„Этот Цой трахнул всех…“
Немного отвлекусь. Накануне концерта я не поленился обойти практически все газеты и журналы Таллина и пригласить на концерт журналистов отделов культуры. Обещался прийти на концерт (и, кстати, пришел) лишь очень солидный дядечка, вальяжный, саркастичный и известный знаток театра, а тогда заведующий отделом культуры в газете „Вечерний Таллин“, Борис Тух.
Он действительно пришел к началу концерта, скромненько сел в последнем ряду, отбыл весь концерт, а после его окончания, когда я подошел к нему и спросил его мнение, произнес лаконичную сакраментальную фразу, которая потрясла меня своей емкостью и полным отражением сути увиденного и прочувствованного.
Солидный, абсолютно далекий от рока и всего молодежного, но очень интеллигентный человек сказал: „Впечатление от концерта такое, что кажется, будто Цой трахнул всех находящихся в зале независимо от пола!“
И все. Поблагодарил за концерт и ушел. А я стоял, как вкопанный, провожая Туха взглядом, потому что это был именно такой концерт, достойный именно такой фразы. Более яркой фразы я больше никогда в жизни не слышал.
Возможно, читатель заметит, что я невольно подчеркнул некую обособленность (нет, нет, не от других „киношников“, а незнакомых (или пока незнакомых) группе людей) Георгия Гурьянова. Я как-то и не принял это близко к сердцу, для меня он был таким же дорогим и долгожданным гостем наравне со всеми. Однако перед концертом произошло нечто, что чуть не вызвало у меня сердечный удар или что-то похожее.
Представьте: ровно 30 минут до начала концерта! Люди уже стекаются к залу, заходят в фойе. Георгий, все так же, как и ранним утром при выходе из поезда, стоит, подпирая вход в здание Братства Черноголовых, руки в карманах своего стильного черного пальто, и спокойно наблюдая за окружающим пейзажем, впервые за время нашего знакомства говорит мне следующее: „Ты знаешь, Марк, я не смогу играть концерт сегодня, у меня нет барабанных палочек. Свои я оставил в Питере, дома“.
1986 год, вечер, на весь Таллин где-то на окраине один-единственный музыкальный магазин, и тот давно закрыт. Я вообще живу в этом городе недавно, понятия не имею, кто может иметь палочки, и вообще, это… И вот, скотина, прождал весь день, и только теперь сказал!
Наверное, у меня все-таки есть ангел-хранитель, и спасибо ему за это. Не знаю, как и откуда, но после моего вопля о помощи, адресованного даже не знаю кому, в космос, что ли, за три минуты до начала концерта кто-то достал и притащил крепкие палочки от пионерского барабана, и „редиска“ Гурьянов отлично отыграл ими концерт. Одна из них треснула где-то ближе к концу концерта, но это уже было не страшно.
А сам концерт… Я представил группу со сцены, что потом стало традицией мною организуемых концертов, и пошло-поехало: звук, свет, музыканты – все было безукоризненно.
Я позабыл себя, кто я, где я и откуда, меня перетаскивало волнами из одной стороны зала в другую. Все стояли на ушах. Каждому из трехсот присутствующих на этом концерте людей было очень удобно в любой момент вынырнуть у сцены, получить дозу позитивной энергии, исходящей от наэлектризованных музыкантов и снова пуститься в круговое движение, уступая место следующим непрерывно мигрирующим по залу зрителям: устоять/усидеть на месте было совершенно невозможно.
Какое-то язычество, светлое шаманство, это было некое соитие всех со всеми и ощущение крепкого родства между всеми присутствующими. Видно было, что выступление в такой шикарной, редкой атмосфере и обстановке приносит невероятный кайф и самим музыкантам. И вот Витя отставляет в сторону свою гитару, которой он задавал ритм, и пускается в свой фирменный пляс, сплетя ладони и подняв соединенные руки над головой, тряся ими в соответствии с мощным ритмом, исходящим от каждой исполняемой песни! Это было невероятно здорово! Таких концертов, таких катарсисов в моей жизни на пальцах одной руки пересчитать!
Мое место слева, и я должен там сесть,
Не пойму, почему мне так холодно здесь.
Я не знаком с соседом, хоть мы вместе уж год,
И мы тонем, хотя каждый знает, где брод.
И каждый с надеждой глядит в потолок
Троллейбуса, который идет на восток.
Троллейбуса, который идет на восток.
Троллейбуса, который…
Все люди – братья, мы – седьмая вода,
И мы едем, не знаю, зачем и куда.
Мой сосед не может, он хочет уйти,
Но он не может уйти, он не знает пути.
И вот мы гадаем, какой может быть прок
В троллейбусе, который идет на восток.
В троллейбусе, который идет на восток.
В троллейбусе, который…
В кабине нет шофера, но троллейбус идет,
И мотор заржавел, но мы едем вперед.
Мы сидим не дыша, смотрим туда,
Где на долю секунды показалась звезда.
Мы молчим, но мы знаем, нам в этом помог
Троллейбус, который идет на восток.
Троллейбус, который идет на восток.
Троллейбус, который…
После концерта мы двинулись на ночевку. Я был уверен, что приготовленный мною „бивак“ в Таллинском Доме офицеров придется по вкусу музыкантам, однако когда мы добрались до места, герои концерта весьма скептически отнеслись к предложенному выбору. Даже здоровенный контрабас на стене не впечатлил. Витя, засмотревшись через окно на находившееся в метрах двухстах от Дома офицеров высотное здание известной гостиницы „Виру“, которое в обычном представлении того времени рассматривалась как „только для иностранцев“, вдруг предложил: „А давай попробуем переночевать в гостинице?“
Марьяна, Игорь Тихомиров, Юра Каспарян и Георгий согласились, а Наташа Васильева, устав от перенесенных впечатлений и ужина в гримерной, состоявшего из вина с какими-то пирожками, решительно заявила: „Никуда я не пойду! Буду спать здесь!“ – и показала рукой на софу аккурат под уже не раз упомянутым контрабасом.
Оставив Наташу отдыхать, я двинулся вслед за „Кино“ в отель. В те времена я никогда не был в „отелях для иностранцев“, равно как и за границей, подобные территории были для меня терра инкогнита.
К моему изумлению, как раз оказались свободными два двухместных номера, цена которых составляла целых 15 рублей за номер. А ребята как раз были обладателями 30 рублей, полученными за концерт. Марьяна с Виктором взяли один номер, Юра и Георгий – другой, а Игоря взяли с собой и уместили на полу.
Распрощавшись со всеми, я поплелся в общагу, где проживал. Она находилась за парком Кадриорг, где в тесной комнатушке уже спал утомившийся от впечатлений друг Володька Марков и томилась от скуки Птица.