Тревожные сигналы

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Тревожные сигналы

На протяжении нескольких месяцев мы, работники посольства, видели, как в Германии неуклонно проводятся мероприятия, явно направленные на подготовку операций на Восточном фронте. Об этих приготовлениях свидетельствовала информация, поступавшая в посольство из разных источников.

Прежде всего ее доставляли нам наши друзья в самой Германии. Мы знали, что в нацистском «рейхе», в том числе и в Берлине, в глубоком подполье действуют антифашистская группа «Красная капелла», группа Раби и др. Преодолевая невероятные трудности, порой рискуя жизнью, немецкие антифашисты находили пути, для того чтобы предупредить Советский Союз о нависшей над ним опасности. Они передавали важную информацию, говорившую о подготовке нападения гитлеровской Германии на нашу страну.

В середине февраля в советское консульство в Берлине явился немецкий типографский рабочий. Он принес с собой экземпляр русско-немецкого разговорника, печатавшегося массовым тиражом. Содержание разговорника не оставляло сомнения в том, для каких целей он предназначался. Там можно было, например, прочесть такие фразы на русском языке, но набранные латинским шрифтом: «Где председатель колхоза?», «Ты коммунист?», «Руки вверх!», «Буду стрелять!», «Сдавайся!» и тому подобное. Разговорник был сразу же переслан в Москву.

После того как гитлеровцы оккупировали Польшу, в бывшем посольстве СССР в Варшаве остался только комендант здания Васильев, который должен был заботиться и о советском имуществе на территории всего «генерал-губернаторства», как немцы называли тогда захваченные ими польские земли. В связи с этим ему приходилось посещать районы, примыкавшие к границе Советского Союза. Приезжая по делам в Берлин, Васильев, конечно, рассказывал нам о своих наблюдениях.

Разумеется, гитлеровцы старались ограничивать возможность передвижения Васильева и вообще тщательно скрывали свои агрессивные приготовления на Востоке. Но Васильев не мог не заметить, что железные дороги забиты воинскими эшелонами, а польские города наводнены солдатами вермахта, причем бросалось в глаза, что концентрация военщины на территории Польши все более усиливается. Сообщения Васильева давали нам дополнительный материал, подтверждавший имевшиеся у нас сведения из других источников.

Согласно заведенному в посольстве порядку, каждое утро пресс-атташе (им был А. А. Смирнов, а после его отзыва в Москву и назначения послом СССР в Иране — И. М. Лавров) делал для дипломатического состава краткий доклад о сообщениях немецкой и мировой печати. В первые месяцы 1941 года он все чаще обращал внимание на сетования немецких газет по поводу сообщений мировой прессы о «военных приготовлениях» Советского Союза на германской границе. Нетрудно было проследить, из каких источников черпалась эта информация. Обычно она сначала появлялась в американской реакционной печати, причем нередко со ссылкой на немецкие источники в нейтральных странах. Несомненно, тут мы имели дело с провокационной дезинформацией, инспирированной германской агентурой. Не располагая никакими реальными фактами — их не было в природе — о «советской угрозе» Германии, гитлеровская пропаганда фабриковала вымышленные сведения о «военных приготовлениях» СССР на его западных границах, подсовывала эти насквозь лживые сведения информационным агентствам и органам печати других стран. Когда же их печатали американские и другие газеты, на них ссылалась германская пресса, ханжески жалуясь, что такие сообщения, дескать, «омрачают» советско-германские отношения. Вся эта возня также показывала, что германские власти заинтересованы в распространении по всему миру ложного представления о том, будто Советский Союз «угрожает» Германии.

В то же время в германской прессе стали чаще появляться ссылки на книгу Гитлера «Майн кампф», которые почти исчезли со страниц газет в первые месяцы после подписания советско-германского договора о ненападении в 1939 году. Правда, это евангелие нацизма, написанное Гитлером еще в 1924–1926 годах, никогда не подвергалось в «третьем рейхе» сомнению. Книга «Майн кампф» с фотографией Гитлера на обложке красовалась в витринах всех книжных магазинов и ежегодно издавалась огромными тиражами, приносившими Гитлеру гонорар в миллионы марок. Но теперь нацистские пропагандисты снова стали все чаще ссылаться на нее, рассуждая о дальнейших планах «Великой Германии».

