«УЙДУ Я В ЭТО ЛЕТО…»

«УЙДУ Я В ЭТО ЛЕТО…»

Когда Высоцкий понял, что сам не в состоянии справиться с зависимостью от наркотиков, он решил рассказать правду Марине Влади, рассчитывая на ее помощь. В марте 1980 года во время пребывания в Венеции между ними происходит откровенный разговор. Марина Влади пишет в своей книге, что кроме горькой и трагической правды появилась надежда, что Высоцкий вновь открыл свой внутренний мир так же, как когда-то. Он снова был с ней — близкий и доверчивый.

В сущности, ее первая реакция на исповедь поэта была, вероятно, более прозаичной. Валерий Янклович утверждает: «После смерти Володи я спросил Марину, как она отнеслась к тому, что он сказал ей в Венеции. Она ответила: «Он сказал мне это, когда мы плыли на катере. Я чуть не столкнула его в воду!..» Можно поверить этим словам, зная характер Марины. Впрочем, она много натерпелась, наблюдая те же симптомы у сына».

Однако ожидаемой помощи Высоцкий не получил. Марина Влади сказала ему категорично: «В общем так, Володя. Из этого мало кто выбирался, но ты сильный, может, у тебя получится Договоримся: или бросаешь это и будет все как прежде, или мы расстаемся».

Эти жесткие условия Высоцкий принял. Пообещал своей супруге, что ко дню ее рождения (10 мая) все будет в порядке. Но могло ли так быть, если он остался наедине со своей страшной проблемой?

Он вернулся в Москву и… все повторилось. Правда, он пробовал закрываться на ключ в своей квартире вместе с дружившими с ним врачами, чтобы не иметь доступа к наркотикам, но вел себя так непредсказуемо, что в конце концов их терпению приходил конец. Они сдавались и привозили нужные дозы. 10 мая 1980 года Высоцкий вылетел в Париж — на день рождения Марины Влади. Однако, как вспоминает вдова поэта, не доехав к ней, исчезает. Пропадает не в дороге от Москвы до Парижа (в самолете ничего особенного не происходит), а уже в самой французской столице, добираясь от аэропорта к дому Марины. Она находит его в русском ресторане с гитарой и чемоданом, в плачевном состоянии и решает поместить его в закрытую клинику в Париже. Подписывает соответствующее заявление.

В клинике поэт переживает ренессанс творческих и физических сил. Много пишет. Наряду с другими произведениями создает замечательное стихотворение с удивительно пророческими словами: «Уйду я в это лето». Именно в этом стихотворении появляется образ героя «в малиновом плаще». Это сравнение возникло вследствие пребывания поэта в клинике: Высоцкий носил там красную пижаму. Его проведывает Михаил Шемякин — единственный из друзей Высоцкого, который никогда не поддавался на его уговоры и никогда не искал для него наркотики. Он рассказывает о состоянии поэта: «Володя не хотел жить. Я сказал ему, что наверняка у нас есть много врагов, желающих нам смерти, но нужно, несмотря на их ожидания, постараться жить. Володя тогда грустно произнес: «Постараюсь». Мы попрощались. И я уже больше никогда его не увидел». Высоцкий уговаривает Марину, чтобы она дала письменное согласие на его выписку из клиники, и собирается ехать на Международные театральные встречи, а перед этим на один день летит в Москву — к Оксане, с которой проводит почти сутки. 23 мая он уже в Варшаве, откуда выедет через неделю — 30 мая. 26 мая он играет в «Добром человеке из Сезуана» по Бертольду Брехту, 27 и 28 мая представляет на суд варшавской публики себя в роли легендарного Гамлета. Он находится в состоянии смертельной усталости. Одна из польских журналисток, которая намеревалась взять у него интервью, призналась, что Высоцкий, правда, открыл ей дверь своего номера в отеле, но стоял на пороге, не отступая ни на шаг, он хотел как бы заслонить комнату от нежданных гостей и дать понять, что у него нет желания беседовать. Такое раньше происходило с ним очень редко. Он всегда уважал чужую, особенно хорошо и тщательно выполненную работу. В том числе и журналистскую. Даже когда корреспонденты, видя его неимоверную усталость, извинялись, что отнимают его ценное время, он принимал их извинения с удивлением. Одна российская журналистка сообщила мне: «Я пошла в Театр на Таганке, чтобы взять интервью у Высоцкого. Ждала его после спектакля. Наконец он появился — у него были впавшие от усталости щеки и невероятно белое лицо, потом я всматривалась внимательней, думала — это грим. Я видела, что он очень уставший, тогда я извинилась за то, что осмелилась лишить его этих нескольких минут передышки после спектакля. Высоцкий как-то удивленно на меня посмотрел, сказав при этом своим характерным, хотя более чем обычно охрипшим голосом; «О чем вы говорите. Это ведь наша работа». Действительно, он очень уважал труд — не только свой, но, что важно, и других».

