На Энском заводе

На Энском заводе

Директор завода, худощавый брюнет с открытым простым лицом, как-то сразу расположил к себе. – Ну, рассказывайте, что у вас делается? Сколько корпусов танков в день изготовляете? – начал было я.

– А мы ещё и не начинали их производить, – как-то запинаясь и, как мне показалось, словно через силу проговорил Тырышкин.

– Как не начинали? – Я ожидал всего – и трудностей производства, перебоев в работе, но даже и подумать не мог, что завод ещё не приступил к изготовлению корпусов. – В чем дело?

– Во-первых, на заводе нет ни одного листа броневой стали, а во-вторых, и это, пожалуй, самое главное – мы только недавно получили штамповочный пресс. Фундамент для пресса соорудили, а к монтажу его ещё не приступили. У нас и специалистов-то такой категории нет – на заводе никогда крупного прессового оборудования не было, и опыта, естественно, никакого.

Тырышкин замолчал и с какой-то безнадёжностью посмотрел на меня.

«Что же будем делать? – пробежала тревожная мысль. – Без пресса изготовлять танковые башни нельзя – это ясно. Броневые листы, – соображал я, – мы во всяком случае получим. Магнитка рядом, и там, вероятно, уже наладили производство брони. Хотя как знать, ведь магнитогорский завод тоже бронёй не занимался».

И тут же я вспомнил инженеров из Гипромеза, с которыми встретился в Свердловске. Они летели на Магнитку проектировать там размещение бронепрокатного стана. На Магнитке только ещё собираются проектировать размещение бронепрокатного оборудования, эвакуированного с Украины. Так что получение брони с Магнитки проблематично. «Да-а, – подумал я, – невесёлые дела, и придётся же покрутиться…»

В тот же день я познакомился с военным приёмщиком броневых корпусов, или, как он назывался, военпредом.

– Все необходимо начинать с азов, – сказал он.

– А с чего именно, по вашему мнению? – спросил я его в свою очередь.

– Вы же отлично знаете, что без листов броневой стали корпуса делать нельзя. Поэтому думаю, что, пока монтируют пресс, нужно было бы завезти на завод броневую сталь и начать хотя бы изготовление деталей, не требующих обработки на прессах.

– А необходимый инструмент для механической обработки на станках имеется?

– На первое время как будто бы есть. А кое-что заказано в Златоусте. Во всяком случае, мне известно, что заказ на инструмент выдан, но получено ли что-нибудь по этому заказу – не знаю. Не проверял, – признался военпред. – Ведь я сам-то на этот завод только перед вами приехал.

Решил немедля вызвать начальника отдела снабжения завода и поговорить с ним. Снабженец оказался типичным представителем той категории служащих, которые превосходно владеют искусством создавать впечатление благополучия, организацией порученного дела не занимаются, а не умолкая говорят о сложностях и трудностях своей работы.

– Для броневого производства у нас на заводе все есть, – уверенно сказал снабженец.

– А инструмент для механической обработки деталей имеется весь?

– Инструмент будет. Мы послали в Златоуст заявку уже более месяца назад.

– Месяц назад! А каков результат? Получено что-либо по этой заявке? Вы проверили состояние дел с вашим заказом в Златоусте? Ведь для обработки броневых деталей требуется много специального инструмента,

Снабженец забубнил своё:

– Я требования, поступающие с производства, у себя не держу, сейчас же направляю заявки нашим поставщикам – дальше на заводы. – И ещё обиделся: – Меня пока никто не упрекал, что я бумаги у себя задерживаю.

– Вы уже не одну работу на заводе сорвали, – с раздражением произнёс присутствовавший при разговоре военпред. – Как мне говорили в цехах, из-за того, что вовремя не обеспечивали производство всем необходимым.

– Вы сами или кто-нибудь из ваших работников в Златоусте были? – начал я снова разговор со снабженцем. – Проверили, как идёт изготовление заказанного вами месяц назад инструмента?