В «Майн кампф» агрессивные цели и планы Гитлера были изложены с предельной ясностью. Там указывалось, что Германия не должна ограничиваться требованием восстановления границ 1914 года. Ей нужно куда большее жизненное пространство. В своей книге Гитлер указывал, что в Европе насчитывается 80 миллионов немцев. Менее чем через сто лет на континенте их будет 250 миллионов, заявлял он. Поэтому другие народы должны потесниться, чтобы дать место немцам. Вот что Гитлер писал в «Майн кампф» черным по белому: «Только достаточно большое пространство на нашей планете обеспечивает свободу существования любой нации… Поэтому национал-социалистское движение должно, не обращая внимания на „традиции“ и предрассудки, найти в себе мужество мобилизовать нашу нацию и ее силу для похода по тому пути, который выведет нас из нынешней ограниченности жизненного пространства этой нации к новым землям и тем самым навсегда освободит нас от опасности исчезнуть с лица земли или превратиться в нацию рабов, которые должны будут находиться в услужении другим. Национал-социалистское движение должно устранить несоответствие между численностью нашей нации и размерами нашей территории. Мы должны неотступно придерживаться нашей внешнеполитической цели, а именно: обеспечить немецкой нации подобающие ей на этой планете земли».

Такова была, так сказать, общая принципиальная установка Гитлера. Не менее четко и откровенно были сформулированы в его книге и практические шаги к достижению этой «внешнеполитической» цели. В своей книге Гитлер называл Францию «смертельным врагом немецкой нации». Он писал о «решающей схватке» с Францией, но при условии, что «Германия видит в уничтожении Франции лишь одно из средств, с помощью которого можно будет вслед за этим предоставить, наконец, нашей нации возможность расширения в другом направлении…»

В каком именно? На это в «Майн кампф» тоже давался вполне определенный ответ. Сначала, писал Гитлер, должны быть захвачены районы на Востоке с преобладающим немецким населением — Австрия, Судеты, западные провинции Польши, включая Данциг…

Все эти захваты к началу 1941 года были уже осуществлены, хотя в несколько иной последовательности, но зато в большем масштабе. Что же следовало ожидать после этого? «Майн кампф» давала недвусмысленный, хотя и бредовый ответ: нападение на Советский Союз!

«Если мы хотим иметь новые земли в Европе, — писал Гитлер, — то их можно получить на больших пространствах только за счет России. Поэтому новый рейх должен вновь встать на тот путь, по которому шли рыцари ордена, чтобы германским мечом завоевать германскому плугу землю, а нашей нации — хлеб насущный!»

И далее:

«Мы, национал-социалисты, начинаем движение с того пункта, где оно закончилось шесть столетий назад. Мы приостанавливаем извечное движение германцев на юго-запад Европы и обращаем взгляд на земли на Востоке… И если мы сегодня в Европе говорим о новых землях, то мы можем в первую очередь думать только о России и о подвластных ей окраинных государствах…»

Ни одно из этих рассуждений не было ни опровергнуто, ни изменено. Намеченные в «Майн кампф» разбойничьи цели оставались в силе, и их, конечно, имели в виду нацистские пропагандисты, принявшиеся весной 1941 года, как по команде, восхвалять гитлеровское евангелие…

В середине мая Берлин был взбудоражен сообщением о неожиданном полете в Англию Рудольфа Гесса — первого заместителя Гитлера по руководству нацистской партией. Гесс, который сам пилотировал самолет «Мессершмитт-110», вылетел 10 мая из Аугсбурга (Южная Германия), взяв курс на Даунгавел Касл — шотландское имение лорда Гамильтона, с которым он был лично знаком. Однако Гесс ошибся в расчете горючего и, не долетев до цели 14 километров, выбросился с парашютом в районе Иглшэма, где был задержан местными жителями и передан властям. Несколько дней английское правительство хранило молчание по поводу этого события. Ничего не сообщал об этом и Берлин. Только после того как британское правительство предало этот полет гласности, германское правительство поняло, что секретная миссия, возлагавшаяся на Гесса, не увенчалась успехом. Тогда-то в штаб-квартире Гитлера в Берхофе решили преподнести публике полет Гесса как проявление его умопомешательства. В официальном коммюнике о «деле Гесса» говорилось: «Член партии Гесс, видимо, помешался на мысли о том, что посредством личных действий он все еще может добиться взаимопонимания между Германией и Англией». В явно инспирированных комментариях германская пресса пошла еще и дальше, указывая, что этот нацистский лидер «был душевно больным идеалистом, страдавшим галлюцинациями вследствие ранений, полученных в первой мировой войне». Авторы этих комментариев, видимо, не усматривали убийственной иронии в том, что этот «сумасшедший» до последнего дня был вторым после Гитлера человеком в нацистской партии. Более того, согласно завещанию Гитлера, в случае его внезапной смерти и гибели Геринга Гесс должен был стать «фюрером германской нации».

