31 мая 1988 года. Цой в Калинине

30–31 мая 1988 года Виктор Цой посетил с концертом Тверь (тогдашний Калинин). По воспоминаниям слушателей, в Калинине в те годы существовал некий рок-клуб – весьма раздолбайская организация, состоявшая из людей, мечтавших заработать хоть на чем-нибудь. Они там друг друга кидали на деньги и ссорились. Само выступление Цоя (Виктор был один) происходило во Дворце спорта «Юбилейный», в помещении дискотеки «Здрасьте». Организатором концерта выступил Андрей «Сэм» Самойлов, известный в то время организатор подобных мероприятий.

Андрей Самойлов, музыкальный менеджер:

«1988 год. Я приглашаю в Тверь группу „Нате!“, я приглашаю группу „Игры“. Мы перештамповали 50-копеечные дискотечные билеты на 2.50. И на последнем концерте группы „Игры“ меня взяли обэхаэсэсники за одно место. Тогда мне вписали порядка шести тысяч долга, дали мне времени неделю. Мошенничество в особо крупных размерах. До 12 лет мне грозило. Представляете, в то время найти такие деньги просто было невозможно. Я понимал, что это или тюрьма, или как бы… Я позвонил Цою, говорю: „Витя, так и так, такая ситуация“. Я просто попросил приехать, спеть концерт, а деньги отдать мне. Он спросил: „Когда я должен приехать? Могу приехать завтра“. Я говорю: „Я не успею отпечатать афиши и продать билеты“. Он говорит: „Давай послезавтра“. Я побежал в типографию, отпечатал афиши, всю ночь мы их по городу клеили. Утром вышли в магазин, продали полторы тысячи билетов. Мы стояли вдвоем с парнем, продавали эти билеты… Народ выстроился. Потом пришли менты, сказали: „Все, больше билеты продавать нельзя, иначе потолок рухнет“. Вот так. Нам запретили продавать больше, потому что боялись, что концерт будет на втором этаже Дворца спорта. Цой приехал, за полтора часа спел акустику, отдал мне все деньги, я пришел с ними в ОБХСС и остался на свободе…»[144]

Сергей Паршиков:

«30 мая 1988 года на перроне тогда еще Калининского вокзала мы с нетерпением ожидали прибытия ленинградского дневного поезда. Был Андрей Самойлов, моя сестра Юля с букетом роз, несколько знакомых ребят и я. Из подошедшего поезда вывалилась достаточно большая толпа, но мы высматривали в ней лишь одного человека… И о чудо! Спокойно, не спеша, как обычно, весь в черном, с гитарой в кофре подходит он. Немного мрачноват, задумчив, но его лицо мгновенно изменилось после первых приветствий и подаренного Юлей букета. Человек просто заулыбался, смущенно повернул голову и по своему, чисто по-цоевски сказал: „Спасибо!“

Перед Цоем первыми выступили две группы – одна местная, одна московская, названий которых я совершенно не помню. Помню только, что верхнее фойе Дворца спорта было забито людьми и примерно тысячи полторы зрителей дружно скандировали: „Цоя! Цоя!“

И вот наконец с гитарой наперевес на сцену под нескончаемые аплодисменты и вопли восторга выбежал Виктор. И сразу же начал петь, а зал начал подпевать ему… Выступление было недолгим, около часа. Стояла совершенно не майская жара, Витя пел без перерыва, и когда он, под гром оваций, сошел со сцены, я увидел его мокрым с головы до ног. Я сделал Цою хитрое предложение поменяться с ним футболками (благо моя тоже была черной), но Цой вежливо отказался…

После концерта Сэм, распустивший слух, что Цой сейчас уезжает обратно в Питер, по секрету сообщил мне, что он забронировал для Виктора номер-полулюкс в гостинице „Волга“, куда он приглашает и меня пообщаться с Цоем, так сказать, в дружеской обстановке. Без особых приключений мы добрались до гостиницы, где нас ждал роскошный ужин, заказанный в номер Сэмом. Сидели мы тогда очень долго и оживленно беседовали. Речь шла и о прошедшем концерте, и о дальнейших планах Цоя, о Ленинградском рок-клубе. А на следующий день мы с Сэмом показывали Виктору Калинин…»[145]

Георгий Гурьянов:

«В то время Виктор часто ездил по стране с Каспаряном. Он ездил зарабатывать деньги. Квартирники все эти… КСП, песни под гитару… Ради бога. Я всегда ненавидел песни под гитару и вообще все это ПТУ. И моей главной задачей было вытащить Виктора из контекста самодеятельной песни. Это же как формат не существовало в принципе. Но они ездили, да… немного. Это совершенно не приветствовалось, я ничего об этом не знаю. Мне до сих пор это неприятно, я всегда выключаю, когда где-то это слышу».[146]