Азарт
Азарт
Примерно первые десять лет, которые я проработал с Игорем Васильевичем, вспоминаются временем непрерывной, поглощающей все силы работы. Мы трудились, что называется, как проклятые, проводили дни и ночи, занимались вполне конкретными делами.
Мы понимали, что нам необходимо решить проблему в кратчайший срок. Чем скорее мы сделаем это, тем больше будет уверенности в том, что удастся устранить смертельную опасность, которая могла нависнуть над нашей страной.
Поэтому все работы проводились на предельных скоростях. Это накладывало особый отпечаток на все, в том числе и на взаимоотношения людей. В это время мы даже разучились обижаться друг на друга. Обижаться казалось такой мелочью!.. Проблема так нас поглощала, задача была настолько важной, настолько большой, что отнимала все время и все силы. Мы прекрасно понимали, что неудачи не может быть – должна быть только удача. Неудачи нам никто не простит. И если мы иногда шутили, то это была только реакция организма на то чудовищное нервное напряжение, под тяжестью которого мы все время находились.
Излишне говорить, что Игорь Васильевич был занят не меньше, а больше других. Но уж если вспоминать о шутниках, то прежде всего приходит на память сам Курчатов. Я бы даже сказал больше: Игорь Васильевич был озорником – он любил озорничать…
Курчатов был человеком чрезвычайно эмоциональным. Он легко, что называется, «загорался». Чувства изливались из него как поток частиц высокой энергии. Вызвать этот поток внутренней неукротимой энергии мог даже самый незначительный повод.
Как-то я сидел с ним на одном из заседаний, когда обсуждался сложный вопрос, по которому у нас ещё не сложилась общая точка зрения. И вот, когда один из участников совещания изложил свои соображения, которые Курчатов разделял, – стал выступать его противник и разбивать один довод за другим. Говорил он со страстью, оснащая свою речь остроумными сравнениями. Игорь Васильевич заёрзал на стуле, как будто бы его двигали бушевавшие в нем страсти, глаза у него заискрились, и он стал выкрикивать:
– Вот даёт!.. Вот даёт!..
…Курчатов бывал у нас дома, на московской квартире, бывал и на даче. Совершенно естественным был его звонок с предупреждением о визите. Но он мог приехать и без звонка.
Как-то мы сидели на даче и ужинали. Вдруг открылась дверь, на пороге появился Игорь Васильевич и произнёс:
– Вот и я. Не опоздал?
Дача Курчатова была совсем по другой дороге, о приезде он не предупредил, и мы его совсем не ждали. Но его любили в нашей семье и тоже называли Бородой. Мы поздоровались, и я сказал:
– Садитесь ужинать.
– Сяду-сяду. У вас, кажется, пирожки? – Потом обратился к моему сыну: – Ну, Юра, неужели мы не справимся с этой тарелкой?
«Тарелка» была большим блюдом, пирожков там было видимо-невидимо – с капустой, с мясом и ещё с чем-то.
Жена моя сказала:
– Игорь Васильевич, да тут около сотни.
– Ну как, Юра, дошибем?
Игорь Васильевич был азартным человеком: уж если он что-то делал, то даже в малом приходил в азарт. И в тот вечер, пока последний пирожок не был уничтожен, он не успокоился. Хотя, надо сказать, гурманом он не был: когда голоден – ну схватит какой-нибудь бутерброд. Часто он просто забывал поесть. Иногда заскочит ко мне в кабинет и скажет:
– Вы не можете заказать мне чего-нибудь поесть? Страшно есть хочу. – И начинал жадно поглощать принесённые бутерброды,
– Игорь Васильевич, а вы вообще сегодня завтракали?
– Знаете, я сегодня рано выскочил, надо было заняться многими делами. – И он начинал перечислять, где был, с кем говорил, с кем советовался.
Работа поглощала все его время, о себе он забывал. Но случались и такие дни, когда Курчатов, как он в шутку говорил, хотел культурно провести время. Я вспоминаю, как однажды в четверг он пришёл ко мне:
– Василий Семёнович, давайте субботу культурно проведём.
– Что вы имеете в виду?
– Во-первых, пойдём в консерваторию и послушаем Рихтера. А потом отправимся к вам домой, мне разведка донесла, что у вас есть бутылка рома.
Не знаю уж, откуда ему стало известно, но бутылка рома и правда была: я только приехал из-за границы и как раз привёз французский ром. Надо ещё заметить, что Курчатов всегда пил очень немного, а в последние годы спиртного совсем в рот не брал. Я ответил:
– Разведка правильно донесла. А кто ещё будет?
– Ну, вот вы, ваша жена Наталья Арсеньевна, моя жена Марина Дмитриевна. Мы вчетвером и проведём этот вечер.