Гитлер понимал, какой моральный ущерб причинил ему и его режиму неудачный полет Гесса. Чтобы замести следы, он распорядился арестовать приближенных Гесса, а его самого снял со всех постов и приказал расстрелять, если он вернется в Германию. Тогда же заместителем Гитлера по нацистской партии был назначен Борман.

Нет сомнения, однако, что гитлеровцы возлагали на полет Гесса немалые надежды. Германский империализм рассчитывал, что ему удастся привлечь к антисоветскому походу также и противников Германии, и прежде всего Англию. Гитлеровцы стремились превратить планировавшееся ими нападение на Советский Союз в «крестовый поход» против «большевистской опасности».

Из документов Нюрнбергского процесса и других материалов, опубликованных после разгрома гитлеровской Германии, известно, что с лета 1940 года Гесс состоял в переписке с видными английскими мюнхенцами. Эту переписку помог ему наладить герцог Виндзорский — бывший король Англии Эдуард VIII, которого под предлогом его увлечения разведенной американской миллионершей вынудили отречься от престола.

Герцог Виндзорский был известен своими пронацистскими симпатиями, и одно время Гитлер рассчитывал использовать его в целях деморализации английского народа и склонения британского правительства к сепаратному миру с Германией. Когда герцог Виндзорский по пути в добровольное изгнание на Багамские острова (он был назначен туда губернатором) остановился в Португалии, туда был послан бригаденфюрер СС Вальтер Шелленберг, занимавший пост начальника VI отдела главного управления имперской безопасности. Шелленбергу было поручено убедить герцога Виндзорского отправиться в Берлин и выступить оттуда по радио с призывом к английскому народу пойти на мировую с Германией. За эту услугу Гитлер предлагал герцогу 50 миллионов швейцарских франков. На крайний случай Шелленберг должен был похитить бывшего короля Англии и доставить его к Гитлеру. Однако гитлеровскому эмиссару не удалось выполнить этого поручения: бывший монарх усиленно охранялся агентами английской секретной службы, и Шелленберг не смог установить с ним контакт.

Используя свои связи, Гесс заранее договорился о визите в Англию. Первоначально это должно было произойти в декабре 1940 года, но затем визит был отложен до завершения гитлеровских захватов в Юго-Восточной Европе. Когда, наконец, в мае

1941 года Гесс прилетел в Англию и начал переговоры с высокопоставленными британскими представителями, положение в этой стране, да и вся международная обстановка не позволили мюнхенцам осуществить свой план сговора с нацистами.

Наиболее дальновидные политические деятели Англии и США понимали, что мир с ними Гитлеру нужен лишь для того, чтобы потом напасть на них в более подходящий для нацистов момент. Правящие круги Англии уже тогда отчетливо видели, какую угрозу несет их позициям и интересам германский империализм, стремившийся подчинить себе весь мир. Поэтому они остерегались новых сделок с Германией, тем более что в прошлом подобные политические эксперименты всегда оборачивались против них же самих.

В итоге миссия Гесса провалилась, а сам он после войны предстал перед Нюрнбергским трибуналом в числе главных нацистских преступников. Он, впрочем, избежал виселицы — медицинская экспертиза признала его ненормальным — и был приговорен к пожизненному тюремному заключению.

Тогда, в мае 1941 года, мы, конечно, не могли знать всей подоплеки полета Гесса в Англию. Но то, что это была попытка договориться с Лондоном против Советского Союза, не оставляло сомнения. Знаменателен и такой факт. Как-то, придя в начале мая по текущим делам на Вильгельмштрассе, я увидел, что в приемной министерства иностранных дел на столиках разложены журналы и брошюры, изданные еще до войны и прославляющие «англо-германскую дружбу» и ее значение для судеб Европы и всего мира (одно время, в период Мюнхена, гитлеровцы носились с этой идеей). Все дипломаты, приезжавшие на Вильгельмштрассе, конечно, сразу обратили внимание на эти брошюры, расценив их появление как некий жест по отношению к Англии. Подобная демонстрация была предметом догадок, пересудов и спекуляций. Совпавший с ней подозрительный полет «сумасшедшего» Гесса в сочетании с фактами усиления военных приготовлении Германии на Восточном фронте не мог не привлечь к себе внимания.

Все более тревожные сведения концентрировались в этот период также у нашего военного атташе генерала Туликова и военно-морского атташе адмирала Воронцова. Согласно их информации, с начала февраля 1941 года на Восток стали направляться эшелоны с войсками и боевой техникой. В марте — апреле уже непрерывным потоком туда шли составы с танками, артиллерией, боеприпасами, а к концу мая, по всем данным, в пограничной зоне были сосредоточены крупные немецкие соединения и военная техника.

