Индия под чужеземным гнетом
Индия под чужеземным гнетом
Было ясное, солнечное октябрьское утро 1875 года. Пароход осторожно шел к берегу, изрезанному маленькими бухтами, вдоль которых тянулась полоса влажного тропического леса. Раздался оглушительный вой пароходной сирены, заскрежетали якорные цепи. Пароход подошел к индийскому порту Бомбею. Издали вырисовывался силуэт парка на холме с мрачными «башнями молчания», на вершине которых хищные птицы разрывали тела привозимых туда покойников-парсов. (В соответствии с требованиями своей религии парсы не признавали других способов погребения.
Пернатые хищники летали вокруг башен и ждали трупов, чтобы растерзать их. Хищники в человеческом образе — английские колонизаторы — овладели портом, домами, магазинами близ моря, протянули свои длинные щупальца вглубь страны и терзали живых людей.
Как только Воейков ступил на берег, ему бросились в глаза страшные контрасты индийской жизни. Толпы исхудалых, голодных, еле прикрытых лохмотьями людей, а наряду с этим — живущие в неслыханной роскоши во дворцах и виллах английские колонизаторы, индийские князья и богатые купцы.
Эти впечатления оказались неизгладимыми: сочувствие угнетенным, обездоленным индийцам навсегда осталось в сердце русского путешественника.
Свой первый визит Воейков сделал в бомбейскую обсерваторию, где производились и метеорологические наблюдения. Обсерватория была оборудована самопишущими приборами, что являлось в то время новинкой. Наблюдения велись тщательно и подробно. Но в организации метеорологических наблюдений по всей стране был коренной недостаток. Не было установлено единой системы наблюдений.
«Воображаю, какие громы и молнии метал бы достопочтенный Вильд, если бы ему поручили ревизовать здешние метеорологические станции! Ведь единообразие наблюдений — его конек», — подумал Александр Иванович, сознавая, однако, что в данном случае Вильд был бы прав.
Из-за отсутствия единой системы наблюдений сравнить между собой области Индии, столь различные в климатическом отношении, было очень трудно.
Воейков и раньше намеревался побывать в нескольких областях Индии. Теперь он убедился, что для ознакомления с ее климатом это совершенно необходимо.
Дни, проведенные им в Бомбее, он использовал для работы в обсерватории и экскурсий в ближайшие хлопководческие районы западной Индии.
Тщательно продумав маршрут путешествия, Александр Иванович немедленно стал его осуществлять. Он пересек полуостров и прибыл в тогдашнюю столицу Индии — резиденцию английского генерал-губернатора (вице-короля) Калькутту, расположенную в низовьях «священной» индийской реки Ганг.
В Калькутте Воейков изучал материалы метеорологической станции, посетил научные учреждения, беседовал со специалистами по метеорологии и сельскому хозяйству. Он совершил поездки по Гангу и, проехав на север страны к подножью Гималаев, остановился на несколько дней на курорте Дарджилинге, где находилась одна из наиболее интересных метеорологических станций.
В Дарджилинге Воейков отдыхал от знойного воздуха равнинной Индии, утомительного для всякого европейца. Прохладный горный воздух был так прозрачен, что в лунную ночь можно было различать невооруженным глазом отдаленные хребты и видеть в глубоких долинах рек маленькие деревушки. Рощи могучих салов[22] и джери[23], крупнолистых, сбрасывающих листву в сухое время года, покрывали склоны гор. У подножья Гималаев Александр Иванович любовался вечнозелеными дубами. Он видел джунгли с их роскошной растительностью, бурно развивающейся в низинах, обильно орошаемых дождями.
Вернувшись в долину Ганга, Воейков на пароходе поднялся вверх по реке до «священного» города Бенареса. Отсюда он совершил поездки в ближайшие села, знакомился с жизнью крестьян. Из Бенареса русский путешественник направился в Дели, где пробыл несколько дней, осматривая достопримечательности этого центра индийской культуры. Он побывал также в Агре и других соседних городах. Затем вернулся в Бомбей и направился в южную Индию.