– А зачем нам деньги на командировки тратить? Мы имеем указание сокращать статью «командировочные расходы», а тут я сам буду нарушать это указание. Я вам сказал уже, что все заказы я направил вовремя.

У меня все кипело внутри от раздражения: классический тип равнодушного к делу человека!

– Сейчас же идите и проверьте, как выполняются в Златоусте ваши заказы, – стараясь быть спокойным, но достаточно твёрдо сказал я ему, – а завтра в десять часов утра доложите мне о состоянии по каждому виду инструмента, в особенности специального. Когда, какой инструмент будет изготовлен и когда будет здесь, на заводе.

– Немедленно надо заменять этого чиновника, он все дело может загубить, – сказал военпред, когда снабженец вышел из комнаты.

– Что ж, послушаем завтра, что он доложит, а там посмотрим. А пока, – предложил я, – пойдёмте-ка поговорим ещё с начальником цеха механической обработки деталей.

Зашли в его конторку.

– Где у вас могут быть узкие места, особые трудности? – спросил я начальника цеха, ещё довольно молодого, но очень серьёзного человека, как мне охарактеризовал его военпред.

– Будет много сложностей с обработкой обечаек под танковые башни. Это, знаете, деталь, на которой вращается башня, – пояснил он. – И эти обечайки необходимо обрабатывать на больших карусельных станках. А у нас на заводе всего один такой станок. Он, вероятно, будет серьёзно сдерживать все производство.

Мне было хорошо известно, что этот тип станков в нашей стране в то время был чрезвычайно дефицитным. Как же обойти эту трудность? Надо что-то предпринимать.

Подошёл директор завода Тырышкин и вновь начал разговор об отсутствии на заводе специалистов по штамповке тяжёлых броневых деталей.

– Ведь мы совершенно другим производством занимались до сих пор, – с тревогой в голосе говорил он. – Больше всего опасаюсь трудностей на этом участке. Конечно, сейчас нельзя сказать, какие затруднения ещё могут возникнуть. Наверно, объявятся, когда начнём производство корпусов. Но сейчас надо быстрей приступать к делу. И прежде всего нужен броневой лист и штамповка.

Тырышкин сообщил, что мне выделили комнату в квартире одного из инженеров завода. А в бытовых помещениях цеха отвели комнатку рядом с комнаткой военпреда.

Я зашёл туда. В комнате стояли небольшой стол, покрытый листом зеленой бумаги, четыре табуретки и лежак, обитый светло-жёлтым дерматином. На лежаке в изголовье – подушка, рядом свёрнутые в рулон простыня и серое тоненькое одеяло.

Первую ночь я переночевал на квартире молодого инженера-механика, а потом совсем перебрался на завод.

…Днём позвонили из обкома. Пришёл мандат. Секретарь обкома Сапрыкин был у себя, и я прошёл к нему.

– Ну вот, разрешите вручить, – и он протянул мне документ.

Получая его, я ещё не понимал, какую он имеет силу.

Текст мандата напомнил мне первые годы революции.

«Выдан сей мандат т. Емельянову Василию Семёновичу в том, что он является уполномоченным Государственного Комитета Обороны на заводе по производству корпусов танка…

На тов. Емельянова В.С. возлагается обязанность немедля обеспечить перевыполнение программы по производству корпусов танка…»

И в конце: «Председатель Государственного Комитета Обороны И. Сталин».

– Почему я отвечаю за перевыполнение плана? А кто же отвечает за его выполнение? – удивился я, прочитав мандат.

– Видимо, директор завода, а уполномоченный ГКО, как мне думается, должен обеспечить перевыполнение тех заданий, что установлены планом. Должно быть, так, – сказал Сапрыкин.

В обкоме мне сказали, что на станцию пришёл состав с эвакуированными из Ленинграда.

