ПЕРЕПРАВА

В начале осени 1943 года немецко-фашистские войска оставили Харьков и стремительно откатывались к Днепру. 17 сентября в штаб партизанского соединения имени Чапаева, действовавшего в то время в Хоцких лесах на левобережье Днепра, прорвалась разведка танковой части регулярной Советской Армии.

Командир разведчиков подполковник-танкист еле освободился из объятий радостных партизан. И как нам было не радоваться: враг бежит, многострадальная земля Украины освобождается от ненавистных оккупантов! Танкист немедленно попросил проводить его в партизанский штаб.

— У меня очень важное задание, — сказал он. — Свободного времени нет ни минуты.

Мы не стали его задерживать, отвлекать расспросами и с контрольного поста почти бегом направились в глубину леса, в штаб. Что-то важное привез нам гость с советской земли, и как жаль, что нам не удастся поговорить с ним подробнее! Танкист скрывается в штабной землянке, а мы остаемся наверху. Какими долгими показались мне те полчаса, которые провел танкист у нашего командира!

— Прощайте, — сказал подполковник, появляясь в дверях. — Ждите нас ночью…

Тут же командиров отрядов позвали к Примаку. Я руководил тогда третьим отрядом, самым большим в соединении. Именно поэтому мне приходилось часто выходить на серьезные задания. И еще одна особенность была у моего отряда: почти все его бойцы — местные жители, хорошо знающие родное Приднепровье. А в своем доме, как известно, и стены помогают.

И на этот раз меня ждало важное задание.

— Рассаживайтесь, товарищи, — сказал командир соединения, как только мы вошли в землянку, и сразу обратился ко мне: — Вася, сколько у тебя в отряде местных жителей?

— Человек сто, сто пятьдесят.

— Добре! — довольно крякнул командир. — Откуда больше?

— Да почти все из ближних деревень: из Григоровки, из Малого Букрина, из Луковицы, есть и трахтемировские, — начал перечислять я, но командир остановил меня.

— Вот и хорошо. Как раз то, что нам требуется. А теперь все послушайте меня внимательно.

Командир раскрыл перед нами план предстоящей операции. Советские войска должны были на днях выйти к Днепру и с ходу форсировать его. Дело это нелегкое. Передовые части не располагали переправочными средствами. Вот поэтому командование обратилось к партизанам с просьбой захватить на правом берегу Днепра плацдарм и удержать его до прихода регулярных войск. Указывалось конкретное место переправы и примерные границы плацдарма.

Партизаны должны были захватить село Григоровку и еще несколько прибрежных сел и выйти на высоты в районе Великого и Малого Букрина. По имени этих сел плацдарм получил впоследствии название Букринского.

— На операцию пойдет отряд Кайсенова, — подытожил командир. — Подбери, Кайсенов, сто двадцать человек, подготовь лодки. Ночью получите автоматы и противотанковые гранаты.

Времени у меня было в обрез, а сделать предстояло многое. Я выслал разведчиков с заданием наблюдать за правым берегом, а с остальными партизанами пошел отыскивать лодки. Лодки у нас были. Еще летом мы захватили у немцев несколько вместительных весельных судов и затопили их в глухих днепровских лиманах. Теперь надо поднять их и привести в порядок.

К вечеру лодки были подняты и сушей доставлены в ивняковые заросли на левом берегу Днепра против села Григоровки. Разведчики порадовали хорошими вестями: в Григоровке почти не обнаружено никакого движения. Ничего подозрительного не наблюдалось и на высотах, которые нам предстояло занять.

Григоровка — крупное село. Оно начинается у самого берега и уходит по узкой, глубокой лощине к дальним правобережным холмам. Здесь всего одна улица. Дома лепятся по склону и словно нависают над дорогой. И дорога очень узкая: двум грузовикам не разъехаться. Все это партизаны хорошо знали. Знали мы также и то, что в селе располагается небольшой гарнизон жандармерии и регулярных немецких войск. В селе могли быть и легкие танки, которые патрулируют дороги и сопровождают идущие к фронту фашистские части.

— Переправляться будем ниже Григоровки, — сказал я своим товарищам. — Так будет легче подобраться к селу и внезапно напасть на него.

