Зыков, разочарованный марксист, как пропагандист против Сталина

Зыков, разочарованный марксист, как пропагандист против Сталина

Власов стал собирать первых сотрудников. Штаб стал расти. Из лагерей военнопленных прибыли генералы Малышкин и Трухин, комиссар армии Георгий Николаевич Жиленков, полковники Владимир Ильич Боярский, Владимир Васильевич Поздняков, Михаил Алексеевич Меандров, Алексей Иванович Спиридонов, Денисов, батальонный комиссар Мелетий Александрович Зыков и другие, сыгравшие позже известную роль. Из оккупированных областей заявили о своем участии штатские лица: Юрий Александрович Письменный, Владимир Михайлович Гречко, доцент Александр Николаевич Зайцев и Николай Штифанов. В Движение вступило и несколько старых русских эмигрантов, как например, группа офицеров из Парижа, которая, преодолев административные трудности присоединилась к Власову. В состав этой группы входили полковник Евгений Васильевич Кравченко и капитан Александр Иванович Путилин.

Самой значительной фигурой в штабе был, без сомнения, Мелетий Александрович Зыков, вызывавший интерес персонаж, чей подлинный идентитет до сих пор остался невыясненным. О своем прошлом Зыков рассказывал многое и каждый раз разное. Когда он напивался, хвастал своими военными подвигами, в которых принимал участие с саблей в руке на диком скакуне в рядах знаменитой кавалерийской армии Буденного. Это, конечно, было выдумкой, потому что Зыков, вне всякого сомнения, был сугубо штатским. В этом можно было убедиться, видя как военная форма висела на нем, как мешок из-под картофеля. Зыков должно быть был высоким партийным функционером, предположительно или заместителем главного редактора «Правды», или даже редактором этой газеты. Главным редактором в то время был Бухарин. Во время сталинских чисток, при которых Бухарин стал жертвой, Зыкова сослали в Сибирь, но через три года, в 1940 году, о нем вспомнили, вернули его обратно, восстановили в партии и послали как комиссара на фронт.

Зыков принадлежал к первым сотрудникам Власова еще на Викториа штрассе 10. Он уже в апреле 1942 года попал в плен к немцам и был привезен в Берлин в специальный маленький лагерь за несколько месяцев до Власова. В этот лагерь собирали военнопленных и перебежчиков, которые поступали в распоряжение немцев для борьбы против сталинского режима. Зыков отнюдь не скрывал, что он — убежденный марксист, может быть с более скромной идеологией, как например меньшевистской. Злоупотребление догмой марксизма при Сталине его разочаровало. Вскоре по прибытии в специальный лагерь Зыков разработал план мобилизации русского народа на борьбу со сталинским режимом, который во многом совпадал с соображениями немецких офицеров Отделения WPr.IV.

Зыков предложил также поручить руководство этим антисоветским движением какому-нибудь популярному генералу Красной армии. Постепенно Зыков превратился в одного из самых значительных идеологов власовского штаба. Он стал редактором двух издаваемых Отделом восточной пропаганды газет — «Добровольца» и «Зари». Первая была предназначена для отрядов добровольцев и «хиви» и вначале имела тираж в 20.000 экземпляров, а с осени 1944 года — уже в 60.000. «Заря» выходила тиражом в 100.000 номеров и предназначалась для остарбейтеров и военнопленных. Немецким коллегой Зыкова по редакции был журналист зондерфюрер Вернер Борман. Он был прибалтом и хорошо говорил по-русски. Обе газеты выходили два раза в неделю.

Я упоминаю об этих газетах главным образом потому, что после войны историки могли убедиться в том, что Власовское движение отнюдь не было антисемитским. Такие обвинения несколько раз выдвигались просто потому, что издание газет было одобрено самим Гитлером, хотя лишь как органов пропаганды. Исчерпывающее исследование историком Борисом Николаевским также опровергло это обвинение. Обе газеты, бывало, печатали антисемитский материал, но это всегда были перепечатки из «Фёлкишер Беобахтер» или какой-либо другой немецкой газеты, и никогда не исходили от имени редакции. Из этого, явствует, что дело шло о цитатах, которые редакция была вынуждена помещать, но которые абсолютно не отражали убеждений редакции или самого Власовского движения.

