«ЗАСТЫВШИЙ ВУЛКАН…»

«ЗАСТЫВШИЙ ВУЛКАН…»

Одним из знаменитых фильмов с участием Владимира Высоцкого была комедия Александра Митты «Сказ про то, как царь Петр Арапа женил». За основу в фильме взято известное произведение А.С. Пушкина, рассказывающее историю Ибрагима Ганнибала, темнокожего предка поэта, которого привез из далекой Эфиопии царь Петр I. Первоначально фильм должен был называться «Арап Петра Великого», но из-за того, что режиссер роль Ибрагима доверил Высоцкому, название пришлось изменить. Неприязнь цензуры к Высоцкому тогда приобретала временами воистину формы паранойи. Цензоры не хотели пойти на то, чтобы слово «Арап», характеризующее героя Высоцкого, было первым и главным составляющим в заголовке фильма. Старое название заменили новым — «Сказ про то, как царь Петр Арапа женил». Оно оказалось чересчур длинным, что прекрасно почувствовали на польском ТВ, сократив его при случае — во время демонстрации фильма в Польше — на несколько слов. В России же был сделан акцент на этот громоздкий заголовок, в связи с чем Высоцкий, говоря как-то по поводу названия данного фильма, горько заметил: «Я должен был стать главным героем этой истории, но вышло так, что я оказался после сказа, после царя Петра и к тому же — после запятой».

По существу же Высоцкий остался главным героем фильма, несмотря на то, что киношное руководство навязывало мнение, что на роль Ибрагима следует пригласить чернокожего актера. Впрочем, Александр Митта не поддался на оказанное на него давление, верно мотивируя свое решение тем, что проблема, которую он поднимает в фильме, не является проблемой жизни иностранца в России, потому что Ибрагим Ганнибал пребывал в России с раннего детства (был крестным сыном царя Петра Великого), в совершенстве владел русским языком, был прекрасно образованным, сделал в России карьеру и внес немалый вклад в развитие русской науки, главным образом в области инженерии кораблестроения. К тому же он воспринимался режиссером, как и большинством его земляков, как русский, а не как эфиоп. Основной проблемой, рассматриваемой режиссером Александром Миттой в фильме, были взаимоотношения между интеллигентом-вольнодумцем и властью — царем. Фильм иллюстрировал, какой была их настоящая любовь к Отечеству и как по-разному это проявлялось. Точно так же воспринял главную мысль и Высоцкий. Но, увы, режиссер по причинам, которые трудно объяснить, почему-то решил представить эту проблему в жанре комедии. Высоцкий не принял этой концепции, чему, впрочем, трудно удивляться, и попытался напрямую доказать, какую большую душевную драму переживает его герой, несмотря на то, что его Ибрагим совершенно не примкнул к окружающим его комедийным персонажам, разыгрывающим на его глазах комические ситуации, в которых, впрочем, и он активно участвовал. О, чудо, временами складывалось впечатление, что герой Высоцкого перепутал все планы фильма, так отчетливо он вырывался из общей сценографии, а его актерская игра отнюдь от этого не пострадала, скорее, даже наоборот. Созданный Высоцким образ выигрывал в результате возникшего конфликта между точкой зрения героя, показанной режиссером, и исполнением главной роли, ибо на фоне персонажей, которые вечно затевали интриги и попадали в забавные перипетии, Ибрагим казался еще более одиноким и опечаленным, его тоска была еще более доминирующей в свете разыгрывающихся на экране комедийных ситуаций, и благодаря этому его драматизм выделялся с необыкновенной экспрессией.

Высоцкий так никогда и не смирился с режиссерской трактовкой событий фильма. «Я хотел показать драму человека, — говорил он, — историю его падения после того, как Ибрагим осмелился противоречить воле власти, и его бунт, — потому что именно так я воспринял проявление им непослушания по отношению к царю, — а получилось, что меня просто втянули в какой-то жалкий водевиль».

В ходе подготовки к киносъемкам Высоцкому выделили инструктора по фехтованию, который собирался дать ему несколько уроков владения шпагой, так как именно этого умения требовали некоторые сцены фильма. Первоначально намеревались, правда, воспользоваться услугами каскадера, но быстро отказались от этой затеи, потому что Высоцкий настоял на этом.

Не секрет, что Владимир Высоцкий принадлежал к числу тех актеров, которые сами выполняют опасные трюки на съемочной площадке и никогда не пользуются помощью каскадеров. Уже в одном из своих первых фильмов, который назывался «Штрафной удар» (1963 год. — Примеч. автора), Высоцкий сам исполнял акробатические сальто и умел ездить верхом. Именно тогда, во время съемок «Штрафного удара», он серьезно повредил ногу, упав с лошади, в результате чего долгое время хромал. По этой причине он не служил в армии, несмотря на то что получил в призывном пункте направление на боевой корабль.