30 или 31 мая Высоцкий снова уехал в Париж. В большом загородном доме сестры Марины Влади — Одиль (Тани) Версуа он вместе с супругой еще раз принимает решение бороться с зависимостью от алкоголя и наркотиков. Марина даже оставила в больнице на какое-то время умирающую сестру, возле которой постоянно дежурила. Все для того, чтобы спасти Высоцкого. Но и эта попытка не удалась. Поэт твердил, что он больше не выдержит, что хочет вернуться в Москву. Пребывание во Франции (последнее в жизни Высоцкого) было настолько кратким, что поэту не удалось за это время освободиться от пагубной привычки.

11 июня Высоцкий покидает Париж. Марина Влади пишет в своей книге, что поэт вернулся в Москву. Но на самом деле он полетел из Франции не в Россию, а в Германию — в Бонн. Там он встретился со своим приятелем Романом. В Москву он собирался вернуться поездом 12 июня. Именно в этот день друзьям Высоцкого позвонили советские таможенники из Бреста и заплетающимися от слишком большого количества выпитого алкоголя языками попросили, чтобы те обязательно встречали его на вокзале. Тот факт, что таможенники были пьяны, как и информация о том, что поэт не доберется домой сам, внушали опасение, что в дороге до Москвы может случиться то, чего боялись больше всего. Но подтвердилось не самое худшее. Поэт был пьян и едва держался на ногах, опираясь на колонну, а вокруг него возвышалась целая гора чемоданов: вновь выполнялись просьбы и заказы родных и знакомых. Естественно, все это ему помогли «выгрузить» на перрон благодарные пассажиры. Чем же была обусловлена их благодарность? Во-первых, они были горды тем, что он ехал в том же вагоне. Все-таки это был Высоцкий! Во-вторых, Высоцкий напоил таможенников, и все пассажиры могли спать спокойно, не боясь досмотра.

Когда друзья привезли его домой, раздался телефонный звонок, телефон разрывался и накануне. На другом конце телефонной линии, охваченная беспокойством, Марина Влади накручивала московский номер. Трубку взял Валерий Янклович. Марина попросила, чтобы он позвал к телефону Высоцкого. Высоцкий, конечно, был не в состоянии вести беседу. Янклович солгал ей: «Володя не может подойти к телефону. Сейчас он спит, я не хочу его будить». Жена поэта не поверила: «Валера, не ври. Пусть Володя возьмет трубку». Однако ее просьба осталась не выполненной. Высоцкий так и не подошел к телефону.

Только на следующий день, окончательно протрезвев, он позвонил Марине, чтобы попросить прощения за вчерашнее. Но она уже его не слушала и была так возбуждена, что вместо того чтобы принять извинения, заявила, что подаст на развод. Высоцкий умолял не делать этого, несмотря на то что намеревался повенчаться в церкви с Оксаной. 23 июня умерла сестра Влади — Одиль. Высоцкий не приехал на похороны, что укрепило убеждение его супруги в правильности принятого решения. На сей раз не было выяснений по поводу разрыва их отношений, просто Марина не хотела ни слышать, ни видеть Высоцкого. Их последний телефонный разговор состоялся только через месяц. Высоцкий сообщил тогда Влади, что приедет в Париж 29 июля (у него были виза и билет). Дело не дошло до серьезного разговора, и поэт продолжал метаться между отчаянными попытками покончить с вредной привычкой и приемом очередных, увы, более сильных доз. Все его друзья прекрасно отдавали себе отчет в том, что он падает в пропасть. Они, конечно, пытались уговорить его, но безрезультатно. В марте 1980 года друг поэта Всеволод Абдулов подробно описал знакомому наркологу состояние Высоцкого и количество употребляемых им доз. А в ответ услышал: «Вашему другу осталось жить не более двух месяцев. Скажу откровенно: ничего нельзя сделать, но, даже несмотря на это, я готов ему помочь».

В конце февраля 1980 года еще один друг Высоцкого — Владимир Шехтман попросил своего отца — хирурга, чтобы тот обследовал поэта и прежде всего посоветовал, как вылечить его давнее болезненное воспаление колена. Врач, осмотрев поэта, потребовал объяснения сына: «А сейчас скажи мне честно, как долго твой друг «этим» занимается?». После исчерпывающего ответа он подытожил: «Осталось ему всего 3–4 месяца. Могу тебе даже сказать, от чего он умрет: или не уколется вовремя, или от передозировки». В феврале и в апреле Высоцкому делают две операции на колене, которые не приносят ни малейшего облегчения. Ему тяжело ходить, но, несмотря на это, он дает концерты, играет в спектаклях. В «Гамлете», не меняя замысла режиссера, он стоит на коленях в одной из сцен, что причиняет ему невыносимую боль.

Все стремительней Высоцкий утрачивает веру в возможности медицины озлобленно высказывается о ней. Валерий Янклович вспоминает: «В июле, когда прошли все сроки, установленные врачами, и должно было начаться самое худшее, Володя начал иронизировать. Как-то он спросил меня, саркастически усмехаясь: «Ну и что? Где сейчас эти ваши врачи?». Ему действительно становилось все хуже».

