Бестактность

Шла вторая половина 70-х годов теперь уже прошлого века. Мама закончила школу перед самой войной и у её класса, у всего выпуска была традиция. Каждый год они все, все кто остались живы, отмечали вместе 9 мая. Необязательно самого 9-го, но обязательно отмечали. В тот год всех пригласил к себе на дачу в Красную Пахру Юрий Маркович Нагибин. Что-то у мамы не срасталось с тем, чтобы ехать со всеми на автобусе, который отходил от здания типографии на улице Макаренко, там до войны находилась мамина школа. Папа, который вообще всегда не любил компании, а маминых одноклассников недолюбливал активно, отправил маминым водителем меня. Мы приехали одновременно с автобусом, и вся толпа немедленно отправилась за стол распивать и закусывать. Я пошел гулять по поселку Интересно было сравнить Пахру с нашим Переделкино. Начавшийся дождь вернул меня к дому и я залез в машину, разложил сиденье, включил себе музыку и вознамерился куковать один. Не тут то было, через полчаса из-за калитки выросла фигура хозяина дома, который подошел к машине и окликнул меня по имени. «Это что еще за шоферские замашки? Ну-ка немедленно в дом. Тебе моя жена Алиса накрыла ужин в кабинете, а я тебе настроил кинопроектор. Хочешь посмотреть «Последнее танго в Париже» Бертолучи? У нас же не показывают, считается что фильм порнографический, а я себе привез кассету из Японии, и мне её даже продублировали на русский. Пошли».

Через два часа Нагибин вошел в свой кабинет и увидел мои восторженные глаза. «Вижу, вижу, что тебе очень понравилось. Я тоже обожаю этот фильм. Шедевр, а Марлон Брандо каков? Какой актер, как играет! И ничего удивительного, их там в голливудской школе учат по системе Станиславского, а основал её знаменитый актер Художественного театра и племянник Антона Павловича Чехова – Михаил Чехов. А книжки ты читаешь? Кто твой любимый русский писатель?» Я выпалил как из пушки: «Их два – Михаил Булгаков и Андрей Платонов». Нагибин расцвел: «Ну Булгаковым ты меня не удивил, а вот то, что ты любишь Платонова, это удивительно. Хотя, с другой стороны, у тебя очень хорошая наследственность по маминой линии. Твоя мама блестящий человек, и у неё безошибочное литературное чутьё. Я её побаиваюсь, её критика моей литературы всегда испепеляет мою душу».

Я решил поправить дело и заявил: «Юрий Маркович, недавно в журнале «Дружба народов» был напечатан ваш изумительный рассказ-эссе «Двое и одна и еще один», изумительная вещь, декандентская, импрессионистская». На лице Нагибина появилась гримаса боли. «Ясно мой друг, мне понятен твой литературный вкус и твои предпочтения. Это единственная вещь, которая написана мной в этом стиле и значит вся моя остальная литература тебя не трогает. А ты – мамин сын».

Прошла жизнь, этот случай не выходит у меня из головы, мне горько и стыдно за свою бестактность и больше я никогда не позволял себе и не позволю говорить с авторами об их произведениях.