Прекрасную физическую форму Высоцкий имел благодаря не только своим юношеским увлечениям, связанным со спортом, но также подготовке к театральным ролям, во время которой обязательными были занятия гимнастикой. Так называемый крокодил на одной лапе — коронный номер Высоцкого. Это упражнение заключалось в том, чтобы удержать тело параллельно линии земли, опираться при этом только на одну руку. В спектакле «Жизнь Галилея» по Бертольту Брехту Высоцкий произносил целый монолог, стоя на голове…

Главный режиссер Таганки Юрий Любимов придавал огромное значение физическим занятиям актеров своего театра. Это был режиссер, заполнявший все сцены спектаклей непрерывными движениями актеров или, по крайней мере, их видимостью. Но по отношению к Высоцкому ему случалось отступать от этого правила, ибо он быстро понял, что кроме прекрасной физической формы самым эффектным оружием Высоцкого является голос. В своей последней театральной роли (это роль Свидригайлова из «Преступления и наказания») Высоцкий был так статичен, что некоторых критиков подобный рисунок роли поначалу просто шокировал. Актер практически не двигался с места, на сцене царил полумрак, поэтому и мимики зрители почти не видели. Только голос был единственной доминантой этой роли. Только при помощи голоса Высоцкий мог сказать многое — начав с очень бурных, стремительных, полных экзальтации, почти агрессивных интонаций и закончив тихими, нежными, даже утонченными, едва привлекающими внимание менее искушенных зрителей. Все же замысел удачный, а критики потом согласились с тем, что не было, пожалуй, чувства, настроения, состояния души, которых бы Высоцкий не смог передать и сыграть при помощи одной только интонации.

Игра в большинстве спектаклей Таганки и в некоторых фильмах требовала от Высоцкого постоянной физической подготовки. Он с удовольствием исполнял сложнейшие и часто небезопасные трюки, неоднократно демонстрируя полное самопожертвование и не теряя при этом хладнокровия даже в самых тяжелых и непредвиденных ситуациях. Когда во время съемок одной из сцен фильма «Интервенция» он неожиданно стал падать с балюстрады высотой в несколько метров, то не потерял самообладания и, уже падая, крикнул оператору: «Снимай!», понимая, что настоящего случайного падения не заменит даже прекрасно сыгранная и смонтированная сцена.

В фильме «Сказ про то, как царь Петр Арапа женил» Высоцкому пришлось несколько раз действовать шпагой, поэтому для него выделили опытного инструктора-тренера по фехтованию, который сегодня восторженно рассказывает об этих занятиях: «Когда Владимир Высоцкий снимался в фильме Александра Митты, он уже был очень знаменитым актером. Я, конечно, много о нем слышал, но возможность встретиться лично впервые появилась только сейчас. Это было неожиданно не только для меня, но и многих других, не скрывающих своего удивления при первой встрече с Высоцким. Меня представили худому, невысокому, скромному мужчине. Он был совершенно не таким, каким я его представлял. Сила и экспрессия его голоса, в который была влюблена тогда вся страна, герои его песен, от имени которых он обращался к слушателям, миф, образовавшийся вокруг его личности, настроили меня на то, что я увижу высокого, атлетически сложенного человека. Допускал я и то, что он будет уверен в себе, сохраняя при этом дружественность и открытость. А между тем человек, с которым меня познакомили, показался мне скорее замкнутым, малоразговорчивым и даже удрученным. И только при более близком знакомстве с ним оказалось, что за поверхностным спокойствием, грустью серых глаз прячется застывший вулкан…

Когда он взял в руку шпагу, то сделал это с таким достоинством, как будто его ждал смертельный бой и как будто это был для него не обычный урок фехтования на съемочной площадке, а настоящая дуэль, решающая его судьбу. Если говорить о шпаге, то у него уже тогда было какое-то понятие, потому что он справлялся с ней совсем недурно, хоть и были, конечно, необычайные амбиции и темперамент. Однако все зашло, пожалуй, слишком далеко — он очень серьезно, слишком серьезно воспринял нашу тренировку. Его целиком захватил дух борьбы. Он с такой энергией и удивительным натиском напирал на меня, что я понял: если только отвечу на его атаки, то мы можем ранить друг друга… Поэтому решил использовать свое профессиональное преимущество и сделать такой маневр, который дал бы ему возможность понять, какие весьма неравные у нас шансы в этой конфронтации. Одна уловка, подъем ладони — и Володя не попадает в мою шпагу- Снова стремительная атака Володи, снова его наступление, снова увертка с моей стороны и его промах. Шаг вперед, вытянутая рука — и теперь моя шпага застывает около его лица. В третий раз то же самое. Я ухожу от удара — Володя промахивается. Потом финт, атака — и еще раз я демонстративно держу шпагу на расстоянии всего лишь нескольких сантиметров от его лица. То же самое еще несколько раз. Наконец Володя смотрит на меня вопросительно. «Хочешь это повторить? — спрашиваю я у него. — Тогда не спеши, следи за моими действиями…». Он молча кивает головой в знак согласия. Потом мы уже спокойно тренируемся, я ввожу его в тайны этого весьма интересного искусства борьбы.

Переодевшись и сложив инвентарь, после тренировки выхожу из студии и дохожу до легендарного «Мерседеса» Высоцкого, незаметного в полумраке улицы. Его дверца открыта, мотор включен. «Ну, да, — думаю я, — сейчас придет режиссер или кто-нибудь из актеров, или еще кто-то, любой из них, кто хочет побыть в его обществе хотя бы несколько мгновений. У меня тоже было это счастье, но ничего хорошего из этого не вышло, Высоцкий наверняка на меня обиделся…».

Я неслышно прохожу около него, чтобы случайно не потревожить. Но пройдя несколько метров, замечаю, что «Мерседес» тихонько, очень медленно сдвинулся с места. Когда он поравнялся со мной, через все еще открытую дверцу я услышал знакомый хриплый голос Володи: «Долго вас еще ждать, учитель?»».