Негативное влияние на состояние здоровья Высоцкого оказали очередные события, произошедшие в его артистической деятельности 16 апреля 1980 года Высоцкий принял участие в съемках документального фильма. Он специально поехал в Санкт-Петербург (тогда Ленинград), чтобы в Большом драматическом театре сняли его двухчасовой сольный концерт с целью использовать затем фрагменты в будущем фильме. Высоцкий неохотно ехал в Ленинград, хорошо понимая, как цензура отреагирует на замысел включения в фильм его записей. Однако благодаря уговорам друзей он принял предложение сценариста и режиссера. Целых два часа он пел свои песни в заполненном до отказа зрителями зале. Летом 1980 года фильм выпустило советское телевидение. Вспоминает Валерий Янклович: «Фильм показало наше телевидение, но весь эпизод с Высоцким из него вырезали. Володя на это только махнул рукой: «А что я тебе говорил!..». Скорее всего, у него уже не было сил, чтобы все это пережить».

Незадолго до смерти Высоцкий еще и еще раз пытается бороться со своей привычкой, принявшей баснословно отчетливые формы. Но об этом чуть позже. А пока… он колется и много пьет. Его дневная норма: две бутылки водки и две — шампанского. Шампанского пьет, впрочем, все больше. В таком состоянии он почти беспомощен. Однажды он ощутил это сполна на себе — во время пьяной разборки в Марселе во Франции его жестоко избили.

Поиски наркотиков становятся все более опасными для него, а провозить их при выезде за границу чревато серьезными последствиями. Однажды он был близок к разоблачению того, что именно он возит в аптечных бутылочках. Друг поэта Иван Бортник (актер Театра на Таганке) рассказывает: «Я шел с Володей на таможенный пост, провожал его. Он летел в Париж. Был таким популярным! таможенники его узнавали и вообще не проверяли его багаж. Они только спрашивали, есть ли что-нибудь для уплаты пошлины. И на этот раз таможенник спросил то же. Володя ответил отрицательно. Но в действительности вез какую-то картину, перстень Марине и соболиный или, может, какой-то другой мех. Таможенник хотел было пропустить Володю, но тут неожиданно, бог весть откуда, появились трое в штатском. Таможенник побледнел, быстро открыл чемодан Володи и увидел все это. Моментально схватил мех и сунул мне за пазуху (я никуда не летел), с картиной он этого сделать не мог, а перстень даже не успел взять в руки. Агенты уже стояли рядом. Картину и перстень они конфисковали. Однако Володю заботило другое. Как обычно, в кармане у него был наркотик, в бутылочках из-под сердечных капель. Он решил, что они попросят вывернуть карманы, и все станет ясно. Тогда он рукой раздавил в кармане эти бутылочки. Искалечил себе пальцы до крови».

В том случае Высоцкому помогли фортуна и быстрая реакция. Если бы не это, история с особистами могла окончиться гораздо хуже. Одно, однако, было ясно: его пагубная привычка становилась все более опасной для здоровья. Именно поэтому поэт хотел освободиться от страшной зависимости. Дружившие с ним врачи между тем подали ему новую идею. Анатолий Федотов признался мне в 1991 году: «Это был его последний шанс. Мы не уговаривали. Скорее, наоборот. Предупредили, что эта процедура очень болезненная и нужно будет делать несколько раз переливание крови. Володя на все согласился. Гемосорбция — с этим словом мы связывали большие надежды. Верили, что устраним синдром зависимости. Убеждали его, что все у нас получится, что этот процесс дает стопроцентную гарантию. И… не получилось. Предложили ему снова провести данную процедуру, но он так посмотрел на нас, что мы не посмели больше настаивать. Впрочем, наверное, это ничего бы не дало. Когда и этот последний шанс был упущен, Володя сломался. Он так напился!».

То, что Высоцкий связывал с гемосорбцией большие надежды, подтверждают и другие его друзья. Владимир Шехтман рассказывает: «Володя действительно хотел вылечиться. Конечно, очень часто, когда мы читали ему мораль о том, что он сам себя обрекает на медленную смерть, он взрывался: «Это не ваше дело! Оставьте меня в покое! Оставьте меня!». Но в глубине души очень хотел вылечиться. Сам пробовал бросить колоться, но безрезультатно. А на гемосорбции он так настаивал… Ребята ведь сказали ему, что это надежно». Валерий Янклович подытоживает: «Володя согласился на гемосорбцию, потому что понимал, что жить так дальше нельзя. Он так мечтал вылечиться!».

Когда надежды, связанные с лечением, рухнули, у Высоцкого не осталось никаких иллюзий. В последние дни жизни он совсем не выходил из дому. Врачи больше не пытались его лечить, а он уже был не в состоянии нормально жить. Он знал, что приходит смерть.