У порогов военкоматов

Июнь — июль 1941 года

Организованная очередь людей с повестками о призыве в армию. Вклинивающиеся в эту очередь молодые парни-добровольцы, срок призыва которых должен был наступить осенью этого, 1941 года или в будущем году. А к будущему году и война-то уже закончится… победно, на земле, извергнувшей эту фашистскую орду захватчиков. Надо спешить, чтобы успеть самому «дать по кумполу» этим зарвавшимся гадам-фашистам.

Обрывки взметающихся песен: «Если завтра война, если завтра в поход…», «Мы готовы к бою, товарищ Ворошилов, мы готовы к бою, Сталин, наш отец…».

Мечутся стайки пацанов, подростков — то трудятся вместе, то шныряют среди взрослых парней, девушек. Подросткам, пацанам надо опередить всех. А то, чего доброго, займут все места в боевом строю, в расчетах, в экипажах, на кораблях…

А тут еще тени витают: Чапаев несется в развевающейся бурке… Анка косит каппелевцев из пулемета… Гаврош ползет под выстрелами добывать патроны для коммунаров…

А эти дядьки-военкоматчики с «кубарями» и «шпалами» в петлицах, как церберы, «бдят», чтобы всякая мелочь не просочилась к столам регистрации, гонят взашей, ругаются. Сами измотанные, бледные, зеленолицые, а ничего не желают понять! Не видят даже, что мальчишки такие все боевые и большие уже. В Волжском военкомате мне сказали: «Утри сопли!» В Кировском: «Иди, мальчик, к маме! Она, поди, уж обыскалась сыночка». В Октябрьском: «Подержись еще за мамину юбку!» В Сталинском, самом дальнем, окраинном, тоже сказали что-то такое совсем несерьезное.

Обидно до невозможности! И мыкаюсь я туда-сюда с документами, забранными из художественного училища. Какой рисунок?! Какая живопись?!

А толпы у военкоматов не редеют, несмотря на безрадостные сводки командования действующей армии. Не пробиться никак пацанам в добровольцы!

В этот переломный момент жизни — второй за пятнадцать прожитых лет, после ареста папы и моего исключения из пионеров, — еще острее почувствовал я необходимость в опоре, в совете. Папа, если он был еще жив, находился где-то… неведомо где. С мамой советоваться… опасался расстроить ее, опасался противодействия задуманному мною.

Все, с кем можно было бы посоветоваться, кто бывал в нашем доме до ноября 1937 года, либо исчезли, либо перестали узнавать нас при случайных встречах.

Одиноко, сиротливо было… Наконец, наконец-то на пороге облвоенкомата столкнулся я с полковником Дыбенко — однополчанином папы в годы Гражданской войны. Он узнал меня, обстоятельно, с участием — от которого я так отвык! — поговорил со мною. Так я попал в спецшколу ВВС.