ВСЁ ПЛОХО В СТОКГОЛЬМЕ

ВСЁ ПЛОХО В СТОКГОЛЬМЕ

В разгар этой дуэли по ракетам Горбачёв выступил с новой инициативой. На встрече руководителей государств Варшавского договора в Будапеште 10 июня он предложил резкое сокращение вооружённых сил НАТО и ОВД на 500 тысяч человек к 1990 году. Оно должно сопровождаться инспекциями и мерами по уменьшению опасности внезапного нападения, включая ограничение масштабов военных учений. Эти переговоры он предлагал теперь вести либо на втором этапе Стокгольмской конференции, либо на расширенных переговорах по сокращению вооружений в Центральной Европе, либо на новом, специально созданном форуме.

В МИДе, да и в Генштабе гадали, — что всё это значит? Радикальное изменение позиции Советского Союза, намерение Горбачёва приступить к внутренним реформам и для этого сократить военные расходы, тяжелым бременем ложившиеся на советскую экономику? Или очередной хитрый трюк, чтобы уйти от замаячивших договоренностей в Стокгольме, переключив внимание на будущие переговоры, сулящие радикальные сокращения вооружений, о которых на Западе только могли мечтать?

И как быть теперь с ведущимися переговорами в Стокгольме и Вене? Во всяком случае, ясно пока было одно — судьба тринадцатилетних переговоров в Вене по сокращению вооружений в Центральной Европе решена — им приказали долго жить. Но это, так сказать, взгляд в будущее. А что сегодня?

А сегодня переговоры в Женеве, Вене и Стокгольме продолжали оставаться в глухом тупике. Руководство СССР и США  не заботилось о развязках. Вместо этого они соревновались, кто кого переиграет в надувании пропагандистских пузырей. В то же время Горбачёв и Шеварднадзе понукали своих переговорщиков — делайте соглашения.

Вот в такой обстановке в середине июня состоялось заседание Коллегии МИД. Зал, где она проходила, напоминал в миниатюре зал заседаний Политбюро. Такой же длинный стол, покрытый зеленым сукном, за которым в определенном строгом порядке сидели члены Коллегии. Поперек него — стол для министра. Позади — деревянный барельеф Ленина с каким — то подозрительным прищуром, глядевшего в зал. Ну а по бокам и сзади — стулья для приглашенных.

Шеварднадзе начал издалека — стал рассказывать, какое большое значение Горбачев придает внешней политике и МИДу. По его словам, МИД — учреждение дорогое, но не дороже наших государственных интересов. Под этим углом зрения министр один за другим стал перечислять основные направления советской внешней политики. Все вроде бы было хорошо, но, дойдя до Стокгольмской конференции, махнул рукой:

— Нет смысла говорить о Стокгольме — ничего, кроме критики, положение дел там не вызывает. Я не удовлетворен работой главы делегации в Стокгольме. Он выступает в роли регистратора событий. Инициативных предложений не вносит — поэтому и нет прогресса на переговорах. Нас тревожит большой разрыв между предложениями, заявленными с трибуны съезда партии, и тем, что лежит на столе переговоров. Это мы чувствуем и глубоко переживаем. Найдем ли мы выход из тупика на переговорах — не знаю.

Вот с таким горьким напутствием, но опять без директив, делегация уезжала в Стокгольм на предпоследний XI раунд переговоров.