В.С.Логачев Это забыть невозможно

В.С.Логачев

Это забыть невозможно

В Египет я попал совершенно случайно. Вообще, вся моя жизнь, а я уже отметил 55, состоит из случайностей. По рассказу мамы, так на роду мне написано, от рождения и до сих пор. Я не буду вспоминать случайности, которые произошли со мною в детстве, но с 15 лет я их четко помню. По окончании 7-го класса я поступил в Гжельский силикатно-керамический техникум. В группе из 25 человек на отделении керамики было 24 девочки и один парень, это я. По окончании 1-го курса после того, как девчата стали меня принимать за своего, я сбежал в ремесленное училище, получать профессию слесаря-жестянщика по промышленной вентиляции. После 2-х лет учебы получил 5 разряд слесаря. Через год я сдал на 6 разряд, потому что хотел поехать в Индию строить Бхилай-ский металлургический комбинат. Но мне сказали, что молод еще, и нужно отслужить в армии. Зато я стал бригадиром, и бригада случайно, через полгода стала Бригадой коммунистического труда. Бригадиру вручили путевку в подмосковный дом отдыха, откуда через 5 дней он сбежал и больше ни разу ни санаториев, ни домов отдыха не посещал.

Закончив вечернюю школу, хотел поступать в Бауманское училище, но случайно попал в военное училище и прослужил в родимой Советской Армии аж 32 года. Почти три года я командовал стартовым взводом зенитных ракет, а затем меня избрали секретарем комитета ВЛКСМ полка. Планировался другой товарищ, но его комсомольцы не избрали, а я был в резерве, хотя был аттестован на зампотеха зенитной батареи. К комитету комсомола мне еще добавили должность начальника клуба на 1 год, потому что она была вакантной, и начальника физподготовки полка, так как начфиза, так называлась сокращенно эта должность, уволили из армии за злоупотребление спиртным. Эти три должности я исполнял более 1 года из 3-х, что был секретарем комитета комсомола. Затем меня назначили сразу замполитом зенитно-ракетного дивизиона, а через год избрали секретарем парткома полка. И было мне в ту пору еще 27 лет, и оказался я самым молодым секретарем парткома в Московском округе ПВО.

Отслужив в этой должности почти 2 года, приезжаю как-то я с окружных недельных сборов поздно вечером в субботу и узнаю от жены, что назавтра мне приказано прибыть к начальнику политотдела корпуса к 9–00. «Завтра воскресенье», — говорю я, думая, что она решила зло пошутить с поздно прибывшим мужем. «Иди уточни у Петра Афанасьевича», — рассеяла жена мои сомнения. Петр Афанасьевич, замполит полка, жил на одной лестничной площадке. Встретил меня участливо, как бы с виноватым видом. Приступив к 3-х литровой банке «Фраги» (молдавское вино), тогда пользовались при разливе вина и такой посудой — он мне поведал, что пока я был в командировке, он всех троих политработников полка рекомендовал для поездки в страну с жарким, сухим климатом для выполнения интернационального долга. Одного из рекомендованных не взяли, так как он был холост и поступал в академию, а двое прошли все инстанции и, в конце концов, оказались в Египте, а Петр Афанасьевич стал начальником отдела политических кадров армии ПВО.

В воскресенье состоялась беседа с начальником политотдела корпуса, после которой я прошел медкомиссию при корпусном госпитале в этот же день. По состоянию здоровья у врачей возражений не было. В понедельник мы прошли Военный Совет армии и Округа (Это был совместный Военный Совет), и во вторник самолет Москва-Астрахань унес меня далеко от Москвы в казахские степи, на полигон, где уже в течение почти месяца находилась зе-нитно-ракетная бригада, сформированная на базе частей Московского округа ПВО. Просто мы заменили некоторых товарищей, которые по каким-либо параметрам были отсеяны. Отбор был очень строгий: здоровье, морально-боевые и политические качества, да и 5-ый пункт анкеты тоже играл свою роль, так как для войны с Израилем ясно какая национальность не подходила.

Как проходила подготовка к боям и сами бои, описано в боевых донесениях и в воспоминаниях наших товарищей, которые с 1987 г. стали появляться в печати. Мне бы хотелось вспомнить те моменты, свидетелем которых был именно я и которые мне четко запомнились.

Меня поразило то, что задача провожающих нас генералов сводилась, на мой взгляд, к тому, чтобы скорее доложить руководству, что все нормально, и можно бригаду уже посылать на войну. В этой спешке была заметна заинтересованность руководства и армии, да и страны тоже. Об этом же вспоминает наш командир дивизии генерал-полковник в отставке Смирнов А.Г.

Офицеры же бригады хотели одного: прибыть на войну во всеоружии, иметь сколоченные боевые расчеты и стопроцентную материально-техническую обеспеченность. Люди готовились к войне с утра до ночи. Узнав у тех, кто уже был в Египте и у арабских воинов, которые тоже были на полигоне и осваивали нашу технику, что вражеская авиация летает на высотах до 25 метров, командиры дивизионов поставили условие перед нашими летчиками, чтобы они летали тоже на этой высоте. Но, увы, правила полетов это запрещали, в конце концов, наши асы снизились до высоты 50 метров. Это было очень важно, так как проверить зенитно-ракетные комплексы при действиях на малых высотах, а они являлись главными высотами при ведении боевых действий в условиях Египта, иначе было нельзя. Борьба между провожающими и докладывающими руководству о том, что подготовка к отъезду идет нормально, и самими отъезжающими, выставляющими все новые и новые требования в обеспечении дивизионов, не прекращалась ни на один день в период подготовки. Я, конечно, был целиком и полностью на стороне отъезжающих, потому что шла борьба за сохранение жизни людей, готовящихся вести реальные боевые действия с опытным (почти все израильские летчики имели опыт боевых действий во Вьетнаме), высоко подготовленным в профессиональном отношении и обладающим высококлассной техникой, противником.