Поездки по Индии дали Воейкову богатый материал для сравнений природы Индии с тропической Америкой и Средней Азией.
В климатическом отношении Индия прежде всего страна муссонов. С конца мая до ноября полуостров Индостан испытывает действие юго-западного муссона. В конце мая и начале июня муссон разражается на юге и западе полуострова сильными и длительными ливнями, а несколькими неделями позже доходит до горных хребтов Гималаев. На восточном же берегу Индостана дожди приносятся северо-восточным муссоном. Здесь период почти непрерывных дождей продолжается с октября по декабрь.
Для большей части территории март, апрель и май являются самым сухим периодом. Температура нарастает, воздух и почва становятся сухими, над Индией проносятся пыльные бури.
С тоской и тревогой смотрит индийский крестьянин на небо и ждет спасительного муссона. Обычно муссон появляется внезапно. Наибольшие ливни приходятся на летний сезон (июль — сентябрь), после которого на основной территории полуострова наступает период угасания муссона (октябрь — декабрь). Если муссон появился в мае — июне и осадков выпадает много, почва насыщается влагой и растения успевают вызреть. Когда муссон запаздывает или наступают длительные перерывы дождей, сохнет почва, неотвратима засуха, а с нею голод миллионов крестьян.
Переезжая с запада на восток, с юга на север и в обратном направлении, Воейков наблюдал огромные различия в климате отдельных областей Индии. В долине Ганга зимой дует прохладный западный ветер, который несет воздушные массы к Бенгальскому заливу, а на севере, в Пенджабе, в это время господствуют северные ветры. Долина Инда, на западе страны, летом страдает от засухи, на востоке, в лесистом Ассаме, совсем нет засухи, а на юго-западе, на Малабарском берегу, и на северо-востоке, в долине Ганга, с июня начинаются сильные дожди, продолжающиеся до поздней осени. Здесь успевают снимать по два урожая. Дожди в конце муссона, то-есть в сентябре — октябре, влияют на урожай риса. Эта зависимость стала бы несравненно меньшей, если бы в Индии прорыли больше оросительных каналов.
Воейков не раз видел остатки удивительных оросительных систем, еще в древности созданных народами Индии. Со времени английского завоевания многие системы были заброшены, а мелиоративные работы резко сократились.
В одной из своих статей Воейков писал:
«Если англичане где-либо сооружают оросительные Каналы, то делают это с определенной целью — повысить налоги. В дельте реки Кистны после постройки каналов налоги были увеличены на 130 процентов».
Засухи и неурожаи стали постоянным бедствием. А во время половодья реки заливали села и поля, не защищенные валами. В окрестностях Дели и Бенареса Воейков видел разрушения, причиненные разлившейся рекой.
По берегам зачастую встречались деревни, брошенные жителями. Бедняки-крестьяне не могли восстановить свои дома. Но опустевших усадеб и полей было немало не только в местностях, пострадавших от стихийных бедствий. Разоренные помещиками, туземными князьями и ростовщиками, крестьянские семьи, покинув родное село, бродили по стране в поисках работы.
Когда много лет спустя Воейкову приходилось слышать рассуждения об Индии, как о стране с богатой растительностью, он говорил:
— Природа Индии очень разнообразна, но больше всего мне запомнились обширные полупустынные земли с низкорослым сухим колючим кустарником и выжженной солнцем чахлой травой, чередующиеся с длинными рядами полей. Бедные деревни с убогими хижинами. Такова большая часть Индии, которую принято считать страной с пышной растительностью. Впрочем, такая растительность была бы в этой стране, если бы люди получили возможность плодотворно трудиться на земле для себя и для своей родины[24].
