1679–1681 годы
1679–1681 годы
По поручению Кольбера Перро должен был поехать во Фландрию — в те области, которые по условиям Нимвегенского мира перешли к Франции. Здесь находились мануфактуры по производству полушерстяных тканей, ранее бывшие главными конкурентами французских. Шарлю предстояло заново организовать тамошнее мануфактурное производство и наладить изготовление гобеленов.
Шарль искренне обрадовался поездке. Ему необходимо было отвлечься. Потеря любимой жены угнетала его, и боль не отступала ни на один день.
Стояла зима. На дворе был январь. Но снега в эту зиму выпало мало, он сразу таял, дороги развезло, и карета ехала медленно. Ноги Шарль укутал тем самым меховым пледом, который всегда давала ему в дорогу Мари…
Шарль вернулся в Париж спустя полмесяца, успешно выполнив задание Кольбера.
И вновь потянулись дни и месяцы будничной, рутинной работы. Весь день Шарль проводит в офисе, а вечер посвящает детям. Малыши часто просят отца посидеть с ними, и случается, что в эти одинокие вечера он рассказывает им старые французские народные сказки. Вернее, пытается рассказывать, потому что Шарль основательно позабыл их за прошедшие годы. Он рассказывает вечером детям то, что помнит, а по утрам или днем, когда свободен, просит прислугу рассказать ему сказки так, как они их помнят, и они рассказывают сказки про Маленькую Аннетту, про Куртийон-Куртийета, про Принцессу-мышку, про Жемчужинку, про сметливого солдата…
Господи! Словно небо опрокинулось на него: он вспомнил себя маленького — как он сидел либо возле камина, либо возле няни, либо на конюшне, либо среди чесальщиц льна и с первыми же звуками голоса сказочника или сказочницы вдруг попадал в таинственный волшебный мир. В этой таинственной стране можно было надеть плащ-невидимку и появляться, где захочешь; можно было прямо на земле расстелить скатерть-самобранку; здесь нельзя было заблудиться, потому что герой, отправляясь в путь, получал волшебный клубочек; здесь нельзя было даже умереть, потому что если тебя убьют — то живая вода сможет тебя оживить. Уже стариком начинал понимать Шарль, какой чудесный мир он потерял на взрослых дорогах и как приятно снова в него попасть!
Вечерами он приходил в спальню к мальчикам — а с ним вместе и Франсуаза — приходил с тетрадкой и уже не рассказывал, а читал своим детям сказки, которые записывал от прислуги. И однажды Шарль-Самюэль задал ему вопрос, который почему-то смутил его:
— Папа, ты сам это придумал?
— Нет, сынок, — ответил Шарль, — это давно-давно придумал другой папа или другая мама.
— А ты нам придумаешь сказку? — попросил малыш.
И Шарль ответил:
— Постараюсь, сынок.
…Может быть, в это мгновение и проснулся в Шарле Перро сказочник? Но так или иначе, именно дети обратили его к сказкам, а Пьер, самый младший из его сыновей, — тот, который еще спит у кормилицы, и подарит ему сюжет книги сказок, которая обессмертит имя отца и сына.
Когда Шарль написал первую сказку? В точности неизвестно. Сборник его поэтических сказок выйдет через 16 лет, в 1695 году. Но это не значит, что именно в девяностые годы он стал писать сказки. Мы имеем свидетельства, что он начал сочинять их значительно раньше. Так, посылая одному своему знакомому сказку в стихах «Гризельда», он пишет, что «в черновых записях она пролежала у меня много лет». Сколько это — «много»? Десяток лет? Или больше?
Но очень вероятно, что эта сказка, как и другие его сказки, родилась по просьбе его милых малышей, которым он решил посвятить всю свою жизнь.
А чем еще занимается Перро в эти годы? Читает и… вышивает. В те годы вышивание было достойным мужским занятием, и даже сам король любил удивлять узорами и цветом своих работ. В Лувре и Версале устраивались выставки вышивок. И Шарль публикует работу «Вышивание короля», в которой восхищается искусством монарха. Кольбер передал Перро, что Людовик остался доволен его работой.
И еще он молится. Потеря любимой жены кажется Перро Божьим наказанием за его грехи, и он старается вымолить у Господа прощение. В эти годы он пишет религиозную поэму «Адам и Сотворение мира», которая долго ходит в списках.
* * *
Шарль внимательно следит за жизнью двора и замечает, что всемогущая маркиза Монтеспан постепенно приходит в немилость короля.
От маркизы Монтеспан король имел сына — герцога Менского, а также еще пятерых детей: графа Вексена, аббата Сен-Дени, родившегося 20 июня 1672 года и умершего в 1683 году; дочь, названную девицей де Нант, родившуюся в 1673 году; дочь, названную девицей де Тур, родившуюся в 1676 году и скончавшуюся в 1681 году; дочь, названную девицей де Блуа, родившуюся в 1677 году; и графа Тулузского, которого маркиза Монтеспан родила в 1678 году. Все эти дети, вопреки французским законам, были признаны законнорожденными: этого пожелала Монтеспан и с ее желанием согласился король.