В то же время гитлеровцы нагло и откровенно прощупывали советскую оборону вдоль государственной границы Советского Союза. Особенно усилились немецкие провокации на советско-германской границе в конце мая — начале июня. Чуть ли не каждый день посольство получало из Москвы указание заявить протест по поводу очередных нарушений на советской границе. Не только германские пограничники, но и солдаты вермахта систематически вторгались на советскую территорию, открывали огонь по нашим пограничникам. При этом были человеческие жертвы. Самолеты со свастикой нахально летали в глубь советской территории. Обо всех этих фактах, с точным указанием места и времени, мы сообщали германскому МИД, но на Вильгельмштрассе, принимая наши заявления, сначала обещали произвести расследование, а затем уверяли, будто «эти сведения не подтвердились».

Знаменателен и такой эпизод. Неподалеку от посольства, на Унтер ден Линден, находилось роскошное фотоателье Гофмана — придворного фотографа Гитлера. В этом ателье когда-то работала натурщицей Ева Браун, ставшая впоследствии любовницей Гитлера. С начала войны в одной из витрин ателье над портретом Гитлера обычно вывешивалась большая географическая карта. Стало привычным, что каждый раз карта показывала ту часть Европы, где происходили или намечались очередные военные действия. Ранней весной 1940 года это был район Голландии, Бельгии, Дании и Норвегии, затем довольно долго висела карта Франции. В начале 1941 года прохожие уже останавливались перед картой Югославии и Греции. И вдруг в конце мая, проходя мимо фотоателье Гофмана, я увидел большую карту Восточной Европы. Она включала Прибалтику, Белоруссию, Украину — весь обширный район Советского Союза от Баренцева до Черного моря. Меня это ошеломило. Гофман без стеснения давал понять, где развернутся следующие события. Он как бы говорил: теперь пришел черед Советского Союза!..

Начиная с марта по Берлину поползли настойчивые слухи о готовящемся нападении Гитлера на Советский Союз. При этом фигурировали разные даты, которые, как видно, должны были сбить нас с толку: 6 апреля, 20 апреля, 18 мая и, наконец, 22 июня.

Обо всех этих тревожных сигналах посольство регулярно докладывало в Москву, а основной вывод состоял в том, что практическая подготовка Германии к нападению на Советский Союз закончена и масштабы этой подготовки не оставляют сомнения в том, что вся концентрация войск и техники завершена. Из этого документа со всей определенностью следовало, что можно в любой момент ждать нападения Германии на Советский Союз.

Мы, сотрудники советского посольства в Берлине, находились в состоянии какой-то раздвоенности. С одной стороны, мы располагали недвусмысленной информацией, свидетельствовавшей о том, что война вот-вот разразится. С другой стороны, ничего особенного как будто не происходило. Жен и детей работников советских учреждений в Германии и на оккупированной территории на Родину не отправляли. Более того, из Советского Союза почти каждый день прибывали новые сотрудники с многочисленными семьями и даже с женами, находившимися на последних месяцах беременности. Продолжались бесперебойные поставки в Германию советских товаров, хотя немецкая сторона почти совсем прекратила выполнение своих торговых обязательств. 14 июня (за неделю до нападения гитлеровской Германии на Советский Союз!) советская печать опубликовала сообщение ТАСС, в котором говорилось, что, «по данным СССР, Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерениях Германии порвать пакт и предпринять нападение на Советский Союз лишены всякой почвы…».

Этим заявлением, текст которого был накануне передан германскому послу в Москве Шуленбургу, Сталин, видимо, стремился еще раз проверить намерения германского правительства. Но какие бы внешнеполитические цели ни преследовало это сообщение ТАСС, его опубликование за несколько дней до начала войны могло только притупить у нашего народа чувство бдительности. Берлин ответил на заявление ТАСС молчанием. Ни в одной германской газете не появилось даже упоминания об этом.

21 июня, когда до нападения гитлеровской Германии на СССР оставались считанные часы, посольство получило предписание сделать германскому правительству еще одно заявление, в котором предлагалось обсудить состояние советско-германских отношений.

Советское правительство давало понять германскому правительству, что ему известно о концентрации немецких войск на советской границе и что военная авантюра может иметь опасные последствия. Но содержание этой депеши говорило и о другом: в Москве еще надеялись на возможность предотвратить конфликт и были готовы вести переговоры по поводу создавшейся ситуации.