Земля-то какова! Воейков установил, что в Индии огромные пространства земли заняты почвами, похожими на черноземы. Путешествуя по стране, он составлял наброски карты распространения «черноземов» в Индии. Эту карту он впоследствии опубликовал в России. Особенно часто встречаются такие почвы на западе и юге страны…
Несравненно больше, чем помощью голодающему населению, английское правительство интересовалось сбором налогов. Была проведена тщательная опись всех земельных участков и установлены размеры налогов. По собственному признанию англичан, они довели систему максимального налогового обложения крестьян до совершенства, не останавливаясь даже перед применением пыток[25]. Все подати были переведены на деньги, и при низких ценах на сельскохозяйственную продукцию индийскому крестьянину не оставалось хлеба для пропитания семьи.
Воейков подчеркивал гибельность для индийского народа английской системы взимания налогов. Денежная форма взимания налога отдавала малоимущих крестьян-земледельцев в руки ростовщиков. Нигде не процветало так ростовщичество, как в Индии.
«Англичане — мастера скрывать то, что для них неудобно», — писал Воейков в 1893 году в своем возражении русскому экономисту Ламанскому, идеализировавшему финансовую систему англичан.
Воейкова возмущало то, что Ламанский принимал на веру английские сведения о развитии народного образования в Индии. Между тем, по его же собственным цифрам, на образование расходуется немного больше 27 миллионов рублей, из которых только 14 миллионов падает на долю правительства, остальное — средства отдельных общин и частных лиц. Воейков отмечал, что эта сумма составляет всего 1,7 процента индийского бюджета — семь копеек на одного жителя Индии.
Воейков не был марксистом. Он вряд ли читал Маркса даже в 1893 году, когда возражал Ламанскому.
Однако природный ум и наблюдательность позволили ему правильно оценить положение Индии.
Вспомним, что писал Маркс в известной статье об Ост-Индской компании:
«Индия, бывшая с незапамятных времен величайшей мастерской хлопчатобумажных изделий, которыми она снабжала весь мир, стала наводняться теперь английской пряжей и английской хлопчатобумажной материей. После того, как ее собственные изделия были изъяты из обращения на английском рынке или стали допускаться лишь на самых жестких условиях, в нее стала ввозиться в огромном количестве английская мануфактура, обложенная небольшой и лишь номинальной пошлиной, что повело к гибели туземного, некогда столь славившегося хлопчатобумажного производства»[26].
Известно, что гибель этого производства повлекла за собой голодную смерть нескольких миллионов индийских ремесленников.
Воейков много ездил по Индии. Но на каждом шагу он чувствовал, что все, что видит, только «поверхность индийского бытия».
«Приходится отказываться от надежды проникнуть далее, не говоря уже о внутренней жизни туземцев», — сетовал Александр Иванович.
Единственное, что могло помочь, это знание хотя бы некоторых индийских языков. Воейков вспоминал, как помогало ему знание испанского языка в странах Латинской Америки, где он быстро находил общий, дружеский язык с местными жителями и порой чувствовал себя «как дома». Здесь не то. Индийцы оставались для Александра Ивановича таинственными обитателями загадочной страны. Считая его, как европейца, другом англичан, они относились к нему со скрытой враждебностью.
***
В одном из городов южной Индии Александр Иванович встретился с известным русским ученым — индологом и исследователем буддизма Иваном Павловичем Минаевым.
— Мы с вами да еще художник Василий Васильевич Верещагин сейчас по мере своих скромных сил являемся продолжателями славных русских традиций. Тверской торговый гость Никитин — наш славный предшественник — первый в XV веке открыл список русских исследователей Индии, — сказал Минаев. Еще Карамзин так писал о Никитине: «Доселе географы не знали, что честь одного из древнейших описаний европейских путешествий в Индию принадлежит России Иванова века. Индийцы слышали о России прежде, нежели о Португалии, Голландии и Англии. В то время как Васко да Гама единственно мыслил о возможности найти путь от Африки к Индостану, наш тверетянин Афанасий Никитин уже путешествовал по берегу Малабара»[27].
— А какие меткие характеристики дал в своем «Хождении за три моря» этот самородок! — сказал Воейков.