«Может быть, встречу кого-нибудь из знакомых. Как было бы хорошо! И главное, кстати», – подумал я и направился на вокзал. Пришёл, взглянул на толпившихся у вагонов людей, и обомлел. Да ведь это Никонов! Безусловно, он! Ну, видимо, его сама судьба сюда направила. Никонов – прекрасный специалист по производству танковых корпусов и хорошо знает прессовое хозяйство. Но почему у него на лбу марлевая повязка? Через толпу людей я пробрался к Никонову.

– Вы какими судьбами сюда попали? – спросил я, радостно здороваясь с ним.

– Вот в эвакуированных оказался. Здесь мы проездом. Там теперь военной техникой придётся заниматься. Ведь я не один, а с целой бригадой – нас семнадцать человек, да восемнадцатая в придачу медицинская сестра.

– Что это с вами? Ранены?

– Так, пустяки. Слегка царапнуло. Под огнём выезжали с завода. Последние дни под артобстрелом выполняли программу. А когда совсем уже нельзя было работать, получили указание выехать в тыл и действовать на другом заводе. А так как каждый из нас хоть и небольшую, но все-таки царапину имеет, то нам медсестру прикомандировали – раненые все-таки. Без присмотра, говорят, вас оставить нельзя. Такой, говорят, порядок. Ну, мы не против порядка. Вот так и добрались до Челябинска, а завтра дальше тронемся, – спокойно, вроде бы о самых обычных делах говорил Никонов, «Да он здесь нам нужен! – подумал я. – Вот кто может организовать работу по монтажу пресса и наладить штамповку броневых деталей».

– Знаете что, – сказал я, – оставайтесь-ка здесь со всей бригадой, танки делать будем.

И я кратко изложил ему, что конкретно необходимо организовать на заводе.

– Мне-то все равно, где работать. Но согласовать это надо с моим начальством.

– Это я беру на себя. Пойдёмте на завод. Там все сами на месте посмотрите.

И прямо с вокзала я забрал всю бригаду вместе с медицинской сестрой.

…За несколько дней до встречи с Никоновым в Челябинск прибыл ещё один эшелон из Ленинграда с эвакуированными учениками ремесленного училища. Часть учеников направили к нам на завод, и они уже работали в цехе механической обработки снарядов.

Когда мы с бригадой Никонова приехали на завод, то я, чтобы сократить путь к месту, где должен был монтироваться пресс, решил провести их через цех механической обработки снарядов. Как раз в этом цехе работали ученики ремесленного училища. Среди них был один, совсем небольшой росточком. Чтобы он мог дотянуться до станка, обрабатывающего снарядные заготовки, пришлось поставить скамеечку. Но с первого дня мальчик выполнял суточную норму, установленную для взрослого рабочего, на сто двадцать процентов.

Когда мы вошли в цех и Никонов его увидел, он воскликнул:

– Андрей, как ты сюда попал?

Мальчик повернул голову и, увидев Никонова, спрыгнул со скамеечки и бросился к нему. Его лицо, озарённое радостью, вдруг исказилось, как от боли, и он отвернулся. Я видел, как по щеке паренька пробежала крупная слеза.

– Вы его знаете? – спросил я Никонова.

Никонов кусал губы и вместо ответа только кивнул головой. Андрей рукавом рубахи вытер слезы и, не оборачиваясь, вновь поднялся на скамейку. Мы с Никоновым пошли дальше. Но он все время оглядывался, потом вдруг остановился и, потянув меня за рукав, сказал:

– Подождите, я сейчас вернусь.

И быстро зашагал к Андрею. Взял его за плечо, наклонился и, что-то сказав, вернулся к нам. Никонов был сильно взволнован.

– Я давно знаю эту семью. В Ленинграде мы жили в одном доме, в одном подъезде. Собственно, от семьи-то он один и остался. Отец погиб на фронте, а мать вместе с дочкой погибли во время бомбёжки города, – глухо произнёс Никонов. – От Андрея пытались скрыть эту трагедию, но как её скроешь, и мальчик, видимо, уже все знает.