В ходе этой повседневной борьбы все командиры дивизионов отстранялись от поездки и снимались с должностей от 3-х до 7 раз заместителем командующего первой армией ПВО генералом Де-ревягиным Н.Д. Потом они, конечно, восстанавливались в должности — это просто говорит о накале борьбы. В итоге, уже в Египте, оказалось, что, в бригаде нет штатных оперативных дежурных, которые начинают бой. Ими стали инженеры службы ракетного вооружения Латышев В.И., Вотяков Ю.И., Шумский Н.Д., начальник разведки Шевченко O.K., заместитель начальника политического отдела Логачев B.C. и другие товарищи.

К тому же нас не снабдили преобразователями тока АЛА-7. Суть такова, что электропитание ракетной системы осуществлялось от штатных дизелей, которые «молотили» круглосуточно, а питание СРЦ (станции разведки и целеуказания) П-15 осуществлялось от своих блоков питания АБ-8. Последний представляет собой агрегат бензиновый с преобразователем частоты. Работа в условиях пустыни и «хамсина», когда песок проникал во все видимые и невидимые щели, приводила к выходу из строя двигателей СРЦ. В результате на время ремонта зенитные дивизионы оставались без «глаз».

Кроме того, для усиления дивизионов и повышения эффективности огня на малых высотах были приданы средства ПВО сухопутных войск — зенитно-ракетные комплексы «Стрела» и «Шил-ка». «Стрела» — переносная ракета, использующая принцип теплового излучения. Шесть расчетов из трех человек были приданы дивизиону. С рассветом их увозили на 3–7 км от стартовой позиции ЗРДН, а с наступлением темноты — привозили назад.

Расчеты «Шилки» — 4-х ствольный зенитно-ракетный комплекс, калибр 23 мм, скорострельность — 1000 выстрелов в минуту, также дежурили в светлое время суток и стояли по вершинам треугольника вокруг стартовой позиции дивизиона. Телефонная связь с ними осуществлялась с помощью полевого телефонного кабеля. Для каждого дивизиона требовалось около 50 км этого кабеля. Решение этой проблемы вышло на уровень министерства обороны. В итоге она была решена. Но времени, нервов и крови она стоила много.

Далее, для маскировки техники требовались маскировочные сети. Наша бригада формировалась на базе Московского округа ПВО, где имелись сети только зеленого цвета, что в условиях Подмосковья и центрального района России приемлемо, но в условиях Египта нужны маскировочные сети песочного цвета. Это тоже оказалось проблемой, снятой уже в Египте.

И это только малая толика проблем, которые приходилось решать командирам отъезжающих подразделений и частей в период подготовки к отъезду для ведения боевых действий. Отсутствие опыта передислокации в стране с жарким климатом, попытка сохранить все это в тайне, порой порождала анекдотические случаи.

Например, нам присвоили почтовый адрес Москва-400, полевая почта № 06 552. И вот приходит в политотдел части письмо от матери военнослужащего срочной службы. Начиналось оно так: «Гражданин начальник, напишите мне, за что и на сколько посадили моего сына…» Оказывается, некоторые исправительно-трудовые учреждения носили подобный адрес, что вызывало улыбку у некоторых, уж очень сообразительных воинов. А вообще писем с просьбами о помощи семьям военнослужащих приходило много (ремонт домов, заготовка дров, и т. д.). И вот из далекой Африки идут письма в райвоенкоматы, сельские советы, на заводы, фабрики и в колхозы с просьбой оказать помощь семье военнослужащего, но ни слова не говорится о том, что он воин — интернационалист.

Как говорило нам руководство, так и мы считали, что оказываем интернациональную помощь народу Египта в отражении агрессии со стороны израильских захватчиков.

Однако из заявлений прессы, радио и телевидения следовало, что нас там не было. Однажды, в самый разгар боев с израильской авиацией приходит очередной номер газеты «Правда», и на первой странице подвальная редакционная статья называется «Фальсификаторы». Посвящена статья буржуазным фальсификаторам, утверждающим, что в Египте находятся советские воины. Причем статья написана с таким напором, что камня на камне не оставляла от аргументов западной стороны, то есть была рассчитана на тех, кто не знал истины. Ну, а как объяснять воинам, что газета «Правда», центральный орган ЦК КПСС, мягко говоря, пишет неправду. На свой страх и риск, не мудрствуя лукаво, я эти 50 экземпляров газеты взял и сжег. Все обошлось тихо, к моему некоторому удивлению, но зато отпал сам по себе, вопрос о защите самой газеты «Правда» от вопросов въедливых читателей. Борьба за секретность и неразглашение тайны зашла так далеко, что порой у одних это вызывало улыбку, а некоторым было и не до улыбок. Например, перед погрузкой в порту Николаев из части были откомандированы некоторые воины за то, что в письмах домой они сообщили название страны, куда едут. Поэтому переписка была своеобразной: ничего, что раскрыло бы страну пребывания, но открытки с видами пирамид Гизы и Большого Сфинкса были в каждом письме.

Русских не было в Египте. Но по дороге следования колонны с боевой техникой и в отстойниках (по нескольку дней отдельные дивизионы ждали, когда будет оборудована стартовая позиция) валялись пустые пачки из-под папирос «Беломор» и сигарет «Звезда» изготовления ленинградской фабрики им. Урицкого и Моршанской махорочной фабрики. Эти же пачки, но уже с сигаретами и папиросами наши воины дарили арабским ребятишкам, которые окружали русских воинов на каждой остановке. Нас там не было. Именно поэтому в порту отправки из. Союза нас всех переодели в гражданскую одежду. Офицеры и сверхсрочнослужащие были в шляпах, воины срочной службы — в беретах. Остальное: ботинки, костюм, демисезонное пальто было без различий. По прибытию в г. Александрию нас всех одели в арабскую форму без каких-либо знаков различия, и к тому же у нас не было никаких документов. Отличало нас от арабов в тот момент только наличие у нас рязанских, тамбовских, и других физиономий, которые можно было объединить одним словом: братья-славяне. Арабы нас звали — руси или руси-квайс, то есть, русский хороший. Только после того, как ты дашь ему закурить или поесть.

