Декабрь 1974
Декабрь 1974
18 декабря
Начал новую тетрадь (первую, неоконченную, оставил в деревне. Там ее и буду кончать, а эту оставлю для Москвы). Дела, как всегда, не блестящи. Что касается фильма:
Студия дала ему вторую категорию. Прокат не печатает никаких копий; видимо, тиража не будет. Состоялось обсуждение в Комитете, где все кляли меня на чем свет стоит. Хотели (в защиту) выступить Арнштам и Карасик, но им не дали слова. «Идиота» делать Ермаш мне не дает. Посмотрим.
Месяц провел в Мясном. Не прочел ни строчки. Пилил и колол дрова, чинил с Родиным М. И. электропроводку, сделанную чрезвычайно халтурно. Тяпа очень вырос, и я скучаю сейчас о нем. В доме холодно. Летом его надо будет утеплять (потолок в кухне, м. б., паровое отопление, сухие дрова).
С сегодняшнего дня работаем с Сашей М[ишариным] над сценарием для Хамраева, от которого ни слуху ни духу. Хотим за 10 дней написать все 65–70 страниц.
Получаем с Ларисой две квартиры на «Мосфильме». Ждем ордера, все документы уже сданы.
Я весь в долгах. Надежда на таллинские договоры (5 января) и просмотры «Зеркала» через Бюро пропаганды.
22 декабря
Премьера в Доме кино прошла с большим успехом. На следующий день было много звонков даже незнакомых лиц. Вчера получил письмо от Л. Аннинского, где он чрезвычайно высоко ставит фильм:
«Многоуважаемый Андрей Арсеньевич,
Разрешите мне поделиться с Вами впечатлениями о „Зеркале“, которое я посмотрел только что.
Эта Ваша работа потрясла меня. Как человек одного с Вами поколения, я нахожу разительные совпадения в тех реалиях, которые воплотили для Вас и для меня духовные ценности, но даже если бы и не это, — все равно: это Ваше свидетельство становится для меня в один ряд с самыми важными акциями современного искусства. Мне близко Ваше ощущение всего того ужаса, крови, потерянности, которые сформировали нас. Близко и другое: чувство, что невозможно, нельзя, надо было бы улучшить, отменить, изменить все это. Ваше горькое смирение близко мне. Ваша боль и Ваша надежда.
Хочу коснуться еще одного вопроса. Я слышал, будто работу Вашу сильно порицали и дали ей какую-то там неважную категорию. Я думаю, что Вас это мало задевает. Ибо суть Вашей работы во все эти категории не укладывается и не обязана укладываться. Но если (я допускаю это) подобные неприятности на Вас все-таки действуют и если моя моральная поддержка хоть немного укрепит Вас, — то позволю себе признание, в принципе непозволительное: я считаю Вас одним из самых интересных художников теперешнего мирового экрана и чувствую в Вашем искусстве и в Вашем духовном опыте глубочайшую необходимость.
Желаю Вам сил. Искренне Ваш,
Л. Аннинский. 21.XII.74.»
(Меня это не слишком радует, т. к. в свое время Аннинский восторгался «Войной и миром» Бондарчука.)
Мария Ивановна Вишнякова, мать Андрея, Андрей и художник Николай Двигубский на съемках Зеркала, Тучково
Ч. Айтматов смотрел картину оба сеанса подряд и заявил, что это гениально. В общем эффект премьеры очень сильный. Все поздравляют. Прошел слух, что в «Искусстве кино» будет опубликована ругань на комитетской коллегии в адрес «Зеркала». От Суркова можно ждать чего угодно.
Мария Ивановна с Андрюшей и Мариной. Хутор Горчакова, Тучково, 1935 г.
Собираюсь написать письмо Ермашу, где буду требовать запуска с одним из следующих названий:
1. «Идиот».
2. «Смерть Ивана Ильича».
3. О Достоевском.
И м. б., 4-ое — «Пикник на обочине».
23 декабря
Кстати, об Аннинском: говорят, что за статью в «Комсомольской правде», где он ругает фильм Кончаловского, Аннинскому Ермашом была запрещена книга, которая вот-вот должна была идти в набор.
Айтматов собирается писать о «Зеркале», которое ему чрезвычайно понравилось.