Николаевский принадлежал к левым социал-демократам, и его до 1927 года терпели в Советском Союзе, но после этого он был вынужден покинуть родину, попав в волну остракизма, которая обрушилась на многих русских ученых. С тех пор он жил в Соединенных Штатах и там присоединился к группе «Русских социал-демократов в изгнании» и сотрудничал в издательстве ежемесячного журнала очень высокого качественного уровня под тем же названием.

Для Гестапо Зыков представлял скрытую угрозу особенно потому, что он был еврей, что в конце концов вышло наружу, хотя все, кто об этом знал, упорно молчали. Он чувствовал симпатию к западным союзникам. Эти чувства, которые, однако, он скрывал, просачивались то к одному, то к другому из руководящих деятелей Власовского движения. И его немецкие собеседники были неприятно поражены его духовным превосходством.

На основании моего личного опыта, скажу, что Зыков был в состоянии и отступать. В присутствии Штрикфельдта однажды я поспорил с ним относительно принципа прибавочной стоимости. Тема эта рассматривается в «Капитале» Карла Маркса на примере одной фарфоровой фабрики. Под прибавочной стоимостью Маркс понимал разницу между себестоимостью и продажной ценой. Я задал Зыкову вопрос: «Как вы объясните факт, когда две одинаковых фабрики с одинаковой программой производства, одинаковым расходом сырья и одним и тем же рабочим персоналом целиком отличаются, одна преуспевает и добивается прибыли, другая же приходит к банкротству?» Зыков задумался и признался, что не знает ответа.

Штрикфельдт при такого рода разговорах обыкновенно оставался молчаливым свидетелем. Очевидно, он сам делал выводы, но никогда о них не говорил.

Летом 1944 года Зыков был похищен и, по всей вероятности, убит. Он жил тогда вместе со своей женой, русской эмигранткой, с которой повенчался в Берлине, и со своим адъютантом Ножиным в маленьком пригороде Берлина Рангсдорфе.

Я знал, что Гестапо насильно завербовало его жену в агенты с тем, чтобы она постоянно давала информацию о своем муже. Похищение и необъяснимое исчезновение его довело ее почти до безумия, так как она не могла никак оправдать возможную свою вину.

За два дня до командировки Зыков сидел у себя дома за столом со своей женой и адъютантом. Из ближайшего трактира прибежала хозяйка, сообщив, что его вызывают к телефону. (Поскольку у Зыкова в квартире не было телефона, его вызывали по телефону трактира.) Зыков с адъютантом и хозяйкой вышел из дома. На углу улицы их задержал человек в длинном кожаном пальто, в то время это было обычной одеждой чинов Гестапо. О дальнейшем хозяйка рассказала следующее. Человек этот завязал с Зыковым разговор, который становился все резче. Постепенно они втроем подошли к автомобилю, который стоял у опушки леса и в который Зыков, протестуя, сел. По словам хозяйки, этот человек еще и раньше расспрашивал о Зыкове в её трактире.

После этого никто больше не видел Зыкова и его адъютанта. Согласно немецкой официальной версии, советские партизаны прикончили Зыкова. Однако, скорее всего, вину за это убийство следует возложить на самих немцев, что позже и подтвердилось сведениями из многих источников. По всей вероятности, Зыков был убит одним из командо убийц Гестапо. Когда Власовское движение летом 1944 года перешло в ведение СС, мне пришлось общаться со многими эсэсовцами, и из отрывков разговоров я мог заключить, что такие специальные командо или командо убийц действительно существовали.

Барон Деллингсхаузен, который немедленно включился в следствие по этому делу и вошел в связь с Гестапо, с самого начала был поражен отсутствием всякого интереса у этих людей к этому случаю: «Их все время надо было подгонять, и во время обследования леса они больше интересовались земляникой и красотой природы».