Руководство дивизии для отличия офицеров и воинов срочной службы приняло решение — офицеры носят куртку поверх брюк, а воины срочной службы заправляли куртку в брюки. Конечно, своих непосредственных начальников знали в лицо, но порой сверхсрочнослужащие, имеющие соответствующий возраст, живот и комплекцию, принимались за генералов или, в крайнем случае, за полковников. В конце концов, с этим разбирались в каждом конкретном случае. Правда, генералы были тоже с разным характером. Когда рядовой Хитров В.Н. задержал генерала армии Щеглова А.Ф., бывшего заместителем главнокомандующего войск ПВО страны, то он среагировал нормально и поблагодарил часового за бдительность. Но была и другая, скажем капризная реакция, доказывающая, что генерал, он и в Африке генерал.

Новости из России мы узнавали из газет и радио, но о нас не было ни слова. Зато в 20 часов ежедневно, большинство офицеров настраивали свои приемники на волну Тель-Авива и слушали выпуск новостей на русском языке. Из этих сообщений мы узнавали реальные факты нашей жизни: и о прибытии транспортов в порт Александрию, и о боях, и о вылетах самолетов, и о чрезвычайных происшествиях в наших войсках и многое другое. Надо сказать, что фактический материал почти всегда соответствовал действительности, ну а идеологическую подоплеку, интерпретацию фактов, мы оставляли на совести комментаторов, отсеивая в памяти ненужное.

Мне пришлось в порту погрузки, при отъезде из России принимать участие во встрече эшелонов с техникой, с личным составом, в переодевании военнослужащих и погрузке морских транспортов. А их, если мне не изменяет память, было 16. Первым ушел сухогруз «Роза Люксембург», а последним «Дмитрий Полуян». За эти две недели и всю командировку в Египте у меня, как и у большинства, была одна мечта — поспать. Нашим отправлением занималась оперативная группа Главного штаба войск ПВО, где формировались части и подразделения. Вопросов громадье, людей много, начальников тоже, тем более многие встречаются друг с другом в первый раз. График отправки был составлен, но порой и он ломался. Вспоминаю этапы и моменты погрузки. Старпомы, занимающиеся этим вопросом, не хотели понять нас военных, но мы делали возможное и невозможное, и в конце концов все погрузили, нарушая требования морских законов. Мы везли несовместимые грузы: ракеты, бензин, спирт и другие легковоспламеняющиеся материалы, и порой, это все в одном трюме. На палубе были только автомобили. Официально везли сельскохозяйственную технику. Помимо этого, после первого рейса столкнулись еще с одной проблемой. Потом все удивлялись, как же мы не додумались сами, ведь это физика для шестиклассников. Сказалась разница температур и разница объемов жидкости. В порту отгрузки температура была до 10 градусов мороза, а в порту разгрузки до плюс 38 градусов. Результат: бензобаки, бочки и все другие емкости со спиртом, бензином, дизельным топливом активно потекли. При погрузке следующих транспортов отливали из всех емкостей 10–15 % от объема жидкости. Самым сложным для меня в этой ситуации оказалось то, что нужно было отлить 50 л спирта из 2-х бочек, за которые я нес персональную ответственность. Трудность заключалась в том, что сделать нужно это незаметно для других, иначе и бочек потом не найдешь. Выливать жалко, а куда девать эти злосчастные 50 литров спирта? Пить категорически запрещено, да и здравый смысл подсказывал, что такое количество спирта может вывести из строя более ста человек. Запасных канистр нет в наличии. Выход был найден в соседнем хозмаге, 16 канистр из пластика емкостью по 3 л каждая и 5 чемоданов выручили меня. С помощью шланга от воздушного насоса излишки спирта перекачали в канистры, тридцать из которых я оставил местным товарищам на память, а три взял с собой на корабль. Очень хороший был спирт, лучшее лекарство и снотворное в период штормов и сильных волнений, как душевных, так и морских.

Наконец-то погрузились. Моряки, потеснившись, освободили несколько кают для части офицеров, остальные офицеры разместились в трюме. Первый же транспорт попал в 9-ти бальный шторм. Вскоре желудки были освобождены, но общее состояние не улучшалось еще долго. И не отвлекали от морской болезни кинофильмы, которые показывали тут же в трюме, и рассказы бывалых моряков о том, как себя вести во время шторма. Особенностью рейса для капитанов сухогрузов было то, что они не знали всего маршрута. Пакет № 1 вскрывали, выйдя в Черное море, а пакет № 2, пройдя Босфор и Дарданеллы, там говорилось, что порт следования — город Александрия. При каждом капитане был капитан-наставник. В каюте нас было четверо — три представителя дивизии: особого отдела, штаба, политического отдела и я. Капитан-наставник освободил для нас каюту, и мы расположились в ней все вчетвером. За разговорами и канистрой спирта время летело быстро. К вечеру проходим Босфор. Представитель особого отдела Кравцов Василий Александрович, с которым мы подружились больше, чем с остальными, пригласил меня на палубу. Он рассказал при этом, что год назад был случай, когда один из матросов военного корабля, проходя через Босфор, прыгнул в воду и был таков, затем оказался в Турции и на Западе. Наша задача состояла в том, чтобы этого не повторилось. В ином случае аргументом мог стать пистолет Макарова. Так мы и гуляли по палубе, а из трюмов в это время никого не выпускали. Прибыл катер с лоцманом. Его угостили прямо на палубе. Фужер коньяку и бутерброды с рыбой и икрой были на подносе. Поговорив с капитаном и удостоверившись, что у него есть документ (кажется, это называли «Голубые права») разрешающий самостоятельно проходить проливы Босфор и Дарданеллы, лоцман удалился.

