Часть пятая СТАРОСТЬ (1685–1703)

Часть пятая

СТАРОСТЬ

(1685–1703)

1685 год

Шарлю шел пятьдесят седьмой год. «Глубокий старик», — говорили о таких долгожителях в те времена. Однако, несмотря на свой возраст, Шарль был бодр и весел. Он почти никогда не болел и весь отдавался работе и детям. Как и в добрые прежние времена, в полдень его карета останавливалась у Лувра, и по широкой, выстланной мягким ковром лестнице он поднимался на второй этаж. Но теперь он шел не в левое крыло дворца, где когда-то был его кабинет, а в правое — в помещение Академии. Его главной заботой теперь стал «Всеобщий словарь французского языка». Шарль по-прежнему руководил работой над созданием «Словаря». Иногда он встречался с королем, и тот мило улыбался ему. Однако это была всего лишь улыбка вежливости.

Но и здесь его ждал жестокий удар, хотя отчасти и ожидаемый, но все равно болезненный. Антуан Фуретье, один из участников работы, сам, в одиночку, составил «Словарь французского языка» и даже получил у короля привилегию на его издание. Фуретье и раньше выражал недовольство медлительностью академиков. Более того, он даже угрожал Перро, обещал выполнить всю работу, не дожидаясь остальных «бессмертных». И при поддержке Расина и Буало сдержал свое обещание.

Известие об этом вызвало настоящую панику среди «бессмертных». Они потребовали у Шарля Перро объяснений, но тот знал столько же, сколько и они. Фуретье не желал никого принимать и отвечал отказом на все просьбы явиться в Академию. Даже аббат Рени, известный мастер улаживать трудные дела, не получил доступа к его «Словарю», хотя лично посетил Фуретье; больше того, его не пустили дальше порога.

Лишь когда президент Академии монсеньор де Нови строго предупредил Фуретье, тот написал письмо, в котором объяснял, что решил сам, один, составить «Словарь», потому что не мог терпеть медлительность академиков. «А необходимость „Словаря французского языка“ для нашей страны очевидна», — объяснял он. Чтобы успокоить страсти, Фуретье согласен собрать у себя представителей Академии.

Были отобраны четыре человека: монсеньор де Шомон, Шарль Перро, Антуан Шарпантье и Тома Корнель. Затем к ним добавили аббата Рени в качестве секретаря.

Фуретье представил академикам все свои бумаги и даже привилегию на издание «Словаря». Оказалось, что согласно привилегии он должен был составить «Словарь терминов науки и искусства». Несмотря на это, Фуретье включил в «Словарь» все французские слова — как древние, так и современные.

Изучив черновые тетради, монсеньор де Нови убедился, что Фуретье использовал те материалы, которые подготовили остальные академики. В его «Словарь» вошли целые фразы, составленные академиками, иногда лишь слегка видоизмененные, а иногда оставленные без изменений.

Это, естественно, вызвало скандал. Состоялись две конференции, на которых академики выразили свое возмущение действиями Фуретье. Главным обвинителем выступил Перро. Он первым потребовал исключения Фуретье из Академии. Это предложение поддержали и остальные. Академики не жалели ругательств в адрес своего бывшего товарища.

Все шло гладко, пока не выступил Жан Расин.

— Давайте оглянемся на себя! — Расин обвел взглядом ряды «бессмертных». — Мы в самом деле ленивы и неповоротливы. Мы 40 лет делали «Словарь», но он все еще не готов! А наш товарищ, понимая, что мы еще долго не дадим Франции «Словарь», решил сам составить его и составил. Пусть даже немного заимствуя у нас.

Эти, в общем-то, вполне разумные слова вызвали невообразимый шум. Академики стучали ногами, палками, вскакивали, кричали:

— Он украл наши труды!

— Он переписчик, а не составитель! Он вор!

— Расин — предатель! Убирайся с трибуны!

Вслед за Расином перед академиками предстали Жан де Лафонтен и Николя Буало-Депрео. Друзья детства Фуретье, они, казалось бы, соглашались с академиками, но старались при этом выгородить друга.

Шарль Перро был вне себя от ярости. Он назвал выступление Буало демагогическим и вместе с президентом де Нови потребовал признать поступок Фуретье подлостью.

Уговоры друзей Фуретье не помогли. Было решено, согласно уставу Академии, исключить Антуана Фуретье из рядов «бессмертных» как человека, совершившего поступок, недостойный члена Академии. В постановлении конференции было записано, что Фуретье незаконно присвоил труд всей Академии, а его письмо к королю фактически представляет собой пасквиль на всех академиков. 22 января 1685 года Фуретье был исключен из Академии, членом которой он состоял 23 года.

После некоторых колебаний с этим решением согласился и король, за которым, как за протектором Академии, оставалось последнее слово.

Составитель скандального «Словаря» был возмущен решением Академии. Три последних года своей жизни Фуретье посвятил обличению бывших коллег, на которых он, в свою очередь, вылил ушаты грязи. Нетрудно догадаться, что больше всего досталось Перро, который фактически верховодил на конференциях, исключивших Фуретье.

