БОЙ НА ЗАВОДЕ

Вот уже два дня, как наши партизанские отряды перебрались в Хоцкий лес. Стоит нестерпимый июльский зной. Лес, густой и высокий, защищает людей от жары. Только холодная ключевая вода — отрада в такие дни. Лошади, отбиваясь от назойливых комаров, стоят в стороне под тенистыми деревьями.

Иван Кузьмич Примак отдыхает в своей палатке. Он всю ночь, сидя над картой, обдумывал и разрабатывал план предстоящей операции. Мы с командиром конного взвода Федором Тютюнником лежим недалеко от палатки Примака. Федор толкует о лошадях.

— Никак не могу я унять этих жеребцов, — жалуется он. — Вот увидишь, когда-нибудь они своим ржанием выдадут нас всех. Надо от них избавиться.

Из палатки выходит Примак и направляется в нашу сторону. Видимо, он слышал наш разговор, потому что, подойдя ближе, говорит:

— Ты прав, товарищ Тютюнник, надо от них избавиться. Седлай! — и показал рукой на жеребцов. — Мы с Васей съездим на дегтярный завод. Может быть, удастся променять их на смирных лошадей.

Скоро Тютюнник подвел нам оседланных коней, и мы, перекинув через плечо карабины, поехали к заводу.

Перед приходом немцев механик этого завода Шевченко вывел его из строя и ушел в лес к партизанам.

Полуразрушенный корпус завода стоит на открытой местности между двумя дорогами. Одна из дорог ведет на хутор Хоцкий. В стороне от дорог виден большой сарай и несколько деревянных домиков. В домиках живут знакомые нам семьи. Это коренные жители. Кроме них, здесь никого нет.

Мы двигаемся не спеша и, прежде чем направиться на завод, решаем подъехать к домикам и разузнать обстановку.

Но когда мы подъехали к сараю, из большой калитки с винтовкой в руке вышел человек плотного телосложения. Увидав нас, он вскинул винтовку:

— Руки вверх!

Наши карабины за спиной, пистолеты в кобурах, в руках у нас, кроме поводьев, ничего нет. Мы беспомощно стоим, не зная, что предпринять.

— Слезайте с лошадей, — командует человек.

Мы молчим.

— Слезайте! — кричит он и прицеливается в Примака.

Мне кажется, что он одним выстрелом хочет прикончить его и меня взять в плен. Я толкаю коня и закрываю собой Ивана Кузьмича.

Раздается выстрел, но пуля только сшибла шапку Примака. Наши кони, перепуганные выстрелом, шарахаются в разные стороны. Я падаю на землю. Примак соскакивает с коня и стреляет из пистолета, но — мимо! Я поднимаюсь с земли и тоже стреляю. Человек, прихрамывая на левую ногу, спешит скрыться за сараем.

Тут же со всех сторон слышатся винтовочные выстрелы.

Только сейчас нам ясно, что мы нарвались на вражескую засаду.

— Вася, сюда! — кричит Примак и бежит.

Я тоже отступаю в лес, в надежде укрыться за деревьями. Вслед несутся винтовочные выстрелы.

Иван Кузьмич куда-то исчез.

Возвращаться обратно и разыскивать его уже невозможно. Я решаю побыстрее добраться до лагеря, сообщить о происшествии, поднять людей.

Посоветовавшись с командирами взводов и групп, мы приняли решение встретить врага в густом лесу, через который проходит большая дорога.

Партизаны собрались быстро, и вскоре отряд выехал. Выслали разведчиков. Те скоро сообщили, что вражеский отряд в пятьдесят человек с конными дозорными впереди следует по нашей дороге. Мы решаем дозорных пропустить вперед и выслать вслед за ними группу в шесть-семь человек, а с остальными вступить в бой на облюбованной нами небольшой поляне, заросшей мелким кустарником.

Разделившись на две группы, партизаны залегли за толстыми соснами, установив ручные пулеметы на флангах.

Вскоре послышался конский топот — и на поляну выехали пять вооруженных всадников. Доехав до поляны, они остановились, посовещались и тронулись дальше. Вслед за ними показались трое немецких полицейских в черных мундирах. Они о чем-то оживленно беседовали.

Как только полицейские проехали мимо нас, показалась подвода в сопровождении всадников. На подводе сидели трое пожилых мужчин в гражданской одежде. В одном из них я узнал человека, который встретил нас у заводского сарая. Вслед за подводой шел весь отряд.

Когда враги оказались метрах в двадцати-двадцати пяти, я скомандовал: «Огонь!» Нам повезло: мы убили четырнадцать вражеских солдат, взяли в плен двадцать четыре. Много досталось нам трофеев, в том числе сорок лошадей. Среди раненых оказался староста хутора Хоцкого.

