Шифротелеграмма и прощальное письмо

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Шифротелеграмма и прощальное письмо

Через два дня после утверждения плана операции и начала подготовки к ней Зеленину из радиоцентра принесли шифротелеграмму, переданную разведгруппой.

«Разведотделу штаба 1-го Белорусского фронта

Докладываю: Вчера похоронили Анку. Вдвоем с радистом она попала в засаду. Отстреливаясь, Анка была тяжело ранена и скончалась на руках радиста, который тоже ранен. Ее тело, рацию и шифры ему удалось сохранить и вынести из боя. Анка похоронена в лесу, на западной окраине Зеелова. Орел».

Познакомившись с шифротелеграммой, Зеленин тяжело вздохнул и задумался, а затем с горечью сказал:

— Какая тяжелая утрата, какого человека потеряли! Проклятая война, каких людей пожирает!.. Надо познакомить Юрия Васильевича, скрывать мы не имеем права.

— Он поручил это сделать майору Белоглазкину. — Вы его хорошо изучили, постарайтесь хоть немного утешить, а я зайду позже, — добавил генерал.

Войдя в комнату к Ростову, Белоглазкин застал его играющим в шахматы с Ваней Замотаевым.

— Извините, Юрий Васильевич, генерал просил вас познакомиться с шифротелеграммой, — сказал Белоглазкин и передал ее в руки Ростова.

Майор заметил, как у Ростова затряслись руки, а в глазах заблестели слезы. Говорить он не мог и только тихо прошептал:

— Прощай, любимая, не удалось нам встретиться!

Майор из деликатности, немного посидев, решил оставить Ростова:

— Крепитесь, Юрий Васильевич, война без жертв не бывает!

На другой день, рано утром, к Белоглазкину прибежал Ваня.

Весь в слезах, дрожащим голосом он прокричал:

— Юрий Васильевич сидит за столом и не дышит. Пойдемте, он не дышит!

Войдя в комнату, Белоглазкин увидел склонившегося на письменный стол Ростова. Он был мертв. Голова его закрывала исписанный лист бумаги. Майор извлек лист и начал читать:

«Товарищ генерал!

Я не могу пережить гибель Натальи Васильевны и нахожусь в состоянии паралича воли и мужества. Обретя Родину, я потерял любовь, а без любви к Наталье Васильевне я жить и дышать воздухом обретенной Родины не смогу и не хочу. Поэтому добровольно ухожу к любимой.

Спасибо за доверие и простите за мою слабость. Прошу позаботиться о сыне. Прощайте!

Ю. В. Ростов-Беломорин. 18.02.45».

— Как это произошло? — спросил у Вани Белоглазкин, прочитав посмертную записку.

— Я лег спать и уже начал засыпать. А Юрий Васильевич сидел за столом и, как всегда, что-то писал. Потом он встал, подошел ко мне, поцеловал, чего никогда не делал, и сказал: «Будь счастлив, малыш! Спокойной ночи!» И снова сел за стол, а я уснул. Утром я проснулся. Юрий Васильевич сидит, облокотившись на стол. Я сказал: «Доброе утро!» А он молчит. Я подошел ближе и чувствую, что он не дышит. Тогда я побежал к вам. Вот и все…

Вскоре после доклада Белоглазкина начальнику пришел Зеленин и врач, который, обследовав Ростова, констатировал смерть от цианистого калия, раздавленную ампулу которого он обнаружил во рту покойного.

Зеленин, прочитав предсмертную записку, с сожалением сказал:

— Жалко! Смерть победила любовь!

* * *

С чувством исполненного долга и печалью я завершил рассказ о мужественных подростках и бойцах незримого фронта Великой Отечественной войны. Не все из них дожили до светлого дня Победы. Их имена затерялись в архивах, а жаль. Они достойны того, чтобы их помнили поименно. Архивные документы могут поведать о многом, в том числе и о том, как любили Родину наши дети. Без пристального внимания и заботы о семье и детях ни одно общество не может иметь будущего!

Как жаль, что у меня не осталось сил проследить дальнейшую судьбу близких моему сердцу подростков-патриотов с их неподкупными сердцами! Может быть, это сделает кто-нибудь другой…

Узнал я только, что Алексей Скоробогатов был награжден орденом, демобилизовался после войны и уехал на родину, где и умер в 1949 году от туберкулеза.

Разыскивая по всей стране талантливого сказочника и гармониста Пашу Романовича, я обнаружил его адрес в Москве, но, к сожалению, не застал в живых. Даровитый Ваня Замотаев после смерти приемного отца был определен в Суворовское училище, нашел я его в Орле, но потом из-за болезни потерял след.

Больше повезло моему другу, журналисту из Курска Владимиру Прусакову. Ему удалось разыскать некоторых ребят из первой заброски — 1943 года. Из его публикаций я узнал, что Володя Пучков вернулся домой, в Москву, где и проживает с семьей. Дмитрий Репухов после войны окончил институт и руководил в Свердловске строительным трестом. А Петя Фролов, получив в детской колонии специальность столяра, работал на заводе в Смоленске. Я надеюсь, что если кто-то из этих ребят здравствует, то, возможно, прочтет эту публикацию и отзовется…

Москва, 2002 год