К ночи у нас все было готово для переправы. Партизаны получили автоматы и много противотанковых гранат, как узнали мы позже, доставленных нам армейскими разведчиками. Оставалось только посадить в лодки людей и по сигналу оттолкнуться от берега. Но такого сигнала от командира соединения все не было. Партизаны стали волноваться. Время уходит, немцы могут пронюхать об операции, и тогда нам придется плохо.

Наконец на берегу появился командир соединения. За ним торопливо следуют какие-то люди. «Солдаты!» — определил я, когда они подошли ближе.

— Все готово? — спрашивает командир.

— Все, — неестественным, хриплым голосом говорю я. — Ждем сигнала.

— Сейчас будете отправляться, — командир махнул рукой стоявшим в отдалении солдатам. — Принимай гостей — и в добрый путь!

— Приказано сопровождать вас, — козырнул солдат. — Укажите нам место в лодке.

Солдат было четверо. Бравые, рослые молодые ребята. Давно я не видал таких, и вооружены отлично. У всех автоматы, кинжалы в ножнах, бинокли. Одеты во все новое, добротное. Совсем неказисто выглядят рядом с ними разношерстно одетые партизаны. Сразу видно, что это солдаты мощной регулярной армий. Нашей, родной армии-освободительницы. И хотя их всего четверо, кажется, что у нас прибавилось сил, и предстоящий бой не так страшен. Даю команду усаживаться в лодки. Солдаты устраиваются в самой вместительной. С ними радиостанция, а ею нельзя рисковать.

Первой идет разведочная лодка. Вот она уже на середине. Все спокойно и тихо вокруг. Пора отправляться и нам. И вдруг над Днепром гремит резкая пулеметная очередь. Трассирующие пули веером рассыпаются вокруг лодки. Она заметалась, накренилась и беспомощно заплясала на воде. Нам видно, как кто-то переваливает через борт и, отфыркиваясь, цепляется руками за лодку. Течение уносит наших разведчиков вниз. По ним продолжают стрелять. В перестрелку вступает второй, затем третий вражеский пулемет. Лодка исчезает в темноте. Немцы ведут огонь с того самого места на берегу, куда мы еще днем решили высаживаться. Неужели враги пронюхали о переправе?

Однако раздумывать некогда, мы оставляем оружие и боеприпасы в лодках, а сами по команде дружно скатываемся в воду. Уцепившись за борта, подталкиваем лодки и гребем к противоположному берегу. Нас накрывают пулеметчики, но мы и не думаем останавливаться. Лодки сносит течением, и цепочка партизан растягивается. Ни стонов, ни криков. Раненые тут же молча возвращаются к своему берегу. Все они — хорошие пловцы. Все, за исключением своего командира. Только в воде я с ужасом вспоминаю, что как-то не выбрал времени научиться плавать. А если ранят? Но рядом со мной дюжий партизан Алексеенко, и я успокаиваюсь. Он-то меня не бросит, в случае чего вытащит.

Наше суденышко плывет довольно резво. Это потому, что гонят его всего восемь человек. Да и вражеский огонь не дает дремать. Пулеметы захлебываются, над водой повисают ракеты. Странно, что никто из восьми даже не ранен. Видно, враги нервничают — сильно мажут. Так часто бывает с фашистами. Мы хорошо их изучили: они храбры, когда их много.

Вот наши ноги ощущают дно. Берег близко. Напрягаем последние силы и на руках выносим лодку на песок. Быстро разбираем оружие и бежим туда, где засели враги. На секунду оглядываюсь: все, кажется, в порядке. Вода кипит от пуль, но лодки плывут, упрямо приближаются к берегу.

Быстро отрезаем немецких пулеметчиков. Они — на виду, даже окопы как следует не отрыты. Партизан Иван Романенко первым бросает гранаты. Один пулемет умолкает. Слышны взрывы и у других пулеметных точек. Все кончено. Дорога к Григоровке открыта. От берега бегут партизаны. Они собираются маленькими группками и спешат на высоты. Здесь у нас место сбора. Еще накануне мы разбили отряд на группы по двадцать человек, и в каждую назначили командира. Я замечаю около себя Романенко и вспоминаю, что он командир группы.