— Еще бы! «Душно велми да парище лихо…» «Пар лих», — разве это не самое подходящее, до предела сжатое определение климата юго-западной Индии?
— Как климатолог, подтверждаю. Но и для экономиста-историка в описании Афанасия Никитина найдется немало интересных мест.
— Как же! Послушайте: «Земля людна велми, а сельскыя люди голы велми, а бояре силны добре и пышны велми». Разве это не самая краткая и одновременно достаточно отчетливая характеристика классовых противоречий? А о кастовом строе: «В Индеи всех 80 и 4 веры», «а вера с верою ни пиеть, ни яст, ни женится». Или вот: «В Цейлоне родятся обезьяны, рубины и кристаллы. В Каликуле родятся перец-мускат, гвоздика, фуфал (плод арековой пальмы), в Гуджерате — краска-дал, в Кабае — сердолик…»
— Афанасий Никитин дал замечательное для своего времени описание Индии, — заметил Воейков. — Не знаю, сможем ли мы написать что-либо равноценное для нашего времени.
— В одном я совершенно уверен. Картины, которые Верещагин пишет в Индии, — выдающиеся произведения русского искусства. Тема его картин — правда об Индии. Его картины опасны для англичан, — это документы о зверствах поработителей Индии.
— Как жаль, что я не встретил Верещагина, — сказал Воейков. — Когда я проезжал через Агру, он был где-то в ее окрестностях.
— А видели вы грозную крепость и дворец Моголоз в Агре? а Жемчужную мечеть? а гробницы императоров? Если в мавзолее Тадж-Махал[28] произнести слово, эхо повторяет его на тысячу ладов, постепенно стихая. А пение звучит под сводом купола дивными аккордами, не похожими на человеческие голоса. Сказочная красота!
— И все эти чудеса находятся в стране миллионов нищих и созданы их руками.
Воейков поделился с собеседником соображениями о дальнейшем маршруте и поинтересовался его мнением.
— Советую вам подробнее познакомиться с южными областями, — ответил Минаев. — Недалеко отсюда, в княжестве Траванкор на Малабарском берегу (на крайнем юго-западе полуострова Индостана), живут сирийские христиане. Вы можете придать своей поездке религиозный характер. Это избавит вас от излишнего шпионства.
Слова об «излишнем шпионстве» были справедливы. Англичане очень ревниво относились к своему господству в Индии. Любой иностранец-европеец находился у них на подозрении. За каждым его шагом следили сотни агентов.
Воейков последовал совету Минаева. Он поехал по железной дороге до Бипури (в восьми километрах от Каликута — города на Малабарском берегу), затем сел на пароход и прибыл в небольшой приморский городок Кочин. Расположенный на лимане, порт защищен от морских бурь, сопутствующих муссону.
Воздух, как и всюду в юго-западной части Индии, насыщен влагой. Глаз радуется при виде этой замечательной природы. Именно с Малабарского берега вывозится кокосовое масло, копра[29], койр[30], черный перец, душистый кардамон, имбирь.
Рядом с кокосовыми пальмами расстилались рисовые поля, тщательно выровненные и окруженные невысокими стенками, которые не дают уходить дождевой воде. По прекращении муссона вода высыхает. Таким несложным приспособлением достигается хороший урожай и высокое качество зерна.
Воейков с наслаждением ходил по этим местам. Его привлекали тропические пейзажи: кокосовые пальмы, манго с огромной шапкой пышной листвы, желтыми плодами и вьющимся по дереву черным перцем. Сады с цитрусовыми и плодовыми деревьями, бананы, кофейные плантации, тропические леса, еще не тронутые человеком и даже малоизвестные ему, обращали на себя внимание путешественника.