Прогулочные лодки, огни вечернего Стамбула, набережная, все это было очень красиво. Утром проходили Дарданеллы и вошли в Эгейское море. Слева и справа видны греческие острова: Лесбос, Хиос, Тинос и другие, которые заставили нас вспомнить легенды и мифы Древней Греции, подвиги древнегреческих героев. «Какой же подвиг мы совершим, — подумал каждый про себя, — и во имя чего?» Вошли в Средиземное море. Встречались не только гражданские корабли, но и военные. Становилось тревожно. Обстановка напряженная. «Зачем допускать боевую технику на позиции, чтобы ракеты сбивали наши самолеты, — могли думать командиры американских кораблей, — Лучше уж потопить их здесь». Мы их мысли как бы читали. Вот показался перископ подводной лодки. Наши или нет, спорили мы? Как потом выяснилось в беседе с нашими подводниками, сопровождали нас и наши подлодки, и их тоже. Вообще, Средиземное море было напичкано советскими и американскими боевыми кораблями и самолетами. Некоторые летчики американских ВВС и наши даже знали в лицо друг друга.

Прибыли в город Александрию. В порту нас переодели. Пришли с шумом и гамом портовые рабочие (о темпераменте арабов многим известно), но это лучше один раз увидеть. Их набирали бригадиры за воротами порта из числа безработных. С тревогой я наблюдал за разгрузкой в шуме и неразберихе. Но вот бригадир прикрикнул на одного, ударил другого и уже шума меньше, а порядка больше. Для меня это было непривычно, так как в нашем порту слаженность бригад докеров, понимавших друг друга по взмаху руки, жесту, одному произнесенному слову, никак не была похожа на этот бедлам. Но все же разгрузка закончилась, в основном успешно. Здесь, наконец-то появились маскировочные сети песочного цвета. Мы двинулись колоннами в сторону Каира. В каждой колонне шли готовые к бою «Шилки» (в голове колонны, в середине и замыкающая колонну зенитная установка). Мы были проинструктированы. «Если нас не потопили, то будут пытаться разбомбить на марше» — думали многие. Не случайно один из командиров колонны приказал расчету «Шилка» обстрелять низколетящую цель на маршруте Каир-Александрия. Радиолокатор показывал высоту около 50-ти метров. Египетская ночь. Темнота кромешная. Слышен звук недалеко работающего двигателя. На экране РЛС отметка от двигающейся с малой скоростью цели. Мгновенное колебание. Принятие решения — «Цель уничтожить». Одна из «Шилок» производит обстрел. Оказалось, по соседнему пригорку спокойно ехал КРАЗ. Хорошо, что не попали.

Стали занимать огневые позиции. Они строились для нас заранее, с участием наших представителей. Но к нашему приезду еще не все были готовы. Начинается боевое дежурство. Авиация противника производит разведывательные полеты, чтобы распознать систему ПВО Каира, мы молча наблюдаем. Вдруг на КП бригады доклад. Дальность…, скорость…, высота…. На запрос «я свой» не отвечает. За комбрига на КП находился подполковник Ржеусский Э.М. Он еще раз уточняет у дежурных на авиабазе «Кайро-Уэст» (КП совмещен), есть ли их самолеты в воздухе. Они отвечают, что их самолетов в воздухе нет. Тогда звучит приказ «Цель уничтожить». Проходят тревожные секунды в ожидании результата стрельбы. И вот, наконец, доклад командира дивизиона: «Цель уничтожена» — расход — две (то есть израсходованы две ракеты на обстрел цели). Сразу же после доклада подбегает оперативный дежурный авиабазы «Кайро-Уэст» и со слезами на глазах говорит, что это их самолет. Но уже было поздно. Несомненно, этот урок пошел впрок. До этого случая летчики египетских ВВС часто нарушали заявки о времени и маршруте полета. У нас же была принята четкая система заявок, и она передавалась накануне полетов на КП ракетчиков, летчиков и радиотехнических частей и строго выполнялась. Кроме того, на каждом самолете стоят приемо-ответчики, а на станциях разведки и целеуказания — смонтированы запросчики. Эта система кодированных частот менялась два раза в сутки, через 12 часов. Однако на самолетах ВВС Египта стояли приемо-ответчики «Кремний-I», снятые у нас с вооружения, а у нас «Кремний-2», поэтому самолет ИЛ-28 с экипажем на борту, шедший на посадку на аэродром «Кайро-Уэст» и не ответил на запрос наших радиолокаторов. Самолет был сбит, люди погибли. А дальше, как и всегда, идет поиск виновных и наказание невиновных. Все невиновные получили «по заслугам». Подполковник Рже-усский Э.М. получил от Министра обороны СССР предупреждение о неполном служебном соответствии. Потом он получил правительственные награды, звание полковника, но уволился в запас, имея и это неснятое взыскание Министра. Были попытки сбить самолеты и воинами, которые были вооружены ЗРК «Стрела-2». Недалеко от порта Александрия был произведен запуск «Стрелы» по пассажирскому самолету. Турбина вышла из строя, но самолет приземлился удачно. Затем были обстреляны самолеты СУ-7Б, пилотируемые египетскими летчиками. Они сумели приземлиться, хотя и с повреждениями, после этого были изданы в типографии небольшие альбомы с ТТД и силуэтами своей авиации и противника. Случаи обстрела своих самолетов прекратились.