– А кто в консерваторию билеты достанет?
– Билеты я достану.
– Все четыре билета достанете?
– Достану. У меня ещё ничего не срывалось. Я тогда сказал:
– О-о-о, Игорь Васильевич, каким голосом вы заговорили!
И тут я впервые увидел, как Курчатов застеснялся: он покраснел. Надо сказать, он никогда ничем не бахвалился. Это был человек исключительной скромности.
А в субботу он пришёл ко мне, положил два билета на стол и как-то скороговоркой произнёс:
– Знаете что, идите с Натальей Арсеньевной, а мы к вам придём вечером после концерта.
Я понял, что четырёх билетов он достать не смог, и ответил:
– Во-первых, Наталья Арсеньевна не хочет идти на концерт. Да и я не особенно люблю те вещи, которые будут исполняться, а Марина Дмитриевна как раз их любит. Так что лучше идите вы, а после концерта заходите к нам.
Но, как я ни убеждал, Курчатов категорически отказался, оставил мне билеты и ушёл. Мне пришлось идти вместе с сыном.
На концерте я подумал: придут Игорь Васильевич и Марина Дмитриевна. Мы с ними часто встречаемся, будем сидеть вчетвером. Может быть, ещё кого-нибудь пригласить? И вдруг во втором ряду я увидел своего старого приятеля, Давида Ивановича Габриеляна, с которым мы вместе учились ещё в Горной академии. В консерватории он был с женой. В перерыве я подошёл к нему:
– Давид, пойдёмте вместе с Ниной Петровной после концерта ко мне.
– Зачем?
– Ром пить.
– Ром! Что я, дурак, что ли, отказываться?..
Мы пришли с Габриелянами, а через некоторое время приехал Курчатов с женой. Я их познакомил. И мы очень весело провели вечер.
Игорь Васильевич ушёл от нас поздно, много шутил, смеялся и был душой компании.
Вообще он был исключительно весёлым и жизнерадостным человеком, а в тот вечер ярко проявилась ещё одна из характерных его особенностей: уже при первом знакомстве он умел найти путь к сердцу человека, расположить его, и люди вели себя так, словно знали Курчатова всю жизнь…
В день моего пятидесятилетия ко мне в кабинет часа в два дня пришли Ванников, Завенягин и Курчатов. Они поздравили меня, и Ванников сказал:
– Вот раньше мастеровые в такой день ставили товарищам…
Я ответил:
– Ну что же, мне сейчас в шинок за водкой бежать? Не здесь же!
– А ты бы пригласил нас, – сказал Ванников.
– А придёте?
– Конечно, придём.
Откровенно говоря, я не люблю отмечать дни рождения, в тот раз праздновать мне и совсем не хотелось. Поэтому я и не думал отмечать этот день. Настроение было неважное, и я думал только об одном, чтобы этот день скорее прошёл. Но здесь были мои близкие товарищи…
– Хорошо, – сказал я, – давайте соберёмся.
– На сколько назначаете? – спросил Курчатов.
– Приходите в восемь вечера.
– Значит, в двадцать ноль-ноль. – Курчатов по привычке посмотрел на часы. – Хорошо, придём.
Я приехал домой. Наталья Арсеньевна тут же, экспромтом, стала что-то готовить и накрывать стол, а ровно в восемь раздался звонок. Первым пришёл Курчатов, потом приехали Ванников и Завенягин.
Мы сели за стол. Пьющих среди этой компании не было. Ванников к тому времени перенёс уже два инфаркта и пить остерегался, кроме маленькой рюмочки «Хванчкары», он ничего не мог себе позволить. Завенягин вообще очень немного и редко пил. То же самое надо сказать и о Курчатове. Мы посидели, поговорили. Но это было не в духе Курчатова. Он как-то забеспокоился, и я по его лукавому взгляду понял, что Игорь Васильевич что-то затевает. Но что? И вдруг он произнёс:
– …Гм… Гостей мало… Я пойду гостей звать.
Он вышел на лестницу и стал звонить во все квартиры на всех шести этажах нашего подъезда.
– У Емельянова день рождения. Емельянов приглашает, – говорил он.
Пока мы сидели и говорили, прошло часа два или три, время было позднее, кое-кто из моих соседей по дому уже ложился спать. Но Курчатов всех буквально поднимал с постели и направлял ко мне. Постепенно начали появляться люди, некоторые знакомились со мной только здесь, раньше я их и не знал, хотя и жили мы в одном подъезде. Курчатов, видя это, радостно восклицал:
– Ну вот, организовано. Теперь совсем другое дело… – Он весело ходил по комнатам и потирал руки: ему это нравилось.
День рождения отпраздновали шумно и весело, но моей заслуги тут не было – все сделал Курчатов…