Но по мере того как возрастала любовь Людовика XIV к этим детям, она мало-помалу ослабевала к их матери, которая с каждым днем теряла прежнюю красоту.
Сначала королю понравилась госпожа Субиз. Затем он приблизил к себе госпожу Людр. Когда одна придворная дама доложила об этом королеве, та оборвала ее:
— Это меня не касается! Скажите об этом маркизе Монтеспан!
За госпожой Людр последовала девица Фонтанж. Эта, как ее называли, мраморная статуя обессмертила свое имя не потому, что была любовницей короля, но потому, что носимая ею прическа обратилась тогда во всеобщую моду.
Когда она была с королем на охоте в бурную и ненастную погоду, сильный порыв ветра испортил ее прическу. Чтобы не дать своим волосам растрепаться, Фонтанж со свойственной всем женщинам сноровкой удержала прическу тем, что подвязала ее лентой. Эта лента так кокетливо была привязана и так шла ей к лицу, что король попросил новую фаворитку не снимать ее с головы. На другой день все придворные женщины имели на голове ленту, точно так же прикрепленную к волосам. Эта прическа и стала называться прической а ля Фонтанж.
Фонтанж родила королю сына. Вообще, Шарль уже заметил, что рождение детей было гибельно для королевских фавориток. Роды были весьма трудны и имели пагубные последствия: Фонтанж потеряла прежнюю прелесть лица, свою прекрасную талию и, подобно увядающей розе, стала блекнуть в своей красоте. Король со свойственным ему эгоизмом начал мало-помалу от нее отдаляться. Фонтанж не смогла вынести этого и попросила позволения удалиться в монастырь, на что получила согласие.
Но все это были случайные соперницы госпожи де Монтеспан.
Из-за их прекрасных фигурок была сначала не видна настоящая ее соперница — госпожа де Ментенон. Шарль Перро знал ее еще как вдову поэта Скаррона.
Вскоре после смерти мужа, бедного поэта Скаррона, с ней, как рассказывали Шарлю, произошел случай, которому вдова, впрочем, не придала никакого значения. Однажды, когда она входила в дом, порог которого как раз починяли, один из каменщиков по имени Барбе, слывший в то время за предсказателя, остановил ее за руку и сказал ей:
— Сударыня, поверьте мне, вы будете королевой.
Вдова отмахнулась от этих слов, ибо в то время жила вместе со служанкой в маленькой и тесной комнате на четвертом этаже, куда нужно было взбираться по грязной и узкой лестнице. Она ведь лишилась и пенсиона после смерти королевы-матери.
Несмотря на это, ее посещали знатнейшие лица двора. Более того, в ее судьбе решила принять участие маркиза де Монтеспан, конечно же еще не знавшая, что тем самым она готовит себе замену. Именно она добилась от Людовика XIV, чтобы пенсион, назначенный Скаррону, был возвращен его вдове.
Когда у маркизы де Монтеспан родился сын, герцог Менский, она тотчас вспомнила о своей любимице. Франциска д’Обиньи (таково было ее настоящее имя) стала гувернанткой герцога Менского, а также других детей, которых маркиза родила от короля. Но при этом она вытребовала условие, чтобы ни от кого не зависеть и никому кроме короля не отдавать отчет в воспитании вверенных ей детей.
Она знала, что делала: это дало ей право вступать в прямые сношения с королем. Ее письма королю были написаны с таким изяществом, что даже превосходили письма госпожи де Севинье. Король не мог не обратить на нее внимание, а обратив, не мог не воспылать к ней страстью. Щедрые милости и благодеяния короля позволили ей купить землю Ментенон. Таким образом Франциска д’Обиньи стала госпожой Ментенон.
В жизни Франции она сыграла не лучшую роль. Ярая католичка, она не любила протестантов, и это под ее влиянием в 1681 году Людовик XIV провозгласил лозунг: «Одна страна — один король — одна религия!»
А ведь едва ли не треть Франции исповедовала протестантизм. В манифесте короля было указано, что те, кто отречется от реформатской религии, будут освобождены от податей, а дома их — от военного постоя.
Тогда же было приказано закрыть Седанскую коллегию, которая одна в королевстве оставалась для обучения детей протестантов.
А между тем еще в 1680 году Шарль стал участвовать в работе литературно-философского кружка, который собрался вокруг протестанта Анри Жюстеля. Здесь он встречался, разговаривал и спорил с видными писателями и учеными. Его очень интересовали взгляды немецкого ученого Готфрида Лейбница, английского ученого Джона Локка, которые посещали Жюстеля и рассказывали его гостям много нового из мира науки. В кружке читались произведения Рене Декарта, Поля Гассенди, Бенедикта Спинозы, Галилео Галилея.
Заседания кружка нравились Шарлю еще и потому, что здесь не было косности. Напротив, здесь пропагандировался экспериментальный метод познания, «его величество опыт», который открывал перед исследователем еще непознанные дали и мог дать непредсказуемые результаты.
О кружке Анри Жюстеля ходила молва как о сборище «бунтовщиков» и вольнодумцев. Но Шарль приходил сюда просто потому, что был любознательным человеком, жаждал новых знаний и использовал для этого все средства.