Теперь боевое дежурство пошло более-менее нормально. В связи с тем, что штатных оперативных дежурных не было, я уже говорил об этом, мне, представителю политического отдела, пришлось дежурить на КП, сначала офицером по безопасности полетов своей авиации, а затем, набравшись опыта, я стал уже выполнять функции оперативного дежурного. Командный пункт на авиабазе «Кайро-Уэст» представлял собой большое заглубленное бетонное сооружение. Кругом планшеты. За ними планшети-сты в наушниках и со стеклографами в руках. Они принимают информацию о воздушной обстановке от дежурных РЛС и СРЦ (радиолокационные станции и станции разведки и целеуказания) и наносят маршруты пролетающих самолетов на планшет. Это все происходит у меня на глазах, а я смотрю также на ВИКО (воздушный индикатор кругового обзора) и уточняю обстановку. Все отметки от самолетов я сверяю с заявками на полет самолетов, их маршрутом и временем пролета. Главная задача — отделить свой самолет от самолета противника, который является целью. В случае необходимости я отдаю зенитно-ракетным дивизионам команду «Готовность-I», а команду на уничтожение отдаст командир бригады или его заместитель, которые круглосуточно находились на КП, рядом со мной или в соседней комнате. С этой комнатой у меня прямой телефон.

Работа оперативного дежурного очень нервная, требует большой сосредоточенности, собранности, умения взять на себя ответственность. Поэтому после дежурства чувствовалась неимоверная усталость, а нервы были на пределе. Израильские самолеты постоянно проводили тренировочные полеты вблизи Суэцкого канала над Синаем, а это всего-навсего 140 км. При скорости «Фантомов» 2400 км/час, а в минуту 40 км, получается, что подлетное время до Каира — 4 минуты. А из тех самолетов, что тренировались над Синаем, постоянно прорывались самолеты-разведчики. На высотах 20–25 метров от земли однажды прошли 2 «Фантома» над аэродромом «Кайро-Уэст». Подполковник Тарасов Л.Д. с офицерами своей службы ракетного вооружения закончил занятие «Об особенностях эксплуатации техники в условиях Египта». Я присутствовал на этом занятии. Мы уже собрались идти в столовую, как кто-то закричал: «Фантомы». Мы посмотрели наверх, а они летят прямо на нас. Некоторые так и остались стоять с открытым ртом, а некоторые ушли носом в песок. Раздались звуки выстрелов. Это расчет «Шилки», стоявшей рядом с КП, произвел 2 короткие очереди по самолетам с интервалом от 3 до 5 секунд. Все сделано по инструкции. Но первая очередь прошла перед носом у самолетов, а вторая уже за их хвостом. Командир установки, сержант, вылез на броню и от обиды заплакал. Потом я беседовал с ним уже в спокойной обстановке. Не орден, который он получил бы за сбитый самолет, и не 200 фунтов — полагалось денежное вознаграждение (это было и в Великую Отечественную войну, но почему-то об этом предпочитают не вспоминать ветераны), ему было просто обидно, что мог сбить и не сбил. Это был бы первый сбитый самолет в небе Египта. Самолеты дали газу, дым от их турбин покрыл небо, действительно, как будто они были заправлены сырой соломой. Потом, когда они уже скрылись, раздались выстрелы из зенитных пушек. Арабские зенитчики отстрелялись, чтобы их потом не ругали за бездействие.

На командном пункте одновременно размещались летчики авиабазы, мы — ракетчики, батальон связи арабской армии, полк ствольной артиллерии, радиолокационный полк. У одной стены столы и индикаторы оперативных дежурных этих частей, а у второй — во всю стену, около 40 метров — планшеты общей воздушной обстановки и огневые планшеты большего масштаба. В менее напряженное время общаемся с арабскими офицерами, первое время через переводчика, а затем и без его помощи. А планшетисты беседуют за планшетами со своими арабскими коллегами. О чем они говорят нам не слышно, прозрачный планшет из толстого оргстекла дает возможность только видеть, но не слышать разговор. Разговоры за планшетом идут полным ходом, порой с улыбкой. Ну, думаем, пусть отрабатывают взаимодействие. Когда через несколько дней арабские планшетисты в своей речи стали применять отборные, только русскому языку присущие, матерные слова и целые выражения, мы поняли, что взаимодействие налаживается. Война это мужская работа, женщин среди нас не было, и эти выкрутасы арабских солдат нас слегка забавляли и вносили разрядку в нервную и напряженную обстановку. К нам, офицерам КП они обращались «Мистер и далее по имени». Так вот иногда после мистера может следовать такое имя, что «уши вянут». Оказывается, что его научил кто-то из твоих коллег по КП. Поэтому, когда меня однажды встретил капитан-египтянин возгласом: «Здравствуй мистер долбс. б», я с ним поздоровался, понял, кто научил его и объяснил ему истинное значение слова на арабском языке, сказав, что оно равносильно их слову — касура (сломался, заболел и т. д.) и приложив руку ко лбу, повернул ладонь на 90 градусов. Он все прекрасно понял и рассмеялся. Так мы осваивали их язык, а они наш, это на КП, а в городе, в котором мы побывали только через 6 месяцев пребывания в Египте, после окончания боев, язык был уже другой. Об этом расскажу ниже.

Закончив дежурство, после бессонной ночи я шел отдыхать, с 9.00 до 13.30, то есть 4 с половиной часа. Бункер, где мы спали, был рядом с КП и еще ближе к взлетно-посадочной полосе аэродрома. Это бетонный полузаглубленный бункер, разделенный стенкой, с двумя входами. В одной половине жил командир и его заместители, кроме начальника тыла. С ними жил и начальник особого отдела бригады майор Юшутин Ф.К., старый чекист и умудренный опытом человек, участник Великой Отечественной Воины. За перегородкой жили замзамы — зам. начальника штаба, зам. начальника политотдела, инженер (кирка-мотыга, так мы его звали) и два инженера службы вооружения, а также зам. начальника особого отдела — старший лейтенант, не буду называть фамилий. Все инженеры были уже в возрасте, им за сорок, мне исполнилось тогда 30.