Но, любуясь природой, он не забывал наблюдать жизнь местного населения. Хижины из тростника, крытые пальмовыми листьями, интересовали русского путешественника гораздо больше, чем дворцы князей и дома англичан. Воейков уже привык различать племена и касты. Как и в Латинской Америке, он, наконец, сумел установить дружеские отношения с местными жителями — темнокожими дравидами, принадлежавшими к низшим кастам. Они оценили благожелательное отношение со стороны белого, резко отличавшегося от надменных, все и всех презирающих английских поработителей.
Однажды вечером Воейков, сопровождаемый служащим фирмы, торговавшей кофе, сел в лодку, чтобы проехать до Коттаяма — религиозного центра сирийских христиан. Была ясная тропическая ночь, тихое, спокойное море. Лодочники запели песню на звучном языке малаялим (одном из дравидских языков), очень богатом гласными звуками. Эта небольшая поездка, полная индийского колорита, произвела неизгладимое впечатление.
В Коттаяме Воейков наблюдал картины туземного быта. Закончилось богослужение. Из церкви выходили мужчины в одних белых «дхутиях»[31], с полотенцем, обернутым вокруг головы. Они шли под зонтиками, которыми имели право пользоваться только привилегированные касты: брахманы[32], кшатрии[33], наяры[34]. Женщины были в одеянии («сари»), похожем на мужские «дхутии», в покрывалах, некоторые — в кофтах.
Воейков вошел в церковь. Здесь происходило одновременное венчание двенадцати пар, возрастом от десяти до четырнадцати лет. Невесты были в белых «сари», голова и плечи покрыты кисейной фатой. Серьги в ушах и серебряные браслеты на босых ногах дополняли свадебный наряд. За каждой невестой стояла мать или старшая родственница. Женихи были одеты в цветные «дхутии» и куртки. На руках — золотые браслеты.
Александра Ивановича пригласили на свадебное торжество. В ожидании угощения гости жевали смесь бетеля, орехов арековой пальмы и извести. Эта смесь слегка возбуждает аппетит и в то же время служит заменой табака.
На первое блюдо подали рис со сладким соусом. Вместо тарелки — банановый лист. Ели руками. Затем принесли кокосовое масло и различные едкие соусы с тем же рисом. Гости скатывали пищу в шарики и отправляли их в рот. В заключение снова рис, но уже сладкий, бананы и рюмка красного вина.
Ночевать пришлось в доме для приезжих, так называемом «доун-бангэло» — одноэтажном здании. Отдельного помещения не было. Александра Ивановича поместили в общую комнату, где уже находился какой-то плантатор — пьяный и шумливый англичанин.
Утром Воейков направился с визитом к английскому резиденту, жившему в центре города, некогда представлявшем собой крепость, а потому сохранившем название «форт». Здесь жара была особенно невыносима: толстые стены мешали притоку воздуха извне. В форте были сосредоточены административные учреждения, храмы, жилища брахманов, тут же находился и дворец магараджи[35]. Как и во всех якобы независимых индийских княжествах, среди служащих правительственных учреждений насчитывалось немало англичан, исполнявших прежде всего волю английского резидента, а не магараджи.
Помощник английского резидента принял Воейкова очень холодно. Воейков побывал и у дивана — первого министра магараджи. Тот осыпал путешественника приторными любезностями и преподнес Александру Ивановичу печатный экземпляр отчета об управлении княжеством. В казенном отчете, как и следовало ожидать, было не много сведений, интересных для ученого. Несравненно более ценные познания Воейков почерпнул из бесед с местными жителями.
В возвышенных частях княжества жила незначительная часть населения. Здесь только еще начинали появляться кофейные и чайные плантации; их закладывали в ожидании баснословных прибылей англичане. Жители густозаселенных долин и побережья занимались рыбной ловлей, сбором кокосовых орехов, возделыванием риса.
Все принадлежавшие к низшим кастам жили в крайней нищете и населяли низменную часть города, очень сырую и нездоровую. Больные и престарелые долгие часы простаивали перед большим зданием, у которого брахманы раздавали сырой и вареный рис: милостыню магараджи.
Княжество называли «раем брахманов». Магараджа отдавал брахманам десятую часть налогов, выколачиваемых из трудового населения.