Мишарин запил и пьет уже третий день. Это в ситуации, при которой мы должны сдавать 30-го сценарий. Работать с ним я больше не буду. Себе дороже.
20-го после премьеры подходил ко мне Алеша Гастев поздравить. Сказал, что «это на грани гениальности…» Он очень строгий критик и за все предыдущие фильмы меня ругал.
25 декабря
Е. Н. Опочинин в «Беседах о Достоевском» приписывает ему слова:
«Вот, говорят, творчество должно отражать жизнь и прочее. Все это вздор: писатель (поэт) сам создает жизнь, да еще такую, какой в полном объеме до него и не было».
(«Звенья», №VI, Academia, 1936).
На этом пленуме «по драматургии» (?!), наверное, речь Айтматова привела к тому, что участники его требовали просмотра «Зеркала». Начальство, дрогнув, разрешило (?!). Успех был полный. Вплоть до того, что вечером (вчера) позвонили Т. Макарова и Герасимов и страшно хвалили картину, что произошло впервые за все мои годы работы в кино. Что бы это значило?
Вчера страшно рассорился с Багратом и Ларисой. Любит она сплетни чрезвычайно и верит им. Не от ума это, конечно.
Сейчас пишем с Сашей «Сардора». Надо успеть к 30-му.
Вот открытка от Сережи Параджанова, которую мне привезла в деревню Лариса:
«Андрей Первозванный!
Фильм Баграта мне очень понравился. Армяне — безразличны. Армян волнует футбол. Два кадра из „Зеркала“ — мне достаточно, чтобы понять остальное. Есть ли цвет? „Солярис“ я см[отрел] черн[о-]белый. Не хочу цвета!
Сожалею, что не свиделись в Тбилиси на вечере печали Тамеза! С понятием „изоляция“ я свыкаюсь, как космонавт с пространством. Истина моего положения и окружения — патология — уголовная. Это строгий режим! „Гранитный карьер“. Не видел „Калину красную“ — думаю, что это арабески на тему. Мир, в который я играл — мир фей, поэтов, сказочников и царей Киевской Руси, — смешон рядом с юношей с десятью судимостями, татуированными 90 % кожи на теле, жаргоном и патологией.
Что я делаю: сперва строил, потом штопал мешки, сейчас я прачка! В спину мне поют: „Вор никогда не станет прачкой“ и т. д. Рекомендуют писать помиловку. Зачем. Я посажен не для милования. Я не мог представить, что 14 обвинений, представленных мне на Украине, заменит статья Ж…дел!!! (извини).
Как я мог не принять приглашения на обед тогда, а охмелел на пирушке у Григоровича и обидел Вас с Ларисой. Когда увижу Ларису — подарю ей диадему за сына. Ей — Ларисе (не Кадочниковой) — вероятно, тяжело быть женой гения.
Андрей, не пиши — может измениться адрес! Этап!»
Верно ли, что я стремлюсь к «Идиоту»? Не превратится ли экранизация в иллюстрацию моих принципов, которые будут неорганичными на фоне структуры самого романа? Может быть (даже при помощи классики) «Смерть Ивана Ильича», требующая самого серьезного «переписывания» и перелопачивания, более приспособлена для меня? Там все надо воскрешать, пережив наново. Это существенно.
Конечно, «О Достоевском» наиболее целесообразный замысел для меня, хотя он тоже страдает нехорошим, конструктивистским умыслом. Я имею в виду т. н. пласты — настоящее, бывшее идеальное и их соединения.
Совершенно гармонической формой для меня сейчас мог бы быть фильм по Стругацким: непрерываемое, подробное действие, но уравненное с религиозным действом, чисто идеалистическое то есть полутрансцендентальное, абсурдное, абсолютное. («Моллой» С. Беккета.) Схема жизни человека, стремящегося (действенно) понять смысл жизни. И самому сыграть Не рухну ли я под тяжестью двух аспектов? Ах, интересно!
1. 2 актера.
2. Единство места.
3. Единство действия.
4. Можно проследить за природой от часа к часу (как темнеет или светлеет).
(Взять «Моллоя» для Стругацких.)
27 декабря
Саше звонила Крымова (критик). Она и Эфрос считают «Зеркало» гениальным.
На с. 130: Андрей Тарковский на съемках «Зеркала», Тучково