Итак, я ложусь отдыхать. Но для этого сначала я обмакиваю обе простыни в воду, слегка отжимаю их, расстилаю на кровать. Затем побью мух, насколько можно и ложусь спать. На взлетной полосе, которая в 20 м от окна, начинаются полеты, иногда самолеты взлетают парами, все вокруг гудит и ревет, но молодой организм берет свое и просыпаюсь я от толчков кого-либо из обитателей нашего жилища. Пора на обед. Обед готовили наши повара. Первое, второе и десерт. На первое — суп с курицей, на второе — кусок голландской курицы, пахнувший рыбой, на десерт — чай, кисель или фрукты, главным образом, апельсины. Воины срочной службы задают вопрос: «Скажите товарищ капитан, а что в Голландии куры имеют только крылья, а по земле они не ходят?» Дело в том, что повар, раздавая порции, ноги куриные выдавал офицерам, а остальные части солдатам. Изменить эту «традицию» так и не удалось. В жару есть не хочется, но усилием воли заставляли себя это делать. Есть приходилось очень быстро. Если зазевался на 1–2 минуты, то суп покрывался мухами в несколько слоев. Их там несметное количество. Отличие арабской мухи от нашей в том, что она более нахальна, не реагирует на отпугивающие взмахи, то есть избавиться от нее можно только одним способом — прибить. Кусает человека она в любое время суток и года. Наша муха кусается только осенью, поэтому родилась в Египте прибаутка: «Когда приеду в Союз, поймаю муху и поцелую ее». Еженедельно боролись с клопами. Это уже с помощью паяльной лампы. Прожигали койки с особым энтузиазмом, иначе спать было бы невозможно. И те, и другие насекомые подрывали нашу боеготовность. Покусанный и не выспавшийся воин, это плохой воин. Каждую неделю устраивали стирку. Воду грели с помощью кипятильника, собирали свою одежду, брали из угла «стоящие» в нем носки, или «висящие» под потолком в кладовке, и дружно стирали, чтобы выглядеть подобающим образом для воина-интернационалиста из Европы.

Быт и взаимоотношения офицеров и солдат египетской армии приходилось наблюдать не только на КП, но и в других местах. Их отличала кастовость. Каждый офицер имел денщика. Офицер идет в туалет, денщик за ним с мылом и полотенцем и ключом от туалета. Ждет, затем подает мыло, а сам закрывает на висячий замок туалет, который предназначен только для офицеров. Солдаты ходили отправлять свои надобности в пустыню. Поэтому ходить около мест дислокации войск было просто опасно. Более 70 % населения Египта в то время были хронически больны кишечными заболеваниями. Нас спасла от этого хлорная известь, а у них и этого не было. Пищу арабам привозил самосвал, до этого перевозящий песок или мебель. Без всякой подстилки в кузове валялись лепешки. Один солдат из кузова руками, а порой и ногами, сбрасывал эти лепешки солдатам, которые успевали их ловить на лету, а второй наливал бобовую похлебку в котелки. Это повторялось в завтрак, в обед и в ужин. Если сержанта, наблюдавшего все это, что-либо не удовлетворяло, то он приказывал солдату одеть шинель, а иногда поверх шинели набрасывали одеяло, и гусиным шагом заставлял ходить провинившегося на солнцепеке, в жару более 50 градусов. И эта экзекуция порой продолжалась длительное время. При появлении русского офицера издевательства прекращались.

С собой мы привезли несколько кинофильмов и крутили их, сколько можно. «Белое солнце пустыни» — крутили более десяти раз, и солдаты просили еще и еще раз. Видимо, каждый из нас чувствовал себя красноармейцем Суховым, боровшимся за справедливость в этом несправедливом мире. Фразы из фильма выучивались наизусть, и в разговоре их можно было всегда услышать, да и письма многие начинали фразами из писем Сухова. Тосковали по дому, русской природе, тосковали по русской пище, черному хлебу, селедке и русской водке в конце концов. Этих продуктов там не было. Поэтому и ходила шутка перед отъездом из Египта: «Как должна встретить жена русского офицера?» В одной руке рюмка водки, в другой — кусок черного хлеба и хвост селедки, а подол в зубах».

Да, женщин тоже не хватало для молодежи. Но естество требует своего. Например, едет через город в штаб дивизии подполковник Ржеусский Э.М., везет документы фотоконтроля о результатах воздушного боя. Вдруг на всей скорости командует водителю: «Стой». Тот резко тормозит, думая что-то случилось. Эдуард Михайлович проводит взглядом симпатичную египтянку, шедшую по тротуару, потрет ладони и разрешает опешившему водителю ехать дальше. Вот так мы общались с женщинами. Кто пытался зайти дальше описанного созерцания, платил за это дорого. Военный трибунал, партийные комиссии были на страже нравственности советского воина, а особый отдел больше волновало, а не разболтал ли лишнего во время общения. И это в тот момент было оправданно. За попытку вырваться в город, за посещение ночных клубов четверо офицеров имели партийные и служебные взыскания. И все-таки любопытство порой брало вверх даже над строгими запретами. По окончании боев мы втроем решили посетить ночной клуб, посмотреть, что это такое и увидеть «танец живота».

Ночной клуб рядом с пирамидами в Гизе. Полумрак. Садимся за столик. Перед нами площадка, возвышающаяся на 1 метр. На ней танцуют девушки. В моде тогда были мини-юбки. Мы сидим, пьем арабский коньяк «Опера» и чем-то закусываем. Взоры устремлены на танцующих. Вдруг одна из них спрыгивает с площадки и садится ко мне на колени, я оторопел. Во-первых, не ожидал этого. Во-вторых, все мое естество воспрянуло, и я сижу ни жив, ни мертв. А она в это время заказывает подбежавшему официанту французское шампанское, икру и еще какие-то дорогостоящие деликатесы. Что-то говоря мне, она елозит у меня на коленях, пока не выдавила из меня то, чего, наверное, и добивалась. Ощутив, видимо, содрогание моего мужского достоинства, она пересела на свободный стул. Официант принес уже все ею заказанное. Тридцать египетских фунтов, одна треть моего месячного заработка вылетели в трубу. Материальные расходы, да еще внеплановая стирка белья отучили меня от дальнейшего посещения этих мест. Но любопытство было удовлетворено.