Я взглянул на Никонова. Лицо у него стало каким-то каменным, взгляд сосредоточенным, скулы выдались, а кожа на лбу собралась в глубокие складки.

Вплоть до цеха, где должны были монтировать пресс, мы шли молча. Зашли в контору начальника цеха, я познакомил его с Никоновым. Небольшое помещение сразу заполнилось людьми.

– Ну, что вам объяснять сложившуюся в стране ситуацию? – сказал я, – Вы и без меня все хорошо представляете. Немцы под Москвой. Нужны танки. Вы хорошо знаете, что ряд деталей танковой башни изготовляется штамповкой. Вы их сами штамповали. Без пресса деталей не сделать. Фундамент под пресс уже забетонирован, но к монтажу пресса ещё не приступили. А нам необходимо знать и знать точно, когда наш завод сможет начать поставку броневых танковых корпусов заводу, выпускающему готовые к бою машины. Другими словами, нам нужно точно знать, когда будет смонтирован пресс.

Никонов, казалось, меня не слушал, а о чем-то напряжённо думал, опустив голову. Когда я закончил своё краткое объяснение, он поднял голову и произнёс:

– Оставьте нас одних минут на двадцать. Нам посоветоваться нужно… членам бригады.

Мы вышли из цеха.

«Сколько же времени они будут пресс монтировать? – думал я. – Ещё до войны, составляя графики монтажных работ такого типа прессов, мы устанавливали срок в четыре-шесть месяцев. Но у кого язык повернётся назвать такие сроки теперь, в дни войны? Что же все-таки скажут монтажники?»

Минут через двадцать я вернулся в цех. Вся бригада вместе с Никоновым была на площадке около фундамента под пресс,

– Распорядитесь, чтобы нам несколько лежаков поставили, вон там, что ли, в бытовках или около них, – сказал Никонов. – Спать не придётся, отдыхать будем, когда не сможем держать в руках инструменты. Скажите также, чтобы еду из столовой нам тоже сюда доставляли, а то времени много потеряется – туда-сюда ходить. Если сделаете, что просим, то монтаж пресса мы закончим через семнадцать дней. Так, что ли, товарищи? – спросил Никонов, обращаясь к бригаде.

– Так, так, – раздались голоса.

Я не верил своим ушам. Это выходило за пределы всех инженерных расчётов и сложившегося опыта.

– Конечно, все, что просит бригада, будет сделано, – сказал я.

На следующий день, когда я пришёл на место монтажных работ, то увидел, что они идут полным ходом. Нигде и никогда ранее мне не приходилось видеть так страстно, так интенсивно работающих людей. Мне казалось, что действует единый человеческий организм – столь согласованы были движения всех членов бригады. Они работали молча, без слов, каким-то внутренним чутьём, каждый понимал, что ему следует делать. Только время от времени слышался лязг железа по железу, да звон упавшей детали или инструмента, и вслед за этим краткие, но крепкие «технические словечки». Удивительная согласованность.

«Ну, здесь дело пойдёт! Оно находится в верных руках, – подумал я. – Теперь надо металл доставать». Основная задача, которую следовало безотлагательно решать, – обеспечить завод листами броневой стали. По телефону я связался с наркомом чёрной металлургии Иваном Тевадросовичем Тевосяном и, сообщив ему о ситуации на заводе, сказал, что собираюсь сегодня вылететь на Магнитку.

– Распоряжение об обеспечении производства танков броневым листом Магнитогорский завод уже получил, – сказал мне Тевосян. – Они уже начали отливку слитков. Может только задержать прокатка. Бронепрокатный стан только что на завод поступил. Теперь необходимо все силы бросить на монтаж его. Мы направили им в помощь крупных специалистов-проектировщиков из Гипромеза.

– Знаю. Я встретил их в Свердловске. До Челябинска мы вместе летели.

Тевосян попросил меня немедленно сообщить ему, как только я окажусь на Магнитке, как идёт подготовка к производству броневой стали, и обещал со своей стороны оказать всю необходимую помощь.