— Романенко! — кричу я. — Где твои люди? Собирай немедленно.

Романенко убегает. Я присаживаюсь на жесткую траву и оглядываю свое войско. Неужели это все мои бойцы? Их много, человек сто. И как же это они уцелели? Пыхтят, торопятся, пробираются ко мне и те четверо — солдаты. И они уцелели. Живы и здоровы. Но в каком виде? С них течет вода, на руках, на лицах — подтеки грязи, сапоги чавкают — в них вода. Солдаты быстро устанавливают радиостанцию, и через несколько минут я слышу далекий, но какой-то родной и будто знакомый голос. Это командир воинской части. Он поздравляет меня с успешным началом операции и приказывает двигаться дальше.

— Держитесь! — доносится издалека. — Посылаем к вам помощь.

Мы штурмуем Григоровку. Подвижные группы партизан блокировали лощину и обстреливают село с разных сторон. В селе невообразимая паника. Столкнулись на узкой дороге и горят машины. Несколько танков пытаются отстреливаться. Вскоре партизаны поджигают один из них, а другие поспешно отступают. Фашистские танки давят своих, вдребезги разносят машины и повозки и спешат выбраться из села. Зажатые в узкой лощине, фашисты мечутся и почти не оказывают нам сопротивления. Неожиданное смелое нападение обеспечило партизанам успех. Григоровка — наша! К рассвету партизаны занимают Луковицу, Зарубинцы, Трахтемиров, высоты южнее Великого и Малого Букрина.

Здесь, на высотах, когда-то, при отступлении, шли тяжелые бои. Сохранились окопы, блиндажи, глубокие траншеи. Они оказались как нельзя кстати сейчас. Мы знали, что немцы не оставят нас в покое, попытаются столкнуть в Днепр. Партизаны заняли оборону и приготовились к жестокому бою. Фашисты не заставили себя ждать. Утром появились их самолеты, потом пошли танки. Местность вокруг изрезана оврагами, вражеским танкам трудно маневрировать, и партизаны сравнительно легко отбивают первые две атаки. Солдаты зовут меня к рации.

— Держимся! — отвечаю я на вопрос незнакомого командира. — Но трудно. Очень трудно. Теряем партизан.

— Помощь идет, идет помощь! — хрипит рация.

Я чувствую, что тот командир волнуется не меньше меня. Когда мы отбиваем третью атаку, приходит наконец помощь. Помощь довольно внушительная: рота автоматчиков. Бойцы быстро и умело рассредоточились в окопах. Я предложил командиру роты взять партизан под опеку опытных бойцов и командиров. Он согласился. Когда переформировка была закончена, молоденький лейтенант весело сказал мне:

— Теперь нам и сам черт не страшен: армия и народ соединились, а эту силу никому не сломить!

— Это верно, — поддержал я. — Но одной ротой немецкие танки не сдержишь. Видишь, опять они ползут на нас.

— Кто сказал, что у нас одна рота? — удивился лейтенант. — Посмотри на Днепр. Знаешь, что сейчас делается на переправе?

А на переправе, кажется, творилось что-то ужасное. Самолеты с ревом проносились над нами, пикировали и сыпали в днепровскую воду свой смертоносный груз. Эх, несладко приходилось там нашим! Не один солдат лег на мокрый песок, не одного храбреца убаюкал на вечный сон седой Днепр. Выдержат ли наши? На плацдарме стоит сплошной грохот, в окопах рвутся бомбы, снаряды, тяжелые мины. Фашистские танки с ревом кидаются на наши позиции.

Большие потери у партизан. В группе Романенко не осталось ни одного человека. Часть партизан погибла еще ночью в Григоровке, когда брали немецкий штаб, большинство полегло здесь, на высотах. А где-то там, за высотами, раскинулось село Малый Каратель. Село, где родился и вырос партизан Романенко. Недолго осталось оккупантам топтать советскую землю, разгуливать по улицам Малого Карателя. И туда придет Советская Армия. Но Романенко этого уже не увидит…

Вот я вижу как он, грязный, закопченный, в изодранном пиджаке, поднимается со дна окопа. Он оглушен, изранен. В руках у партизана тяжелая противотанковая граната. Романенко выпрыгивает из окопа и шагает навстречу фашистскому танку.