Вообще, как оказалось, состоятельные люди, особенно во время большого поста в месяц Рамазан, когда запрещено принимать пищу от восхода до захода солнца, пользуются ночными клубами в свое удовольствие. Ночью пьют и едят, а днем отдыхают. И Аллах доволен, и им хорошо. Простым людям, солдатам очень сложно выдержать этот пост. Поэтому духовные власти разрешили военнослужащим, находящимся в первых линиях войск, не соблюдать эти условия во время поста. Это разрешили и летчикам, так как были случаи аварий, потери сознания у пилотов во время полетов.

Воинов ПВО, имеющих в своих частях на вооружении СКС (самозарядный карабин Симонова) и достающих их из ружейных пирамид только при заступлении в караул, вооружили многими видами стрелкового вооружения. Каждому вручили АК — автомат Калашникова, у многих были ручные пулеметы, гранатометы типа РГ-7 и даже типа ЗПУ-2 (зенитно-пулеметная установка, имеющая 2 ствола и калибр снаряда 20 мм). У каждого офицера был пистолет Макарова. У меня в ГАЗике было 2 автомата, ящик с гранатами под сиденьем (20 штук) и пистолет.

Навыков обращения с оружием у солдат не было. Поэтому оно иногда стреляло произвольно, по небрежности, по разгильдяйству владеющего этим оружием. Эти случаи происходили в каждом подразделении, а в первом, четвертом и седьмом дивизионах небрежность при обращении с оружием привела к смерти молодых ребят. В четвертом дивизионе рядовой Литвин П.П. получил сквозное ранение в левое предплечье. Мне пришлось вести его, вместе с нашим бригадным врачом майором Серегиным И.В. в госпиталь. Раненый не терял сознания, рыдал, просил, чтобы мы попросили прощения у его матери за то, что не уберегся от пули, плакал, причитал, что он молодой и очень хочет жить. Передать все это на бумаге сложно. Но меня эта поездка потрясла. То ли его обращение к богу и матери, то ли еще по какой причине, но произошло чудо, и он остался жив. Пуля прошла на 1 см выше сердца.

Теряли мы и водителей. Дороги полны неожиданностей. За время пребывания в Египте в нашей бригаде произошло три случая столкновения автомобилей. Один из них закончился трагически. Водитель получил серьезную травму ноги, был госпитализирован, а затем отправлен в Союз с ампутированной левой ногой.

Бой для воина ПВО это всего-навсего несколько минут, но готовиться к ним приходится годами. Бой — это сконцентрированное выражение боевого мастерства и воли. Бой не для слабонервных, и постоянное ожидание его выматывает человека гораздо больше, чем тяжелый физический труд. Напряжение боя и его ожидание настолько велико, что порой люди не могут перенести запредельные перегрузки. Были случаи, когда из-за сильного нервного шока расшатывалась нервная система, кишечно-желудочный тракт, отказывало зрение, скакала температура, шелушилась, отваливаясь клочьями, кожа или человека с инфарктом отвозили в госпиталь. Случалось это с людьми самого разного возраста, и с теми, кому в то время было 20 лет, и с теми, кому было за сорок, имеющими за плечами Великую Отечественную войну.

Но вот закончились бои. Последним в нашей зенитно-ракетной бригаде из приканальной группировки вышел дивизион подполковника Попова К.И. За сбитые «Фантомы» командир дивизиона был удостоен звания Героя Советского Союза, воины награждены орденами и медалями СССР и АРЕ.

Израиль попросил временно прекратить огонь. На дорогах были выставлены посты ООН. Но нас-то в Египте официально не было, поэтому дивизион со своей позиции возвращался не по шоссе Исмаилия-Каир, а караванными тропами. Сначала встали в лимонную рощу, а затем уже возвратились на свою позицию у озера Карун.

Началась как бы мирная жизнь после пяти месяцев изнурительной борьбы с вражеской авиацией. Боевое дежурство не прекращалось ни на минуту. Но разрешили воинам, малыми группами, не снижая боевую готовность, посещать исторические места города Каира, небо над которым мы защищали, но видели пирамиды Гизы только через увеличительные линзы ТЗК (труба зенитного командира) или бинокля. Перед нами открылись ворота музея древней истории Египта, музеи-дворцы последних правителей — Мухамеда Али и короля Фарука, мы посетили мечеть, в которой был погребен Гамаль Абдель Насер, ну и, конечно, мы посетили пирамиды Гизы и Сфинкса.

Страна духа Птаха, именно здесь были заложены начала материальной культуры человечества — строительства, архитектуры, искусства, физики, астрономии, медицины и других. Страна — пионер почти в каждой области человеческой деятельности, познакомившая мир с именами 12 богов, которые позднее переняли греки и римляне. Тутанхамон и Рамзес, прекраснейшая Нефертити и несравненная Клеопатра — эти имена мы знали по школьным учебникам.

Египетские мумии теперь мы могли видеть в музее истории Египта. Подробно остановиться на впечатлениях от увиденного не позволяют отведенные страницы, они незабываемы. Теперь мы воочию видели, что за это стоило бороться. Мы получили возможность снять накопившуюся психологическую усталость. Стали организовывать спортивные соревнования, смотры-конкурсы художественной самодеятельности. Организовали несколько футбольных матчей команды нашей бригады и авиабазы Кайро-Уэст. Первый матч мы выиграли, а на второй матч они пригласили вратаря из сборной Египта. В результате — боевая ничья. Все остались довольны таким исходом. Дружба заставляла нас и проигрывать, и отдавать сбитые нами самолеты на их счет (поэтому у многих разница в количестве сбитых самолетов), чтобы доказать боеспособность нашей техники, и что они не зря за нее платят деньги, хотя известно давно, что сбивает самолет не ракета сама по себе, а человек, с земли управляющий ею. Побеждает не танк, а человек в танке, в совершенстве овладевший им, слившийся с броней, человек, обладающий высочайшими волевыми и морально-боевыми качествами, чем в полной мере, к сожалению, не владели наши союзники.

