых, если они осмеливались выступать против его черносотенной политики.
В числе уволенных был известный одесский климатолог Клоссовский, которого Воейков очень ценил. Изгнанный из университета с «волчьим билетом», Клоссовский испытывал большую материальную нужду.
Александр Иванович немедленно послал Клоссовскому заказы на статьи для «Метеорологического вестника». Опальный метеоролог стал регулярно получать от журнала гонорар, хотя многие его статьи за отсутствием места и не печатались. Он не знал, что гонорар большей частью посылал ему Александр Иванович из своих собственных средств.
Передают и о таком случае.
В 1905 году племянники Воейкова, тогда еще ученики гимназии, были выбраны в комитет учащихся. Собираться в стенах учебного заведения было опасно: угрожали полицейские репрессии. Недолго думая, один из племянников климатолога пригласил «крамольных» учеников к себе домой. Ему даже не пришло в голову спросить разрешения у дяди.
Прения разгорелись. Горячие головы предлагали самые решительные резолюции против гимназического начальства.
Вдруг дверь из соседней комнаты тихо приотворилась. Осторожно ступая, вошел старый профессор и сделал знак рукой: «Не смущайтесь».
Спорившие юноши на минуту смешались, но, видя благожелательное отношение хозяина, тут же возобновили свои пылкие речи.
Александр Иванович молча постоял, послушал эти споры и затем тихо удалился в свой кабинет.