Ивана Кузьмича мы отыскали, когда пришли на завод. Раненного, его подобрали и спрятали рабочие. Перед тем как отправиться в лес, мы на заводской стене сделали надпись:

«Если вы не боитесь, можете нас поискать. Мы находимся там, где вас ожидает смерть».

Я шел рядом с подводой, на которой везли Ивана Кузьмича, и старался хоть чем-нибудь облегчить его страдания. Мне было больно видеть, как мучительно переносит он дорогу.

Ранение Ивана Кузьмича оказалось очень серьезным. Мы ухаживали за ним, лечили его, как могли, но потом все-таки отправили на «Большую землю». А вскоре на «Большую землю» попал и я. Мы снова встретились.

Произошло это вот как.

В самый разгар Великой Отечественной войны по приказу Центрального штаба партизанского движения Украины двадцать восемь человек с особым заданием должны были переправиться в тыл врага. Командиром этой группы был назначен Иван Кузьмич Примак, комиссаром — бывший командир группы Василий Бутенко. Все входившие в состав группы были надежные, проверенные в боях, во вражеском тылу партизаны. Я тоже летел с этой группой. Это было мое второе задание в тылу врага. Меня радовало то, что я вновь был с Иваном Кузьмичом, любимым боевым командиром.

На трех самолетах, сопровождаемых нашими истребителями, мы летим на большой высоте на юго-запад.

Первый летный час прошел сравнительно быстро и незаметно. Потом из бортового окна самолета партизаны увидели шарообразные огни; они ложились то справа, то слева от нашего самолета. Это стреляли немецкие зенитки. Самолет набрал предельную высоту и, развив максимальную скорость, спешил побыстрее вырваться из зоны зенитного огня. Члены экипажа засуетились, о чем-то переговариваясь между собой. Партизаны, прижавшись друг к другу, дремали на бортовых сиденьях.

Глубокой ночью командир корабля подошел к Ивану Кузьмичу и сказал:

— Погода испортилась, но мы уже прилетели к намеченной цели.

По сигналу Ивана Кузьмича мы встали и приготовились к прыжку. Самолеты, кружась, один за другим стали сбрасывать парашютистов. Иван Кузьмич, Василий Бутенко и радистка Зоя покинули борт самолета последними.

Самолеты, как бы прощаясь с нами, сделали круг и улетели.

Тихо. Темно. Только в небе видны белеющие парашюты наших товарищей. Но вот внизу неожиданно вспыхнули какие-то огни, скоро во все стороны, освещая парашютистов, полетели ракеты.

Враги стреляли снизу трассирующими и разрывными пулями, партизаны в ответ сверху стали бросать гранаты и отстреливаться из пистолетов. Своеобразный бой в воздухе через некоторое время перешел на землю.

Кто приземлился живым, на ходу сбрасывал парашют и включался в бой. Иван Кузьмич, получив в воздухе легкое ранение, приземлился благополучно, но Бутенко был ранен тяжело. Он упал на землю без сознания.

Примак только сейчас разобрался, что мы высадились над самым аэродромом противника. Единственный выход теперь — биться до последней возможности, до последней капли крови.

Уцелевшие партизаны — их осталось человек шестнадцать, не больше, — с гранатами в руках ринулись к стоянкам немецких самолетов. Раздались взрывы, запылал большой пожар. Через несколько минут вражеский аэродром был в огне.

Перестрелка усилилась.

Только в половине шестого утра прекратился этот неравный бой. Между сожженными немецкими самолетами лежали трупы наших товарищей. С большим трудом немногим партизанам удалось вырваться из окружения и уйти в лес.

Потеряли мы и нашего комиссара Василия Бутенко, но впоследствии узнали, что, тяжело раненный, он попал в плен и пережил горькие муки. Его подвергли изощренным пыткам, добиваясь необходимых сведений.

На допросы его приводили в полном сознании, а уносили совершенно бесчувственного. И все-таки враги не сломили этого мужественного человека. В фашистском застенке он провел около двух месяцев.

Но и на этом не кончились мучения Василия Бутенко. Отчаявшись добиться от него сведений, немцы решили перевести его в бухарестскую тюрьму. Зимой, в лютый мороз, в легкой и рваной одежде Бутенко шагал в далекую Румынию. Порвалась обувь, и остаток дороги он шел босиком, обморозил ноги и тяжело заболел.

В Бухаресте полицейские сдали его в центральную городскую тюрьму. В этой мрачной, с суровым режимом тюрьме Бутенко провел больше года. Наступил 1944 год. В августе наша славная Советская Армия освободила Бухарест от немецких захватчиков. Все военнопленные были освобождены из тюрем и лагерей. Бутенко оказался на свободе за день до казни. Василий вместе со своими земляками возвратился на Родину.

Сейчас он проживает в селе Ромашки, Ржищевского района, Киевской области.