В столице стоял храм индийского бога Вишну. Возле храма в пруду совершалось омовение правоверных индусов. После омовения «дважды рожденные» (то-есть люди высших каст) надевали через плечо «священную» нить, снимая ее с уха, вокруг которого она обматывалась перед омовением.
Воейков узнал много интересного о нравах высших каст: брахманов и наяров. Одной из особенностей их быта являлись пережитки матриархата. Наяры вступали в брак в очень раннем возрасте, причем женщины после заключения брака оставались в доме родственников по женской линии.
В южной части Траванкора жили шанары — приверженцы шаманистской религии. Из пальмового сока они делали сахарную патоку и опьяняющий напиток, которым увлекались англичане: они называли этот напиток «тодди».
Словно отдельную касту составляли европейцы, преимущественно англичане. Они беспрерывно жаловались на «ужасную страну», в которую привела их жестокая судьба, жару и тропические болезни.
— Однако эта «ужасная» страна дает вам возможность получать огромное жалованье, — возразил Воейков одному английскому офицеру, проклинавшему Индию.
— Это верно, но половину жалованья я должен тратить на то, чтобы выполнять этикет.
Отделяя себя от туземцев непреодолимой пропастью, англичане переносили в Индию чопорные обычаи и быт Британских островов. Воейков с невольной улыбкой наблюдал, как в Мадрасе в пятидесятиградусную жару английские чиновники делали друг другу визиты в черных суконных костюмах и черных шляпах. Расходы на этикет все же были не так велики, чтобы помешать колонизаторам накапливать солидные капиталы.
Почему европейцы, в частности англичане, в тропических странах так часто болеют? В Индии, как и в Центральной Америке, Воейков мог убедиться в том, что причина болезней — пренебрежение к санитарии, нежелание отказаться от европейских привычек, жирной мясной пищи, крепких напитков, особенно вредно действующих на здоровье в жарком климате.
Правда, местное население страдало от болезней неизмеримо больше англичан. Но причина была иная — голод. Все средства к существованию отняли английские колонизаторы, индийские князья и крупная буржуазия.
Разговоры с Воейковым на эти темы далеко не всегда были приятны для англичан.
— Вы — рабы моды и своих старых привычек. Оттого вы и страдаете в этой стране, — говорил Воейков.
— Мистер Воейков, видимо, вы долго жили на юге, поэтому так легко переносите этот проклятый климат?
— Ничего подобного. Я северянин, вырос в центральных областях России, в условиях климата, несравненно более сурового, чем английский. Но я питаюсь только растительной пищей, стараюсь есть поменьше, не пью хмельных напитков и ношу легкий светлый костюм. Вот и все.
— Как можете вы так много ходить в такую жару?
— Это тоже необходимое условие для поддержания здоровья. Неподвижность предрасполагает к болезням. Да и как я мог бы изучать страну, сидя на одном месте?
Англичане часто на словах объявляли себя противниками индийского кастового строя, но фактически его поддерживали.
Впрочем, далеко ли ушли сами англичане от кастового строя? Индийцы, прошедшие обучение в английских школах, говорили Воейкову:
— Англичане осуждают наши касты, наши обычаи. Но разве у самих англичан нет деления общества на касты? Разве английские аристократы и капиталисты не отделяют себя от простых смертных непреодолимыми барьерами? А тысячи церемоний, без которых не могут обходиться английские джентльмены? Они гнушаются простого народа не менее, чем брахман, презирающий неприкасаемых[36].
Воейкову так понравилась эта критика английского общественного строя, что он рассказал о ней в одной из своих статей об Индии.
Пребывание в Индии заканчивалось.
Последнее путешествие по югу Индии Воейкову пришлось совершить в очень тяжелых условиях, на тряской подводе. Под кожаным верхом было невыносимо душно. Пришлось ехать целую ночь. Только к утру Воейков увидел, наконец, городок Нагеркойл, близ южной оконечности Индии. Здесь Александр Иванович погрузил свой довольно громоздкий багаж на парусную лодку для переправы на Цейлон. Путешествие продолжалось почти сутки. Наконец показался порт Галль.