Жан Расин и Николя Буало — главные недруги Перро — тоже постарались на славу. До наших дней дошли их пасквили — маленькие шедевры юмора и злости. Они направлены не только против Перро, но против целого ряда академиков, написаны зло, жестко, но самые едкие эпитеты посвящены Шарлю Перро. Их основная мишень — творческая несостоятельность Перро, его «полуодаренность».

Пасквили против Перро Буало и Расина (часто неподписанные) легко различить: Буало груб и прямолинеен, Расин хитер и изворотлив. Буало более импульсивен: охваченный гневом, он наносит удар за ударом, зато Расин более хладнокровен и рассудителен.

* * *

Работа в Академии по сверке, редактированию и унификации текстов для «Словаря» отнимает у Перро много сил. Он отдыхает по вечерам — дома, с детьми.

Он по-прежнему рассказывает детям сказки. Но уже не только сказки составляют круг его вечерних чтений и рассказов в кругу семьи. Шарль знакомит детей и с другими жанрами литературы.

Понятия «детская литература» в XVII веке конечно же еще не существовало. Однако литература, обращенная к детям, все же имелась. Среди книг, издававшихся в то время, пишет по этому поводу профессор Марк Сориано, «мы находим произведения самого различного порядка, которые в силу своего сюжета, роли волшебства в них, героического, рыцарского или комического характера соответствовали интересам детей и юношества. Особенным вниманием и интересом детей пользовалась народная литература, в которой существовали жанры, непосредственно обращенные к детям: разного рода прибаутки, предназначенные для самых маленьких, песни, хороводы, фанты и наказания в игре, загадки и считалки и, самое главное, сказки — сказки о животных и волшебные сказки-предупреждения, роль которых заключалась в том, чтобы предостеречь детей от различных опасностей».

В своих сказках Перро всегда обращает внимание на мораль. (Впоследствии, когда он сам будет печатать сказки, после каждой из них непременно будут следовать особое назидание, мораль.) Рассказывая сказки, он очень хотел, чтобы дети уловили главное: добро непременно должно восторжествовать; если ты спасешь кого-то в беде, то и тебе обязательно помогут. Он то и дело менял тон и высоту голоса, чтобы дети заметили его отношение к тому, о чем он рассказывает. Он говорил разными голосами за героев сказок — особо за людей, особо за животных. По выражению его лица и голосу дети могли понять, в каком положении находится герой сказки — является ли он участником событий или наблюдает за ними со стороны.

В его сказках то и дело попадаются ремарки, нравоучительные замечания, разрывающие связный текст. Их цель: подсказать ребенку, «что такое хорошо, а что такое плохо».

Например: «Бедный ребенок не знал, как опасно останавливаться и разговаривать с волками». Или: «Есть много людей, которые очень любят женщин, говорящих красиво, но которые очень надоедливыми считают женщин, только этим и занимающихся».

1685 год стал особым годом в биографии Шарля Перро и, возможно, первым в биографии Перро-сказочника. Он наконец-то взялся написать свою первую сказку. О чем она будет, он долго не знал. Он искал сюжет, но оказалось, что сюжет сам нашел его.

Однажды, поздним вечером, когда дети спали, он в кабинете перечитывал книгу своего любимого писателя Джованни Боккаччо «Декамерон». И вот в только что прочитанной новелле — рассказе некоего Дионео о женитьбе маркиза Гвалтьери — начале десятой новеллы десятого дня — он натолкнулся на сюжет, который, несмотря на свою кажущуюся банальность, буквально поразил его. Желание взять реванш за незаслуженную обиду — таков будет сюжет его сказки!

Свою первую сказку он назвал «Гризельда» — по имени героини. Конечно, он стал писать в стихах, ибо этой формой он владел в совершенстве, да и каноны классицизма предписывали «высоко писать о высоком».

Перо было отлично очинено, чернила — ярки, бумага — лучшей.

Начало вышло легко и свободно:

У ног горы великой, древней,

Где По рождается под сенью тростников

И дремлют ближние деревни

Под шум младенческих валов,

Жил юный принц, храбрец измлада,

Своей провинции услада.

Все редкие черты, какими не всегда

Не каждого природа наделяет,

Дала ему счастливая звезда,

Сей дар великим небо посылает…

Когда спустя много дней и ночей сказка была закончена, Шарль прочитал ее детям. Сказка была большая, и отец читал ее в течение нескольких вечеров.

Мальчикам сказка понравилась, но меньше, чем народные волшебные сказки. Зато Франсуаза была в восторге от приключений Гризельды — простой пастушки, ставшей женой принца. На ее долю выпали тяжелые испытания, но она преодолела их и добилась своего счастья. Шарль видел слезы на глазах дочери — и это была высшая оценка его сказки.

— Я постараюсь быть такой же терпеливой, как Гризельда, — сказала она отцу. И Шарль прижал ее к своей груди.

Бедняжка! Она не знала, что ей осталось жить на свете всего один год…