ДРАКА НА ПОЛИТБЮРО

ДРАКА НА ПОЛИТБЮРО

На заседании Политбюро 26 июня вопрос «О дополнительных шагах в связи с завершением Стокгольмской конференции» числился в повестке дня пятым. Предоставляя мне слово, Горбачев сказал:

— Давайте послушаем Гриневского. Пуcть он расскажет, как обстоят дела в Стокгольме и можно ли там заключить соглашение по мерам доверия.

И тут же откликнулся Громыко, сидевший от Генсека по правую руку:

— Да — да, пусть расскажет, как обстоят дела с неприменением силы.

— Подожди, Андрей, не мешай, — недовольно бросил ему Горбачев.

Андрей Андреевич обиженно поджал куриной гузкой губы и замолчал. На протяжении всей дискуссии он отчужденно смотрел в сторону, не раскрывая рта. Тем временем я говорил, что директивы дают возможность выхода на развязку ряда нерешенных проблем. Это относится к  уведомлениям об учениях сухопутных войск, перебросках войск в Европу из других континентов и ограничении масштабов военных учений. Однако, есть по крайней мере две области разногласий, где сохраняется тупиковая ситуация.

Во— первых, это уведомления о самостоятельных учениях ВВС. Проведенный зондаж показал, что страны НАТО на них не пойдут. Поэтому выход состоит в том, чтобы перенести этот вопрос на следующий этап конференции.

Во— вторых, наиболее узким местом в Стокгольме являются сейчас вопросы проверки. На будапештском совещании социалистических стран были выдвинуты предложения о контроле за сокращением обычных вооруженных сил вплоть до инспекции на местах. Отталкиваясь от них можно было бы уже сейчас опробовать некоторые элементы будапештских предложений, в частности инспекции, но применительно к мерам доверия — скажем, 2 — 3 инспекции в год. Выдвижение такого предложения, — а его можно сделать в ходе предстоящего визита президента Миттерана в Москву, — позволило бы нам взять инициативу в свои руки.

Потом выступил Ахромеев — говорил горячо и эмоционально:

— Развязки, предусмотренные директивами, — это результат тщательной проработки и напряженного труда всех ведомств. Взвешивали не один раз, а десять, и нашли, наконец, выход на такие решения, которые не ущемляют безопасность Советского Союза. А руководитель делегации в Стокгольме бездумно сдаёт позиции. Он предлагает отказаться от охвата мерами доверия самостоятельных учений ВВС. А они для нас –главное в мерах доверия. Без них нужно ставить крест на соглашении. Уведомления об учениях ВВС в рамках сухопутных войск Советскому Союзу не выгодны. Нам приходилось бы уведомлять чаще, так как НАТО проводит в основном самостоятельные учения ВВС. Это было бы уступкой Западу, потерей нашего престижа.

Горбачев: Так, давайте разберемся. Что Гриневский может сказать по этому поводу?

Гриневский:90% воздушной деятельности НАТО связано с сухопутными войсками. На самостоятельные учения свыше 700 самолето — вылетов приходится всего 4 — 5 учений в год. Разумеется, они представляют угрозу нашей безопасности. Но уведомления сами по себе этой угрозы не устранят. А знать о проведении этих учений мы можем  и без уведомлений, как это происходит сейчас.

Шеварднадзе: Что мы спорим? Этот вопрос тщательно обсуждался секретарями ЦК у товарища Зайкова. Мы приняли во внимание озабоченности маршала Ахромеева. Поэтому в записке в ЦК отмечается, что для переноса потребуется дополнительное решение Политбюро. Товарищ Ахромеев с этим согласился. Поэтому можно идти дальше.

Ахромеев (распаляясь):Руководитель делегации в Стокгольме предлагает принять западную концепцию уведомлений о всей внегарнизонной деятельности войск. Это значит, поставить под контроль НАТО каждый выход войск за пределы гарнизона, раскрыть противнику всю нашу военную деятельность, нанести ущерб нашей безопасности.

Гриневский:Не каждый выход войск за пределы гарнизона, а только свыше 12 — 16 тысяч человек. Причем это запасная позиция, и я думаю, нам удастся ее отбить.

Горбачев:Гриневский правильно говорит — 12— 16 тысяч это и есть ограничитель. Давайте порассуждаем, какой может быть выход войск за пределы гарнизона свыше этого уровня, кроме как на учения или для переброски, которые все равно будут уведомляться. Они что, на картошку пойдут? Но я что— то не припомню, хотя и был секретарем ЦК по сельскому хозяйству, есть ли у нас картофельное поле, где 12 тысяч солдат рассядутся. Или, может быть, на ноябрьском параде по Красной площади пройдут? Но разве там такое количество войск уместится? Ну а если и уместится, что страшного в том, чтобы уведомить все страны: так, мол, и так, посылаем на ноябрьский парад в Москву две отборные дивизии. Все равно их военные атташе там увидят.

Зайков:Этот вопрос тоже решен. Мы его внимательно рассмотрели и пришли к выводу: можно пойти на уведомление о внегарнизонной деятельности свыше 12— 16 тысяч человек. Товарищ Ахромеев тогда с нами согласился. Я не понимаю, почему он сейчас этот вопрос снова теребит.

Ахромеев:Нас беспокоит, что вновь и вновь поднимается вопрос об инспекции. Сама эта форма проверки не совместима с доверием. Натовцы будут инспектировать не только уведомляемую, но и возможную деятельность, то есть практически любую деятельность войск. Причем и с земли, и с воздуха. Все это ведет к легализации разведки и наносит ущерб безопасности.

Горбачева:Ну а что в этом страшного? Разве мы сами не ведем разведку? И что такого нового их инспекторы могут узнать?

Ахромеев:Если согласиться на инспекцию, то может случиться так, что мы станем развертывать дивизию, а тут нагрянут натовские инспекторы, и им придется показать, как развертываются наши дивизии.

Горбачев:Но и мы у них можем увидеть...

Ахромеев:У них дивизии уже развернуты, а у нас нет. Поэтому они могут узнать наши мобилизационные планы и мероприятия. По этим причинам министерство обороны не может дать согласие на проведение инспекции на территории Советского Союза. Это наша твердая позиция.

Горбачев (сурово):Принимать решения об инспекции будет не министерство обороны, а Политбюро. Пока этот вопрос не стоит. Но если возникнет, то Политбюро его решит и будет принимать во внимание не только соображения, о которых здесь говорил маршал Ахромеев, а всю совокупность политических, экономических и военных факторов.

Стокгольмской конференции сейчас надо уделять особое внимание. Как представляется, именно на этом направлении можно достичь сейчас поворота в европейских делах, да и в международных отношениях в целом. Успех в Стокгольме — это то ключевое звено, взявшись за которое можно привести в действие всю цепочку международных переговоров и неотложных международных дел. Но для решения этой проблемы требуется сильная политическая воля.

На этом дискуссия закончилась, и Политбюро утвердило дополнительные директивы для Стокгольма в том виде, как они были представлены. А на следующий день, как обычно, в газетах появилось официальное сообщение «В Политбюро ЦК КПСС», где кратко сообщалось о главных проблемах, рассматривавшихся на заседании. В нем был абзац:

«Политбюро заслушало информацию главы советской делегации О.А. Гриневского на конференции по мерам укрепления доверия и безопасности и разоружению в Европе. Делегации даны указания активно добиваться на основе взаимности результативного завершения этого важного международного форума».[167]