В ДВУХ ШАГАХ ...?

В ДВУХ ШАГАХ ...?

Президент появился в зале заседаний только через час. В Рейкьявике было уже темно — пол шестого вечера, когда Рейган выложил на стол американские поправки. Но Горбачёв раскусил — изменились словеса, но не суть американской позиции. Поэтому сразу же берёт быка за рога:

Горбачёв: У меня к Вам два вопроса в порядке уточнения американской формулировки... Из Вашей формулы исчезло упоминание о лабораторных исследованиях. Это сделано специально?

Рейган юлит, но потом соглашается: Да, сознательно. А в чём дело?       

Горбачёв: Я просто уточняю американскую формулировку. Пока ещё я её не комментирую... В первой части Вашей формулировки речь идёт о стратегических наступательных вооружениях, а во второй только о баллистических ракетах. Естественно, в стратегические вооружения включаются баллистические ракеты — наземные, подводных лодок, а также бомбардировщики. Почему же во второй части формулировки у Вас говорится только о баллистических ракетах?

Рейган: опять крутит: Нам передали в перерыве, что советская сторона хотела бы специально упомянуть о наступательных стратегических ракетах. Потом под напором Горбачёва уступает: Видимо, мы просто Вас неправильно поняли. Но если Вы хотите именно этого, — ладно.

Однако тут же в разговор встревает Шульц, который явно хочет замутить воду. Он говорит, что надо быть осторожными, когда речь идёт о ликвидации такого оружия. После чегоидёт недолгая дискуссия по выяснению и так хорошо известного вопроса, какие виды вооружений относятся к категории стратегических и наступательных... Но президента  эта дискуссия явно увлекает.

Рейган: Я хочу спросить: имеем ли мы ввиду — а я думаю, что это было бы очень хорошо, — что к исходу двух пятилетних периодов будут ликвидированы все ядерные взрывные устройства, включая бомбы, средства поля боя, крылатые ракеты, вооружения подводных лодок, средства промежуточной дальности и т.д.?

Горбачёв:Мы можем так и сказать, перечислить все эти вооружения.

Рейган: Если мы согласны, что к концу 10 — летнего периода ликвидируются все ядерные вооружения, мы можем передать эту договорённость нашим делегациям в Женеве с тем, чтобы они подготовили договор, который Вы сможете подписать во время Вашего визита в США.

Это мог быть важный поворот в американской позиции. На какой — то момент даже стало казаться, что стороны близки к выходу на беспрецедентную до сих пор договорённость. Многие ведущие деятели США были шокированы, узнав, что Рейган дал согласие на ликвидацию ядерного оружия. Шульца потом не раз обвиняли, что он сидел рядом и не остановил зарвавшегося президента. А Рауни вспоминает, что просто не поверил, когда после заседания переводчик рассказал ему об этом.

— Ты имеешь ввиду баллистические ракеты? — переспросил его Рауни.

— Нет, — ответил переводчик, — ядерное оружие.

Но Горбачёв не спешил ликовать и, как бы вскользь, согласился:  

— Ну, ладно. Здесь у нас выход на договоренность есть.   

И перешёл к главному камню преткновения: ситуации с ПРО. Изложенная им позиция звучит жёстко и бескомпромиссно.

1. Исследования, разработки и испытания компонентов ПРО ограничиваются рамками лабораторий.

2. По истечении 10 летнего срока невыхода из Договора по ПРО стороны должны обсудить сложившуюся ситуацию и принять решение.

Но и Рейган держится непримиримо.

— Вы разрушаете мне все мосты к продолжению моей программы СОИ, — заявляет он. — Я не могу пойти на ограничения такого плана, как Вы требуете.    

— В отношении лабораторий, — давит Горбачёв. — Это Ваша окончательная позиция? Если да, то на этом мы можем окончить нашу встречу.

— Да, окончательная, — упрямо держится Рейган.

Однако Горбачёв ещё пытается уговорит президента США, сыграть на его тщеславии.

— Доверительно и откровенно скажу Вам: если мы подпишем пакет, содержащий крупные уступки Советского Союза по кардинальным проблемам, то Вы станете без преувеличения великим президентом. От этого Вы находитесь буквально в двух шагах. Если мы договоримся об укреплении режима ПРО, о строгом соблюдении Договора по ПРО и о лабораторных исследованиях, которые не исключали бы работ в рамках СОИ, то это будет успехом нашей встречи. Если же нет — давайте на этом расстанемся и забудем про Рейкьявик. Но другой такой возможности не будет. Во всяком случае, я знаю, что у меня её не будет.

Но и Рейган играет на том же:

— Неужели Вы ради одного слова в тексте отвергаете историческую возможность договоренности?

— Здесь дело не в слове, дело — в принципе, — отвечает Горбачёв. — Ясно, что если мы идём на сокращения, нам необходимо иметь уверенные тылы.

И тут Рейган неожиданно меняет тональность:

-хочу ещё раз попросить Вас изменить Вашу точку зрения, сделать это как одолжение для меня с тем, чтобы мы могли выйти к людям миротворцами.

— Согласитесь на запрещение испытаний в космосе, — отвечает Горбачёв, — и мы через две минуты подпишем документ. На что— то другое мы пойти не можем. На что могли — мы уже согласились, нас не в чем упрекнуть.

Рейган:Жаль, что мы расстаёмся таким образом. Ведь мы были так близки к согласию. Я думаю всё — таки, что Вы не хотели достижения договорённости. Мне очень жаль.

Горбачёв: Мне тоже очень жаль, что так произошло. Я хотел договорённости и сделал для неё всё, что мог, если не больше.

Рейган: Не знаю, когда ещё у нас будет подобный шанс и скоро ли мы сможем встретиться.

Горбачёв: Я тоже этого не знаю.

Так прозвучал заключительный аккорд их переговоров в Рейкьявике.

Между прочим, шанс на достижение компромисса по ПРО тогда был. Об этом, в частности, свидетельствует сотрудник Совета по национальной безопасности Джек Мэтлок, присутствовавший на переговорах. В своих мемуарах он пишет: «Поскольку на данной стадии исследовательских работ в обеих странах лабораторные работы были важнее испытаний в космосе, Соединённые Штаты могли согласиться с некоторыми ограничениями, которые не наносили бы урона всей программе. Но это было не совсем ясно президенту Рейгану, который реагировал на подобные предложения так, как будто его просят швырнуть любимое дитя в кипящий вулкан».[202]