Запомнился смотр художественной самодеятельности дивизии. Выступает наша бригада. В репертуаре модный тогда шлягер «Как хорошо быть генералом». А генерал-то в дивизии был один, все мы знаем, как тяжела шапка Мономаха, то есть генеральские лампасы в тех условиях. Нашего генерала Алексея Григорьевича Смирнова я тогда близко не знал. Советуюсь с ребятами, стоит ли исполнять эту песню. Какова будет реакция единственного героя песни, уже занявшего место в президиуме, где сидело жюри конкурса. Решили исполнить. Какова же была моя неподдельная радость, когда генерал сначала заулыбался, а по окончании исполнения песни заразительно рассмеялся и, хлопнув по плечу начальника политотдела дивизии Михайлова Вячеслава Григорьевича, сказал ему: «Скорее получай генерала, видишь, как им хорошо быть», — намекая на слова песни. В итоге мы заняли первое место в смотре, но, конечно же, не только из-за этой песни. Были исполнены и песни А. Кучеревского, которые мы поем до сих пор, собираясь на ежегодные встречи ветеранов.

Стали прибывать гости из Союза: Тяжельников Е.П. - первый секретарь ЦК ВЛКСМ с чемоданом комсомольских наград, Терешкова В.Н., тогда еще с мужем Николаевым А.Н. И вот приезжает Н.В.Подгорный — председатель Президиума Верховного Совета СССР. Этот наград не привез почему-то.

Выступая, Николай Викторович сказал о том, какую важную победу мы одержали, как это важно для страны. Подбрюшье южных границ Союза и т. д. «Вы знаете, что в Средиземном море плавают эти… как их…». Помощник подсказывает: «Авианосцы». «Да, да авианосцы НАТО», — повторяет Подгорный. Там, где выступающий отрывался от текста, выручал помощник. Дошла очередь до вручения подарков. От нашего имени Подгорному Н.В. вручают сделанный умельцами из крыла сбитого «Фантома» подарок — на фоне пирамид Гизы ракетный комплекс и сбитый «Фантом». Высокий гость тоже достает что-то и говорит: «А вот вам…», — и опять заикается. Мы уже видим, что это уменьшенная копия скульптуры воина-освободителя, установленная в Трептов-парке, скульптора Вучетича. Помощник уже громко кричит: «Воин-освободитель!». «Да, да. Вот вам воин-освободитель». Слышу голоса в разных уголках зала: «Твою мать! Кто же нами руководит!» Посадили дерево дружбы, и на этом встреча закончилась.

Для половины состава бригады вскоре командировка закончилась. Они пробыли ровно год. А когда меня спрашивают, сколько я был в этой командировке, я четко отвечаю: «Год, три месяца и один день». Да, именно «И один день». Почему? Попытаюсь объяснить.

Когда в марте 1971 г. половина бригады уехала в Союз, на их место прибыли новички. Новыми были командиры и их замы, т. е. руководство дивизии, бригад и дивизионов. А замзамы, часть инженеров и техников остались еще на 100 дней. Как у Ю. Полякова «Сто дней до приказа». Хорошие взаимоотношения сложились не у всех. Мы еще жили воспоминаниями о боях, о потерянных товарищах. У них этого груза за спиной не было. Они в первую очередь интересовались, что, где и как можно купить, можно ли заработать на машину, какие льготы ждут в Союзе, кто на какую должность назначен из первой партии, отправленной на Родину и т. д. Это все настолько вылезало наружу, что вызывало негативную реакцию у оставшихся, которые прибыли сюда воевать за идею, и только потом узнали о льготах, которые во многом не реализуются и поныне.

На двери нашего бункера появился лист ватмана, разделенный на клетки, с обозначением чисел и дней недели — 100 клеток. Каждый вечер, наливая фронтовые 50 г спирта, из Деда Мороза (трехлитровая бутыль) или Снегурочки (литровая бутыль), мы в торжественной обстановке, стоя провожали еще один день, вычеркивая его в календаре. Через месяц, собираясь в бункере перед обедом, кто-то уже вычеркивал этот день. А последние из 30 дней вычеркивались первым проснувшимся товарищем рано утром. И, наконец, сборы домой. Какое это счастье. Сердце замирает до сих пор при одном воспоминании.

Поездом едем до Александрии. Далее борт теплохода «Россия». Стюардессы, бары и т. д. Правда, только пятая часть стюардесс от штата, они выполняли роль официанток во время обеда. Бары не функционировали, парикмахерские тоже.

Мне вручили билет в каюту № 17-люкс. Старшая стюардесса Мария Николаевна Вечная рассказала, сколько знаменитых людей было в этой каюте, включая уважаемого мною Алексея Николаевича Косыгина. А старшая стюардесса — Мария Николаевна, которая вместе с мужем, к тому времени уже покойным, ходила на этом, немецкой постройки, теплоходе более 30 лет и историй знала премножество. В этой каюте нас поселили втроем, но постоянно находилось 5–6 человек: весь наш бункер с авиабазы Кайро-Уэст переселился сюда вместе с запасом спирта и закусок, потому что у нас в каюте был холодильник и стол для разделки продуктов. Дулись в преферанс и ждали скорейшего возвращения в порт, откуда более года назад нас увезли в Египет. Босфор проходили днем. Прогулочные катера, музыка, веселье. Обе части Стамбула уже связывает красавец вантовый мост, которого не было чуть более года назад.