У входа в бухту суденышко, на котором плыл ученый, было атаковано несколькими сингалезскими лодками под четырехугольными парусами. Это узкие челноки, выдолбленные из бревен и прикрепленные изогнутыми дугами к большому поплавку. Такая лодка очень устойчива и имеет своеобразный вид. В лодках — обилие фруктов. Лодочники наперебой предлагают путешественникам сочные ананасы и нежные бананы. Вот лодка, наполненная кокосовыми орехами. В ней — мужчина и мальчуган с темнобронзовым цветом кожи. На них надеты только небольшие передники.
Подходит пароход. На борту — англичане. Один из них решает позабавиться. Он окликает мальчика, сидящего в лодке, и швыряет в море медную монетку. Мальчик с быстротой чайки ныряет. Глубина здесь не менее пятнадцати метров. Часто заплывают акулы. Рискуя жизнью, мальчик достает монету со дна.
С борта английского парохода летит другая монетка, потом третья. Снова и снова ныряет мальчуган. На других сингалезских лодках появляются «конкуренты», которые также прыгают в воду.
За брошенным англичанами маленьким предметом ныряет одновременно несколько пловцов. Один из них, вынырнув, разжимает руку: в ней вместо монетки — металлическая пуговица. На борту английского парохода джентльмены громко смеются: «Остроумная шутка!»
Багаж Воейкова выгружен на берег. Здесь Александра Ивановича ожидает неудача. Оказывается, что пока он медленно плыл на парусной лодке, французский пароход, направлявшийся в Индонезию, уже ушел. Следующий пароход — через неделю. Но нет худа без добра: Воейков еще по пути сюда высказывал сожаление, что не сможет ознакомиться с Цейлоном, а теперь «нашлось время».
В гостиницу Александр Иванович поехал в экипаже с маленькими зебу в запряжке. На пепельно-серой шерсти животных выделялись узоры, вензеля, звезды, выжженные хозяевами. Зебу похожи на европейских пони. Они бойко и послушно везут путешественника и багаж.
Природа Цейлона даже после красот Индии произвела на Александра Ивановича сильное впечатление. Он видел рощи кокосовых пальм, наклоненных друг к другу. Мадагаскарские веерообразные пальмы напоминали гигантские опахала. Продолговатые плоды хлебного дерева были окаймлены красивыми листьями. У воды в густых зарослях гигантского бамбука множество экзотических птиц.
Поздним вечером тысячи светляков украшали своим фосфорическим светом тропическую зелень. Над островом сияло созвездие Ориона.
Десятки километров прошел Воейков пешком вдоль берега Цейлона. В Галле и Коломбо он осматривал ботанический сад и зверинец с леопардами, медведями, дикими кошками. В магазинах восхищался изящными статуэтками и украшениями из слоновой кости и черного дерева, удивляясь искусству местных ремесленников, которые сохранили секреты старинного мастерства.
Изучая климатические особенности, Воейков на Цейлоне, как и в Индии, не забывал и о хозяйственных проблемах. Это было время возникновения кофейных и чайных плантаций. Плантаторы нанимали рабочих не только на самом Цейлоне, но и в восточных округах Мадрасской провинции Индии. Несмотря на отличные климатические условия острова, не хватало риса. Для того чтобы прокормить армию цейлонских плантационных рабочих, привозили рис из юго-восточной Индии.
«В такой одаренной природой стране не хватает хлеба![37] — писал Воейков. — Что за уродливое хозяйство!»
В назначенный срок пришел пароход, на котором Воейков мог отплыть на остров Яву. Предстояло проплыть от Коломбо до Батавии свыше трех тысяч километров. Океан обрадовал спокойствием, и Александр Иванович мог без помех унестись мыслями в далекую Индонезию.