— Куда ты, Романенко?! — кричу я. — Назад!

Но он не слышит меня. В голове его одна мысль: остановить танк, грудью заслонить родную землю. Он поднимает гранату над головой. Танк тяжело ползет на героя. Но не стреляет. Видно, пробирает фашистов дрожь. И за крепкой броней не чувствуют они себя в безопасности, когда вот так, с открытой грудью, в полный рост наступает на них советский человек. Романенко взмахивает рукой — и граната летит под гусеницы вражеского танка. Но тут фашистский снаряд поднимает на воздух безжизненное тело храброго партизана. Величественная, прекрасная смерть…

Мы идем по траншеям, отбиваемся гранатами, стреляем из автоматов. Мало, совсем мало осталось партизан. Между зелеными гимнастерками редко мелькают фигуры наших, в неформенной одежде. Но мы держимся. Самолеты утюжат нас, над окопами желтая пыль, горький тротиловый дым. Нечем дышать, во рту пересохло. Люди кричат и не узнают своих голосов. Кто-то настойчиво оттаскивает меня от бруствера и с силой тянет за собой. Забираемся в какой-то разбитый блиндаж. В углу потрескивает рация. Просто чудо, как она уцелела в таком аду.

— Держитесь до двенадцати! — слышу я взволнованный голос. — Только до двенадцати.

До двенадцати совсем уж немного, каких-нибудь полчаса. Выдержим. Надо выдержать. Над Днепром по-прежнему стоит грохот и рев самолетов. Он особенно слышен нам, когда над нашими окопами в редкие минуты не рвутся снаряды и мины.

Полчаса тянутся целую вечность. Я контужен, из ушей, из носа течет кровь. Кто-то наскоро перевязывает меня. Надоедливая, тупая, ноющая боль во всем теле. Она не утихает. В окопах и вокруг все черно, земля изрыта воронками.

— Назад! — доносится до меня. — Кайсенов, назад…

— Что — назад? — ору я изо всех сил. — Отступать?

— Назад погляди, чудак, — молоденький лейтенант трясет меня за плечи и поворачивает лицом к Днепру. — Видишь, что сзади нас делается? А ты — отступать!

Сердце у меня на секунду остановилось, в глазах зарябило. Что это? Что там делается? Нет, такого я никогда не видел. От Днепра, от Григоровки к нам на высоты шли войска. Танки, машины с пушками. Над нами прошелестели и разорвались в расположении атакующих немцев первые наши снаряды. Помощь! Пришла помощь. Я машинально взглянул на часы, они остановились. Но какое это имеет значение? До часу или до двенадцати мы держались на высотах — совсем неважно. Главное — высоты наши, и Днепр наш! Навсегда наш!

…Партизан тут же вывели из боя. Вместе со своими товарищами к вечеру я переправился на левый берег. В штабе воинской части нас ожидали. Среди командиров я увидел и того разведчика-танкиста, который накануне установил связь с партизанами. Он приветливо улыбнулся мне, крепко пожал руку. Командование части горячо благодарило партизан за помощь в переправе через Днепр. Я получил в награду ценный подарок — личное оружие.

— Вы ранены? — забеспокоился офицер, заметив кровь на моей одежде. — Немедленно доставьте командира в госпиталь.

— Теперь уже ничего, — поблагодарил я, — помогите мне добраться до своего соединения.

— Хорошо, — согласился он. — Ваш штаб находится в селе Пологие Бергуны. Вас и ваших товарищей сейчас отвезут туда.

…Уже в госпитале я узнал из газет о награждении своих товарищей, отличившихся в боях за Букринский плацдарм. Встретилась мне и фамилия Сысолятина. Кто же это такой? Вскоре мне рассказали, что Сысолятин — это боец-радист, который связывал меня со своим командованием. Храбрый парень, безусловно, он заслужил почетную награду.

Вспомнили мы тогда и тех, кто погиб на плацдарме, не дожил до окончательной славной победы.

Вспоминают партизаны своих боевых друзей и сейчас и никогда не забудут. Память героев дорога всему нашему народу.